Смеркалось

— Что-то, я беспокоюсь за нашего Вову — вздохнул Вадим, сделав глоток черного кофе из кружки. — Мы все дураки. Это прибавляет жизни интереса, — рассеянно буркнул Глеб из коридора, с азартом роясь в своей кожаной сумке. — Да я не об этом, я о том, что стихи он больше не сочиняет, хотя еще не родившись лихо рифмовал все… хм, происходящее, — вспомнив раннее творчество сына, несколько смутился старший. — Может он верит в идеал, но сейчас не в состоянии ему соответствовать, поэтому и молчит как поэт или просто маленький еще, — предположил вампир. — Ты не видел мой телефон? — не найдя то, что искал, раздраженно осведомился рокер. — Где-то же был второй телефон! — Какой телефон? — погруженный в свои размышления, отрешенно переспросил Вадим. — Алюминиевый, в форме айфона! — пояснил младший. — Н-нет… не видел, — сказал оборотень, безучастный к «горю» брата. — Вовочка, сынок, придумай-ка мне рифму к слову рыба! — наклонившись под стол, где мальчуган что-то старательно рисовал маркерами на ламинате, игривым голосом попросил отец. — Селедка! — подумав, ответил ребенок, откинув длинную прядь светлых волос с личика. — Нда, — опечалился музыкант, — а расскажи-ка мне что-нибудь про этот стол в стихах! — неожиданно предложил мужчина. — Он деревянный и за ним едят, — пожал плечиками мальчик. — Да, точно деревянный, — с сожалением констатировал старший. — А что ты там рисуешь опять?! Я же просил не портить стены! — Я и не порчу, я на полу рисую! — заявил сорванец. — Ну это меняет дело! — усмехнулся Вадим. — А что за картина на этот раз? — Тараканы! — ответил Вова. — Что? — опять наклонившись, спросил отец, пытаясь разглядеть рисунок. — Ну тараканы! Даша мне сказала, что у них появились тараканы, и они живут на кухне, а у нас их нет почему-то, вот я и нарисовал букашек для тебя, мамы и меня! — дорисовывая усы насекомого, ответил мальчик. — А, для всех значит, ну хорошо хоть ты не только о себе думаешь! Не то, что некоторые! — печально улыбаясь сказал отец, рассматривая огромных прусаков, изображенных в виде отца в широких штанах и матери в узких брюках с карманами, которые держали своего длинноволосого сына за все его шесть лапок. — Да, я мужчина в самом соку и полон достоинства! — согласился Владимир с похвалой. — Нет, ты только посмотри, что этот сучек сделал с моим Рибок! Он же испорчен! — еще не зайдя на кухню, начал причитать Глеб из холла. — И айфон мой, скорее всего, им же и сожран! — Да к черту твою растянутую тряпку! — глядя на лоскут ткани в руках брата, взорвался Вадим. — Он мне провода перегрыз, гитары испортил, я ремонт уже два раза делал! А ты со своими претензиями тут! Это тебе месть за мои штаны! — Делать ремонт в доме, где есть дети, все равно, что расчищать снег во время снегопада! А мне и выйти теперь не в чем! — пожаловался Глеб. — И куда ты собрался выходить? На кухню или в туалет? — засмеялся Вадим. — А на диване можно и неодетым лежать, кто тебя кроме нас с Вовкой увидит?! — Да, ты прав! — глядя на окружающее через дырки в кофте, ответил младший. — Что, правда? — удивился оборотень. — Нет, ты козёл! — огрызнулся вампир. — Сам то к жене, то к Орлине этой шастаешь! Может, я тоже к Таньке хочу сходить! — Я ни к кому не шастаю! Люди меняются, знаешь ли! — возразил старший. — Конечно, они стареют, их яичники высыхают, и они западают на таких добряков, как ты! — хмыкнул Глеб. — Я бы попросил сменить тему! — недовольно морщась, сказал Вадим. — И я очень хотел бы быть человеком, способным на это! — не унимался младший. — Это весело. Ты думаешь, как отравить жизнь мне, я — как отравить жизнь тебе. Это игра. И ты выигрываешь, потому что у тебя есть фора: у меня жизнь уже отравлена! — Ну да, этот коварный план зародился у меня еще в момент свадьбы с Юлей. Я решил, что сначала отравлю тебе жизнь женой, а через 15 лет еще и референта найму! — еле сдерживая смех, признался Вадим. — Стоит мне провести время с кем-то ещё, и ты задолбаешь и меня, и этого беднягу. — И что? Разве это не весело? — уже устав от разговора, спросил Глеб. — Так где это мелкое Самойло?! — пытаясь наклониться под стол, зарычал вампир сквозь зубы. — Все-таки кому-то надо с ним поговорить! И тут же почуяв, что запахло жареным, Вова белым волчонком юркнул в коридор, оскальзываясь на блестящим ламинате, и, словно сайгак, захвостолупил на второй этаж. — Оставь ребенка в покое! Ты сумасшедший! — прикрикнул старший. — Я сумасшедший гений! Уйду я от вас тиранов и вредителей! — задыхаясь на бегу, выкрикнул Глеб, пытаясь догнать сына, которого уже и след простыл. Устав от физической активности, рокер уперся ладонями в колени и, раскрывая рот как рыба, выброшенная на сушу, стал вытирать пот с лица. — Ты мне нужен. Пожалуйста, не уходи! — нарочно слезливым голосом жалобно попросил оборотень. — Какая еще проститутка настроит мне пианино?! — Кто я?! — не понял вампир, он даже вернулся на кухню от возмущения. — Ты готов лгать, мухлевать и воровать, чтобы достать то, что тебе нужно, но не способен малость полизать зад начальству? Всегда все делаешь назло, даже самому себе! Так кто ты?! — ухмыльнулся Вадим. — Ну, у нас всех есть свои границы! — вздохнул Глеб, решив дальше не развивать тему. **** Забежав в спальню родителей, Вовочка запрыгнул в шкаф и с силой хлопнул дверцей. Порывшись среди разнообразного хлама, наполнявшего «гнездо», ребенок отыскал универсальный манок (на утку и на гуся) и громко в него дунул, а вслед за противным кряканьем раздался и жалобный вой волчонка. Ребенок не любил, когда родители ругаются, а тем более на него. Вздохнув, мальчуган опустил глаза и, вспомнив вчерашнюю прогулку, произнес: С елки камнем внииз Развиваем скорость и — Это мамин был каприииз — Летим к краю пропасти… «Улыбайся и кричи» — Говорит сквозь зубы мама. Сердце бедное стучииит Упрямо. Тук-тук-тук… — Мама, я знаю, ты там! Я слышу твою заботу через дверь! — почувствовав дыхание Глеба, всхлипывая сказал Вовочка. — Ты не такой как все, привыкаешь со временем к людскому идиотизму, — услышав стихи сына, примирительно произнес рокер. — Мы все ошибаемся и платим за это. Главное, твори, а не копируй! — мужчина хотел открыть дверцу и пожалеть отпрыска, но передумал и, оставив его в покое, вышел из комнаты. Немного посидев в шкафу, Вовочка вышел из гнезда и увидел, что окно во двор приоткрыто. Мысли о вчерашнем полете захватили его, мальчик сноровисто запрыгнув на подоконник, дернул за пластиковые створки и, оттолкнувшись от карниза, прыгнул на ближайшее дерево. **** — Где ребенок?! — не обнаружив сына в шкафу, выкрикнул Вадим. — Да здесь был! — заглянув в «гнездо», спокойно ответил Глеб. — А вот мой манок нашелся! А телефона нет? — Ты только об этой хуйне думать можешь?! Сын пропал! Что ты ему сделал, мразенышь?! — негодовал оборотень, резко захлопнув зеркальную дверцу. — Ничего я не делал! Даже не орал! Ты же знаешь, я детей наказывать не умею! — чувствуя недобрые намерения брата, сказал вампир. — А, он там стихи читал, свои, наверное! — вспомнил музыкант. — Стихи?! — улыбнулся Вадим. — Это здорово, конечно, но куда он делся? А окно кто открыл?! Мужчины подбежали к распахнутым настежь створкам и посмотрели на деревья. — Да, он был здесь, я чувствую его запах! Это ты его научил этой дури! — зло сказал старший. — Он вампир и должен это уметь! Ты тоже умел когда-то! — возмутился Глеб. — Да, и ты не нашел ничего лучше, чем научить его прыгать сейчас, когда в лесу эти журналюги шастают?! Пьяница мать — горе в семье! — бушевал Вадим. — Алковампир, позор на оба наши дома! — Ты хочешь меня пристыдить?! — сняв очки, буркнул хладнокровный, проводя руками по лицу. — Но чувство вины бесполезно! Нагуляется и придет, он не даст себя в обиду! — Твоя стратегия бездействия не особо-то и срабатывает. А ничегонеделание — это не план, это отсутствие плана! Пошли искать! — взяв брата под локоть и потащив его к выходу, безапелляционно заявил оборотень. — Жить в страхе… Оно того не стоит! — философски заметил младший. **** — Ну, и что мы имеем? — леди-кентавр приложила к своему высокому хмурому лбу руку, прикрываясь от солнца, а другой поднесла бинокль, глядя в даль, словно Илья Муромец в полюшке русском на картине Васнецова. — Самойловы собачатся. Таак… А где же щенок? — Дай посмотреть! Дай посмотреть! Ваф! — ритмично прыгал рядом, доставая ей почти до крупа, болонка-Троицкий. — Дай посмотреть! — Да не мельтеши ты! — рыкнула на него большая кавказская овчарка Миша Козырев и прибила к земле массивной лапой. — Щас наш дозорный все доложит. А ну лежать! — приказал он и сам улегся на спину, принявшись кататься по еще не сошедшему снегу и кое-где проглядывавшей прошлогодней листве. — К дождю! — мрачно констатировала Собчак, скосив взгляд на валявшегося на земле большого черного пса. — Ну так что там? Что там? Что там? — не унимался Арти. — Ничего, тявкаются. В окно смотрят. Как бы нас не увидели. А то этот, не побоюсь этого слова, член… эмм… Общественной палаты порвет нас на мандаты. — Копыта убери! — присел Козырев. — А и правда, какой план? — Вот обиделась бы на тебя за копыта… — переминаясь и суча собственно ими, без тени сомнения в голосе отчеканила Ксения. — Так ведь и лягнуть могу! В разгар словесной перепалки между светской жеребицей и двумя кобелями вдруг послышался какой-то треск, и сверху на спорщиков сначала повалились комья снега и ветки, а потом рухнуло что-то тяжелое, выбив из рук Собчак бинокль и намертво вдавив тщедушное тельце бедного Арти в сугроб по самый ошейник. Он беспомощно мотал головой и моргал так часто, что пожалуй, мог бы увидеть двадцать пятый кадр. Кобылица, уже оправившись от удара, при виде такого зрелища разразилась громким хохотом. — Че ты ржешь?! — взвыл Троицкий и тут же осекся, вспомнив недавние угрозы. Получить по морде еще и копытом ужасно не хотелось. Козырев, который от неожиданного снаряда пострадал меньше всех, аккуратно зубами достал бедолагу, вцепившись ему в холку. — Самойловкий заморыш! — вдруг воскликнул он и выронил бедую болонку обратно в сугроб. **** — А ну стоять, суки! — раздался грозный рык за спиной. — Лохматый, конь и болонка… А я чую, тухлятиной запахло! — Вадим летел с такой скоростью, что холодный воздух звенел, разливаясь по его черной блестящей шерсти. — Стоять, говорю! Но до смерти перепуганный Арти вдруг выскочил из сугроба и ломанулся куда-то в район задних лап кавказской овчарки. Козырев снова поймал его за шиворот и, изловчившись, прыгнул на спину женщины-лошади, лицо которой, казалось, стало еще длиннее. Едва псы закончили показывать чудеса эквилибристики, поджарая кобылица тут же сорвалась с места и понесла своих лохматых и оторопевших от страха пассажиров прочь из леса. — Папа! — голос мальчика колокольчиком раздался в гнетущей тишине. — Папочка! — белый волчонок бросился навстречу отцу и принялся лизать его, что было мочи. До смерти перепуганный и до неприличия перепачканный кутенок ластился и прыгал вокруг начавшего успокаиваться разъяренного папаши. — Они хотели сделать мне больно! — Кто они? — переспросил Вадим, переводя дыхание. — Те две собаки и тетя лошадь! — залепетал малыш. — Что они тебе сказали? — слизывая с малыша ком грязи, спросил волк. — Ничего. Я почувствовал. Я слышал, как они думают. Плохо думают… **** — Вадик, посмотри, что я нашел! — Глеб вертел в руках желтую подкову с блестящими белыми камнями. — Сына? — недоуменно вскинул бровь старший. — Нет. Его нигде нет. Вот это! — он протянул переливающуюся вещицу брату.- Сваровски что ли? — Где ты это взял? — с тревогой в голосе спросил тот. — Нашел в лесу. На счастье! Давай над дверью повесим, а? — сиял младший, радуясь удачной находке. — Может и хорошо, что ты ребенка не нашел… — волк скривил губы. — А как там в мифе: «Да, и я бы не пробыл здесь так долго, если бы не любил тебя», «Назови же мне свое имя, дорогой брат», «Я Передур, сын…», забыл, чей сын, — закатив глаза в потолок, задумался Глеб. — Так как быть? Может, полицию вызвать? — Ага, Пердун, сын Запора и Диареи! Ты еще заметку в газету дай, мол пропал мальчик, рост метр двадцать, глаза голубые, родители его ищут… А вот и родители… Кто из вас мама? — Вадик, ну и че нам делать?! Где пацана искать?! — Глеб упал на колени и закрыл лицо руками, пытаясь остановить начинающуюся истерику. — Наверху посмотри! — Вадим опустился рядом и погладил его по загривку. — Не реви! Кому говорят, не реви! Нашел я его. Спит в детской. Перепугался до смерти. — Ах ты! — младший накинулся на него с кулаками, но ничего не смог сделать, заключенный в цепкие объятья сильных рук. — Ты! Ты! — бился он в приступе ярости, но в итоге, обессилив, уткнулся ему в ключицу и жарко выдохнул. — Мой волк! — губы уже искали тонкую венку на шее, а руки оборотня ослабили хватку и скользнули ниже по пояснице.