Рабыня

      Зайдя в большой зал, Форбс была поражена внутреннему убранству замка: повсюду стояли резные стулья, похожие на церковные, сундуки для хранения ценных вещей. Стоял и камин, в котором сжигались огромные поленья. Стены украшены шелком и гобеленами, а полы покрыты дорогими коврами. У блондинки действительно появилось такое чувство, что она переместилась в прошлое.       Удивительно, что её никто не заставил надевать корсеты и фижмы, а дело ограничилось на вполне повседневном коротком платье и кардигане.       Подходя к центру зала, Кэролайн увидела перед собой длинный обеденный стол из ореха. За ним сидел первородный вампир. Хотя сидел — мягко сказано. Клаус не постеснялся положить свои ноги прямо на него. — О, дорогуша, я почтен твоим визитом, — усмехнувшись, произнес он, держа в своих руках стеклянный бокал, наполненный холодным виски.       Кэролайн предпочла проигнорировать его приветствие и молча села за стол. На удивление, на нем не стояло ни единого блюда. Но стоило Майклсону лишь хлопнуть в ладоши, как в зал вошло пять женщин с подносами. Они положили несколько тарелок, которые были покрыты серебряными крышками, и одна за другой стали выходить из комнаты. Осталась лишь одна девушка. — Аннабель, дорогая, подойди сюда, — казалось бы, безобидно сказал Никлаус.       Этот его тон был до боли знаком Кэролайн. Такой.. добродушный и в какой-то степени — невинный. Слыша его, сразу забываешь, что перед тобой находится серийный убийца. Но первое впечатление бывает обманчивым.       Аннабель на автомате задернула рукав своего платья и протянула руку Майклсону. Тот, ни секунды не медля, выпустил свои белоснежные клыки и запустил их в вену невинной девушки, жадно высасывая из неё пульсирующую кровь.       Форбс вздрогнула от ужаса и прикрыла свои глаза, чтобы не видеть этого зрелища. Увы, она не могла спасти девушку. Никлаус сильнее её. Ничего не получится.       Пару мгновений спустя, Майклсон одернул от себя руку брюнетки и обернулся в сторону Кэролайн, наблюдая за её дрожащими губами. — Я бы предложил тебе отведать эту девушку, но.. для тебя я уже подготовил кое-что другое, — медленно произнес Клаус, дожидаясь того, когда Кэролайн откроет свои ореховые глаза.       Нехотя, девушка всё-таки вернулась в эту отвратную реальность, открыв глаза. Подняв крышку со своего блюда, зрачки Форбс резко расширились и от неожиданности она выронила крышку из рук, а та, покатившись по столу, с громким треском упала на пол.       На белоснежной тарелке было целое «рагу» из человеческих конечностей. По бокам лежали аккуратно порезанные человеческие пальчики, а в центре и вовсе — целое мессиво из кожи рук. Всё это дело было «украшено» струёй крови, выложенной в форме сердца.       При виде этого Кэролайн стало безумно плохо. Одернув руку от тарелки, девушка поспешно впечаталась в свой стул, не отрываясь от его спинки. — Как тебе? Я старался, — кинул Майклсон, а затем оглянулся на Аннабель и, махнув рукой, дал ей понять, что та может идти.       Он молча смотрел на Форбс и пытался понять то, что она сейчас чувствует, но всё было напрасно — девушка тщательно скрывала свои эмоции. Поэтому, бросив все свои попытки хорошенько её разглядеть, Никлаус непринужденно облокотился о стул и сложил руки крестом, продолжая: — Дорогуша, невежливо не есть в гостях. Плохое впечатление производишь, — после он наконец-таки поймал на себе её невозмутимый взгляд, — Не обижайся, всего лишь этикет.       Несмотря на то, что сейчас в голове блондинки бушевал целый фонтан мыслей и она могла сказать всё, что думает об этом бесчеловечном вампире, Форбс всё же ответила максимально коротко. — Я не буду это есть.       Кэролайн старалась не смотреть в сторону «хозяина», однако иногда удержаться было всё-таки трудно и взгляд то и дело падал на Майклсона. И каждый раз она замечала его голубые глаза, смотрящие прямо на неё. Вернее сказать, в неё. Форбс было трудно сказать свою последнюю фразу, ведь она, считай, бросала ему вызов своей непокорностью. — О, нет, дорогая, ещё как будешь. — Пожалуйста, не заставляй меня делать это, — не отрывая взгляда от небесно-голубых глаз, произнесла Кэролайн.       Она прекрасно понимала, что это такое — отключить чувства. Майклсон больше не испытывает весь спектр эмоций. Конечно, ему наплевать на её просьбы, мольбы.. Да и на неё саму тоже. Однако, как бы глупо это не прозвучало, Форбс ещё верила в то, что где-то там — вдали, остался Клаус, которого она всегда знала. Тот, кто любит искусство и считает себя его частью.. Рисует её портреты, пейзажи и наслаждается результатом. Сколько Кэролайн помнит первородного, столько он всегда хвалился своими работами. Не было ни одного портрета, которым бы он был не доволен. И эта идеальность во всём придавала ему некий.. шарм.       Ей нравилось убегать от него. Эдакая неприступная принцесса, внимание которой прежде нужно заслужить. И Клаус всякий раз заслуживал его. Поначалу — своими потрясающими подарками «из прошлого»: эксклюзивными платьями и украшениями королев. После — своим милосердием. Но нет, не ко всем. Лишь к ней одной. Когда блондинка была рядом с Майклсоном — злейшим врагом своих друзей, то, как ни странно, ощущала себя в безопасности. Она знала, что он никогда не посмеет ей навредить.       Но что сейчас? Что стало с тем Клаусом? Он ведь где-то здесь — так близко, но при этом слишком далеко, зовёт её на помощь. И Кэролайн, где-то в глубине души, хочет помочь, но.. не может. Нет у неё никаких точек соприкосновения с нынешним Майклсоном. — И с чего это вдруг? — соединив брови, первородный был искренне удивлен, — О постой, неужели ты думаешь, что я буду милосерден к тебе? — Я очень надеялась на это. — Весьма иронично, учитывая то, что я отключил человечность, — сделав свою коронную ухмылочку, Никлаус сделал очередной глоток виски. — Знаю.. Но это не помешало тебе вспомнить о своей любви ко мне.       Весьма рискованно идти на такие шаги при общении с вампиром без человечности — вспоминать про самое великое чувство, что он мог только испытать — любовь. — Интересно.. И в какой это момент я вспомнил о ней, дорогуша? — Когда сделал мне предложение руки и сердца?..       И это правда удивило Форбс. В тот момент, когда она предложила первородному свои услуги взамен за жизнь Джози, он мог выбрать, что угодно — вплоть до того, чтобы заставить Кэролайн выключить свою человечность. И она бы была не в праве перечить. Но.. он не сделал этого. Почему? Быть может, блондинка всё-таки права — прежний Никлаус даёт о себе знать? — Ха! Странно, я отключил эмоции, но всё же чувствую, что смех переполняет меня!       Комната наполнилась хохотом Майклсона — по началу, это успокаивало Кэролайн по неизвестной ей причине, но затем.. стало весьма напрягать. Эта сцена была похожа на момент из какого-то фильма ужасов — главный герой, а-ля психопат, смеётся на всю комнату, а главная героиня не может это прекратить и всё, что ей остаётся — это смотреть на трупы (а в данном случае — на блюда из человеческих конечностей).       Но смех Клауса прекратился так же внезапно, как и начался. Опустошенный стеклянный бокал в его руке громко хрустнул и разлетелся на мелкие кусочки по всему залу. Это заставило девушку вздрогнуть. Но дальше было хуже. С помощью своей вампирской скорости, первородный подлетел к Кэролайн.       Её сердце бешено забилось, а дыхание участилось. Всё, чего девушке сейчас хотелось — убежать из этой комнаты.. из этого замка. Просто убежать от Клауса.       Вампир поднял свою ладонь и аккуратно провел ей по плечу Кэролайн. Та вздрогнула, а её кожа покрылась мурашками. Он наклонился к Форбс. Майклсон находился к блондинке настолько близко, что девушка могла запросто почувствовать аромат свежей крови, перемешанный с дорогим парфюмом. Шепчущим голосом он начал говорить: — Прошу, не путай предложение руки и сердца с нашим договором о том, что ты, фактически, становишься моей рабыней.