***
Было время, когда мы оба думали, что между нами что-то есть. Я часто зависал у Вари дома, особенно в каникулы, и даже был знаком с ее мамой, которая оказалась не такой странной, какой я ее себе представлял. Хотя меня всегда удивляло, как просто она приняла мое присутствие, совсем без той придирчивой подозрительности, которую привыкаешь разглядывать в глазах чужих родителей, когда гуляешь с их дочерьми. Наверное, это было из-за Унтера. Унтер жил двумя этажами ниже, и практически прописался в Вариной квартире, разве что не ночевал (ночевал, когда Вариной мамы не было дома; в их однокомнатной квартире был лишь один диван, который они вдвоем делили). Когда всю жизнь рядом с твоей дочерью ошивается пацан, наверное, перестаешь воспринимать их как что-то потенциально опасное. Мы с ней, в конце концов, даже друг другу в трусы не лазили, да и поцеловались всего лишь раз. Варя сама меня поцеловала. Мы сидели тогда на диване, таком белом, что мне всегда было некомфортно на нем сидеть, и пялили в телик. Фильмы мы почти никогда не смотрели, Варя включала Муз-ТВ, всегда Муз-ТВ, и приходилось смотреть эти тупые клипы без грамма смысла, но я не возражал. В чартах сидела одна лишь российская попса, которую я на дух не переносил, и обороты тогда набирал кальянный рэп, которому я давал нескромную оценку десять говен из десяти. Мы развлекались тем, что обсуждали клипы: соревновались, чей комментарий окажется более ядовитым. Варя всегда выигрывала, потому что когда выигрывал я, она только неоднозначно хмыкала, а по непроницаемому лицу было видно, что ей неприятно, когда я нелестно отзываюсь о девушках, даже если сама она разносила их в пух и прах. В общем, снова было включено Муз-ТВ с его слащавой однообразной музыкой, но звук был убавлен, и мы с Варей сидели молча. Пять минут назад мы обсуждали Унтера и то, какой он козел. Точнее, говорила одна Варя, а я только ее слушал и вставлял всякого рода междометия, чтобы поддержать. Была это примерно середина десятого класса, и я все еще воспринимал Унтера как приложение к Варе, поэтому он был мне побоку, общаться теснее мы начали уже потом, летом после десятого. А пока я наблюдал, как Варя фыркает и сердито чешет коленку. Как я уже говорил, с Унтером у нее все время намечались взаимные терки, да и не только с ним, честно говоря. Варя претерпевала тогда какие-то глобальные изменения в своем мироощущении, и, хоть она и не озвучивала это вслух, ей казалось, будто она выросла из старых друзей, как мы вырастаем из старой одежды, которая в один день начинает резко раздражать и проситься на помойку. Она вообще была категоричная. Разом могла бросить что угодно или кого угодно, как только что-то шло вразрез с ее представлениями. - Ой, да пошел он, - проворчала она в сотый раз, прежде чем ее поток сам собой иссяк и мы уставились в телевизор. Опять же, Варя это не озвучивала, но я же не слепой, я видел, как она тянет меня к себе. Была у нее такая черта - не тянуться к людям, а притягивать их, если ей кто-то нравился. Мы тогда много и подолгу переписывались в соцсетях, и гуляли после школы, и в школе теперь сидели чуть ли не за одной партой. Унтер был другом детства, который Варе наскучил, а я стал другом, который всегда был рядом, днем за партой, ночью в телефоне, и это нас сближало. В общем, Варя меня тогда поцеловала. Было это где-то между вторым и первым местом музтвшного хит-парада, я зачем-то повернул голову в ее сторону, а она подалась вперед. Мы тогда поцеловались не так, будто это был наш первый поцелуй (у меня так точно) - никакой неловкости, или трепета, или неопытности. Мы поцеловались, как целуются пары, которые вместе уже много лет, наши губы прижались, будто сотни раз прижимались до этого, носы не воткнулись пиками, это длилось даже не полсекунды, как это обычно бывает, когда ты от волнения вместо поцелуя стремно чмокаешь кого-то в первый раз, как свою, блин, бабушку. Затем мы отстранились, тщательно сохраняя нейтральное выражение лица. Варя мне нравилась, правда нравилась, иначе бы я не проводил с ней столько времени, а потом кучу лет спустя я даже скучал по ней, хотя в принципе не умел скучать по людям. Но в тот момент ничего не екнуло, в кровь не прыснули никакие гормоны, и я ощутил только заторможенное недоумение. - Это?.. - спросил я еще тогда, вскинув брови. Без понятия, что я имел в виду. Варя пожала плечами. Если она и нервничала, то мастерски это скрывала, но мне почему-то казалось, что она испытывает то же смутное разочарование, что и я сам. - Не знаю, решила попробовать. Первонах, типа. Вообще это стереотип, что первый шаг всегда делает парень. Пацаны делятся по степени озабоченности, но вот уж у кого терпения нет, так это у девчонок. Краем уха я однажды слышал, как одна женщина нудела недовольной дочери, что разбирать мужиков надо, как горячие пирожки, а то останется всякая шваль, так что им, наверное, спокойнее самим взять ситуацию в свои руки, а то не дай бог к пятнадцати годам всех нормальных парней расхватают. Сомневаюсь, что Варя жила теми же представлениями. А может, и жила, кто знает. И все-таки мне казалось, что в тот момент она просто бесилась, если кто-то опережал ее в чем-то, ей все время хотелось доказать свое господство, а ведь кто первый поцеловал - у того и власть. В общем, Варя откинулась на спинку дивана, как и до этого. С виду мы казались самими скучающими людьми на всем белом свете, будто не поцеловались две минуты назад. Затем клип кончился и Варя слезла с дивана со словами: - Пойду чай поставлю. С Унтером я пил исключительно газировку, с Кириллом, став чуть старше, - пиво, и с одной только Варей я вечно пил чай. Постоянно. А после чая я снова брил ей голову, и это казалось более интимным, чем тот наш тухлый поцелуй на диване. По крайней мере, мы опять угорали, и ржач наш отскакивал от плитки в ванной звонким эхом.***
Уже тогда я знал, что наша дружба недолговечна. С Варей легко было подружиться, она не морозилась и не привыкала к твоему присутствию долгими месяцами. Она раскрывалась разом и вдруг, принимала тебя как есть, за один присест, и вот вы с ней так разговариваете, будто знаете друг друга тыщу лет. Унтера это бесило. Он был ее другом детства, он был тем, кто морозился месяцами и долго привыкал к твоему присутствию, хоть и отыгрывал шута горохового на раз-два и перед тем, кого едва знал. Варя окружала себя людьми, и Унтер, который всегда был где-то рядом с ней, только-только привыкал к этим людям, как они менялись и на их место приходили другие. Вероятно, его это задолбало, и меня он воспринимал как одного из таких "временных", на которого не стоит тратить свои силы, чтобы сдружиться. Я и был "временным", но об этом никогда не хочется думать, когда ты хорошо проводишь с кем-то время, поэтому я и не думал. Унтер, может, тоже оказался бы таким же, но он, как и все люди, которым трудно завести друзей, был жуть каким прилипчивым, а потому Варе приходилось мириться с его вечным присутствием. Потом-то я догадался, что она завела эту игру на слабо, которая быстро из безобидной превратилась в очень даже обидную, просто для того, чтобы уже наконец отделаться от него. Некоторым людям проще насмерть тебя обидеть, чтобы ты сам отстал, чем по-человечески объяснить, что вам больше не по пути. Варя, правда, не приняла во внимание тот факт, что Унтер был таким же упертым, как и она, и отступать не собирался. Это было начало лета после десятого класса. Кто-то считает, что это самое беззаботное время, когда вы ни о чем не паритесь и живете в свое удовольствие. Может быть, и так. Только этот период стал самым запарным, и склочным, и просто сволочным. Раздражение бурлило под Вариной кожей почти осязаемо, хотя со стороны и казалось, что она все так же шутит с Унтером и улыбается ему, как и раньше. Варя не хотела с ним тусить. Она хотела, чтобы мы тусили вдвоем - я и она, наедине она всегда становилась какой-то более доброй, что ли, без всех этих едких подковырок, которые торчали из нее, точно ржавые иголки. А Унтер хотел, чтобы я куда-нибудь свалил в туман и не мешался. Никакого романтического интереса к Варе у него не было, он просто был ужасно одиноким и нелепым в этой своей футболке с кричащей надписью УРОД. В общем, мы гуляли втроем возле парка. В самом парке нам гулять не нравилось, там было слишком людно, слишком цивилизованно и чисто. Нам нравилось шарахаться по дворам, по битому асфальту среди обшарпанных пятиэтажек с ругательствами на стенах. Когда мы были втроем, Варя никогда не приглашала нас посидеть где-нибудь дома, и вот тогда-то мы наворачивали круги часами, пока они с Унтером окончательно не изводили друг друга до волшебного психоза. Зашли мы в какой-то супермаркет. Было тогда ужасно жарко и хотелось пить. Разумеется, в рюкзаках у нас болталось по полупустой бутылке с теплой газировкой, которую ты упрямо не выбрасываешь, а потом она валяется у тебя дома еще недели две, прежде чем мать бросает на тебя тот самый выкини-сейчас-же взгляд. Мы все равно зашли за новой. В супермаркете гуляла прохлада, и выходить оттуда не хотелось, поэтому мы шарились вдоль полок, медленно приближаясь к холодильникам. Случилось это в отделе с соками, где еще теснились на полках бутылки с минералкой. Унтеру надоело торчать тут без дела, он весь испыхтелся и лицо у него то и дело шло рябью от недовольства. - Ну долго мы тут еще, нет? - А ты что, куда-то торопишься? - огрызнулась Варя. Он натянул футболку на грудь, хотя она всегда висела на нем, как на вешалке. - Да у меня уже соски торчком встали, смотри. Когда на него кто-то злился, он всегда все пытался перевести в шутку. Соски у него действительно торчали торчком. Я щелкнул по одному, и Унтера это возмутило до глубины души. Отпустив футболку, которая снова надулась, как парус, он прикрыл сосок ладонью и посмотрел на меня раненой ланью. - Ты че, блять. Я сделал это, просто чтобы Варя улыбнулась. Мне не нравилось, когда она ходила и бубнила на всех, как старая бабка. Варя сдавленно ухмыльнулась, глядя на меня. Я улыбнулся ей в ответ. Мельком глянул на Унтера. - А ты не провоцируй. Заворчав, тот отошел от нас и завернул за стеллаж. Варя закатила глаза. - Достал, блин. Ноет и ноет весь день. Унтер обошел стеллаж и вышел к нам с другой стороны. Варя при виде него насупилась, а он снова вздохнул. - Давайте я вам уже обоим куплю, а? - предложил он от безысходности, а не всерьез. - Я уже пить хочу, прям пиздос. - Ну и пей тут. - Она закрыта, - сказал он, имея в виду бутылку, которую успел прихватить из холодильника. Варя с вызовом уставилась на него. - Так открой. Короткое, но искрящее мгновение они смотрели друг другу в глаза. Психанув, Унтер одним решительным движением открутил крышку и опустошил бутылку на треть. Варя хмыкнула. - Иди теперь поставь на место. Унтер фыркнул. - Щас. Она холодная. Это значило, что без нее он в пекло не выйдет. - Ну не плати за нее, значит. И снова они посмотрели друг на друга, мрачно и борзо. - Ок, - согласился Унтер, дернув плечами так, будто это ничего ему не стоило. Я тогда еще подумал, что ни за что он не украдет из магазина. Все-таки это было как-то чересчур. Наконец мы с Варей тоже взяли по газировке и направились к кассам. Унтер независимо прошел чуть впереди нас, прошел мимо кассы, и кассирша едва мазнула взглядом по нему. Наблюдая за тем, как мы расплачиваемся, он снова открутил крышку и демонстративно сделал пару глотков. В тот момент сердце у меня колотилось так, будто я сам наворовал полные карманы. Думал, сейчас запищит эта хрень на выходе, но она не пикнула и не прибежал охранник, и кассирша нас так и не окликнула. Мы спокойно вышли на улицу. Когда вы друзья и друг друга провоцируете, это должно кончаться смехом. Никто не засмеялся. Мы прошли несколько метров, и Унтер наехал: - А че это ты с Данилом не играешь? - Играю, - возразила Варя. Он недоверчиво взглянул на нас. - Ага, не похоже. Мне ты, значит, задаешь газяву своровать, а ему кошку на улице погладить. Я не стал говорить, что кошка могла меня поцарапать, а я умереть от какого-нибудь кошачьего спидорака. - Ну пиздец, - кончилось у Вари терпение. - Что я ему, должна сказать под машину прыгнуть? - Ну мне же говорила. Варя еще быстро на меня посмотрела как будто даже с досадой из-за того, что я все слышал. Когда тебе кто-то нравится, не хочется, чтобы этот человек знал, что ты хуевый, а я ей тогда нравился. - Прикол, - хмыкнул я. Обычно это была моя любимая фраза, когда они начинали сраться. Но на самом деле это утомляло. Стоял, в конце концов, такой хороший летний день. - Ага, - огрызнулся Унтер. - Прикол. Прикол был в том, что он мог так перепираться с Варей хоть до самого вечера, а потом гнетуще и обиженно молчать, действуя всем на нервы. Но он никогда не уходил. Никогда. Иногда я пытался их урезонить или даже помирить, хотя выходило через раз. Вот и тогда я сказал что-то вроде: - Да ладно вам. Ну задайте мне дичь какую-нибудь. Мы остановились все разом. Унтер развернулся и очень выразительно уставился на Варю. Та хмурилась. Мы с ней никогда не ругались, то есть вообще никогда, наше общение просто затухло через пару лет, но бывали моменты, когда ей не нравилось, что я вставал не на ее сторону. Вставал ли я не на ее сторону? Я просто не хотел, чтобы они с Унтером опять воняли друг на друга весь день. В такие моменты я болтался с ними, как собака на привязи, и особо был им не нужен. - Ну? - поторопил ее Унтер. - Илюша-а-а, - нехорошо сощурилась Варя. - Задавай, или он больше с нами не играет. - Справедливо, - согласился я. Вот тогда-то Варя и решила, что я встал не на ее сторону. И ей это кошмарно, кошмарно не понравилось. Был это большой секрет, но Варя хотела стать Варваром - кем-то агрессивным и несокрушимым, кем-то большим, чем она из себя представляла, будто ее тяготило собственное дружелюбие, и общительность, и то, как ее легко можно было задеть за живое на самом деле. Варваром ее делал не бритый затылок, не мешковатая одежда и даже не склонность писать о себе в мужском роде в интернетах - варвар в ней говорил через азарт, через упрямство и желание сделать неприятное. Варя плюнула Сметанину в лицо. Затем она посмотрела на меня и Унтера тем самым спокойным взглядом, какой умеют делать все мамы, когда ты разом понимаешь, что тебе сейчас хана, и сказала: - Ладно. Пусть Даник тебя поцелует. И я, разумеется, не смог отказаться. Это был второй мой поцелуй, и достался он Илье прямо возле парка, где шастали люди и ездили автобусы. Это был поцелуй на слабо, сладкий от газировки, острый от адреналина. Ястребиный нос, будто клюв, воткнулся мне в щеку. А с Варей мы перестали общаться сразу после школы. Она выросла из нашей дружбы, как из старой футболки, и я года два после этого еще поздравлял ее с др вхолостую, а потом забил. Кто-то навсегда остается для тебя в прошлом, но и ты для кого-то становишься прошлым, даже если не очень-то этого заслуживаешь.