Считая звёзды

После назначения Джеймса Гордона на должность комиссара полиции, в Готэме начались настоящие репрессии. У полиции только и было дел, что носится по городу да вынюхивать след того или иного преступника. Под раздачу попали практически все. Особенно те, кто захватывал территории и властвовал в тёмные времена, как теперь часто называют газетчики тот год. Первым делом в Блэкгейт отправились мелкие преступники вроде Ло'Бойз и Уличных Демонов. Идиотам попросту не хватило мозгов прятаться и скрываться, они продолжали вести свой ничейноземельный образ жизни и совсем скоро очутились за решёткой. Дальше был Зсасз, потом Тэтч. Насколько мне известно из газет, за решётку так же угодили Роджер, Стоун и Сид. Эти трое образовали неплохую банду и довольно долгое время держали Нэрроуз под своим контролем. Даже жаль их. Однако сочувствовать долго не пришлось. Через пару дней после ареста ребят копы напали на наш след. Как ни странно, схватили нас с Джонатаном не во время ограбления банка или перестрелки с кем-нибудь. Даже стыдно признаться, что повязали нас, когда мы сидели дома и пили чай. Но это не страшно, мы были к этому готовы, у нас был план. Ладно, на план это слабо похоже, но всё же нам удалось добиться того, что суд признал каждого из нас невменяемым и мы попали в Аркхэм. Для кого-то это может быть хуже смерти, но для нас психбольница стала практически вторым домом, а уж оказаться там вместе - так и вовсе ничем не хуже, чем проводить летний уикэнд где-нибудь в Испании. А буквально через месяц после нашего ареста прогремели ещё две новости - Джеймс Гордон схватил Загадочника, а чуть позже и Пингвина. Первый отправился в Аркхэм, а второй - в Блэкгейт. Причём оба на десять лет. Это и без того немалый срок, а учитывая, что нам всем дали не больше пяти лет, так вообще кошмар. Джеймс Гордон - предатель и лицемер, засадил тех, кто стоял с ним плечом к плечу, защищая город. О, сколько эмоций вызвала эта новость, сколько было разговоров! Теперь у каждого второго преступника был зуб на комиссара. Однако, как ни прискорбно, мнение тех, кто сидит за решёткой, не учитывается, поэтому разговоры остались разговорами, а Гордон продолжал прекрасно, пусть и немного гнусно, справляться со своими обязанностями. Через три года меня выпустили из Аркхэма. Я сидела тише воды ниже травы, не превлекала внимания и ждала Джонатана, срок которого по необъяснимому решению суда был больше на полгода. Но это не страшно, страшно было то, что Готэм и правда изменился. Город стал современнее, чище и, что самое ужасное, безопаснее. Гордон отловил почти всех бандитов и уровень преступности необычайно снизился. Люди довольно быстро привыкли спать спокойно и не бояться возвращаться с работы поздно ночью. Они забыли, что такое убегать от перестрелки банд, забыли, какого это, быть заложником, забыли, что значит беспрестанный страх за жизнь себя и своих близких, они забыли, что значит жить в Готэме. Поэтому новое преступление прогремело точно пушечный выстрел в чистом поле. Все газеты только и пестрили яркими и ужасающими заголовками. "Заключённый в Аркхэм однажды должен оставаться там до конца дней своих. Сегодня, около восьми утра, полицейские обнаружили недавно освобождённую из лечебницы для душевнобольных Лойс Лестрейндж на месте преступления. Девушка оказалась в безсознательном состоянии и полностью отрицает свою вину, однако все улики доказывают обратное. Судмедэкспертиза показала, что восьмидесятилетняя Луиза Болтон была зверски убита в собственной квартире кухонным ножом около шести утра. На теле жертвы обнаружено порядка тридцати двух ножевых ранений. Доктор Фридрих Гангвин, главный психиатр Готэмской лечебницы Аркхэм, сообщает, что подобное агрессивное поведение и амнезия являются проявлением крайней степени невроза и диссотиативного расстройства личности. Также врач собирается выступить на заседании суда, которое состоится 15 ноября, с заявлением, что "состояние пациента требует немедленного медицинского вмешательства" и будет "просить о переводе заключённой в Аркхэм под свою ответственность". Другой источник, пожелавший остаться неизвестным, заявляет, что "таким как она уготовлено отдельное место в аду и нечего с ними сюсюкаться". Источник так же предложил судье К.Ф.Элтону, ведущему дело Лестрейндж, рассмотреть перевод заключённой в окружную тюрьму штата Огайо, где всё ещё разрешена смертная казнь." "Псих или хладнокровный убийца? 26 октября 1996 года в маленькой квартирке одного из самых тихих и уютных районов нашего города была обнаружена зверски убитая Луиза Фелиция Болтон. Восьмидесятилетняя старушка, как отмечают соседи, всегда была очень мила и приветлива, любила печь пироги и участвовала в рождественском хоре, а каждое воскресенье посещала церковь Св.Павла и часто помогала нуждающимся. Однако даже такой чудесный человек не был застрахован от несправедливости и пострадал от рук известной убийцы. Лойс Лестрейндж, девушка-маньячка, известная многочисленными убийствами, грабежами и являющая соучастником множества ужасных преступлений, была найдена в квартире убитой миссис Болтон. Девушка отрицает свою вину и клянётся, что ничего не помнит, однако всем известно её криминальное прошлое, да и отпечатки пальцев, оставленные по всей квартире жертвы, говорят не в её пользу. Артур Йоль, начальник тюрьмы "Блэкгейт", призывает не вестись на уловку и не допускать заключения Лестрейндж в Аркхэм. "Она преступница, а не сумасшедшая. Она лишь прикрывается этими, так называемыми, психическими расстройствами, чтобы сокрыть свою гнилую натуру. Уверяю вас, в Блэкгейте ей вправят мозги, у нас тут много таких", - сказал мистер Йоль. Что ж, нам остаётся только надеяться, что многоуважаемый судья Элтон вынесет суровый, но справедливый приговор." Однако все эти идиоты упустили одно - я и сама была избита. Три сломанных ребра, сотрясение мозга, синяки и ссадины по всему телу. Именно поэтому первое слушание по моему делу было назначено больше, чем через две недели после "преступления" - они не хотели светить моим лицом с синяками, с разбитой губой и сломанным носом перед камерами. И правильно, зачем полиции лишние вопросы, намного проще засадить невиновного. Помню ещё целую неделю по новостям крутили эту глупую нарезку, где меня, закованную в наручники и сопровождаемую охраной, ведут к фургону для перевозки преступников. Вдруг из гудящей со всех сторон толпы вырывается то ли сын, то ли внук убитой старушки и с размаху бьёт меня по лицу. Сперва охрана даже отступила, позволив парню нанести ещё пару ударов уже ногами, а затем они всё же оттащили его в сторону, рывком подняли меня с земли и практически закинули в фургон. Поначалу этот ролик крутили по нескольку раз на дню, смакуя картину и приправляя всё это острыми комментариями, но уже к концу недели все об этом благополучно забыли. А я так и осталась в Блэкгейте, заточённая в одиночной камере за преступление, которого не совершала. Да, вся квартира бедной старушки и правда была в моих отпечатках, но лишь потому, что меня шпыняли и швыряли по всей квартире, а я пыталась увернуться от ударов, плакала и просила остановиться. Разумеется, он меня не слушал. Ещё давно, кажется, совсем в другой жизни, я была в Аркхэме одна, не зная, что Джонатан жив и что Джером наблюдает за мной со стороны. Бетонные стены, отсутствующие взгляды заключённых вокруг, решётки на окнах и колючая проволока на заборе, сомнительные лекарства и нескончаемый безсвязный лепет сумасшедших - всё это казалось просто невыносимым. Тогда мне казалось, что это и есть настоящий ад, если он вообще существует. А когда с подачки Тэтча меня заперли на месяц в изоляторе, я едва не сошла с ума, лишь сильнее убедившись - хуже Аркхэма места не сыскать. Однако так я думала до того, как познакомилась с неприступными, суровыми стенами Блэкгейта. Крохотные камеры, расположенные в два ряда друг напротив друга, это меньшее из зол. Они сырые, в некоторых воняет канализацией, а в некоторых гуляют сквозняки, но это всего лишь пристанище, всего лишь место для ночлега и коротания времени днём. Мне ещё относительно повезло - да, пружины острыми когтями впиваются в спину как ты не ложись, зато никакого постороннего запаха и сквозняка. Завтрак, обед и ужин до жути напоминают Аркхэм, в точности копируя склийзкую, отвратительную на вид и вкус пищу, в которой раз на раз находишь чей-то волос, лапку таракана или просто какой-нибудь мусор, не понятно каким образом попавший в общий чан. Но это пустяки, шведский стол никто здесь и не ждёт. Самым страшным для меня на протяжении всех пяти лет оставались прогулки по двору, дни мытья и дни, когда крутили фильмы. Думаю, про опасность, таившуюся в общем душе, и говорить не стоит. Да, мужской и женский корпуса находятся поразень друг от друга, однако для некоторых женщин нет никакой разницы, какого ты пола. Так что помимо охранников отбиваться, и, как правило, в прямом смысле, приходилось ещё и от остыльных заключённых. А драться приходилось и не раз. Если не хочешь стать той, кого пускают по кругу местные "главари", нужно уметь дать отпор. Я умела. Разумеется, помогала так же способность Второй, без этого я не протянула бы и недели. Однако каждый раз, когда какая-нибудь Моррис или Ноэлла зажимали в тёмном углу и мерзко ухмылялись, выдавая что-нибудь вроде "Ну что, сладенькая, сегодня-то ты точно поработаешь язычком", я с трудом сдерживала жгучие слёзы обиды, которые каждый раз, а по началу и вовсе каждый день, душили в яростном приступе "Да как он мог бросить меня сюда?!" и, расправившись с домогательницами, я шла в камеру и в деталях представляла план мести, который когда-нибудь, да свершится. Я отплачу ему за все пережитые ужасы. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что домогательства - это ещё не самое страшное. Да, мерзко, да, до ужаса страшно и злит до скрипа зубов, но от этого легко отбиться. Если показать, что ты не из тех, кто легко сдаётся, и готова отстаивать свою честь до победного, они отстанут. Со временем, и не факт, что без последствий, но отстанут. И вот тут наступает время прогулок. Прогулки по двору были опасны тем, что охрана откровенно халявила и заключённые были предоставлены сами себе. Нет, конечно, у каждого поста и на верхушке смотровой башни стояли вооружённые охранники, но им было абсолютно плевать на происходящее вокруг, они курили, скучающе смотрели в пустоту и иногда переговаривались друг с другом. Именно во дворе происходило большинство стычек и львиная доля убийств "по несчастным случаям". Ну подрались заключённые, ну убил один другого, размозжив ему голову камнем под радостные вопли остальных, ну и что? Охрану такое не занимало от слова "совсем". Похожую опасность подразумевали и "Дни Кина". Когда отключается свет и начинает жужжать моторчик старого проигрывателя, так легко достать заранее припасённую заточку и вонзить её в горло старому неприятелю. Да-да, заточки, как и любые острые, колющие и режущие предметы, запрещены в тюрьме и за их хранение в личное дело вносят чёрную карточку, а самого хранителя отправляют в изолятор на месяц. Однако это ещё ни разу никого не останавливало, что в целом не удивительно - сомневаюсь, что у людей, нарушивших закон, что-либо дрогнет перед какими-то правилами. Чёрная карточка была чем-то вроде штрафа, только вместо денег тебя лишали свободы. Точнее шанса выйти досрочно или, если карточек становится слишком много, то могли ещё и прибавить от полугода до нескольких лет. Конечно, тем, кто заключён пожизненно плевать, это вообще отдельная и самая опасная категория людей, но вот для "временных" это был шанс. У меня же не было ни одной чёрной карточки. Я не стесняясь пользовалась способностью направо и налево, соблюдая осторожность и не переходя допустимые границы. Второй мне боятся было нечего, от неё уже много лет ни слуху, ни духу. Разумеется, это не означает, что она исчезла - только в моих мечтах - , всего лишь притихла. Во всяком случае мне кажется, что ей бы и не захотелось управлять телом в таком тухлом месте. Не сомневаюсь, она бы и здесь нашла что-нибудь "весёлое", но, к счастью, она продолжала молчать, а я - пользоваться случаем. Не имея замечаний по поведению, меня пропихнули по какой-то амнистии, сократив мой срок до восьми лет. Неплохо, однако ещё три года протянуть я бы не смогла. Даже мысль о расправе с предателем не мотивировала до такой степени. Эти серые стены, колючие проволки под напряжением, жизнь по расписанию, унылые лица вокруг, чувство опасности, преследующее на каждом шагу, все эти часы, что проходят в бессмысленном глядении в потолок... Наверное, я бы действительно постепенно загнулась в этой дыре, если бы однажды охранник не отпер мою камеру и не сказал: "Лестрейндж, на выход". Судорожно перебирая в голове все варианты, почему меня могли вызвать к начальству, я шла по коридору, освещаемому неестественным холодным светом ламп, вслед за охранником. Возможно, кто-то донёс, что это я подговорила Люсинду набить морду Эвелин. Скверно, но не более того. Им всё равно нечего предъявить, ведь мы всего лишь мило поболтали с Люсиндой, желание избить главную задиру у неё возникло само. Почти. Хотя, возможно, дело в прогулках. Да, наверняка кто-нибудь из охраны заметил, что последние несколько дней я ошиваюсь у одного и того же места. Если повнимательнее приглядется и приподнять самый крайний камень слева, то под ним обнаружится зарождаюшийся подкоп. Конечно, это самая глупая идея побега, которую только можно представить, зато если и правда пролезть и броситься бежать, то можно словить пулю в затылок. Неплохой вариант, быстрый и действенный, всяко лучше, чем умирать от голода, вскрываться в собственной камере или вешаться в прачечной. Оставлю его на худшие времена. - Входи, - сказал охранник, открыв дверь и пропуская меня внутрь. Я осторожно вошла в кабинет, заглядывая в приоткрытую дверь и стараясь шагать беззвучно. Широкое прямоугольное помещение, освещяемое аж пятью окнами. Стены щедро окрашены белой краской поверх штукатурки и украшены всевозможными газетными вырезками, дипломами и наградами бравого бывшего генерала. Первое впечатление довольно неплохое, но всё портит отвратительный запах табака, пропитавший собою всю комнату и неприятно щиплющий ноздри каждому, кто осмелится сюда ступить. - Нечего подкрадываться, заходи, Лестрейндж, - усмехнулся Йоль. Оставив свои непутевые попытки шпиона, я вошла в кабинет и села в указанное кресло напротив стола. Уверена, кресло специально было подобрано так, чтобы тот, кто на нём сидел, находился ниже и смотрел на заведующего снизу вверх, как просящий милостыни отшельник. Поэтому я подавила инстинктивное желание сесть на край, плотно сжав ноги и вжав голову в плечи. Я уселась так, будто пришла повидаться к старому другу - уверенно и непринуждённо. - Что-то случилось, сэр? Артур Йоль поднял указательный палец правой руки, призывая к терпению, а сам начал копаться в кипах бумаг, которыми был завален весь его стол. Это вызвало у меня раздражение - ну вот почему было не приготовить всё заранее, обязательно устраивать это шоу "я - мистер-важная-шишка"? - , но я терпеливо продолжала ждать. Однако поиском документа дело не кончилось, после этого мужчина начал что-то подписывать, а потом нарочито медленно, разглаживая каждую складочку бумаги, приклеил документ в личное дело. Этот приём, суть которого сказать человеку: "Ты - никто, я - власть", стар как мир и уже лет сто не вызывает должного эффекта. Разумеется, кроме тех, кто привык присмыкаться, этим только дай повод. Наконец покончив со всеми своими "делами", мистер-важная-шишка поднял голову и посмотрел на меня. - Мисс Лестрейндж, я хочу, чтобы Вы понимали одну простую вещь - Вы преступница и Ваше место здесь. Как правило, люди не меняются и, покинув эти стены, в скором времени возвращаются обратно. И знаете что? Видеть Вас здесь снова будет сплошное удовольствие. И я сделаю всё, чтобы в следующий раз ни один суд не принял Ваше прошение о досрочном освобождении, - сказал он с такой приторной улыбочкой, что меня чуть не стошнило. Однако ничего оскорбительного или ужасающего в его речи не было, даже охранники и те иногда покруче угрожают. Я пожала плечами, так до конца и не понимая, к чему эта пустая речь. Если он всего лишь хотел сказать, что я его бешу, то это абсолютно взаимно и не стоило только зря тратить время. - Как скажете, сэр, - равнодушно отозвалась я. Такая, мягко говоря, никудышная реакция немного разочаровала мужчину. По всей видимости, он только и искал повода засадить меня в карцер. Нет, между нами нет никакой личной неприязни, обыкновенная вражда надзиратель-заключённый. Йоль вновь взялся за документы. Только в этот раз он не стал зарываться в бумаги, строя из себя особо важную персону, он взял документы и посмотрел на меня. - На прошлой неделе прошло заседание по твоему делу, - уже в совершенно обычном тоне продолжил он. - Некто, - с нескрываемым отвращением выплюнул мужчина, - подал прошение и... Ох, да что я тут распинаюсь, - устало вздохнул он. - Какой-то полоумный придурок докапал на мозги судье и выбил для тебя освобождение под залог, - выдал он, отбросив пустые формальности. Сначала меня охватило такое счастье, такая сильная волна эмоций, что я едва не подпрыгнула на месте вместе со стулом, но всё это мгновенно стихло, возвращаясь к серому унынию, как только я вспомнила, что на моей могиле уже поставлен крест. - Не думаю, что я смогу оплатить, мистер Йоль, - покачала я головой. - Все счета, принадлежащие родителям, заморозили, как только меня здесь заперли, и разморозят их только после освобождения. Замкнутый круг, - печально усмехнулась я, глядя в пол. - Это-то и самое ужасное, Лестрейндж: за тебя уже внесли залог, - с нескрываемым разочарованием отозвался заведующий. - Не кислая, кстати, сумма, скажу я тебе. - Что?! Но кто? Эта новость поразила ещё сильнее, чем первая. Можно предположить, что какой-нибудь студент юридического факультета решил в качестве дополнения к диплому или для своего портфолио осуществить невозможное - вытащить из тюрьмы преступника. Глупо, но вполне реально. Однако даже такая безумная идея разбивалась о новый факт - кто-то явно сделал это намеренно. Зачем? Да, у меня в Готэме много знакомых, но нет ни единого человека, который бы мог на такое пойти. И дело не только в том, что почти все они такие же преступники. - Хотел бы я знать, - недовольно фыркнул Йоль. - Вчера вечером мне принесли бумаги на подпись и всё. - Он вновь обратился к документам, что-то там дописывая, и, закончив, протянул мне листок. - Держи, покажешь это охране, они вернут твои вещи и выпустят. Но, учти, твоё личное дело я далеко не убираю и буду рад, когда ты снова окажешься здесь. Через пару лет я и сам войду в состав комиссии и, уж поверь, я-то не допущу, чтобы такие как ты могли свободно разгуливать по нашему городу. Я смотрела на протянутый листок, но по-прежнему не решалась его взять, не до конца осознавая сказанное. Пять с половиной лет я гнила в этом отвратительном месте и всё? "Проваливай отсюда"? Так просто? Да и этот загадочный герой, где он был раньше? Почему именно сейчас? - Немедленно бери листок и вон из кабинета, пока я не передумал, - прищурился мужчина. Повторять дважды не пришлось. Вскочив с места, я схватила листок, буркнула благодарность и пулей вылетела из кабинета, всё ещё не веря в своё счастье. Кто-то, подобно дождю в пустыне, явился так нежданно, но так вовремя. Однако я не спешила по полной придаться счастью и начать мысленно прощаться с этими мерзкими стенами тюрьмы даже после того, как со мной провели формальную беседу, выдали одежду и уже повели к посту охраны. Я не верила им. Каждый раз когда кто-либо подходил ко мне, я так и ждала, что он сейчас закричит, указывая на меня пальцем и хватаясь за живот, чтобы не лопнуть со смеху: "Вы только посмотрите на неё - поверила! Вот же тупица!" и все заключённые и охранники соберутся вместе и будут смеяться от души, а затем меня побьют и бросят в карцер на месяц за попытку бегства. К счастью, ничего такого не случилось, но всё же только у поста охраны я смогла облегчённо вздохнуть, когда полноватый мужчина в возрасте и с пышными усами забрал у меня листок и уже потянулся к кнопке, чтобы открыть ворота. Вдруг его рука дёрнулась и остановилась, так и не дойдя до кнопки. Я ждала, что сейчас он скажет: "Шутка!" и вызовет охрану. Во рту всё пересохло. Но нет, мужчина, что-то вспомнив, полез в карман форменной куртки и вытащил сложенную вчетверо бумажку. - Держи, тебе просили передать, - и он протянул бумажку мне. Выдохнув, я взяла бумажку и, прочитав, нахмурилась. - Вы не знаете от кого это? Охранник показал, что его рот на замке, и нажал кнопку. Ворота открылись. Наверное, где-то в глубине души я ждала, что сейчас появится ангельский свет, озаряющий дорогу, что там, за воротами, будет свежая зелёная трава и послышится сладостное пение райских птиц. Но ничего из этого не произошло. Вместо этого предо мной расстилался довольно скучный вид шоссе и вялых кустарников, задыхающихся от выхлопных газов, вдоль него, да и к тому же предстояла довольно долгая дорога до города, но это уже такие пустяки. Зато больше никаких решёток, никаких супов с тараками, никаких завывающих холодных стен, никаких избиений от других заключённых и охраны, больше никакой тюрьмы... "Поздравляю с освобождением, Лойс. Очень надеюсь увидеть тебя сегодня около восьми вечера у Кингстон-роуд 144." Обязательно увидимся. Кто бы это не был. Сейчас я была готова расцеловать даже Тэтча. Как и просил спаситель, ровно в восемь я уже стояла у дверей бывшего склада. Однако простояв на улице несколько минут, до меня всё-таки дошло, что ждут меня, наверное, внутри, а не снаружи. Разумеется, главный вход был заперт, зато дверь пожарного выхода была приглашающе приоткрыта. Убедившись, что, даже если охранник и читал записку, никакого хвоста за мной не следует, я шмыгнула внутрь. На несколько секунд мне показалось, что я снова сглупила и что на самом деле встреча должна быть на улице, просто спаситель немного опаздывает, но стоило пройти чуть дальше, как в центре огромного помещения, битком заставленного всякими коробками и грузовыми контейнерами, показалось небольшое пятно света. Маленький круг, не больше двух метров диаметром, освещаемый одной единственной лампой. И кто вообще назначает встречи в подобных местах? Встав в этот круг света, я принялась ждать своего спасителя, временами поглядывая на наручные часы. Ладно, он может оказаться кем угодно, но уже одно об этом человеке я могу сказать точно - с пунктуальностью у него не лады. Когда я уже начала задумываться о том, чтобы свалить из этого жуткого местечка, со стороны пожарного выхода послышались шаги. Я повернулась, чтобы разглядеть пришедшего, но после даже такого тусклого света смотреть в темноту было всё равно, что пытаться читать с закрытыми глазами. - Рад тебя видеть, Лойс, - сказал некто, подходя ближе. Однако даже раньше, чем он успел вступить на свет, по одному только голосу я поняла, кто передо мной. - Ты?! Я прищурилась и непроизвольно сжала кулаки, чувствуя как всё внутри закипает от злости. - Неужели ты мне не рада? - саркастично поинтересовался Джонатан, ехидно ухмыляясь. Он остановился в нескольких шагах и я наконец смогла его рассмотреть. А он довольно сильно изменился за эти годы. Всегда длинные, почти до плеч волосы подстрижены, но даже так они выглядят чуть длиннее нужного, хотя нельзя не признать, что ему идёт. Вокруг серых глаз появились морщинки. Да, пока слабые и только проявляющиеся, но уже через пару лет они станут более очевидными. Его волосы словно немного потускнели, хотя, возможно, дело в освещении. Он по-прежнему выглядел хорошо, однако сказать, что время обошло его стороной, было бы чистой воды враньём. Медленно и понемногу, но время всегда берёт своё. Однако это всё не то. Самой главной переменой в нём была перемена внутренняя. От того немного дёрганного, обиженного на весь мир, но такого милого парня не осталось и следа. Сейчас на его месте стоял настоящий мужчина. Статный, в дорогом костюме, с аккуратно завязаным галстуком и с насмешливыми искорками во взгляде. - О, ты даже не представляешь, насколько сильно я рада тебя видеть, - прошипела я, медленно подступая к нему. Старые обиды вспыхнули точно высушенная солома, в которую упала по неосторожности зажжённая спичка. - Особенно холодными ночами под крики неугомонных сокамерников я только и мечтала, что о нашей встрече и о том, как прикончу тебя. Я подошла почти вплотную, сверля его ненавидящим взглядом, но Джонатан даже не шелохнулся. Ни один мускул на его лице не дрогнул, но взгляд сделался ледяным. Обиды имелись не только у меня. - Вот только не надо строить из себя жертву, Лойс, - холодно отозвался он, стойко выдерживая мой взгляд. - Мы оба знаем, что ты это заслужила. Его слова немного остудили мой пыл, покрыв его стыдом, и я отступила на шаг. Да, я прекрасно помню тот день, когда он наконец вернулся. Больше года я ждала, когда же Джонатан наконец выйдет из Аркхэма. Его срок прошёл ещё полгода назад, но он так ни разу не объявился. Я пыталась его найти, верила, что вот-вот он придёт и всё будет как раньше. Наверное, утешая себя ложными надеждами, я могла бы ждать и целую вечность, пока не услышала, не помню уже от кого, что Пугало сейчас работает со Шляпником. Уже не раз их видели вместе и это прекрасно объясняло его долгое отсутствие. Он променял меня на Тэтча. Конечно, где-то в глубине души трепыхалась жалкая надежда: "А, может, он просто под гипнозом? Давай разыщем его и всё узнаем?", но это было глупо. Каким бы сволочью Тэтч не казался мне, к Джонатану он всегда относился с превеликим трепетом. Даже в Аркхэме он всегда отказывался от своей порции пудинга, лишь бы получить его благодарную улыбку. В скором времени я покинула наше старое убежище. Честно говоря, у меня не было никаких представлений, что делать дальше, план, как правило, был у Джонатана, я лишь помогала. В одну из бесцельных прогулок я столкнулась с Виктором. Не долго думая, он предложил сотрудничать, ему нужна была помощь в ограблении банка, и я согласилась - ну а что мне оставалось терять? Наверное, не удивительно, что сугубо рабочие отношения долго не протянули и былая страсть вспыхнула вновь. Так я и осталась на какое-то время жить с Виктором. Уж не знаю, может, он услышал от кого-то и выследил нас, а может, добрые коллеги и сами выдали наше местоположение, но однажды, когда его уже совсем не ждали, Джонатан всё же вернулся. Выждав момент, пока Фриза не будет рядом, он чем-то меня отравил и притащил на ту квартиру, где уже убитая старушка истекала кровью с широко раскрытыми от ужаса глазами. Что было дальше я помню только отрывками, утопающими в воспоминаниях боли. Как ты могла? Удар. Я же просил ждать меня! Удар. Неужели так сложно было не стелиться под каждого встречного? Удар. Тупица! Удар. Шлюха! Удар, удар, удар... И никакие крики, никакие слёзы и никакие мольбы не могли остановить его ярость. Заслуженную, не спорю, я и сама до сих пор не могу простить себе такое легкомыслие, но... - Ещё в Аркхэме мы договорились, помнишь? - спросила я чуть дрогнувшим голосом, всё ещё не решаясь поднять на него взгляд. - Я должна была вернуться в наше старое убежище, ждать тебя и собирать людей. Я так и сделала. К твоему освобождению всё было готово. Мы ждали тебя, но... ты так и не пришёл, - наконец я подняла на него взгляд, полный обиды и сожаления одновременно, стараясь сдержать слёзы. Воспоминания оказались наредкость отчётливыми, а невысказанные обиды словно обрели второе дыхание. - Но я продолжала ждать, Джонатан. Я надеялась, что ты скоро придёшь, ждала тебя как последняя дура, пока однажды не узнала, что всё это время ты был с Тэтчем, - это имя я выплюнула с нескрываемым отвращением. - Ты бросил меня, променял на этого недоумка и ждёшь, что я буду как верный пёс ждать, пока ты нагуляешься? - Голос окончательно дрогнул и я замолчала, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Однако Джонатан выслушал эту исповедь с совершенно невозмутимым выражением лица, лишь под конец раздражённо вздохнув от такой сентиментальности. - Ты должна была понимать, что наши отношения с Тэтчем носят сугубо деловой характер, а не выдумывать себе невесть что. На тот момент партнёрство с Джервисом представлялось наиболее выгодным, только и всего, - равнодушно отозвался он, явно с неприязнью затрагивая эту тему. Невольно я отступила на шаг, словно от пощёчины. Возможно, он намерено хотел придать словам чёрствость, чтобы показать, будто бы то, что когда-то было, больше не имеет значения, но прозвучало это как очередной упрёк в духе "Ты слишком глупа, чтобы понять". Да, это всего лишь моя интерпретация, но почему-то очень похоже на правду и это только вновь разозлило меня. - Вот и иди к своему Тэтчу! - едва не плача от обиды заявила я и резко развернулась, намереваясь уйти от него и его равнодушия. Может, мне тоже плевать! Не успела я пройти и пары шагов, как Джонатан схватил меня за руку и развернул к себе. Возмущённая такой наглостью, я замахнулась, чтобы ударить его, но Джонатан ловко перехватил мою руку. Я продолжала испепелять его ненавидящим взглядом, а он неожиданно смягчился. Джонатан ослабил хватку так, что при желании я могла бы спокойно выдернуть свою руку, и вдруг посмотрел на меня с невероятной нежностью. Он улыбнулся и отпустил меня, но больше я не хотела сбежать и разрыдаться где-нибудь посреди улицы. В его взгляде появилось то забытое чувство, которого мне так не хватало, которое буквально кружило голову и путало мысли, то чувство, которое затмило собой все обиды. Джонатан с какой-то особой нежностью провёл тыльной стороной ладони по моей щеке и произнёс тихо, почти шёпотом: - А я и забыл, какая ты красивая. Я смущённо усмехнулась и отвела взгляд. Даже в лучшие времена от него редко можно было услышать комплимент, а уж спустя столько времени это казалось чем-то совершенно новым и непривычным. - И ведь почти не изменилась, - улыбнулся он, приподняв моё лицо за подбородок. В его голосе, как бы он ни старался скрыть это за нежностью, просквозили нотки обиды, и вся романтичность момента напрочь испарилась. Вместо этого в душе поселился новый страх - это ещё не раз станет камнем преткновения. Уж не знаю, благодарить или прикончить за это Стрейнджа, но его эксперимент обошёлся не только внешними изменениями и отделением Второй. После этого моя кожа практически перестала регенерировать. Любая, даже самая незначительная царапина оставалась со мной ещё долгие недели. Однако я не придавала этому особого значения, пока мне не исполнилось тридцать. Не знаю как это назвать правильно - старением или взрослением, кому как нравится, но это явление решило обойти меня стороной. Да, я практически слышу, как многие раздражённо закатили глаза, мол, нашла на что жаловаться. Может, для кого-то и здорово оставаться вечно (или просто дольше положенного) молодым, но для меня это настоящий приговор. Наши отношения с Джонатаном и без того дышат на ладан, всё время скрипя и потрескивая от частых ссор, а что будет потом? Скажем, когда нам будет лет по сорок? Думаете, он будет рад видеть перед собой всё ещё молодую (или моложе, чем пора бы) жену? Да как бы не так! Во мне он будет видеть лишь то, на сколько он стар, и будет тыкать мне моим же дефектом, пока не надоест. А может, и просто погонит прочь, чтобы даже не видеть этого... В любом случае, ничего хорошего это не сулило. Пока Джонатан и сам об этом не задумался, я постаралась перевести тему. - И чем же ты занимался всё это время? Джонатан на секунду задумался и пожал плечами. - Да так, по мелочи, - отмахнулся он, словно от какой-то ерунды. - Закончил высшее образование, получил докторскую степень. Сейчас я заведующий в психиатрическом отделении готэмской больницы, провожу исследования, ввожу новые методы лечения - нестандартные, не всем они нравятся, - ухмыльнулся он, - иногда выступаю на конференциях. Работа скучная, зато перспективная. - Говорил он это всё таким безразличным, почти скучающим тоном, словно всё это досталось ему не тяжким трудом, а удачным выигрышем в карты. Вдруг в его глазах вспыхнул огонёк. - Только представь, что ждёт Готэм, когда я доберусь до верхушки. Нет, я правда была за него очень рада, но что-то неприятно ссаднуло в груди. Разрушив мою жизнь окончательно, он принялся восстанавливать свою. Может быть, после Аркхэма ещё и возможно вернуть жизнь в нормальное русло, но вот получив справку из тюрьмы, ты получаешь закрытые двери везде, где только можно. - Класс. Я рада, что хоть у кого-то из нас всё хорошо, - с долей иронии отозвалась я, чуть нахмурившись. Джонатан пропустил мои слова мимо ушей. - Помнишь, ещё до твоего заключения, даже до Аркхэма, - на секунду он замолчал и усмехнулся, словно удивляясь, как давно это было, - мы обещали друг другу, что отомстим этому городу? Мы договорились, что Готэм ответит и за тот ужасный год, что мы провели в голоде и страхе, и за каждого убитого товарища, - Джонатан медленно начал подходить ближе, неотрывно глядя мне в глаза, - и за все эти месяцы, проведённые под душераздирающие крики других заключённых Аркхэма. - Он остановился совсем близко и взял меня за руки. - А ты помнишь, что нам помешало свершить задуманное? Я кивнула, завороженно глядя на него и стараясь не пропускать ни единого слова. От того жгучего желания мести за пять с половиной лет нескончаемого кошмара не осталось и следа. Всё моё внимание было приковано к нему, ведь впервые за всё это время, что мы стоим на складе, в нём снова начал угадываться Джонатан. Не тот доктор Крейн, которым он стал, а тот Джонатан, Пугало, который когда-то грезил о покорении всего Готэма, тот Джонатан, который никогда не использовал сухой юридический язык, тот Джонатан, которого я так любила. И вот я снова готова идти за ним хоть в пучину ада. - Наш план был попросту безумен и невыполним, Лойс, - тем временем продолжал Джонатан, держа мои ладони в своих. - Мы действовали слишком импульсивно, не строя никаких планов и не думая о последствиях. И это было глупо. Но в этот раз у нас всё получится. У меня есть план, есть система, в этот раз всё будет как надо. Только одному мне не справиться, Лойс, потребуется твоя помощь, - закончил он с такой улыбкой, будто только что сделал мне самое выгодное предложение, от которого просто невозможно отказаться. Однако последнее слово подействовало на меня как стакан холодной воды, выплеснутый в лицо. Теперь стало ясно, почему он решил вытащить меня из тюрьмы. Вовсе не потому, что он соскучился или простил меня, а потому, что ему нужна помощь. План придуман, всё готово, осталось только найти того, кто выполнит всю грязную работу, но где же он? О, Лестрейндж, иди-ка сюда. Как удобно! Вслед за этой мыслью прибыла ещё одна. Совершенно неожиданная, наверное, даже немного неуместная, но эта мысль лишь окончательно возрадила угасшее негодование - он так и не извинился. Да, Джонатан сказал парочку комплиментов, заговорил мне зубы и я забыла про злость, но за всеми его сладкими речами так и не прозвучало одно очень важное слово. - Это твоё "извини", да? - нахмурилась я, вырвав от него свои руки и недовольно скрестив их на груди. Только услышав это слово, Джонатан раздражённо закатил глаза. - Послушай, мы оба были неправы, так к чему теперь пустые сожаления. - Что значит "к чему"? - всплеснула я руками, едва не задев его. - Мы должны обсудить то, что было и извиниться, иначе мы так никогда и не сдвинемся с мёртвой точки обид. - Джонатан презрительно фыркнул. - Вот только не говори, будто бы ты и не злишься на меня. - Но это правда, - равнодушно отозвался Джонатан, - мне абсолютно плевать. Твоя интрижка с Фризом всё равно ничего не значит, примитивная физиология, не более. Он был прав, но именно это меня и задело. Строит тут из себя самого умного. - Да ну? Ты так в этом... - но стоило мне только начать эту подлую фразочку, Джонатан бросил на меня такой взгляд, что я действительно испугалась и поспешила прикусить язык. - Хорошо, возможно, тебе и правда стоит извиниться, - сказал он таким снисходительным тоном, будто вина за всю эту заварушку лежит только на мне. - Только мне? Ты уверен? - усмехнулась я. Это всё и правда было бы смешно, если бы не было так абсурдно. - Да если бы ты не сбежал к своему Тэтчу, я бы и не подумала уйти к Виктору! - Ох, так теперь он Виктор, - презрительно фыркнул Джонатан и скрестил руки на груди. Некоторое время мы сверлили друг друга испытывающими взглядами. Наконец я сдалась. - Ладно! Хорошо. Если тебе это так сложно, я могу и первая извиниться, - вздохнула я и замолчала, стараясь привести мысли в порядок. Всё-таки чья бы корова мычала. За все эти пять лет я придумала тысячу и один способ расправы, но ни разу не удосужилась продумать извинения. - Джонатан, я совершила самую ужасную в своей жизни ошибку и мне безумно жаль. Я повела себя как последняя дура, но этого больше никогда не повториться. - Сделав над собой огромное усилие, я подняла на Джонатана виноватый взгляд и с облегчением обнаружила, что он улыбается. - Прости меня. Он усмехнулся и развёл руки в стороны. - Иди сюда. Улыбнувшись, я сделала шаг вперёд и прижалась к его груди. Джонатан обнял меня и провёл рукой по волосам. - Хорошо, я больше не злюсь, ты и правда достаточно натерпелась за свою глупость, - прошептал он. Внезапно Джонатан чуть отстранился и, припоняв моё лицо за подбородок, посмотрел в глаза с самым серьёзным выражением лица. - Но если я ещё раз увижу вас рядом - убью. Обоих. Я улыбнулась, едва сдерживая смех. - Идёт. Джонатан улыбнулся в ответ и наклонился, собираясь поцеловать, но я увернулась и вынырнула из его объятий. - А ты ничего не хочешь сказать? - обиженно уточнила я, скрестив руки на груди. От минутной нежности в его взгляде не осталось и следа. Джонатан вздохнул и раздражённо закатил глаза, мол, ну вот, опять начинается. Я ждала, а он продолжал упрямо молчать, изучающе глядя на пыльные ящики вокруг и рассматривая пол под ногами. - Джонатан, я сейчас уйду и сам разбирайся со своим планом! - наконец не выдержала я, когда он скучающе глянул на свои наручные часы. Он бросил на меня оскорблённый до глубины души взгляд и поджал губы, начиная злиться от всей этой ситуации, но извиняться по-прежнему не собирался. Несколько секунд мы вели молчаливую битву, практически испепеляя друг друга взглядами. Наконец мне надоело. - Хорошо, не хочешь - не надо, - раздражённо всплеснула я руками и, показательно обойдя его стороной, направилась к выходу. Когда уже до двери оставалось не больше пары шагов, послышался голос Джонатана: - Постой! Он подбежал и развернул меня к себе. Несколько секунд он отчаянно боролся с собой, уже собираясь сказать несчастное "прости", но в последний момент передумал и вместо этого выдал: - Лойс, мы с тобой оба знаем, что ты не сможешь долго обижаться. Я отшатнулась, словно от пощёчины. - Это самая худшая замена проклятому слову, которую ты только мог придумать! Это было правдой, и он прекрасно это знал, но пользоваться этим так нагло... Кажется, Джонатан и сам это понял. Сначала он просто улыбнулся, но тут же рассмеялся из-за всей нелепости этой ситуации. Так звонко и искренне, что я не смогла больше обижаться и тоже улыбнулась. Сто лет не слышала, как он смеётся. - Я люблю тебя, - выдал он, наконец отсмеявшись. Если я ещё хоть немного злилась или пыталась чисто для виду строить обиду, то после этих слов я сдалась и оттаяла окончательно. Конечно, это не извинения, но знать, что, несмотря на всё это время и обиды, между нами по-прежнему что-то есть, важнее всяких слов. - Я тоже тебя люблю, - улыбнулась я в ответ. Джонатан сделал ещё один шаг навстречу и снова меня обнял. Больше я не сопротивлялась и не пыталась вытащить из него проклятые извинения, не так уж это и важно. Так могла пройти целая вечность. В его объятиях время теряло свою значимость и всё вокруг становилось таким маловажным, что попросту переставало существовать. И всё же был один момент, который по-прежнему волновал меня - как психиатр может навредить городу? - Ладно, - улыбнулась я, отстранившись, - и в чём заключается твой план? Джонатан улыбнулся в ответ и в глазах его блеснул недобрый огонёк предвкушения. - О, план просто безупречный. На самом деле простой была только первая часть плана - подорвать здание. Однако даже тут нам пришлось изрядно попотеть, чтобы достать какой-то несчастный тротил. Когда мы наконец возвращались домой с заветным свёртком за пазухой, я начала возмущаться о том, что Гордон справляется со своей работой слишком хорошо, и Джонатан поспешил меня успокоить: - Не страшно. Когда я займу место главы готэмского комитета здравоохранения, всё вернётся на свои места. - Боже, зачем тебе это? Даже звучит безумно скучно, - усмехнулась я, непонимающе глядя на него. Да, за последнее время Джонатан стал для меня настоящей загадкой. Я легко могла понять его желание носить маску и травить людей токсином, когда он отрубал головы косой, я не находила в этом ничего странного, но... стремиться занять место госслужащего - это за гранью моего понимания. Ещё давным-давно, когда Готэм только отстраивался после Ничейной Земли, мы оба сошлись на том, что обычная жизнь не для нас, так что его нынешний пост и стремление взобраться по карьерной лестнице были для меня не многим понятнее учебника по квантовой физике на арабском. Остаётся только внимательнее слушать и гадать, когда же он успел так измениться и осталось ли ещё хоть что-нибудь от старого Джонатана. - Да, сама работа бестолковая, зато сколько возможностей, - загадочно улыбнулся он, глядя куда-то вдаль и совершенно не замечая прохожих, которым в итоге приходилось обходить его, чтобы не столкнуться. - И сколько же? Заменять но-шпу анальгином, повысить цены на лекарства, сократить количество больниц, что-то ещё? - фыркнула я, улыбаясь и стараясь успевать маневрировать в этом нескончаемом потоке людей, спешащих домой. - Ха-ха, очень смешно, - отозвался Джонатан и тоже улыбнулся. - Однако я не собираюсь заниматься подобной ерундой. - Заметив, что толпа разделила нас и оставила меня чуть позади, Джонатан взял меня под руку, чтобы больше нам никто не мешал. - Любая власть развязывает руки, Лойс. Если добиться хоть небольших высот, то некоторая крупица вседозволенности уже в твоих руках. Ты можешь делать всё, что только вздумается, и если вовремя давать взятки правильным людям, то никто даже не посмотрит в твою сторону, понимаешь? - Я кивнула, и правда начиная въезжать в его мудреную схему. - Хочешь торговать наркотиками - да пожалуйста; проституция, коррупция, нелегальная поставка оружия - всё, что хочешь. Главное давать на руку и не оставлять следов. Несколько секунд я смотрела на Джонатана, пытаясь поспевать за его широким шагом, и гадала, что же из перечисленного выбрал бы теперешний он, но так и не смогла выбрать что-то одно. - И что же ты планируешь делать, когда заполучишь эту власть? Джонатан ухмыльнулся, но отвечать не стал. Не в таком многолюдном месте. Когда мы свернули в абсолютно пустующий проулок, от которого до нашего нового жилища рукой подать, он продолжил: - Наверное, пока что остановлюсь на создании наркотических веществ, всё-таки в первую очередь я химик. Я улыбнулась. Скорее тому, что от старого Джонатана осталось хоть что-то, но и наркоимперия представляет собой настоящее веселье. Деньги, перестрелки, подпольная война с полицией - всё как раньше. В воображении мгновенно нарисовалась прекрасная, почти утопическая картина: мы с Джонатаном сидим в подвале за широким столом, освещаемым одной-единственной лампочкой, перед нами лежат горы - может, и не Эльбрус, но хотя бы Альпы - белого порошка, который мы тщательно взвешиваем и рассыпаем по пакетикам, стараясь действовать аккуратно и случайно не вдохнуть этой убойной штуки. Приятный полумрак разбавляет "Paint it black" , играющая из старого, но всё ещё исправного приёмника. Работа продвигается крайне успешно и дело вовсе не в прибыли. Деньги - лишь мусор, годный только для взяток и другого мухляжа. Наша же награда заключается в разрушении города изнутри. Целые улицы, да что там улицы - районы медленно гибнут под гениальным шедевром Джонатана. И вдруг эту идиллию нарушает грохот. С десяток копов с Гордоном во главе выбивают дверь и врываются в наш маленький мир, разрушая всё вокруг: загадочный порошок летит на пол, поднимая настоящие белые вихри, зимняя пурга, нас скручивают, заковывают в наручники, при этом не преминув хорошенько вмазать, и... От последней мысли меня передёрнуло. Зато созрел очередной вопрос, который с самого начала неприятно жужжал где-то на подкорке, а теперь обрёл форму. - Ты думаешь Гордон позволит тебе добраться до этого поста? - с нескрываемой скорбью спросила я, когда мы уже вышли из проулка и почти дошли до подъезда. Джонатан не сдержался и фыркнул. - Лойс, этот старый кретин следит за мной с самого начала, но так и не нашёл к чему прикопаться. Пока я действую не напрямую, мои руки чисты, а значит и предъявить ему будет абсолютно нечего, так что не забивай голову ерундой. - Он открыл дверь подъезда, пропуская меня вперёд. - Лучше подумай, куда можно заложить взрывчатку, чтобы у этой Шоуэнс не было и шанса. Когда завеса ночного неба мягко опустилась на город, когда стих шум суеты, когда терпеливые бармены выставили за дверь своих уже ничего не соображающих последних постояльцев, мы выскользнули из дома, стараясь сливаться с тенями вокруг и не привлекать внимания, да это было и не трудно на опустевших улицах. В полнейшей тишине мы дошли до того самого дома на улице Фокстрида. Огромное величественное здание с панорамными окнами, закрытой парковкой и собственной системой безопасности, которую легко обойти, всего лишь отключив электричество в щитке позади здания. Ещё лет десять назад такое здание назвали бы успешным бизнес-центром, а не скромным словом "дом", но, что ж, времена меняются, пора привыкать. Покончив с щитком и услышав виноватый щелчок отключённой сигнализации, мы разошлись: Джонатан остался стоять на улице, а я отправилась закладывать бомбу. Было бы так просто подложить мощную взрывчатку прямо дамочке под дверь, но пожарные и так не найдут следов газа, чтобы свалить всё на утечку, нельзя ещё и эпицентр взрыва оставлять у них под носом, иначе трагичная гибель Меллисы Шоуэнс вызывет сильные подозрения. Поэтому я отправилась в подвал. Гнусное, тёмное, сырое и до жути вонючее место, но выбора нет. Спустившись вниз, я осмотрелась, пытаясь успокоить себя. Не то, чтобы я боялась темноты или прочих глупостей, но всё же в подвалах довольно жутко. Эти искажённые тени от крохотных окон вверху стен, неровный сыроватый пол под ногами, больше напоминающий могильную землю, да и запах такой, будто кто-то помер здесь ещё при заливке фундамента. И всё же я попыталась не придавать этому значения. Пробежав взглядом по сушилкам и стиральным машинам, выставленных ровным строем вдоль одной из стен, и одинокому велотренажёру, оставленным здесь словно по ошибке, я двинулась к первой стене. Я приложилась к ней ухом и постучала. Звук гулкий, немного пустой - перегородка. Я двинулась к следующей и так пока не нашла ту стену, звук у которой был настолько глухим, что его почти не слышно - а вот это несущая стена. Всё как Джонатан и говорил. Вдруг очередная тень скользнула где-то совсем рядом, и я вздрогнула, едва не выронив бомбу. "Всего лишь ветер колыхнул ветку, успокойся", - одёрнула я себя. Но это не помогло. Какой-то смутный страх всё же прокрался в душу, уж слишком большая была тень для дерева. Я решила не обращать внимания на глупые страхи и вернулась к делу. С какой-то нежностью положив динамит у стены, словно это рождественский подарок, а не билет в один конец для многих жильцов этого дома, я начала выставлять время. Раздался шум разбивающегося стекла, от долгой тишины и от неожиданности показавшийся оглушительным выстрелом. Обернувшись, я вскрикнула от ужаса и отскочила от бомбы - нечто огромное и чёрное, словно ожившая тень из детских кошмаров, стремительно неслось прямо на меня. В мгновение ока этот некто врезал мне по лицу, поднял с пола бомбу и, схватив меня, бросился обратно в окно. Пока я боролась с ужасом, чтобы не потерять сознание, этот некто вылетел в окно так же как и прилетел. Наконец справившись с секундным оцепенением, я закричала и попыталась вырваться из сильных рук этого... Ну, явно не человека, люди не могут летать и двигаться настолько быстро. Кричать я перестала, но вот попытки отбиться не оставляла. К тому времени, когда я уже готовилась умереть, нечто в чёрном плаще вскочило на фонарь и быстрее, чем я успела осознать, связало меня. Всё происходило настолько быстро, что времени на понимание просто не оставалось, но одно мгновение я запомнила хорошо. Мы стоим на тонкой перекладине фонаря, мои руки уже плотно привязаны к телу, я не могу даже дёрнутся, а этот тип в плаще и маске с заострёнными ушами стоит и смотрит. Не просто смотрит, а прямо заглядывает в душу, выворачивает внутренности наизнанку. Прошло меньше секунды, как он вдруг протянул вперёд руку и толкнул меня. Удержаться на тонкой железке не было и шансов и, покачнувшись, я начала падать, чувствуя всё как в замедленной съёмке и ужасно не желая болезненного столкновения с асфальтом. Нога медленно скользит, теряя опору, я пытаюсь махать руками, но они плотно привязаны к телу, и хаотичные движения корпусом тоже никак не помогают. Уже перед самым падением я непроизвольно поднимаю взгляд на загадочного идиота, но его уже и след простыл. Он испарился. Исчез так же, как появился. Растаял словно тень. Закричав не своим голосом, я рухнула вниз. Верёвка, сжимающая руки, больно впилась под самые рёбра и от резкого движения мне показалось, что ещё немного и рёбра просто бы треснули, как сухие ветки под ногами. Но никакого столкновения с асфальтом. Ни разодранных коленей, ни разбитого носа - ничего. Он меня подвесил? Болтающие по воздуху ноги лишь подтвердили мою догадку. На шум прибежал Джонатан. Он выглядел скорее раздосадованным, чем напуганым, но хотя бы он пришёл. - В чём дело... - хотел было спросить он, но только завидев меня, болтающуюся на фонарном столбе, замолчал, то ли что-то понимая, то ли удивляясь. - Это лучше ты мне скажи! - отозвалась я, чувствуя, как руки начинают неметь. - Что это вообще такое? На самом деле я и не удивилась бы, если бы Джонатан ответил, что и сам не знает, но что-то в его лице всё же подтолкнуло задать этот вопрос. - Интересно, - протянул он, всё ещё глядя на меня, как на свежий экспонат в музее. - Я слышал о неком "защитнике города", который якобы следит за порядком и помогает полиции, но всё же я считал это лишь пустыми слухами. Интересно, - повторил он. - Да, безумно интересно, ещё один псих в Готэме, - раздражённо фыркнула я. - Лучше помоги отсюда слезть, у меня уже всё болит. Я начала раскачиваться, чтобы зацепиться ногами за столб и хоть немного ослабить давление на рёбра и лёгкие, а Джонатан продолжал стоять. Наконец зацепившись и встав ногами на выступ, я смогла вздохнуть. Повернувшись, я уже хотела поторопить Джонатана, как вдруг заметила вновь возникшую тень. Этот недоумок стоял прямо за спиной у Крейна. - Сзади! - только и успела крикнуть я. Однако это всё равно не помогло. За считанные секунды, пока Джонатан оборачивался, это нечто в плаще выстрелило в него чем-то и верёвка, точно дрессированная змея, выскочила и обвила Крейна. Джонатан закричал, но уже через секунду висел на соседнем столбе, а загадочный плащеносец снова исчез, словно расстворившись в ночи. - Да чтоб тебя, проклятый идиот! Что он вообще о себе возомнил?! - злился Джонатан, извиваясь в нескольких метрах над землёй. - Ну ничего, я ещё его достану! Повешу его голову на шпиль, чтобы весь город любовался таким идиотом! Что ты смеёшься, Лестрейндж? Скоро прибудет полиция! Но меня вдруг так пробило на смех, что ноги соскользнули с выступа и я снова повисла. Верёвка при этом снова угрожающе сжала рёбра, однако я не могла остановиться и смеялась как сумасшедшая, так ясно представив совершенно нелепую картину. Кто-нибудь из жильцов ближайших домов, услыхав шум, наверняка уже вызвал полицию, а может, это сделал и недоносок в плаще. Как бы то ни было, скоро приедет полиция и мне так ясно представилось, как двое полицейских выходят из своей машины и видят перед собой двух болтающихся на фонарных столбах людей, причём один из них многоуважаемый доктор психиатрии. И вот подходят они к Джонатану. "Добрый вечер, доктор Крейн! Что вы делаете на этом фонарном столбе?" - любезно поинтересуется один из копов. "Добрый вечер, господа. О, ничего особенного, меня сюда подвесил неизвестный в плаще и маске с ушами летучей мыши", - в тон полицейскому ответит Джонатан, словно они ведут светскую беседу где-нибудь на приёме в честь открытия новой государственной школы, а не на холодной улице в поздний час да ещё и при таких нелепых обстоятельствах. "Что ж, всё ясно, - кивнёт второй полицейский, доставая блокнот и что-то там записывая. - Случился Готэм." Глупость, которая никогда не имеет ничего общего с реальностью, но меня это насмешило до боли в животе. - Да успокойся ты! Надо выбираться, если не хочешь снова оказаться в Блэкгейте! - со злостью бросил Джонатан, беспомощно болтая ногами. Наконец я смогла подавить смех и нащупала в кармане складной нож, который уже давно стал моим вечным спутником. Руки, сдавливаемые верёвкой, снова начали неметь, а значит действовать надо быстро. Ох, Готэм, как же я скучала!