Смеркалось

      Снэйк небрежно повязал фиолетовый шарфик на шею и уже собирался выходить из арендованной им квартиры с видом на Эйфелеву башню, как вдруг в дверь постучали. Сиятельный повернул ключ, и перед ним на пороге возник высокий, здоровенный негр* в желто-красной робе с надписью: DHL EXPRESS на груди. — Vous avez reçu une lettre, ** — сказал чернокожий* и протянул конверт в цвет своей формы, добавив. — Signez ici s'il vous plait, *** — ткнул он пальцем толщиной с сардельку в небольшой планшет. — Силь ву пле! — удивленно ответил Сиятельный и, поводив по экрану гаджета, взял письмо. — О, поклонники опять что-то прислали! И тут нашли! Ааа, ну да, нехер было в инсте фотки постить! Интересно, что там?! — вслух сказал музыкант сам себе, захлопнув дверь. — Эх, а жаль, что бухло не влезет в такой маленький конвертик… — с грустью подумал он. — Что-то я размечтался… Там, наверное, контракт по выставке! Открыв цыплячьего цвета конверт, Хакимов достал фотографию маленькой детской попки, явно сделанной на аппарате УЗИ, а на обратной стороне снимка красовалась подпись: «Пей вино и ешь круассаны на лестнице Жакоб, на бульваре Сен-Жермен-де-Пре узри Родена! Но краше российских жоп не найдешь ты примера. Из России с любовью Вадим Самойлов.» — Да чтоб у тебя штаны на концерте порвались! Волчара позорный! — выругался Снэйк, бросил снимок на пол, поправил волосы перед зеркалом и поспешил выйти на улицы Парижа. — А хвоста, и правда, нет! Что не может не радовать! Глеб осторожно сполз с кровати и, подойдя к шкафу, залез внутрь, укутался в ставшее черным от земли одеяло и, прислонив голову к деревянной, пахнущей дубом стенке, закрыл глаза. СОН ТРЕТИЙ Лучи солнца, преломляясь в витражном стекле, озаряли гостиную. В центре стоял огромный дубовый стол, накрытый белой шелковой скатертью и ломившийся от всевозможных явств. То, что представилось взору, не могло идти ни в какое сравнение с галлюцинациями от самых тяжелых наркотиков… В центре стола лежала тарелка для ударной установки, на которой, свернувшись глянцевыми кольцами, лежала нафаршированная мясом сурка в белом соусе гадюка с головой самого Змея-Абдуловича. Его чашуйчатая шкура переливалась изумрудно-черным цветом в лучах люстры, висевшей под потолком, а голубые глаза были удивленно выпучены, как будто пресмыкающийся страдал кишечной непроходимостью. Рядом с ним на деревянном подносе в виде деки от гитары с умным видом возлежал запечный поросенок с лицом Ра. Его розовая шкурка лоснилась от переизбытка собственного сока, казалось, стоит только коснуться его румяного бочка вилкой, и кожица Ра лопнет излившись ароматным жиром. Во рту у Александра торчал персик, этими же фруктами была обложена и вся его тушка. Почти на самом краю стояла пластмассовая креманка на высокой ножке, на ее сторонах по кругу было выцарапано: «Слезы Мамы моих будуЮщих детей я ему не прощу никогда!» Внутри креманки находился Каплев-холодец с глазами, которые, лишенные век, испуганно крутились в разные стороны, словно что-то искали, периодически фокуссируясь на блюде с Хакимовым. Рядом со Змеем, увешанная цепями, стояла бутылка коньяка с головой Валеры. Эта самая голова с длинными черными волосами даже что-то говорила, но что именно, разобрать было нельзя. Также на столе лежали: баварская колбаска, кончики которой были похожи на шапку Нио, и канапе-Баранюк с палочками вместо шпажек. По всей скатерти среди изысканных блюд были рассыпаны сочные румяные персики, больше похожие на аппетитные зады. Осмотрев необычное убранство стола, Глеб опустил глаза вниз и увидел, что он, абсолютно голый, сидит на коленях у такого же обнаженного Вадима, который нежно гладит его ягодицы, глядя на фрукты, лежащие на столе. Что-то забренчало под самым потолком, и Глеб, посмотрев вверх, увидел хромированную люстру-Стасю, которая светилась десятками лампочек, тянула руки к большому животу Самойлова-младшего и кричала: — Мой! Отдай мне его! Все это, стоя за мольбертом, также лишенный одежд, изображал Сурков. Но не кистями или мастихином, как это положено, а своим половым членом, который мужчина макал в масляные краски и размашистыми мазками писал шедевральное полотно. Закончив свою работу, Владислав подписал ее «Мальчик с персиками. В. Сур (и)ков», нарочито перечеркнув букву «и». Затем нагой политик подошел к столу, облизал хвост Змея, очерчивая языком каждую чешуйку, взял его в рот и, откусив, начал довольно жевать. Вздрогнув, Глеб проснулся и, выйдя из шкафа, подошел к брату безмятежно спавшему, уткнувшись носом в подушку. «Не пойду больше к Снейку на выставку, приснится же такое! И Кафку, пожалуй, читать больше не буду! И порнуху… нет, это я погорячился…» — вертелось в еще не пришедшем себя мозгу. — Хочу крови и пирожных! — успокоившись, сказал младший. — Сходи на кухню, там есть замороженная! — не просыпаясь, ответил Вадим. — Я не твоей хочу! — фыркнул хладнокровный. — А чьей? — удивился старший и даже приподнялся на локтях. — Президентской!