Я помню белые обои, чёрную посуду, Нас в хрущёвке двое... Кто мы и откуда? Откуда? Задвигаем шторы, кофеёк, плюшки стынут... Объясните теперь мне, вахтёры, Почему я на нём так сдвинут?
Их осталось шестеро на весь этаж и практически на всё общежитие. В последнее время заезды были всё меньше и меньше, ведь люди старались подобрать себе что-то более близкое к центру или к университету, а их общага стояла чуть ли не на самой на окраине Москвы. Раньше пользовалась спросом только из-за неимения лучшего, теперь же была самым последним запасным вариантом. К тому же, рядом всё ещё строилось новое здание, которое, кажется, собиралось затмить её по всем параметрам. Если верить слухам, то на втором и третьем этажах в сумме проживало человек тридцать, не больше. А здесь, на четвёртом, самом последнем из функционирующих и стоящем особняком ото всех, осталось лишь шестеро парней. Почему-то это осознание ужасно угнетало, ведь создавалось ощущение, будто они единственные в целом мире. Теперь не то, что табуретки можно было все занять, пустые оставались, а в душ по утрам можно было попасть без очереди, занимаемой ещё с вечера. Стали много говорить, чтобы голосами заполнить звенящую, обволакивающую пустоту этажа. Часто собирались вместе по поводу и без, стараясь сохранить последние остатки коллективного духа. Рома постоянно играл на гитаре, горланя свои песни на всю округу и не закрывая дверь в комнату. Илья зачитывал всем отрывки из своего нового произведения, хотя раньше никогда не сделал бы этого, считая остальных парней слишком отсталыми в плане умения воспринимать литературу. А Далер знакомил всех со свежими и не очень новостями. Июль медленно перевалил за середину, когда Кирилл вдруг объявил всем, что хочет попробовать снова начать отношения с Мариной. Не так давно он виделся с девушкой, в нём проснулись старые чувства, которые, на самом деле, и не засыпали никогда, поэтому Набабкин вдруг предложил ей вычеркнуть всё, что было за время их семейной жизни, и начать строить её заново. — Я не могу однозначно оценить этот поступок, — рассудительно произнёс Илья, отставляя в сторону кружку. — Честно говоря, мои родители учили меня так: если ты не ненавидишь человека после расставания, значит, не любил никогда по-настоящему. Ты, настолько я понял, Марину любил всегда, вне зависимости от её действий. — Но она такая... — Кирилл никак не мог подобрать слов, потому что простое «красивая, добрая, замечательная» звучало слишком бедно. — К ней прилагательных не существует! — Поэтично, — заметил Андрей. — Значит, вы снова съезжаетесь? Набабкин как-то странно повёл глазами вбок, убирая руки за спину и смущённо улыбаясь. — Мы уже съехались... — Фига се, — хмыкнул Саша. — Быстро, однако. Да и мы ничего не заметили. — Теряем хватку, — заключил Рома. — Нет, я за вас рад. По-моему, если в нашем мире ещё и есть что-то настоящее, ради чего можно и жизнь отдать, то это любовь. Какая бы она не была. Ты молодец, Кирилл. — А свадьба, когда? — вдруг рассмеялся Андрей. — Мы решили с этим не торопиться, — Набабкин присел рядом с парнями. — В прошлый раз мы немного ошиблись, теперь хотим пожить для себя сначала, как просто парень и девушка. — Как холостяк и разведёнка, если быть точнее, — сказал Илья. — Это детали. Мы на них больше не обращаем внимания. Мы просто друг друга любим и, может быть, когда-нибудь поженимся. Разумеется, Кирилл не мог строить отношения с Мариной в общежитии и делал это в своей квартире, поэтому с его уходом парней осталось пятеро. При этом Илья по своей привычке в компании появлялся редко, тем более, сейчас у него был очередной плодотворный период в писательстве, а Роме нравилось находиться рядом с ним в такие моменты. Ведь Кутепов такой красивый, когда сидит, склонившись над исписанным листом бумаги, а потом вдруг вскочит, заходит туда-сюда по комнате, ожидая прихода вдохновения. — Не понимаю, Илюх, неужели за эту твою писанину так мало платят, что вы всё ещё не можете позволить себе хотя бы съёмную квартиру? — удивлялся Андрей. — Платят столько, сколько могут. Да и пишу я не для денег, если честно. — Для себя, что ли? — Нет. Скорее, для людей. Понимаешь, каждому из нас иногда необходимо уйти из этого мира, но не в прямом смысле, конечно. Книга — это другое измерение, в ней ты смотришь на совсем иных людей со своими судьбами. Ты начинаешь переживать не за себя и свои проблемы, а за них, которые там. — Да это же отличный психологический приём! — радостно воскликнул Далер. — Человек отвлекается от плохих мыслей, отодвигает их на второй план, они больше не угнетают его, не кажутся чем-то неразрешимым. А ещё он потом может сопоставить их с проблемами героев книги и понять, насколько его беспокойства бессмысленны, ведь бывает гораздо хуже. Кутепов кивнул, давая Кузяеву понять, что тот абсолютно прав. Пусть Илья никогда себе таких целей и не ставил, писал просто от души, но научно его творчество можно было объяснить, что казалось парню хорошим знаком.***
Не так давно, всего несколько месяцев назад, Саша рвался вернуться в комнату, где всё началось. Ему хотелось снова пожить в какой-то более-менее родной обстановке, ведь он уже устал скакать по комнатам своих приятелей. Да, у Вани было очень уютно, по-домашнему тепло, у Лёши веяло заботой и жизненной силой, но ни одна из этих комнат никогда не заменит Головину четыреста пятую. В ней всё началось, в ней всё и закончится. Так было бы правильнее. Саша чувствовал, что конец, кажется, слишком близко. Сейчас середина девяносто девятого, не успеешь глазом моргнуть, как наступит новый век, а ещё с этажа уехали те, кто все эти годы создавал необходимую атмосферу, и вместе с ними будто бы ушла целая эпоха. Нужно было что-то менять в срочном порядке, дабы не застрять в этом прошлом, которое так и норовило затянуть в свою тёмную бездну. Правда, будущее пока тоже виделось слишком смутным и далеко не светлым, серым каким-то, неоднозначным. Головин искал себе квартиру. Неважно, где, главное, чтобы недорого. У него было пять адресов, которые, наверное, стоило бы отметить на карте Москвы, всегда висящей над столом, да только стоило Саше подойти к нему с карандашом, как перед ним предстали абсолютно голые серые обои. Карандаш упал на пол, звонко прокатившись по паркету. Именно в тот момент парень понял, что уезжать отсюда надо быстрее. С уходом Дениса комната перестала быть такой родной и любимой, она оказалась самой обычной, маленькой, старой комнатой в обветшалой общаге. — Сергей Николаевич, как вы думаете, можно ли умереть от одиночества? — спросил у вахтёра Головин. Мужчина задумчиво окинул его взглядом, будто бы оценивал что-то. Не отвечал долго, наверное, не знал, что говорить на такое. — Можно, — и тут же отвернулся к окну. — Только не физически, а морально. Это даже хуже, поверь мне. — Мне кажется, я умираю. — Если кажется — покрестись. Говорят, помогает. — Я серьёзно, Сергей Николаевич. Мне иногда так плохо, что сил никаких нет. Вот взять бы, да и вздёрнуться... — Ты эти мысли брось, Саша, — на памяти Головина это был первый случай, когда мужчина обращался к кому-либо по имени. — Вы знаете, как меня зовут? — Я всех вас знаю, что в этом такого? — Но вы всегда... — Просто случая подходящего не было. Знаешь, почему человеку нужно имя? Нет, не за тем, чтобы в паспорте писать. Имя — это то, что есть у тебя всегда, оно твоё, личное, понимаешь? — Саша кивнул. — Когда тебя зовут, то имеют в виду именно тебя, а не кого-то другого. Поэтому ты откликаешься. Имя нужно для особенных моментов, таких же личных, как оно само. Головин стоял, будучи не совсем в силах осознать, как Игнашевич, простой вахтёр, довольно пожилой человек, может говорить такие философские вещи, которые не в каждой заумной книге встретишь. И самое главное, ещё и подавал их так, что хотелось верить беспрекословно, принимать за единственно верную аксиому. Спустя неделю Саша решился на свой последний переезд. Напоследок он лишь написал письмо своей матери, где сообщал, что меняет адрес, который пришлёт чуть позже, и рассказал о некоторых событиях. Последний раз он отправлял что-то в Калтан ещё в начале апреля прошлого года, кажется. Родители считали, что их сын вырос и может не докладывать о каждом дне своей жизни. И всё-таки Саша иногда не мог не взять ручки в руку и не сесть за стол перед листом бумаги. «Здравствуй, мама, я, наверное, слишком долго тебе не писал. Понимаешь, столько всего произошло, что и не смогу рассказать сразу. Всё началось как раз после моего последнего письма. Кирилл у нас всё-таки женился, мы отлично погуляли на его свадьбе, Кокорина даже забрали менты. Но нет, он не дебоширил, хотя от него только такого и ждали, его в убийстве левом обвинили. Саня сам зачем-то сесть захотел, несмотря на все попытки Феди его вытащить. Они поругались, так и не поняли друг друга. Я тоже Саню не понял, а вот Антон, кажется, догадался. Только никому не сказал, зараза такая! Это ладно, это пережили... Потом дефолт случился. Мы чуть не потеряли Лёшу. Я всегда считал его сильным, независимым каким-то, а он оказался очень чувствительным. Не знаю, плохо это или хорошо, может, его просто время таким сделало. Антон с ним носился, как с хрустальным, и я бы никогда не подумал, что Тоха может быть таким заботливым. Мы тоже старались во всём ему помогать. Приходилось врать Лёше, чтобы не расстраивался. Игорь боялся его депрессии и делал всё, что было в его силах. В наших общих силах. Конечно же, у нас ничего не получилось. Пришёл Федя и всё испортил... Хотя нет, Федя всё исправил. Из-за роста доллара у него накопления из миллионов в миллиарды превратились, так он поделился ими с нами. Федя хороший человек, что бы про него не говорили. Не каждый сможет отдать свои деньги абсолютно чужим людям, ведь мы для него, по сути, никто. А ещё он Сергея Николаевича от пьянства спас. Игорь с родителями своими поссорился сильно. Сказал, что никогда больше к ним не поедет, да и они, вроде как, за сына его больше не считают. Я не говорил тебе этого, мама, но Игорь с Артёмом вместе. Они любят друг друга. Вы можете осуждать, конечно, но я не вижу в этом ничего плохого. Они счастливы так, как не могут многие обычные пары, и я рад за них, я даже чуть-чуть им завидую. Ты бы видела, как они смотрят друг другу в глаза! Сколько нежности и любви между ними, мама! Новый год мы отлично отметили, хоть нас и было немного. А потом Антон с Федей решили уехать. Им захотелось жить самостоятельно, они планировали это долго, поэтому такие радостные были, когда в машину садились. Вот только Лёшу они тут оставили. Мы забеспокоились, подумали, как бы с ним чего не случилось. И я к нему переехал. Он действительно совсем плох был. Но потом Тоха одумался и вернулся. Я никогда не забуду момент, когда они друг друга увидели, словно лет двадцать прошло, так были счастливы. Вот, как выглядят настоящие братья... Втроём уехали, в итоге. Я к себе в комнату вернулся. К Денису и Марио. Знаешь, этот бразилец не такой противный, как я про него говорил сначала. Да, со странностями, причём, ещё какими! Но всё-таки человек он неплохой, очень понимающий, кстати. Я не знаю, откуда у него это чутьё, но он, кажется, с одного взгляда про человека всё сказать может. Я к нему смог привыкнуть. А вот к Денису, мама... Я не понимаю, как можно было так сильно измениться. Он стал совсем другим человеком. Звучит странно, конечно, но он стал лучше. Он больше не хочет удавиться при первой удобной возможности, практически бросил курить, улыбаться научился не вымученно как-то, а по-настоящему, как все. Они с Марио недавно съехали. Тётя Дениса, которая умерла сколько-то лет назад, завещала ему квартиру. Он был так рад, ты себе представить не можешь. Наверное, сейчас ему очень хорошо, я надеюсь. Я скучаю по нему очень, даже больше, чем по всем остальным... Да, Антона с Лёшей не хватает, с ними весело всегда было, не хватает и перепалок Феди и Игнашевича, Феди и Дениса, Феди и всех вокруг. Но конкретно Дениса не хватает больше всех. Он для меня очень дорог, мама. Ты не знаешь, насколько и почему... Я не хотел тебе этого никогда говорить. Я Дениса любил сильно, да и сейчас люблю. Мама, что бы ты не подумала, но мне кажется, я никогда не смогу отпустить его. Я ведь и Марио из-за этого ненавидел, я его даже ударил однажды. Сейчас Дениса нет, и в комнате так пусто, так одиноко... Правда, внутри у меня ещё хуже, мама. Игорь с Артёмом, кстати, тоже съехали. Дзюба получил квартиру, как детдомовский. На самом деле она ему давно полагалась, просто письмо затерялось где-то на четыре года. Мы перед их отъездом гадали по-всякому. Оказалось, что Рома умеет и разбирается во всём этом. Мне на картах, на кофейной гуще и на воске всё время выпадала какая-то важная встреча, которая должна многое изменить в моей жизни. Вот уж не знаю, верить или нет, ждать ли встречи? А Кирилл с Мариной развёлся. Не смогли они жить вместе, ей детей захотелось, а он семью обеспечить не может. Правда, не так давно они снова сошлись и даже съехались. Собрались заново всё начинать. Такие непостоянные! Нас на этаже пятеро осталось: я, Рома с Ильёй, да Андрей с Далером. Грустно нам очень, мама. Были бы деньги, наверное, разъехались бы сразу, не думая. Пока могу только я, остальные копят и решают что-то. А я просто даже одного дня тут больше не выдержу, в пустоте этой кошмарной. Мне всё равно, куда, лишь бы съехать. Вот сегодня поеду варианты смотреть, надеюсь, хоть какой-нибудь смогу себе позволить. Мама, я очень хотел бы, чтобы ты меня правильно поняла, ведь в этом письме я сказал столько лишнего, пожалуй, столько личного про всех и себя, что боюсь, как бы не получилось у нас, как у Игоря. Ты только папе ничего не говори, хорошо? Скажи, что всё у меня нормально, переезжаю активно. Скучаю очень.Саша.»
Головин несколько раз прочёл письмо перед тем, как положить его в конверт. Да, тут было очень много личного и лишнего, но переписывать как-то глупо. В конце концов, Саша верил, что его мама окажется человеком понимающим и пусть не одобрит чувств сына, но хотя бы отрекаться от него не станет. Быть совсем одному на этом свете не хотелось. Парень стоял в дверях, одной рукой сжимая лямку рюкзака, другой проводя по стенке шкафа, будто бы стараясь запомнить последние ощущения в этой комнате. Он прощался с ней уже навсегда, прекрасно зная, что никогда не сможет вернуться. Перед глазами мелькали картинки самых ярких моментов из жизни, что были непосредственно связаны с этой комнатой... Дверь открывается. Перед ним Денис, на губах у которого улыбка. Саша сразу видит его глаза. Такие голубые, светлые, глубокие, они могли быть только у человека, давно потерявшего надежду, ведь сплошная грусть плескалась на дне зрачков. Они сидят с ним на полу у окна, прислонившись спиной к холодной батарее. Денис сжимает в руках фоторамку, где на снимке запечатлена вся его семья. Он говорит сначала тихо, потом вдруг срывается, начинает как-то резко, немного грубо... По комнате витает запах сигаретного дыма. Саша не может смотреть на такого Дениса, он порывисто его обнимает и уже тогда начинает осознавать свои чувства, связавшие его с Черышевым на долгие годы. Первый Новый год в общежитии. Они нарядили ёлку, Саша тогда испачкался в блёстках от украшений. Теперь же он сидит на кровати Дениса и смотрит на своего соседа, пока тот поражённо изучает статью в газете, которую Головин написал специально для него. А потом парень присаживается рядом с ним, не зная, что сказать. Саша целует его, а Денис отвечает, и в тот момент они самые счастливые люди в мире, им ничего больше не нужно. Их первая ссора. Она получается такой внезапной и теперь кажется такой глупой. Не поделили место на столе. Денису нужно было разложить там свои фотографии, чтобы отобрать лучшие, а Саша забыл переписать конспект. Они долго кричат друг на друга, но всё заканчивается благополучно. Парни ещё не знают, сколько ссор их ждёт впереди. Дверь открывается. На пороге стоит Марио. Саша впервые видит этого человека, однако чувствует, что от него будут сплошные неприятности. Так и получается. К Фернандесу невозможно относиться спокойно. Он постоянно задаёт идиотские вопросы, хочет во всём участвовать, бесит своим режимом, под который все обязаны подстроиться. Ещё он постоянно даёт советы... Денису не курить, Саше начать следить за порядком в комнате, другим парням научиться друг друга слушать. Апрель девяносто восьмого. Головин приходит с пар какой-то особенно радостный и хочет рассказать своему парню о споре с однокурсником, но тот вдруг переводит тему в совсем другое русло. Денис говорит о расставании и заявляет, что никогда не любил Сашу. В тот момент мир раскалывается надвое, а парень совершенно не вовремя осознаёт, насколько его чувства к Денису были сильны. Дверь открывается. Она вообще слишком часто открывается. Головин стоит на пороге и видит, как его, пусть и бывший парень, но всё ещё возлюбленный целует Марио. Так нежно и аккуратно, наверное, боясь испортить момент. Саша закрывает дверь и плачет, плачет, плачет... Он возвращается в комнату, когда съезжает Ваня. Тут ничего не изменилось, разве что Марио стало только больше. Головин ненавидит его и даже позволяет себе ударить. Как же он теперь жалеет об этом. Виноват во всех грехах не Фернандес, случайно оказавшийся втянутым во всю эту историю, а Денис, начавший её. Вот, кого надо винить, вот, кому следовало бы за всё ответить. Саша опять стоит на пороге этой комнаты, только теперь после отъезда Лёши. Здесь чувствуется что-то родное, до боли в сердце дорогое, что Головин ни за какие сокровища мира променять не готов. Здесь его второй дом, пусть и рядом с Денисом, которого до сих пор парень любит. Дверь впервые закрывается. За Черышевым. Саша не видит его глаз в последний раз, не знает, какие они теперь, когда тот связал свою жизнь с Марио. Быть может, счастливые, быть может, всё ещё грустные, кто их знает? Головин шумно вдохнул воздух в лёгкие, потому что это воздух родной комнаты. Четыреста пятой, самой любимой и самой лучшей во всём общежитии, во всём этом городе. Он не попрощался ни с кем из парней, ведь Рома ушёл в магазин, Илья снова торчал в издательстве, а Андрей с Далером решили устроить себе романтическую прогулку в парке. Кажется, в том самом парке, где когда-то гуляли Саша и Денис. — Чёрт, я теперь с ним весь город ассоциирую! — неожиданно воскликнул парень, привлекая к себе внимание Игнашевича. — И всё-таки уезжаешь? — тепло улыбнулся мужчина, протягивая руку за ключом. Саша помедлил, но всё же положил его в ладонь вахтёра. — Так грустно, знаете, — со вздохом произнёс Головин. — Могу себе представить. Ладно, долгие проводы — лишние слёзы. Вернуться всегда успеешь, — последняя фраза прозвучала как-то неправдоподобно, будто бы и сам Игнашевич не верил в неё. — Боюсь, что... — начал Саша, но вахтёр вдруг поднялся со своего места, перегнулся через стол и обнял его. — Удачи. Уверен, всё у тебя получится. Да, вообще у всех вас всё будет хорошо. Толковые вы парни, — на его губах снова улыбка, которую Головин запомнил навсегда. Это был последний раз, когда он видел Сергея Николаевича.***
Парень, являющийся хозяином первой квартиры, в которую поехал Саша, очень долго рассказывал про преимущества жилья. Словно не сдавать собирался, а сразу продавать. Показал кухню, совмещённую с комнатой, включил маленький, старый, ещё чёрно-белый телевизор, не забыл рассказать о соседях, напомнил, что метро рядом. Головина мало интересовали эти подробности. Про метро вообще знал уже, ведь на нём сюда приехал. — Ну, что? — поинтересовался парень, буквально выпрашивая остановить выбор именно на его квартире. — Ладно, сколько с меня, — Саше просто не хотелось ехать ещё на четыре других адреса, а это жильё пока не имело каких-то явных недостатков. Стоило парню-продавцу получить необходимую сумму за первые два месяца, как он тут же вышел за дверь, обещав до октября не беспокоить. Головин остался один в своей новой квартире и ради интереса решил ещё раз обойти её. По сути, шатался без дела, не зная, к чему себя прислонить. Закончил свой маршрут на кровати, повалившись на неё прямо в уличной одежде. В мыслях почему-то появился Денис. Влез так нагло в голову, заставляя Сашу задаться вопросом: «Интересно, а как он там? Хорошо ли ему с Марио?» — Чёрт! Чёрт! Чёрт! — парень несколько раз ударил кулаком по матрасу, не понимая, почему каждый раз, оставшись в одиночестве, он сразу начинал думать о Черышеве. Когда же его отпустит наконец? Ему давно пора смириться с мыслью, что Денис не вернётся, он любит совсем другого человека, а ждать у моря погоды абсолютно бессмысленно. Глупое сердце, распалённое первой любовью, никак не хотело с ней расстаться, не хотело возвращаться к пустоте и некой лёгкости на душе. Первая любовь превратилась сначала в привязанность, потом вошла в привычку, пожалуй, именно во вредную, убивающую изнутри похуже всяких сигарет, алкоголя или наркотиков, а затем сформировалась в какое-то полупсихическое отклонение, от которого пока не придумали ни лекарств, ни терапии. Даже Далер был бы бессилен. — Боже, да почему я на тебе так сдвинут?! — воскликнул Саша, и его голос отразился от стен пустой квартиры. Ближе к вечеру, когда Головин перестал думать, биться в истерике, ощущая в груди лишь тупую боль, он пошёл на кухню, чтобы сделать себе хотя бы бутерброд. На ум вдруг пришла интересная идея, и парень, вытащив из кармана штанов бумажку с какими-то телефонными номерами, принялся набирать их на телефоне. — Игорь? Привет, это Саша! Артём рядом? Немедленно зови его сюда. В общем, я переехал, и я хочу устроить новоселье. Завтра, в семь вечера сможете? Отлично! Буду ждать, — Головин улыбнулся и набрал следующий номер. — Здравствуй, Федя. Что там у тебя происходит? Тебя опять убивают? А-а-а, это Лёша спрашивает, почему Антон повсюду разбросал свою одежду... Ну, и как тебе жить с ними? О, представляю! Слушай, а я тут переехал. Да, вот так. Новоселье завтра собираю. Что? Тебя слышно плохо. А, ты просто на Антона отвлёкся. Передай им с Лёшей привет от меня. Очень скучаю, кстати. Ага-ага. Так вот, завтра, в семь вечера у меня новоселье. С меня место, с вас еда и алкоголь, потому что у меня ни денег, ни времени это всё где-то искать. Нет, возражения не принимаются. Всё, давайте, буду ждать вас, — Саша откусил бутерброд, который делал в процессе разговора. — Алло, это Кирилл? Да, Марин, это Саша. Рад, что помнишь. Позови Кирюху, а? Да так, сообщить кое-что важное надо. Привет, Набабкин! Ну, что, как жизнь почти семейная? Нормально? Я рад. Нет, честно! А я переехал, у меня новоселье завтра в семь, придёте? Конечно, с Мариной, не с мамой же твоей вместе. Поместимся. Ну, если что, скажу нашим общажным, чтобы табуреток прихватили. Ага, увидимся, пока! — настроение у Саши заметно поднималось, хотя ещё несколько минут назад он готов был прыгать из окна. — Сергей Николаевич, добрый вечер. Ну, я переехал. Звоню со своей новой квартиры, завтра новоселье устраивать собираюсь даже. Можно наших позвать? Спасибо большое!... Илья? Привет! Давайте завтра все ко мне на новоселье? В семь вечера, если что! Ну да, переехал. Ой, знаешь, вам скажешь — не услышите, забудете. Проще перед фактом ставить. Да, нормальная квартира, меня всё устраивает. А вот это завтра за столом и обсудим. Да, жду, пока! Саша счастливо выдохнул, уже предвкушая завтрашний день. Пригласил бы ещё и Ваню с Бариновым, но не знал их номеров. Ну, ничего, собраться самым первым составом тоже хорошо, можно сказать, даже идеально. Никого лишнего. Совсем никого...