Каждый шаг, поступок, каждое знакомство могут повернуть жизнь в новом направлении.
Жизнь в Росгобеле была тихой, мирной и прозаичной. Деревушка была не из великих, даже купцы тут были делом не больно-то частым, а ближайшим соседом считали какого-то жившего в лесу лекаря, о котором тихонько добавляли: чародей он. Ворожить умеет, защищает лес и животных от всякого дурного дела, да только чудной и странный, понимать его тяжело, да и сам он не очень до разговоров охотник. Даже еду покупать или выменивать в деревню тот не приходил, а где ещё в глухом лесу съестное взять — непонятно. Хотя Гермиона даже не представляла того, что ей придётся встретить странного лесовика самой. Первое время она всё поражала Листу своей неосведомлённостью в домашних делах, но вскоре освоилась. Принявшая её хозяйка была женщиной весёлой, хоть и одинокой, очень домовитой и умелицей на все руки: и ткала, и пряла, и вышивала на собственноручно созданной ткани прекрасные узоры. Всё это долго собиралось, а потом продавалось заезжим торговцам, ведь делалось больше удовольствия ради, а не чтобы валялось годами. Добби, на удивление, очень скоро перестал пугать жителей Росгобеля своим видом, своей вездесущестью и, при постоянном желании помогать, часто случавшимся «хотел как лучше, а вышло как всегда». Домового эльфа полюбили, особенно дети — на всю деревню их было всего пятеро, но с «помощником лекаря» они подружились все и Добби буквально бегал хвостиком за новыми маленькими друзьями. Гермиона же определённо ощущала, насколько ей тут лучше. Изредка вспоминался Тар-Майрон, долгие разговоры, его любезность, его прекрасная манера преподносить даже простые вещи — фальшивые маски прогнившей жестокой души. Вспоминались стражники-харадрим, особенно глава их, казавшийся неплохим парнем, Айла — тех было жаль, ведь они, может, и не знали, какую дрянь таит их повелитель. Мисс Грейнджер иногда старалась убедить себя, что она слишком радикально делит мир на чёрное и белое, что вот с ней владыка Мордора был весьма… Приятен во взаимодействиях, но после одёргивала себя: жестокости под масками милых улыбок она повидала достаточно ещё в родной Англии.***
Утром, что стало своего рода судьбоносной отправной точкой, она была в лесу совсем недалеко от деревни. Один из жителей деревни рассказывал ей накануне про разные травы и колдунья решила пойти поискать то, о чём слушала, хоть и рассказано-то ей было не так уж много. Она отошла от опушки, наверное, менее полутора сотен метров, однако светлый поначалу лес даже на таком расстоянии уже темнел. Трава в глубине становилась мелкой, низкой и редкой, да и в Росгобеле предупреждали, что не стоит уходить вглубь, что лес заманит и потом трудно будет выйти — если повезёт выйти вообще. Потому ведьма бродила в этих пределах, выискивая разные травы. Она присела, чтобы сорвать небольшой жёлтый цветочек, лютик, но тот вдруг качнулся и пополз в траве прямо к ней. Девушка машинально ахнула, а потом, разглядев всё, рассмеялась: в носок её невысокого сапога ткнулся ёжик. Она подставила ладони и дикое животное на удивление доверчиво, обнюхав руки, заползло на них. — Какой ты джентльмен, а? — ведьма разглядывала зверушку, улыбаясь. — Даже цветок сперва подарил, знаешь же, что делать. И как тебя зовут, не расскажешь ли случайно? — Себастьян. Вот тут Гермиона совсем подскочила, машинально прижав к себе переполошившегося ёжика, который свернулся в клубок, решив, видимо, что его хотят раздавить. Ведьма, опомнившись и разжав ладони, наклонилась отпустить его и только после обернулась наконец, внутренне замирая. В десяти шагах стоял незнакомый ей пожилой человек, весь одетый в одежду коричневых и буроватых тонов. Выглядел он… Странно, словно был, как бы это назвали в родном мире, двинутым. Виноват в этом был то ли взгляд, слегка расфокусированный, то ли что-то другое, но трудно было отделаться от ощущения, что незнакомец слегка не в себе. Она услышала шорох и, опустив взгляд, приметила, что ёжик, продираясь сквозь траву, топал к пришедшему столь неожиданно… Кому-то, кем бы он ни был. — Простите? — Его имя — Себастьян. — пояснил человек, наклоняясь теперь сам. Ёж оказался у него в руках, а из них перекочевал в большой карман, где, судя по шевелению ткани, свернулся в комочек и уснул. — А вы… Кто? — Гермиона, скованная озадаченностью, смущением от того, что её застали за такой нелепостью, как болтовня с ежом, и непониманием, не двигалась с места, сжимая в руках букетик набранных раньше трав. — Радагаст я, Бурый маг. — сообщил уже, получалось, знакомый незнакомец своё имя таким тоном, словно это само собой разумелось и было делом всем ясным. — А ты-то кто? В деревне вроде всех знаю, а тебя не помню. Откуда пришла? — Я… Я не отсюда… Издалека очень. — она стушевалась, услышав слово «маг»: учитель всего пару раз обмолвился о таких, но говорил о них как о созданиях божественных и подобных себе. И кто мог знать, насколько похож на Тар-Майрона вот этот лесовик. Да, внешне он располагал к доверию, но разве не таков же был властелин чёрной башни? — Гондор, Рохан? — любопытно глянул маг, опираясь на посох, который сжимал обеими руками. — Ты похожа на людей с Севера. — Англия. — Гермиона выдохнула. Решила сказать. — Я не из вашего… Мира. Так вышло. Она вдруг вспомнила карту, на которой была пометка «один» точно возле Росгобеля и тон, каким Майрон говорил «подобные мне»: ядовитый, неприязненный. А этот Радагаст выглядел больно уж добрым, светлым, хоть и каким-то сумасбродом. О таких точно говорят «юродивый», подумалось. — Я… Магия многогранна. Что-то в сути мира сдвинулось из-за нас, и вот я тут. И прошёл уже год, даже чуть больше. В Росгобеле я недавно. Прибыла из… Других мест. Радагаст не выглядел сильно удивлённым, скорее сосредоточенным. Он чуть прищурился и Гермиона ощутила себя вдруг словно окутанной светом. Возможно, маг как-то влиял на неё — такое распознать было вне её сил — И где же эти другие места? — старый чародей улыбнулся. — Можешь мне поверить. Я из ордена Светлых магов, я не враг. Мисс Грейнджер выдохнула, сжимая кулаки. — Мордор. Я очнулась во власти того, кого называла Тар-Майрон… Учитель. — и она подметила, что Бурый маг напрягся, цепко рассматривая её. — Сначала он очень долго был добр… Ко мне. Неизменно, хоть первые дни я и провела в темнице, но это быстро загладилось… А потом я увидела его настоящего. И я сбежала. — Майрон… Саурон так просто отпустил тебя? — чародей перехватил посох иначе. Видимо, готовился к подставе и ведьма, выпустив несчастные травы, подняла руки. — Я не шпион! Клянусь, я сама не ожидала такой простоты. Меня и правда просто выпустили… На диво. Я долго ждала погони, но её не оказалось. Прошло долгих несколько минут, прежде чем Радагаст, кивнув, видимо успокоился. — Я верю тебе. Хорошо. И что же ты делаешь в Росгобеле? Я вижу, ты собирала травы. Девушка кивнула, робко и неровно улыбаясь. — Я помогаю жителям. Если нужен лекарь, да и просто в работе… Немного с магией. Меня учил и Он… Но я ещё в родном мире обучалась магии. В нашем мире волшебников весьма много, сэр. — она постепенно начинала ощущать себя более уверенно. — Есть школы магии и высшие учебные заведения. Маги образуют своё общество и занимают почти отдельный от людей кусок мира. — Учил чему-то? Покажи-ка. — Радагаст полуприкрыл глаза, улыбаясь. — А то, глядишь, и я чему научу. Магия — дело тонкое, бросаться нельзя. Ведьма ободрённо блеснула глазами и сильно кивнула, припоминая что-то наиболее впечатляющее. Учиться! У ещё одного чародея, которые, судя по рассказам Саурона о расе майар, получались куда сильнее любого самого завидного учителя её мира! Это было перспективой слишком заманчивой и яркой.***
Уроки Радагаста — или, вернее, Айвендиля, так он представился более официально потом, — разительно отличались от тех, что давал ей владыка Мордора. Тот был прям, всегда серьёзно подходил к делу, но при этом всегда оставалось стойкое понимание того, что любой порыв ученицы он играючи предотвратит от себя, как бы она ни старалась задеть. Позволял ломать мишени и любые другие предметы, беззаботно смеялся и вовсе не был строг… Скорее, будто бы любопытен. Лесной отшельник вёл себя абсолютно иначе. Больше говорил, чем показывал, и почти всегда сводил к факту того, что создать сложнее, чем разрушить. И был настроен спокойно и дружелюбно, но вовсе не так бросово-шутливо, как Тар-Майрон. Гермиона не почерпнула многого в вопросах защиты и нападения, зато продвинулась в искусстве исцеления. Теперь ей поддавались не только раны тела — Айвендиль рассказал, как исцелять души или фэа, как он называл их, и ведьма с привычным для себя в любом обучении упорством осваивала то, что ей открывали. И параллельно очень много слушала. В основном про мир, в котором очутилась. Про песни сотворения (это напоминало ей детскую книгу о волшебной стране в платяном шкафу), про Восстающего в Мощи, владыку Тьмы куда опасней своего уже бывшего ученика — Мелькора-Моргота, чьи злоба и страсть разрушать много раз едва не погубили мир. Про эльфов, дивные сказания о которых длились, словно баллады, и окутывали разум приятным и притягательным ощущением тайны и каким-то образом своей к этой тайне причастности. Одну из легенд этих она слышала уже из уст тёмного майа, хоть и изложенную с его точки зрения — историю о Кольцах и великом эльфийском кузнеце по имени Келебримбор, что помогал эти кольца создать, а после (и тогда она безоговорочно поверила Майрону) предал его. Предал, создав несколько артефактов тайно, используя дарованные ему знания, но желая подчинить себе куда большую по размерам силу. Предал, поправ доверие и даже дружеское расположение господина Мордора. Вспоминая это, ведьма была на две трети уверена, что насчёт дружбы Саурон не солгал: выглядел в тот раз, повествуя ей о случившемся, слишком уязвлённо, слишком тоскливо, слишком даже виновато. Но от Айвендиля узнала она, как тело эльфийского лорда оказалось, пронзённое стрелами, на копье подобием полкового знамени, и в том узнала жестокость, уже знакомую ей. Наваждение жалости к бывшему наставнику спало: какая искренняя дружба завершается так? Однако не высказать свои чувства по этому поводу Бурому магу она не могла и тот, выслушав про подмеченную ей словно бы грусть и самотерзания тёмного владыки, приступил к истории другой. — Много тысяч и тысяч лет прошло с тех пор, как мы, айнур, поделившиеся на Валар и Майар, слуг их, сошли по слову Эру в Арду, это ты уже знаешь. Я, едва увидев впервые леса, что создала госпожа Йаванна Кементари, понял, что моё сердце с ними, вечно растущими и стремящимися в небо, но неба не достигающими. Друг мой, старинный и нынешний, Олорин, Серый маг, избрал для себя служение Ардарану, светлому владыке Манвэ, что в помыслах Эру был братом Моргота, но часто бывал и в чертоге госпожи Ниэнны, где научился не только гневаться, но и быть милостивым, жалеть и прощать. Алатар и Палландо, двое Синих магов, которых не встречал я уже очень давно, служили вала Оромэ, составляя часть его охотничьей свиты, а Курумо, ныне известный как Саруман Белый, глава нашего ордена, пришёл на служение к величайшему из всех мастеров, Аулэ, мужу Йаванны… И с ним был знакомый ему майа, в душе которого нестерпимо, едва ли не жарче, чем у всех других, горел огонь. Предначальный огонь, тот, что сотворил и не отдал нам во власть сам Илуватар, но который вложил он в некоторые духи, давая силу им одновременно отличную и схожую с общей. Тот майа, мягкий и спокойный, но в то же время бывший увереннее и несокрушимей каменной скалы у моря, стал одним из лучших кузнецов Аулэ. Он называл себя духом гармонии и порядка, а имя его говорило о многом. Великолепным звали его, что на валарине звучит как Майрон. Труды Валар завершились, прервавшись отдыхом на острове Альмарен, но возобновились, дабы помешать завистливой злости Мелькора порушить сделанное. Альмарен пал, однако в дивной земле Валинор или Аман обрели все мы наконец покой и величие, доселе неизвестное. Впрочем, кто-то смущал умы и сердца, склоняя их ко злу, к Тьме, о которой убедительно и мягко повествовал нам и Мелькор, уверявший, что нет в темноте дурного — только лишь свобода от указов, свобода от оков. И были те, что верили ему: я помню, как Алатар и Палландо очень поругались из-за майэ по имени Тхурингветиль, что так же, как они, сопровождала некогда Оромэ, но после ушла. Помню буйство Оссэ, который неведомо как поддался Мелькору и лишь лаской супруги своей, девы Уинен, был образумлен и вернулся под власть господина Ульмо. Помню я, как переманил Мелькор к себе в услугу Гвэндо и Нави, слуг самого Намо Мандоса, тихих, вечно спокойных и послушных и научившихся столь же тихо и спокойно убивать и мучить в угоду воле владыки. Лангона помню, что стал глашатаем воли Моргота… И Майрон. Мы очень поздно узнали лишь благодаря случайным замечаниям раскрывшего обман Эонвэ, герольда Манвэ, товарища нашего, что именно Майрон активнее всех шпионил и шептал на благо Мелькора. Друг наш обернулся нашим врагом, как то ни горько. Едва он понял, что раскрыт — он покинул Валинор и более не возвращался ни разу, оставшись верным цепным псом творцу Искажения и правой рукой его, пособником всех самых злых и жестоких его деяний. Последним видел его Эонвэ да издалека Оссэ. И, хотя ощущался прежний огонь внутри него и прекрасен был как прежде и в те дни его лик, Майрон изменил себе и изменился на пути служения Тьме. Но зло не было в нём изначально… Ни в чём изначально его не было. Зло, Эрмион — следствие очерствения души, печали и десятков сотен обид. Пожелай он лишь, и Свет бы раскрыл ему путь обратно, но беда в том, что Майрон, видно, вовсе не желает того. Но знай, что от пагубного влияния, пока оно ещё не пустило прочных корней, можно спасти любую душу: этому я тебя и учу. А пока… — он прислушался к чему-то, ему одному известному и как-то странно улыбнулся. — Пойду я, меня ждут в лесу. А ты встреть гостя и поговори с ним. — и старый маг ушёл прежде чем ведьма смогла хоть что-то спросить, сказать или возразить. Прошло не более десяти минут, а в дверь и правда послышался стук. Девушка чуть не подскочила с места — она читала какую-то старинную книгу, где Айвендиль самолично записывал всё, что было в лесу, постоянно изучая и добавляя новые особенности и детали. Ответа на стук, видимо, не ждали, потому что, нагнувшись, в дверь прошёл молодой эльф. В том, что это именно эльф, не было ни тени сомнения. Во-первых, вид у него был… Нечеловеческий, совершенно особенный какой-то. Во-вторых, виднелись острые уши, а волосы незнакомец носил куда-то длиннее всех виденных ею людей. Увидев девушку, гость удивлённо приподнял светлые брови, но поклонился, прижав ладонь к сердцу, изображая во взгляде почтение. — Светом осиян час нашей встречи, дивная госпожа. — он улыбнулся, уже выпрямившись и оправив свои белокурые волосы. — Кто ты такая и как очутилась здесь? —…Эрмион. — она против воли, пока эльф говорил, загляделась на его губы и заслушалась звеняще-глубоким и поистине красивым голосом. Отвести взгляд и улыбнуться в ответ стоило некоторого труда. — Я… Колдунья. Ученица Айвендиля. — Ты про Радагаста, понял. — эльф сел за столом напротив неё. — А я Леголас Зеленолист, сын Трандуила, короля этого леса. Мы и не знали, что в лесу поселилась чародейка. Откуда ты? — Издалека. — девушка, хоть и любовалась почти в открытую этим молодым мужчиной, но не особо доверяла ему. Мало ли что за тараканы в голове у этих принцев… — Очень издалека. Но теперь живу в Росгобеле как лекарь и прихожу сюда учиться. Глаза эльфа радостно блеснули. — Так ты лекарь! — он широко улыбнулся и девушке почудилось, что с этой улыбкой в её сердце что-то оборвалось. — Это чудесно! Я как раз пришёл в надежде на помощь от Радагаста, но если ты его ученица, то наверняка тоже сможешь помочь. Идём со мной, пожалуйста! — Куда, зачем? — и ведьма откровенно запаниковала. Сомневалась в том, что её навыки на практике будут достаточны, чтобы исцелить кого-то. — Кто-то ранен у вас? Но ведь эльфы и сами целители, я знаю… Леголас качнул головой. — Такое нам не исцелить никогда, Эрмион. Это болезнь иного сорта, чем раны, полученные в бою. Идём, пожалуйста! Я проделал сюда путь в два дня, но обратно конь донесёт нас за день, ибо я щадил его силы для быстрого обратного пути. Ну же! — он порывисто вскочил, протягивая ей руку и глядя с надеждой и какими-то незнакомыми девушке искрами во взгляде. И, подумав, Гермиона подала ему свою, позволяя помочь подняться и вывести на улицу, где стоял белоснежный, как сахар, конь, косивший на ездоков чёрным умным глазом. Она и охнуть не успела, как сильные руки подняли её в седло, а потом принц оказался очень близко позади и протянул руки, хватая поводья. — Прости, что так. Я думал взять второго коня, а после решил, что не стоит. Полагал, что всё равно поведу домой его пешком — Радагаст не любитель верховой езды, говорят. Девушка, признаться, таяла всё больше. Этот молодой не вполне человек был столь очарователен, но при этом столь доброжелателен с первой минуты (не то что, подумалось, был в своё время Тар-Майрон), что не растаять было трудно.***
— Na vedui! * Неужто вы не смогли уследить за ним одним! — серо-голубые глаза Леголаса блеснули. Гермиона всё ещё находилась в седле, последние пять минут наблюдая диалог принца с ещё тремя незнакомыми эльфами. Все из них выглядели сильно усталыми, один зажимал окровавленную повязку на руке повыше локтя, ещё двое просто выглядели так, словно по ним пробежалась свора псов… Или, скорее, волчья стая, причём голодная. — Кто вы, hiril nín?(1) — эльф с перевязанной рукой наконец, первый из всех троих, обернулся к Гермионе. Та смущённо отчего-то зарделась, замялась, кое-как сползла под четырьмя взглядами с коня и, оправляя одежду, представилась. — Эрмион, милорд. Меня обучал Айвендиль, а до того я странствовала и… Я лекарь. Позволите осмотреть вашу рану? Она явно весьма серьёзна. — С ней справились бы и лекари во дворце. — прищурился Леголас, а после вновь возмутился. — Как, как вы могли упустить это существо?! Ответь мне, Малэн! Эльф с перевязью, глядя только на крайне осторожно освобождавшую его руку от повязки ведьму, ответил: — Милорд, я не успел обрисовать ситуацию. Мы подверглись нападению вечером дня, в который вы уехали. Taer taphae orch, brannon nín. Em lagor dag sain, dan ha onur ne san lú. Elo!(2) Последнее явно адресовано было уже Эрмион, которая, не особо вслушиваясь в болтовню стражи с Леголасом, коснулась рукой чужой раны и сосредоточилась, как тому одинаково учили оба наставника, на своём желании: чтобы порез, глубокий и кровоточащий, исчез. Не то чтобы ей удалось легко и быстро, но постепенно рана заживала, оставляя лишь линию запёкшейся крови да свежий шрам. Стоило ей отнять руку, как названный Малэном схватил её и горячо, порывисто прижался к тыльной стороне девичьего запястья губами. — Le bain sui ninniach, hiril nín, dan eg a belegril, san bragol. (3) Благодарю тебя. — Что вы сказали? Простите, я… Не понимаю вашей речи. Только Всеобщее. «Или Чёрное наречие. Но вам этого знать не надо.» — подумала она, мягко улыбаясь эльфу. Тот, спохватившись, перевёл собственные слова и, ответно просияв улыбкой, отпустил её руку и вновь повернулся к Леголасу. — Милорд, ваш отец принимал гонца из Имладриса. Арагорн, как сообщил он, вышел в Бри, чтобы встретить кого-то весьма важного. Владыка Элронд созывает большой совет, но ваш отец желает, чтобы там был не он, а вы. — Отправляйтесь со мной, mellun nín. — улыбнулся Леголас. — И ты, Эрмиона, если желаешь. Лорд Элронд великий целитель, вдруг и он чему-то научит тебя. — Но… Мой друг в Росгобеле, я не могу оставить его… Да и наставник не знает, что я пропаду, мне бы… — Возьми моего коня. — принц улыбнулся. — Он донесёт тебя до поселения, а к утру завтрашнего дня там будем мы. Возьми всё, что хочешь… Постой. Ты же действительно не против отправиться? Я очень настойчив, но виной моё любопытство. — Конечно, милорд… — Леголас. — он прервал её и тут же извинился. — Прости. — Леголас. Я всегда рада новому пути. — и соврала она лишь наполовину. — И я ещё даже не слышала про Имладрис, не то что не бывала там. Мне интересно. — Ну так решено! — принц радостно просиял улыбкой вновь и реакция девушки осталась той же, что в первый раз: сердце ухнуло куда-то в живот и заколотилось бешено сильно от этого света и счастья на чужом лице. — Тогда завтра утром мы будем уже у Росгобеля. До встречи? — До встречи. — девушка уже очутилась в седле. Махнула рукой всем четверым и, развернув коня, направила его по той же тропе, что привела их сюда совсем недавно.***
«Эльфы обыкновенные, впервые увидевшие эльфа домашнего. Холст, масло.» — хихикнула мысленно Гермиона, когда на первом же привале Добби вылез из сумки и с деловитым видом за какие-то десять минут создал им всем походный мини-ужин. Общим советом из четверых эльфов было решено, что домовик — что-то вроде переболевшего рахитом совершенно безобидного и даже полезного орка, как поняла их разговор ведьма. Вредить её маленькому другу никто не собирался, на том она и успокоилась. Путешествие в компании эльфов было не в пример приятнее её одиночного побега из Мордора. На третий день, скрепя сердце, она выдала, откуда именно приехала в Росгобель, но лихолессцы, к вящему удивлению девушки, даже не похватались за луки и кинжалы. Лишь подробнее навыспрашивали не без любопытства о том, какой из себя властелин Чёрной страны, иногда (для приличия, ха-ха) тихонько проклиная его имя. А потом Леголас вынес общий вердикт: тебе доверяет Айвендиль, взявшийся тебя учить, а он защищает наш лес и нам не доверять ему уже нет смысла, значит, доверяем тебе и мы. И девушка искренне поблагодарила их тогда — не хотелось отторжения. Новые товарищи и спутники нравились ей… Особенно один, что греха таить. Золотоволосый. Умный. Обходительный, мягкий, добрый, спокойный, настоящий лидер, решительный, храбрый… В общем, само совершенство. Тот принц (на белом коне!), о котором, чёрт возьми, мечтает в детстве, начитавшись сказок, любая девочка! И она тоже ведь не была исключением в этом смысле. Однако очень откровенно на Леголаса старалась не заглядываться, мало ли… Да и зачем, если подумать, эльфийскому принцу девушка из fíriath, людей, как это называлось на его языке. Наверняка у него есть невеста, вся из себя неземная и непорочная, такая же златовласка и с голосом дивного соловья. Куда до такого ангела, нарисованного воображением, ей — растрёпанно-кудрявой даже после старательного расчёсывания, одетой в мужское, нелепо веснушчатой от солнца, с отнюдь не шёлково-нежной кожей, ведьме… Ещё и смертной ведьме. Она, конечно, не могла знать, что никакой дивы-невесты и в помине нет, но мысленно ревновать объект столь скоро возникшего воздыхания к неизвестной эльфийке ей это не мешало. Но она не страдала такими мыслями уж очень много. Дорога, как уже говорилось, была ровной в плане отсутствия тревог, спутники, все четверо, были самими любезностью и очарованием, окружающий незнакомый мир казался волшебным и совершенно невероятным. В день и момент, когда они достигли Ривенделла, Гермиона не сдержала восхищённого восклицания. — Как прекрасно! — она задержала лошадь, смирную и милую. Это не была Фрида, та осталась в Росгобеле, ей эльфы привели свою из дворцовой конюшни. — Это… Это… У меня нет слов просто. Неужели это не сон? — Ни капли. Впервые увидев владения лорда Элронда, я тоже был сражён их красотой и величием. — Леголас, задержавший коня рядом с ней, единственный подал голос. Оставшаяся троица, кажется, была удивлена и захвачена видом не меньше девушки. Малэн аж рот в удивлении приоткрыл и Элрад, бывший рядом с ним, протянул руку и со смешком заставил того «поднять» челюсть в нормальное состояние. Они обозревали Имладрис с высокого обрыва скалы, к которому их вывела горная тропа. После принц тронул коня с места и все тронулись вниз по довольно широкой дороге. Ворота-арка даже сперва не были замечены Гермионой, так однородно с природой кругом они выглядели. Она спешилась, погладив лошадь по морде, а потом вдруг ощутила на своих глазах чьи-то руки. — Эй, угадай кто? — и голос был до боли, невероятно знакомым. — Гарри?! Гарри! — девушка обернулась, ощутив как на глаза уже вот так, в секунду, навернулись слёзы. Стало всё равно на принца мечты совсем рядом, на волшебный Имладрис, на всё, Мерлин побери! — О, Гарри! Ты здесь, ты живой! — она кинулась на шею другу с объятиями, подмечая, что тот словно подрос и раздался в плечах, тихонько умиляясь с короткой бороды и длинных волос и вообще ощущая себя счастливой настолько, что хотелось кричать. — Гарри, я так скучала! Боже, я должна столько всего рассказать… Нет, сначала выслушать! А Рональд?! Господи! Я не верю… Леголас, что осталось незамеченным, деликатно отвёл взгляд от столь бурной и трогательной сцены, кивнул спутникам и все ушли, уводя лошадей в конюшню вслед за уже выплывшим откуда-то слугой, что указывал им дорогу.