Признание

На подготовку потребовалось несколько дней. В этот период Напстаблук совсем не виделся со Смуреной, постоянно за это извиняясь и ссылаясь на занятость. В конце концов, он и правда был занят… разными вещами. Он писал музыку для баллады, старательно подбирая мелодию и сохраняя множество разных вариантов. То ему казалось, что лучше всего будет добавить глубоких и таинственных звуков, сделав упор на мистицизм, то вдруг хотелось придать торжественное и патетическое звучание, а то он и вовсе задумывался над каким-нибудь тихим и относительно плавным ремиксом. Напстаблук частенько бывал придирчив к своим творениям и считал, что им чего-то не хватает. Он не шутил, когда вздыхал: «О нет… Я снова не дотянул…» Меттатон в ответ только глаза закатывал или утешал, хотя сам имел обыкновение рвать в клочья по десять вариантов сценария для шоу. Закончив наконец работу, призрак примерно прикинул, сколько ещё осталось до возвращения Меттатона (увлёкшись созданием музыки, он как-то терял счёт времени, а особенно ходу дней), успокоенно осознал, что ещё недели две, и отправился в сад к Эхо-цветку. К ним с Меттатоном это растение попало от овощников, взявшихся разводить этот вид на Поверхности. Они держали его в самом затенённом и влажном уголке и обыкновенно либо ностальгировали, сидя рядом с ним, либо записывали на него какие-нибудь небольшие, но милые и оптимистичные сообщения для гостей. Сейчас Напстаблук хотел поэкспериментировать, насколько большой звуковой отрывок цветок сможет запомнить и воспроизвести. Ему хотелось подключить его к признанию. На поверку выяснялось, что довольно маленький. Около минуты. Пока призрак с внимательностью истинного «звукача» возился с бедным растением, рядом нарисовался Безумный Манекен, как раз вернувшийся с работы. — Чё делаешь, Напс? Изучаешь ботанику? Проверяешь теорию роста цветов от музыки? — Нет, работаю над сюрпризом… Для Смурены. Хочу сделать кое-что приятное. — Ну валяй тогда. Я пошёл отдыхать. — Подожди, стой… Я хотел попросить. Завтра… Или, в крайнем случае, послезавтра… Когда она придёт сюда. Я обычно не прошу о таком, но… Не мог бы ты немного не выходить сюда, в сад? Это очень важное событие для меня. — Чё, чего вдруг, чем я вам помеша… А, сто-о-о-оп. Стоп-стоп-стоп. Таки фарфоровые мутки, верно? У, понятно. Ха-ха-ха! Это круто. Мелкий Напс наконец дорос до ловеласа. Я те сочувствую, Хаппс вернётся — житья тебе не даст. Меттатон, Меттатон, ладно. Но трындец у вас всё идёт по маслицу, конечно. Я на фоне вас обоих себя иногда чувствую обдолбосом-неудачником. — Ты не неудачник… — мягко возразил призрак. — Твоё время, эм, ещё придёт. — Тю, когда ещё. Я не тупой. Я рядом с вами ещё чистая деревня. Ладно, короче, без всей этой дурацкой философии — я правда пошёл отдыхать. Напстаблук отметил про себя, что со старшим кузеном ещё нужно будет поработать. Потом. Пока же, удостоверившись в исправности Эхо-цветка, он отправился за новым сервизом… Смурена понятия не имела, зачем призрак пригласил её. Он выразился по телефону коротко и как-то неопределённо — мол, успел соскучиться, хочет увидеть, а что зовёт к вечеру, практически на закате — так собрался отоспаться, не спал толком несколько ночей за работой. Это было практически правдой. В дни, когда Напстаблук трудился дома, у него складывался довольно ненормированный график — он мог уткнуться в компьютер в три часа ночи, а мог крепко спать в два часа дня. Рыбка ничего не подозревала и планировала просто дружески посидеть, но… Едва Напстаблук открыл перед ней садовую калитку, она увидела, что он встречает её в сияющем белизной «опрятноблуке» на голове. — О, привет, Напста… По какому поводу нарядился? Отлично выглядишь. — Ох, спасибо… — немного смущённо отозвался Напстаблук. — По какому поводу?.. Ты, эм… Сейчас увидишь всё сама. Следуй за мной… Призрак привёл её к беседке, расположенной в противоположном от Эхо-цветка углу сада, по другую сторону дома. Смурена уже бывала здесь раньше много раз, но смутное предчувствие чего-то необычного придавало особенную прелесть и белевшей в сумерках постройке, и густо разросшимся ветвям деревьев и кустов вокруг, на листве которых играли отблески последних солнечных лучей, и… фонарикам? В самом деле, приблизившись, рыбка заметила то, чего раньше здесь не было: под крышей беседки крепилась целая гирлянда из круглых фонарей среднего размера, а на лёгком круглом столике красовался новёхонький фарфоровый сервиз на две персоны — Смурена никогда не видела его у Блуков. На светло-голубых блюдцах лежали треугольные сэндвичи, обычные и призрачные, а в аккуратных чашечках дымилось тёплое какао. — Ох, Напста… Красота-то какая. Но что всё это значит? — удивилась рыбка, присаживаясь. — Я решил устроить небольшой праздник… А по какому поводу… Ну… Поводов на самом деле несколько. Первый повод — я решил немного вдохновить тебя на кукольный номер, и… Ну и вот. Нас здесь двое, ты и я, и… — Напстаблук почувствовал, что с этой минуты окончательно разволновался. До этого момента ему удавалось держать эмоции под контролем, но сейчас не теряться стоило усилий. — У нас есть какао, музыкальный белый призрак, красивая девочка с голубыми волосами… — как тяжело держаться-то, Господи, как Меттатону удаётся говорить подобные вещи столь непринуждённо? — И чистописание из нот? Напстаблук включил музыку и расплакался. Под милый, почти детский мотив со звенящими отзвуками его слёзы сложились в воздухе в своеобразную нотную тетрадь. На аккуратных тонких линейках ноты складывались в мелодию — очевидно, в ту, что звучала сейчас. Изображение вышло удивительно чётким, и Смурена сначала замерла в любовании, но затем, видимо, вспомнив про роль, напустила на себя важный вид и сказала: — Пятёрку вам за чистописание. И — рассмеялась, не выдержав. Напстаблук тоже засмеялся, немного расслабившись, ноты, дрогнув, исчезли, и какое-то время парочка весело уминала бутерброды, кидаясь невинными шуточками. Смурена непринуждённо улыбалась, и у Напстаблука более-менее отлегло от души. — Что до второго повода, — вымолвил он, когда наконец образовалась пауза, — то я закончил звуковую дорожку для баллады. В нескольких вариантах. Ты спросишь, зачем надо было из-за этого устраивать чаепитие… То есть, эм, какаопитие… Но на самом деле это закончится сюрпризом. Ты потом выберешь, какая версия тебе больше нравится, но пока я включу то, что лучше всего подходит именно сейчас, а ты… почувствуй себя сиреной. В последнем слове как-то неожиданно прозвучало даже больше решимости, чем планировалось. Напстаблук вздохнул, нажал кнопку аудиопроигрывателя, и при первых же аккордах подал Смурене маленькую призрачную ручку. Смурена умела левитировать (как ещё рыбке её строения перемещаться по суше?), но никогда не поднималась высоко и предпочитала держаться низко над землей. В первые секунды она явно растерялась, попытавшись вцепиться в призрака, но музыка (а привидение постаралось на славу!) вскоре захватила её, а уже высыпавшие на небо звёзды поспособствовали наполнению души романтическим настроем. На уровне крыши дома Блуков певица осмелилась выпустить Напстаблука, проплыть немного по воздуху и напеть слова. Вклинилась не сразу, вслушиваясь в ритм и стараясь понять, какой именно кусочек их совместного творения сейчас играет, но затем, попробовав голос раз-другой, запела увереннее. Не то чтобы это звучало громко и пронзительно. Смурене совершенно не улыбалась перспектива орать на весь район, устраивая шоу для соседей-телезвёзд. Но Напстаблук отчётливо её слышал и — подпевал. Подпевал, совершенно позабыв про то, что его решимости обычно хватает только на колыбельные и тихие серенады. Одно у них шло «не по канону». Не сирена манила за собой в неведомые дали — призрак сам увлекал девушку вглубь сада медленно и плавно, и по мере приближения к Эхо-цветку музыка стихала. В самом тёмном уголке стало совсем тихо. Напстаблук осторожно подвёл Смурену к Эхо-цветку и одними глазами указал на него. Нельзя было произнести ни слова, чтобы не сбить запись, которую призрак столько продумывал. Заинтригованная рыбка склонилась над голубыми лепестками, и оттуда зазвучало… «Самый главный сюрприз заключается в том, что я тебя люблю. И, похоже, очень сильно. Я бы правда очень хотел всегда быть с тобой вместе, потому что ты замечательная. Хочешь… мы будем настоящей парой?» Смурена резко обернулась — Напстаблук даже вздрогнул. Её глаза были выпучены, зрачки расширены, а плавничками она закрывала рот. Призрак с трудом сдерживал вздох. Это успех? Он ожидал каких-нибудь слов, но рыбка неожиданно полезла за телефоном и начала с того, что записала его признание на диктофон. Только после этого, переслушав запись уже с телефона и прижав его к себе, она приблизилась вплотную и ответила с какой-то сдавленной радостью в голосе: — Ага. Хочу. Боже, да она вся сияет. Напстаблук вдруг и сам почувствовал прилив счастья от того, что его не отвергли. Правда, легче не стало. А почему — он не мог даже толком сказать. Смурена сначала смотрела на него, не в силах удерживать улыбку, потом залилась краской (при плохом освещении нельзя было разобрать красноту, но Напстаблук заметил, как потемнели её щёчки), а потом выдала: — А я… Я-а-а-а-а… Ты мне очень-очень нравишься. Да. Я тоже. Я т-тебя люблю. Божечки, как неуклюже. Так радостно, так невыносимо неловко и даже обжигающе. Вдвойне жечь стало, когда до привидения дошло, что ему предстоит сделать теперь. Самое главное. Вот только бы не умереть сейчас, хорошо? Набравшись хорошенько храбрости, Напстаблук выдохнул: — …Ох. Я рад, что ты не против… Я тебя правда люблю, и раз уж это взаимно… Можно тебя поцеловать?.. И пауза. Зефир на костре явно пережарили — он начал воспламеняться. Смурена немигающе уставилась на него, а затем произнесла с какой-то неопределённой, похоже, слабо поддававшейся контролю интонацией: — Ага?.. Напстаблук не мог в точности сказать, что почувствовала рыбка в момент поцелуя. Наверное, прохладу? Наверное, трепет от контакта с чем-то нематериальным? Было ли ей вообще удобно? Ведь призрак начал светиться и к тому же никак не мог удержать степень своей материальности на одном уровне: он то уплотнялся, то начинал таять и быстро себя одёргивал. Что до него самого, то было очень приятно и волнительно касаться мягких губок и чувствовать, как в душе всё наполняется светом и любовью. Можно было оставить Смурену переночевать, но ту ждала сестра, да и Напстаблук невольно подумал, что для одного дня это будет слишком. Ему вот это вот всё теперь переварить бы, чтобы начать новую жизнь. Он вызвался проводить свою теперь уже вполне себе официальную возлюбленную, и два силуэта, поднявшись повыше, вскоре поплыли прочь под звёздами.