И пропадает в миллионах навек Когда-то самый дорогой человек. Правда, слишком глубокая рана. Забывать друг друга пора нам...
С тех пор прошло пять с лишним лет. Игнашевич умер, а вслед за ним закрылось общежитие, которое признали аварийным зданием. Его снесли через полгода. У всех остальных жизнь сложилась абсолютно по-разному. Ваня Обляков, закончив учёбу, умудрился выхлопотать себе место в Думе, где теперь депутатствовал, и пару раз его лицо даже мелькнуло на экранах телевизора. Разумеется, о парнях он не вспоминал, а конкретно Игорь продолжал Облякова всей душой ненавидеть, хотя в студенческие годы были редкие моменты перемирия между ними. Сам Акинфеев стал адвокатом, и первым его делом стало освобождение Кокорина, который сидел в тюрьме с девяносто восьмого. Как теперь известно, дело закончилось успешно, и не сегодня-завтра Саню должны были выпустить из-под стражи. Каким он вернётся, никто не знал, а некоторые даже боялись предполагать. Тюрьма людей ломает, меняет до неузнаваемости. Однако Кокорин и не с таким справлялся. Артём с Ромой, по окончании учёбы, поработали недолго в одной фирме. Потом Зобнин со своим парнем переехали, и ему пришлось искать другое место работы, более удобное. Но, кажется, скоро старым друзьям придётся снова сотрудничать, поскольку фирмы собирались объединяться для работы над проектом Москва-сити. При этом Рома с Ильёй купили себе дачу в Подмосковье, где проводили каждое лето, начиная с две тысячи третьего. Кутепов всё ещё занимался писательством, и на его счету было уже два больших произведения, а также четыре книги, посвящённые девяностым. Последняя грозила стать самой продаваемой в этом году. Федя руководил фирмой, у которой появилось несколько новых филиалов в Москве и Петербурге. Антон был его заместителем и в основном сидел в главном офисе, занимаясь всякими сделками, бумагами и прочей лабудой, очень надоедающей. Лёша числился финансовым директором и выполнял свою работу, порой, даже слишком ответственно. А ещё они продолжали жить втроём, пусть уже и не в той маленькой квартире. Дело в том, что её пришлось продать, так как в двухтысячном году бизнес Феди стоял практически на грани банкротства, и надо было решать эту проблему быстро и радикально. Но потом появился Дима Баринов, занявший пост главы отдела рекламы, и благодаря ему продажи фирмы за последние три года существенно увеличились. Кирилл с Мариной снова поженились. Они долго заново присматривались друг к другу, боясь опять наступить на те же грабли, что и в девяносто девятом, однако, спустя пять лет пошли в ЗАГС и повторно получили штампы в паспорте. Теперь Набабкин уже был готов к детям, к полноценной семейной жизни, а Марина больше не приставала к нему с такими вопросами. Пожалуй, у них всё было идеально, не считая Марининой мамы, приезжавшей из Житомира каждые четыре-пять месяцев. Далер, как и мечтал, стал психологом. Теперь он ещё больше читал всякие заумные книги, постоянно следил за открытиями в мире науки и доставал этим Андрея. Лунёв за столько лет научился кивать, где нужно, чтобы создавать видимость заинтересованности. У него самого дел было по горло, а вещи, недоступные его пониманию, как-то не привлекали. Они переехали из общежития буквально за месяц до смерти Игнашевича, оказавшись самыми последними из всех, кто раньше жил на четвёртом этаже. Денис стал довольно известным фотографом и организовал несколько выставок в Москве. О нём говорили по телевизору, его работы печатали в газетах и журналах, но Черышеву почему-то это не доставляло какого-либо удовольствия. Чего не скажешь о жизни с Марио. Вот его он любил больше всего на этом свете, ради него готов был бросить и работу, и всё, что угодно. Однако недавно Черышеву предложили переехать в Испанию, чтобы работать там, и Денис согласился, сочтя это предложение очень выгодным. Да и вообще давно пора было выбраться за пределы родины. А вот Фернандес, отучившись на переводчика, по специальности практически не работал. Как-то не сложилось у него с поиском, поэтому он хватался за любую возможность, ведь не хотел сидеть у Дениса на шее. Тот, конечно, мог бы их вполне обеспечить, тем более, что им много не надо, но Марио привык ни от кого не зависеть. Требования были услышаны, и Черышев оставил бразильца в покое со своим мнением. Они продолжили тихо и мирно жить вместе. Саша Головин писал статьи в не самом популярном издательстве, хотя ему предлагали перейти на телевидение. Он отказался по одной-простой причине: боялся столкнуться там с Денисом, которого несколько раз видел в выпусках новостей. Да, из-за этого получал маловато для нынешних времён, но его всё устраивало, пока ничего менять не планировал. Пожалуй, плыть по течению Саше нравилось. С личной жизнью особо не складывалось. Были какие-то девушки, даже случайно удалось встречаться с каким-то парнем-художником, но спустя две недели они вынесли друг другу мозги и разошлись. Саша не старался кого-то искать, потому что в сердце до сих пор жил Денис, которого никто заменить не мог. И вот сейчас, спустя пять лет, они снова рядом друг с другом, совершенно одни на веранде. Черышев достал из кармана пачку сигарет и закурил. Неприятный дым подхватил порыв лёгкого вечернего ветра, отправив его прямо Саше в лицо. — Можно делать это в другую сторону? Неприятно, вообще-то! — возмутился Головин, сидевший на диване. — Ах, прости, я забыл, что моё мнения для тебя ничего не значит. — Помню, десять лет назад ты не осуждал меня за курение, — усмехнулся Денис, делая очередную затяжку. — Говорил, мол, у каждого свои недостатки. — У тебя их оказалось гораздо больше, чем одна дурная привычка. И вообще, разве ты не бросил ради Марио? — Бросил. Ради Марио бросил. Ради тебя не бросал. Головин удивлённо поднял бровь, не понимая, о чём сейчас говорил мужчина. Черышев затушил сигарету и бросил её куда-то далеко на участок. — Скажи мне, почему ты до сих пор меня любишь? — он обернулся, в упор смотря на Сашу. — Спустя десять лет! — А самому не догадаться? Всю жизнь мне испортил... — Никто не заставлял тебя влюбляться настолько сильно. — Чего?! Ты хоть слышишь, что несёшь?! — Головин взорвался мгновенно, вскочив со своего места и подходя к Денису чуть ли не вплотную. — Думаешь, я не хотел тебя разлюбить?! Думаешь, меня не бесит всё это?! Я убил на это шесть лет! Шесть лет подряд я каждый день старался выкинуть тебя из головы. Я пытался влюбиться в кого-то другого, я встречался с девушками, с парнями, я уезжал в Калтан на полгода, я ходил к психологу, блять! Мне ничего не помогло! Я тебя ненавижу, Черышев. Ты испортил лучшие годы моей жизни. — Ну, да, признаю. — И это всё?! Спустя шесть грёбаных лет я должен был услышать вот это?! — А что тебе надо? Нет, ты скажи, и я сделаю, если тебе это как-то поможет, — Денис развёл руками. — Да, я признаю, что испортил тебе всю жизнь. Я вообще только и умею портить, ломать. Но откуда же мне было знать, что и через шесть лет ты всё ещё будешь меня любить? Саша несколько раз открыл и закрыл рот, но не нашёл нужных слов. — Я всё равно тебя ненавижу, — он упёрся руками в перила веранды. — Всей душой. Боже, почему ты тогда не прыгнул с крыши? — Сам иногда задаюсь этим вопросом. — Ага, давай, начни снова строить из себя жертву, чтобы мне стало тебя жалко. Ты умеешь, я знаю. — Нет, я серьёзно. Я действительно не раз думал о том, чтобы всё-таки прыгнуть. Марио только останавливал постоянно. Понимаешь, я не могу оставить его тут одного, это уже слишком даже для такого мудака, как я. — Просто расплачусь сейчас, — фыркнул Саша. — Если ты его так любишь, какого хрена тогда стоишь сейчас тут? Иди к нему, любитесь себе спокойно дальше. — Мне нужно с тобой поговорить... — Я не хочу тебя слушать. Уходи. Убирайся уже навсегда. Денис закатил глаза. Одним его уходом дело не исправить. Пять лет назад мужчина, вроде как, уже уходил из жизни Саши, оставлял его одного на произвол судьбы. Однако это ничего не изменило. Ни время, ни расстояние, ни обстоятельства были не властны над чувствами Головина. Он действительно сдвинулся на Черышеве. — И всё-таки я с тобой поговорю, — мужчина облокотился на перила рядом. — Знаешь, почему я выбрал Марио? — Мне абсолютно плевать. — Так и думал! — восхищённо произнёс Денис. — Потому что Марио совершенно другой. Он как будто бы не из этого мира, он слишком добрый, слишком наивный, он не умеет ненавидеть, предавать. Марио всегда и всех прощает. Думаю, если бы кто-то сделал ему плохо, он мог бы и его простить. А ещё Марио знал о нас с тобой, вернее, он догадался как-то. Знаешь, он не устроил ни одного скандала, не обвинил меня ни в чём, не ушёл, громко хлопнув дверью, как сделали бы многие. И за то, что он готов любить такого, как я, его невозможно бросить. Понимаешь, Саша, именно это мне нужно было все эти годы. — А я, значит, тебя не любил?! Я всего себя отдавал. Я переживал вместе с тобой все страдания, все лишения, я старался всегда быть рядом. Но почему-то после всего, что я для тебя сделал, ты заявил, что никогда меня не любил. А что это было? Благодарность? — Да. Да, Саша, это была благодарность. Спустя шесть лет я наконец-то смог охарактеризовать мои чувства к тебе. Но тогда я соврал, — Черышев вдруг улыбнулся. — Я всё-таки тебя любил. Может быть, не настолько по-настоящему, как ты, но любил. Пусть и из благодарности, но у меня к тебе было... Конца фразы так и не последовало, однако Головин заинтересованно уставился на Дениса, ожидая, когда тот продолжит. Мужчина смотрел куда-то вдаль, словно ему нужен был знак свыше, который мог бы прервать молчание. А потом Черышев полез в карман джинс и достал оттуда... четыре фотографии. Уже потёртые от времени, кое-где выгоревшие, немного помятые по краям. Видимо, их слишком часто доставали, на них слишком много смотрели. — Что это? — глупо спросил Саша, когда Денис протянул снимки. — Ты хранил их все эти годы? — Да. Я держал их сначала в кармане куртки, потом в ящике стола, клал в бумажник, под обложку паспорта. Я не знал, куда бы их пристроить, потому что везде они попадались мне на глаза. — Ты бы их ещё к стене прилепил, чтобы точно не видеть, — усмехнулся Головин. — А вот сейчас я понимаю, что они должны были быть у тебя, а не у меня. Ведь это ты не смог меня отпустить. Но за выделенным «ты» слишком плохо скрывалось «я», «мы». «Мы не смогли друг друга отпустить», — повисло в воздухе красноречивым молчанием. Эти слова услышали лишь двое мужчин на веранде, для всех остальных людей они навсегда остались ночной тишиной. — Ты любил меня, — сквозь тёплую улыбку произнёс Саша, наконец-то понимая. — Ты никогда меня не забывал. Значит, мы оба сдвинутые. — Оба, — кивнул Денис. — Хотя, знаешь, каждый, кто жил в девяностые по-своему ненормальный. Они сидели на диване, пожалуй, слишком близко друг к другу. Головин рассматривал фотографии, которые, наверное, знал наизусть. Черышев докуривал вторую сигарету. Да, Марио потом обязательно спросит, почему от него снова пахнет дымом, но это всё будет уже завтра утром, сейчас Фернандес пошёл спать. Об этом свидетельствовали окна второго этажа, в которых ненадолго зажёгся свет. — И что мы теперь будем делать? — спросил Саша. — Ничего, всё будет так, как было все эти годы, — вздохнул Денис. — Прости, но сейчас я всё же люблю Марио. — Я даже не сомневался, — впервые в словах Головина не звучали нотки обиды и неприязни. — Надеюсь, у вас всё сложится хорошо. Я не хотел бы, чтобы кто-то снова страдал. Пусть оно останется в девяностых. Денис молча кивнул, улыбаясь. Между ними с Сашей было много приятного и не очень, но всё-таки оно действительно осталось в прошлом, уже таком далёком и невозвратном. — Проводы устраивать будешь? — Ты о чём? — Черышев ненадолго ушёл в свои мысли. — Ну, тебе работу в Испании предложили. Говорил, что навсегда уезжаешь. Надо устроить бурные проводы. И не спорь! Я ещё к Артёму с этим подойду, а он у нас всегда застолья обожал. Так что, готовьтесь там с Марио. Мы нагрянем всей толпой к вам в гости. — Думаю, мы будем только рады. Из гостиной слышалась приглушённая музыка и голос Лёши, который что-то бурно доказывал Илье, когда Денис поднимался в комнату. Перед дверью он ненадолго застрял, задумавшись о чём-то своём. Вытащил вскрытую пачку сигарет, покрутил её недолго в руках, а потом сказал сам себе: — Нет, пора бросать, — Черышев оставил её на столике в углу коридора и зашёл в спальню. Марио уже давно мирно спал, отвернувшись к стене. Денис лёг рядом, прижавшись всем телом и чувствуя какое-то странное облегчение, впервые посетившее его за эти шесть лет. А Саша вернулся к остальным, кто ещё оставался в гостиной за столом. Кажется, никто и не заметил их с Черышевым отсутствия, все продолжали веселиться, петь и пить. Но Головин прекрасно знал, что друзья делали это специально, за своим праздничным настроем скрывая много волнующих вопросов, задавать которые просто неуместно сейчас и неприлично. Пожалуй, пройдёт ещё год или два прежде, чем кто-то поинтересуется содержанием разговора на веранде. — Когда-нибудь мы тоже поедем за границу, да? — спрашивал у Феди Антон, сидя на его коленях. — Может быть. Если дела фирмы продолжат идти в гору, то точно. — Знаешь, меня безумно бесит, когда ты упоминаешь её в наших разговорах. Я не хочу, чтобы наша жизнь вертелась вокруг какого-то дурацкого бизнеса! — Когда-нибудь так и будет, обещаю. — Ага, лет через сорок. Тогда вы оба будете уже старыми, некрасивыми, со склерозом и радикулитом, — хмыкнул Лёша, одним глазом смотря на засыпающего Рому. Брат кинул в него салфеткой. Вот умел же Лёша со своими комментариями влезть не вовремя. Где-то около магнитофона крутился Артём, бессмысленно переключая каналы в поисках чего-нибудь менее усыпляющего. Дзюбе хотелось праздника, какие они устраивали себе каждый Новый год, но радио упорно выдавало только спокойную музыку, ведь час был уже поздний. Через окно, приоткрытое из-за летней духоты, в гостиную светили десятки, если не тысячи звёзд. Яркими точками на чёрном, ясном небе они заглядывали в помещение и становились непосредственными участниками тридцатого дня рождения Ильи. — Чувствую, завтра день хороший будет, — произнёс именинник, поудобнее устраивая голову Ромы у себя на плече.***
Солнце нагло влезло в окно, просочившись через шторы и упав на лицо Черышева. Он нехотя открыл глаза, пытаясь осознать, который час, но вдруг встретился с улыбкой Марио. — Доброе утро, — сказал он. — Ага, — Денис потянулся. — Чем вчера всё закончилось? — Не знаю, я ушёл, когда всё только начиналось. — И правильно. Тем более, пьяных Миранчуков ты уже видел, а больше там ничего интересного не должно было быть. Кстати, ты знаешь, что на нашу квартиру грядёт нашествие? — Какое нашествие, Дени? — Наши дорогие друзья очень хотят проводить нас с тобой в Испанию. Ну, например, Дзюба там стол накрыть собирается, Роме очень нужно напоследок исполнить свои «Зима, холода». Марио так обрадовался этой новости, что чуть ли не сейчас был готов мчаться домой и делать там уборку, лишь бы встретить гостей этим же вечером. Денису пришлось остановить его, ведь всё это будет только дней через пять, не меньше. — Дени, — пока они собирались на завтрак, вдруг произнёс Фернандес, как-то очень удивлённо глядя на Черышева. — Что? Что-то не так? — Да. Ты ещё никогда так счастливо не улыбался. — Ой, боже, Марио, я уже подумал о чём-то ужасном. А что в этом такого удивительного? — Не знаю... Просто раньше никогда не видел. — Ну, значит, теперь так будет всегда, — и Денис снова улыбнулся. Счастливо, непринуждённо, как должен был делать всю свою жизнь. А дом понемногу оживлялся. Как в старые-добрые времена, когда все жили на одном этаже общежития, у ванной собралась очередь, на кухне гремели чашками и тарелками, кто-то до кого-то пытался докричаться. Позднее всех, по традиции, проснулись Федя с Антоном. Разумеется, Смолов немало так охренел, узнав, что до ванной он доберётся ближе к обеду, потому что Игорь застрял в душе уже на сорок минут. — Просыпаться раньше надо, — сказал Лёша, сидевший за столом в гостиной, с которого никто даже не думал убирать последствия вчерашнего праздника. — Илюх, кстати, у вас тут речка есть? — поинтересовался Федя, когда Кутепов проходил мимо него в комнату. — Да, кажется. А что? — Просто Антону очень захотелось на речку... — Слушай, скажи Тохе, что он заебал! — впёрся в помещение Дзюба, снеся стул. — Я только вчера лёг спать, только уже глаза закрыл, Игоря обнял... — Ого, кажется, я пропускаю что-то очень интересное, — засмеялся со стороны двери Саша с полотенцем на плечах. — Да-да, продолжай. Ты обнял Игоря. — Да, я обнял Игоря! — Артём задумчиво почесал затылок, вспоминая, что хотел сказать дальше. — Так вот! Я уже почти заснул, но нет. Эти прекрасные соседи, имена которых называть не хочется, решили, что очень охрененно потрахаться в доме, полном других уставших людей! — Пф, я так живу уже шесть лет, — сказал Лёша. — А где, прости, мы должны были это делать? — поинтересовался Федя. — У себя в квартире! Не надо заставлять других страдать. В это время со словами: «А кто опять страдает?» в гостиную зашёл ещё один виновник вчерашней бессонницы Дзюбы. Миранчук светил засосами на шее и плечах, так как не посчитал нужным надеть футболку. Времена шли, а Антон так и не научился элементарным приличиям. — Ты узнал про речку? — спросил он у Феди. — Да, но мне дали очень невнятный ответ. — Значит, мы всё равно идём. Прогуляешься заодно по деревне, вряд ли ты когда-то их видел. Дверь в ванную наконец-то скрипнула, оповещая всех о том, что Игорь закончил свои водные процедуры. Следующим в очереди был Артём, но вперёд него со скоростью света влез Антон. — Эй, ты точно за мной будешь! — отодвигая с прохода ещё и Федю, сказал Дзюба. — С хрена ли? Мы вообще-то с Тошей всегда вместе моемся. — Ага! — кивнул Лёша. — Поэтому я просыпаюсь в семь утра даже по выходным. — Да, твою-то мать! — не выдержал Артём, когда дверь за Смоловым закрылась. — Чтоб вы там захлебнулись. — Бесполезно, — флегматично произнёс Миранчук, закидывая в рот виноградину. — Я каждое утро им это желаю. Ни разу не сработало. Пока все мылись и собирались на речку, а если быть точнее, то пытались понять, есть ли она вообще в посёлке, Саша решил немного нагулять аппетит перед завтраком и пройтись где-то примерно до пятого дома на улице. Расстояние было небольшим, так что опоздать к столу он не должен. В это время около забора остановилась машина, из салона которой вышли Далер с Андреем. Удивительно, опоздали всего лишь на день, а не на неделю. — Какие люди! — радостно поприветствовал их Саша. — А что, все уже тут? — удивился Кузяев, прислушиваясь к голосам, доносившимся из открытой входной двери. — Все ещё позавчера были тут. Ну, вы как обычно! — Андрей, как так? Мы же вроде всё верно в календаре отметили, чтобы точно не опоздать. Лунёв полез в салон, очевидно, чтобы найти там какой-то мифический календарь, из-за которого они всегда опаздывали. Необходимая вещь упала за сидение, поэтому доставать её пришлось долго. — Что это за раритет? — спросил Саша, когда у него перед глазами оказался прошлогодний календарь. — Тьфу, блин, Далерка, — рассмеялся Андрей. — Мы с тобой уже больше года живём по старому календарю. — Странно, кстати, что вы на числа смотрели, а всё равно опаздывали. — Так мы по дням недели ориентировались. Надо купить новый календарь... На веранде показались Илья и Рома, которые, заслышав голоса друзей, тут же решили их встретить. Начались традиционные дружеские объятия после долгой разлуки, вручение подарков Кутепову, после шёл рассказ о старом календаре. Из дома вышел Артём, ведь ему, кажется, не суждено было помыться в ближайшее время, а он уже позвал всех остальных. Пока они делились краткими новостями вчерашнего вечера, Саша тактично ушёл на запланированную прогулку. Просёлочная дорога была ужасно пыльной, но Головин не мог обратить на это достаточного внимания, будучи занятым рассматриванием фотографий, которые уже оскомину набили, наверное. «Не надо печалиться. Вся жизнь впереди! Вся жизнь впереди, надейся и жди», — пронеслись в голове слова Артёма, сказанные шесть лет назад когда-то на кухне. Да, пожалуй, ждал Саша всю жизнь, вернее, большую её часть. Чего только ждал? Возвращения Дениса? Счастье, которое ему обещал Рома в своих гаданиях? Может, любви? Или вообще той значимой встречи, что нагадала бабка в поезде? — Эй, парень! — послышалось откуда-то сбоку, со стороны соседского участка. Саша обернулся, тут же засовывая фотографии в задний карман. Парнем его не называли очень давно, в основном обращались по имени или употребляли неприятное для него выражение: «Молодой человек», ну и мужчиной стали часто звать. Постарел он, что ли? — Да? Около высокого железного забора тёмно-синего цвета стояла машина соседа Ильи. Мужчина ковырялся в открытом капоте, пытаясь то ли что-то зацепить, то ли что-то удержать. — Вон то подай, пожалуйста, — попросил он Сашу, указывая куда-то на землю. Среди разбросанных инструментов сложно было понять, какой именно необходим, поэтому Головин взял первый попавшийся. — Нет, там рядом лежит. Вот, спасибо. Мужчина что-то подкрутил и разогнулся, разминая спину, затем вытер грязные руки о тряпку. — Ещё раз спасибо за помощь. Тебя как зовут? — Саша. — Александр, очень приятно, — мужчина улыбнулся. У Головина дыхание перехватило. На него сейчас смотрели голубые ясные глаза какого-то Александра, но этот взгляд Саша мог узнать из тысячи. Он был абсолютно идентичен тому, что был у Дениса в девяносто пятом. В груди вдруг стало как-то невообразимо легко и свободно, почему-то все мысли, занимающие голову уже шесть лет, мгновенно испарились. Остался только взгляд напротив. — Эй, ты в порядке? — Да, — кивнул Головин. — Я Саша. — Я уже понял, — рассмеялся мужчина. Нет, эти глаза всё-таки были совсем иными. В них не скрывалась та потаённая грусть и боль, только... нежность? Впрочем, это уже неважно. Саша полностью растворился в этом взгляде, понимая, что, кажется, снова влюбился. Только не так, как раньше. Теперь по-настоящему, взаимно...