Прости, мне придется убить тебя.

Завтра все люди пойдут на работу, Такие никчемные в головах их заботы.       За окном дожди стучатся в окно, пытаются пробраться в тепло комнаты, но тщетно, лишь бьются о стекло и скатываются вниз одинокими ручейками, которые потом превратятся в грязную лужу, по которой будут ездить колеса машин и бегать чьи-то грязные кроссовки. Даня вслушивается в каждый шорох этой комнаты: унылое тиканье настенных часов, ветер на открытом балконе, который завывает свою одинокую песню, легкий шепот одеяла, в которое рыжеволосыый прячется с головой, будто утопая в однотипности этих дней.       Кашин всегда боялся признать, что хочет, чтобы утром его будила чья-то рука на плече, теплая и родная, чтобы вечером можно было драться подушками и смотреть старые американские фильмы с субтитрами и чипсами, рассыпая их на кровати. Но Даня так же очень боялся признать, что к девушкам его и не особо-то и тянет, а если точнее, то вообще не тянет. А если уж на то пошло, то Даня ну очень боялся признать, что ещё с далекого подросткового возраста он не мог смотреть на девушек, как на объект обожания и, возможно, это и стало преградой в том, что сейчас голубоглазный в полном одиночестве лежит на кровати и ищет на потолке что-то новое, будто за все время, которое он там жил, в нем появились изменения. Увы и ах, нет.

***

На улице пахнет Питером. Сыростью, машинами, болью и большим количеством людей, которые спешат убиваться на своих скучных работах. Данилу всегда притягивал этот запах и он сам понять никак не может, почему. Он не особо и романтик, не эстет и не художник, влюбленный в эту меланхолию и даже не писатель, который подмечает каждую мелочь. Пинает маленькие камушки на асфальте, а людей сейчас так мало, ведь большинство уже сидят за компьютерами в офисах, а остальные просто серой массой зомби шагают по сырому асфальту, смотря куда-то сквозь одиноких пейзажей. Даня не смотрит на них, ему хочется горячего кофе и теплый плед, но со вторым на улице было туго, поэтому Кашин решает выпить только кофе и заходит в ближайшее кафе, где, на его удивление людей почти не было. Рыжеволосый заказывает латте, отдает деньги и идет к столику в самом углу, у окна, где так же медленно стекают капли дождя по стеклу и уныло падают на асфальт. -Надеюсь, ты не против, — прерывает размышления Дани парень, который садится напротив размешивая свое, кажется, капучино, но без молока. -Без проблем, но места довольно много. Данилу прерывает незнакомец, сделав глоток кофе. -Я всегда сижу здесь. Руслан, кстати, — тот протягивает руку и улыбается во все тридцать два, так по-своему приторно и пылко, но в то же время так нежно и аккуратно. -Даня, Данила, что, блять, угодно, только не Даниссимо, не Данон, не Дантес, окей? — Кашин улыбается уголком губ и пожимает руку, поймав себя на мысли, что она холодная настолько, будто сделана изо льда. -Да без проблем, Данила… — Руслан щелкает пальцами в воздухе, соовно пытается вспомнить, то чего не знал. — Как тебя по батюшке? — Русый смеется, заглядывая в глаза напротив, одаривая их своим кофейным оттенком. -Данила Владимирович. — Важно вскидывает голову Кашин и заливается смехом, от чего ловит косые взгляды посетителей, но ему на это, к счастью, далеко все равно. -И ты, Данила Владимирович, по-моему заскучал, пошли гулять, — кареглазый встает и тянет за руку на себя, потащив рыжеволосого к выходу. Холодный осенний ветер встречает и одаривает порцией свежести в лицо, от которой оба лишь невольно улыбнуться.