Чужой среди своих

Усталые руки режет боль. На пальцах красные мозоли, но я все равно вяжу узлы, пока не заканчивается свободная веревка. Потом расплетаю их обратно. У двери слышен топот спешащих ног. Поднимаю сонные глаза и вижу радостного Хеймитча. - Вернулись! Нас ждут в госпитале. С моего языка готовы сорваться тысячи вопросов, но Хеймитч прерывает меня на полуслове. Мол сам ничего не знаю. Я почти срываюсь на бег и вылавливаю из застилающей глаза пелены фигуры вернувшихся со спасательной операции солдат. Кажется, все живы. Вот и Боггс, а за приоткрытой дверью одной из палат торчит обнаженное плечо Гейла. Вбегаю внутрь и застаю врача за извлечением пули из-под лопатки. Меня тут же выталкивают прочь. Мечусь с безумным взглядом по лабиринту комнат, теряюсь, не знаю, где искать Пита. Боггс с улыбкой показывает мне на одну из дверей. Благодарю его на бегу. Пит сидит ко мне спиной, слегка подергивая рукой, обмотанной манжетой тонометра. Врач смотрит на меня хмуро, но не прогоняет. - Пит, - шепчу я, и вижу, как он вздрагивает от моего голоса и слегка поворачивает голову в мою сторону. Обхожу его изможденную, израненную фигуру и не могу сдержать слез. Скелет, обтянутый бледной кожей, которая покрыта разноцветными пятнами синяков и порезов. Глаза, обрамленные фиолетовыми кругами, потрескавшиеся губы. И все же лицо не тронуто кулаком миротворцев, видимо, из-за телевыступлений. Пит сидит, опустив глаза, с растерянным видом. Возможно, он все еще под действием усыпляющего газа. Его израненные руки подрагивают. - Пит, - повторяю я. Он поднимает глаза и в недоумении смотрит на меня. Затем в его взгляде появляется какой-то холод, недоверие. Я пытаюсь приблизиться, но Пит преграждает мне путь рукой. Хриплым, но стальным голосом он произносит: - Посмотри мне в глаза и скажи, ты знала о заговоре? - Нет, - отвечаю я. Он смотрит на меня долго, пронзительно, выискивает обман. Постепенно его рука опускается, и взгляд вновь становится растерянным. - Хотя бы ты не врала мне, - полушепотом бормочет он. Врач убирает тонометр и отходит к столу, чтобы записать показания. Пит опускает плечи и с задумчиво-равнодушным видом смотрит на какую-то точку на полу. Я осторожно подхожу к нему и медленно, опасаясь задеть раны, обнимаю. Пит молча терпит мое прикосновение. Ощущая его измученную кожу под своими пальцами, чувствуя исходящий от него запах крови, я начинаю судорожно всхлипывать и отстраняюсь, чтобы зажать рот рукой и успокоиться. Врач обеспокоенно смотрит в мою сторону. Слышу, как открывается дверь и входит Хеймитч. - Приве… – начинает говорить ментор, но Пит бросает на него резкий презрительный взгляд, и Хеймитч умолкает. Теплой и радостной встречи, о которой я украдкой грезила, совсем не получилось. Пит не отводит тяжелого взгляда с ментора. Врач хмурится и просит посетителей зайти завтра. *** Я стою у входа в палату Пита и жду, когда врач разрешит мне войти. Вчера после осмотра и обработки ран ему вкололи морфлинг. Он проспал сутки и теперь с ним можно немного побыть рядом. Дверь открывается, и врач одобрительно кивает мне. Пит все еще спит под мерное пиканье кардиомонитора. Из руки торчит игла капельницы. На кровати табличка с именем пациента и его диагнозом. «Множественные повреждения внутренних органов, перелом ребра, резаные раны, множественные гематомы. Психическое неутонченное расстройство». Я сажусь на стул рядом с кроватью и долго разглядываю его лицо и руки. Веду пальцами вдоль иссиня-лилового локтя, боясь коснуться кожи, слегка глажу спутанные светлые волосы на лбу. Снова и снова мучаю себя фантазиями о том, при каких обстоятельствах Пит получил ту или иную отметину на теле. Замечаю, что на левой руке нет пары ногтей. К горлу подступает ком. «Это сделали с тобой из-за меня», - с ужасом думаю я. Поддавшись порыву, я склоняюсь над его бледными губами с запекшейся кровью в уголках и целую. Пит сонно приоткрывает глаза, щурится яркому свету и фокусируется на мне. - Ты? – звучит его холодный вопрос. - Привет, - с нежностью говорю я. - Привет, - хрипло отвечает он. - Прости, что разбудила. - Ты поцеловала меня? - Да, - шепчу я смущенно. - Нам снова надо притворяться? Вопрос Пита, хоть и сказанный обыденным тоном, шокирует меня. - Нет. Почему ты так подумал? - Ты ведь никогда не делала этого просто так, - Пит пожимает плечами. – Вот я и подумал. Может, нас снимают для очередного ролика? Воссоединение несчастных влюбленных из дистрикта 12. Пит пытается засмеяться, но ему становится больно, и он умолкает. Я надеялась, что вчера он был таким холодным и отстраненным из-за газа и потрясения, но теперь ясно, что все намного серьезнее. - Ты злишься на меня? Я ведь сказала тебе, что не знала о заговоре. Сама расцарапала Хеймитчу лицо, когда он рассказал. Пит молча смотрит куда-то вперед, потом спрашивает: - Почему ты выпустила стрелу, взорвавшую силовое поле? Знать бы самой, какая цепочка размышлений привела меня в ту роковую ночь к решению, из-за которого мой дистрикт был стерт с лица земли. Это как с ягодами – внезапный порыв, порожденный хитросплетением мыслей и ненавистью к Капитолию. - Я просто закончила то, что начал Бити. Возле дерева я нашла его без сознания с палкой, обернутой проволокой. Я догадалась, что настоящий план состоял в том, чтобы замкнуть силовое поле. Пит молча обдумывает сказанное. Следующие слова уже льются из меня вместе со слезами: - Прости! Прости меня, Пит. Я потеряла тебя. Я не знала, как нам уйти, не разорвав союз. - Я сам виноват, - отвечает он все тем же безжизненно-ровным голосом. – Что уже об этом говорить. Все произошло, как произошло. На минуту воцаряется тягостное молчание. - А где моя семья? – со страхом в голосе спрашивает Пит. Я закрываю глаза, и чувствую, как по щеке скатывается слеза. - Они погибли, - срывающимся голосом говорю я. Лицо Пита перекашивается от боли, будто он снова получил удар от своих мучителей. Только в этот раз причиняла эту боль я. - Оставь меня одного, - сдавленно произносит он. Молча ухожу, расстроенная из-за своей бесполезности. Я не могу его утешить, вселить надежду на лучшее, потому что это я убила семью Пита своим выстрелом в силовое поле. *** Врач недовольно вздыхает, снова увидев меня у дверей палаты Пита. - У него тяжелая депрессия из-за случившегося. С ним работают психотерапевты. Лучше вам пока не видеться, - говорит врач. Мы с Хеймитчем сидим в столовой и обдумываем новость. - А я как раз к нему собирался зайти. - Не боишься? Вдруг Пит сделает с тобой то, что у меня не получилось? Например, шприц в тебя воткнет. - Не боюсь. Я не жалею, о том, что сделал. Тогда я не мог иначе. - Не жалеешь, что бросил Пита? – возмущаюсь я. - Этого я не говорил. - Но ты это сделал. - Хватит, Китнисс. Кажется, мы выяснили в прошлый раз, что Пита бросил не только я. Он многозначительно смотрит на меня, и я умолкаю. Знаю, что тоже виновата. На самом деле я просто не нахожу себе места из-за изменений, произошедших в Пите. Каждый день справляюсь о его состоянии в больнице, жду дня, когда нам снова позволят видеться. Проходит неделя за неделей. Наконец, посещения снова разрешают, но Пит отказывается встретиться со мной, когда я прихожу. Даже не знаю, что и думать. Чувствую себя преданной и покинутой. Иду прочь от госпиталя, кипя от злости и обиды, когда на пути появляется Гейл. Едва не сбиваю его с ног. - Привет! Ты куда так припустилась? - Подальше от госпиталя. И от Пита. - Он что-то сказал тебе? - Он не захотел меня видеть. - Хм. А меня вот захотел, я как раз к нему иду. Проводишь меня? Я в недоумении. С какой стати Питу понадобился Гейл? Надеюсь, речь пойдет не обо мне. Решаю подождать окончания беседы рядом с палатой. Устраиваю Гейлу форменный допрос. - Пит спрашивал об эвакуации. Интересовался, видел ли я его родных перед бомбардировкой. - И что ты ответил? - Сказал как есть. Я видел их в числе других городских, которые побежали по дороге. Звал с собой, но они не пошли в лес. Пит совсем расклеился, но сказал, что теперь, по крайней мере, точно знает, что они мертвы. - Про меня ничего не говорил? Гейл молчит. - Что? - Он сказал, что это ты виновата. Мне больно, что Пит так сказал, но я киваю. - Он прав. Я лишила его семьи. Я не вижу Пита ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. Все, что у меня есть – это рассказы людей, которых он сам просил к нему прийти. - Он пытается разобраться в том, что произошло, - говорит мне Бити. – В Капитолии его дезинформировали и настраивали против тебя. Ему нужно время. Плутарх заходил к нему и показывал снятые со мною промо ролики. Пит еще не успел оклематься, а ему уже сообщили намеченный план съемок. Плутарх настаивает на том, что именно сейчас нужно схватиться за возможность реабилитировать Пита в глазах повстанцев, превратить в верного друга революции. Меня охватывает злость. Из всех людей 13-го Плутарх, на мой взгляд, хуже всех относится к Питу. - Я ему рассказал о договоре Сойки. – Докладывает позже Хеймитч. – Сказал, что ему предоставили неприкосновенность при условии твоего сотрудничества с повстанцами и съемках в промо роликах. - А он что? - Усмехнулся тому, что ты снова спасла ему жизнь. - Он еще что-то говорил обо мне? После всего, что с ним сделали из-за Сойки-пересмешницы, он ненавидит меня? - Думаю, нет, но в Капитолии ему пришлось очень несладко из-за твоих промо-роликов. После каждой трансляции пытки ужесточали. К тому же Пита убеждали, что ты знала о заговоре и нарочно оставила его на арене. Представь, каково ему было все это время думать, что никто не придет на помощь. Хеймитч морщится. - Кроме того, сейчас он настолько подавлен и сломан, что не до любви. Сама понимаешь. Ему надо прийти в себя. - Мне кажется, он уже не станет прежним. - Не станет. После пережитого вряд ли. Но мы все изменились. И ты тоже. Я понимаю, что Хеймитч прав, но очень тоскую по прежнему Питу. Вспоминаю его нежность ко мне, заботу и все то, о чем боялась думать, пока он был в Капитолии. Его искренние поцелуи, слова, объятья, обещавшие защиту от всех моих кошмаров. Все то, что я воспринимала как должное и даже порой тяготилась, теперь кажется таким желанным и недостижимым. Возможно, после всего пережитого, Пит уже никогда не захочет быть рядом со мной, даже если все еще любит. Спустя три с половиной недели Пита выписывают из госпиталя при условии постоянного наблюдения, и я замечаю его в столовой. Жители 13-го косо поглядывают на него. Представляю, каково это попасть обратно на свою сторону и стать изгоем. Пит неловко бродит с подносом среди столов в поисках свободного места. Я подаю ему знак, чтобы он присоединился ко мне, но опаздываю. Недалеко от Пита сидит Делли Картрайт, его знакомая детства. Она радушно приглашает его за свой стол, где сидят пару ребят из 12-го и несколько ее местных знакомых. Пит с улыбкой ставит на стол свой поднос. Он сидит ко мне лицом, и я с радостью замечаю, что он набрал немного веса, а синяки вокруг его глаз почти совсем незаметны. Забываюсь и бесцеремонно пялюсь на него, боясь и желая одновременно, чтобы он заметил меня. Сидящий напортив меня Гейл хмуро оглядывается. И как назло в этот момент нас все-таки замечает Пит. Приветливая улыбка тут же исчезает с его лица, он холодно отводит взгляд. - Ты с ним так и не разговаривала с его возвращения? – спрашивает Гейл. - Нет. Он не хочет видеть меня, - жестко отвечаю я и невольно сминаю в руке ломтик хлеба. Гейл хмурится. - Может, сама к нему подойдешь? Не могу больше видеть это тоскливое выражение на твоем лице. Объяснитесь уже. - Правда, Китнисс, поговори с ним начистоту, - ловлю на себе сочувственный взгляд Финника. Он сидит рядом с Гейлом и крепко держит за руку Энни, свою невесту. Смотрю на их сплетенные пальцы и отчаянно завидую этому счастью. Обед окончен, но я остаюсь на месте и жду, когда Пит направится к выходу. Ловлю его в коридоре. - Привет. У тебя есть минутка поговорить? – спрашиваю я, отчаянно боясь, что он откажет. Замечаю на его руке черную ленточку - знак скорби по родным. Начинаю сомневаться, стоило ли подходить. Пит колеблется, смотрит на Делли. - Встретимся на занятии, - говорит она и с улыбкой смотрит на нас обоих. Пит слегка кивает и оборачивается ко мне. - Здесь поговорим? - Давай у меня в отсеке. Прим и мама ушли в госпиталь, и нам никто не помешает. Нас встречает злобное шипение Лютика. Пит слегка улыбается, увидев кота, и без страха наклоняется, чтобы его погладить. Удивительно, но Лютик принимает ласку и даже издает какое-то подобие мурчания. Кажется, на мгновение я снова вижу прежнего Пита и позволяю себе слегка улыбнуться. - Хеймитч говорит, ты единственная, кто защищал меня перед Коин. Это правда? – спрашивает Пит, все еще гладя кота. - Да. Она даже сделала публичное заявление, о том, что ты будешь помилован. - Ты все еще меня защищаешь. - Всегда, - шепчу я. Пит резко поднимает на меня взгляд, и я понимаю, что он помнит про тот зимний вечер, когда в полусне, вызванном успокоительным сиропом, он прошептал мне это слово. Он поднимается и замечает на моей тумбочке свой медальон и жемчужину. - Ты что-то хотела мне сказать? - Да, я хочу знать, почему ты избегал меня, когда был в госпитале? - Врачи запретили видеться с тобой. - А если честно? Он хмурится. - Не хотел. - Потому что я виновата в смерти твоей семьи? - Многие семьи умерли в ту ночь. Нет, Китнисс. Я не питаю к тебе ненависти. В конце концов, моим последним желанием было спасти тебя. У меня получилось. Только вот сам я сейчас почти мертв. У меня никого и ничего не осталось. - А я? – голос предательски дрожит. - А разве ты когда-нибудь была со мной? Это я вел себя как безумно-влюбленный идиот, но теперь это в прошлом. - А как же наша дружба? Пит равнодушно пожимает плечами. - Не уверен, что я сейчас смогу быть кому-то хорошим другом. Я даже с собой не в ладах. - Может, попробуем? - Я постараюсь, - бесцветно говорит Пит и идет к выходу. - Постой! Скажи, в каком отсеке тебя разместили? Может, я как-нибудь зайду? - В 401-м. Заходи, если хочешь.