Mistress of the arrows

      Маришка сидела на рыхлом от времени диване, подобрав под себя ноги, и листала свежий глянцевый журнал. С его страниц виднелись красотки в разных позах, одетые так, как хотелось одеться ей. Топик, брючки, купальник «Дикая орхидея». Она подняла глаза от журнала, выпрямилась. А что, грудь у неё вполне подходящая для такого купальника. Сейчас на ней тоже надет купальник, но цельный, потому что мать не разрешает полуголой ходить по огороду. Ничего, скоро мама уедет в Москву, в своё ателье, из которого не вылезает ни днём ни ночью, а Маришка оденется так, как хочет.       Листая журнал, Маришка наткнулась на письма читателей, прочитала несколько абзацев и громко фыркнула: бывают же такие дуры, жалуются, что не знают, как правильно целоваться. Взяли бы да попробовали, а не тратили время и бумагу.        Маришка откинулась на спинку дивана, которая тотчас отозвалась протяжным стоном, словно поддерживая её во мнении. «Да что тут спрашивать: губы прикасаются к губам, тёплые и сладкие, если до этого ели мороженое, или солоноватые, если хлебнули пивка из одной бутылки… А вот если глотнуть немножко вина, сладенького кагора, к примеру, каким угощал её прошлогодний парень Марк, с которым у них была в прошлое лето любовь… Они пришли к нему домой, там никого, он достал из шкафа бабкино вино и плеснул в стаканы — после этого они целовались, но совсем не так, как раньше. Написать этим дурам, что ли?» Маришка рассмеялась от пришедшей в голову шальной мысли… Губы — к губам, потом она раскрыла свои, а он кончиком языка провёл между губами… Она хотела уже раскрыть рот, но в замке заскрежетал ключ, и они отскочили друг от друга.       Маришка ощутила жар в животе, почувствовала, как кровь ударила в виски, а в горле собрался комок, который она с трудом проглотила. Всё, как тогда, как в другой раз и в другом месте… Но тогда они с Марком были в лесу, и он… — Маришка, — в дверном проёме возникла бабушка, она держала в руке большую ложку для варенья, которой только что мешала в медном тазу. Маришка уставилась на каплю, готовую сорваться и упасть на пол, промолчала, пускай падает, ей-то что? — Ты долго будешь тут рассаживаться? То тебя с собаками не найдешь, то ты сидишь, прохлаждаешься. — А чего надо-то? — лениво отозвалась Маришка. — Можно подумать, ты забыла, что мы должны дошить прихватки? Зинаида явится с утра пораньше. Завтра суббота — базарный день.       Маришка с тяжким вздохом спустила ноги с дивана и потопала на веранду, где стояла швейная машинка и лежали недостроенные кухонные прихватки. Ну для чего они это делают? Ателье матери хоть и маленькое, но процветает, оно её собственное, её бизнес. Просто бабушка такая упрямая: «Я хочу сама себя содержать! Каждый должен работать, есть свой хлеб! А если Маришка живёт тут всё лето, то и она должна делать всё, что ей велено. Сейчас ей велено шить всякую мелочь для кухни — полотенца, прихватки для сковородок. Потом бабушка отдаёт их своей приятельнице, которая очень лихо их продаёт — не без пользы для себя, конечно.       Но ничего, она, Маришка, устроится в этой жизни по-другому. Она ведь красивая, никто с этим спорить не станет, даже мать Фэша.       Маришка с неприязнью села за швейную машинку — извечную принадлежность бабушкиного дома. Бабушка была портнихой, которая обшивала всю длинную деревенскую улицу, это было давно, когда никаких дач тут не строилось. Потом деревня превратилась в дачный посёлок, многие деревенские жители продали свои участки и дома, на их месте выросли такие, как у Драгоциев, большие, кирпичные, богатые, настоящие замки.       Мариша крутила ручку машинки, но думала не о прихватках и не о полотенцах в зелёных яблоках. Она думала, что пора начать целоваться с любимым Фэшиком. Прикоснуться к его губам своими… И попробовать кончиком языка залезть к нему в рот. Машинка вдруг споткнулась, начала жевать ткань, нитка под лапкой скрутилась втрое, Маришка чертыхаясь, выдернула ткань из-под лапки и вытащила шпульку. Разглядывая, что случилось с ниткой, она продолжала думать о своём: потом кончиком языка она как бы невзначай скользнет по его зубам…       Сердце девушки ухнуло куда-то вниз, виски сдавило, а пальцы, которыми она держала шпульку, заледенели, хотя металл был тёплым от работы. Черт возьми, да о чем она думает? Сколько раз она целовалась с мальчишками? И не только целовалась. Самодовольная усмешка пробежала по губам, да чем этот Фэшиком от остальных отличается? Просто он ещё «малыш» вот и всё. Значит, надо научить, он ведь хочет, иначе он не тащился бы за ней, стоит ей только поманить пальцем.        Она дострочила полотенце и наконец вынула его из-под лапки машинки.       Фантазия разыгралась по-настоящему, Маришке казалось, что она чувствует его дыхание на своей щеке, от него всегда пахнет ландышами, как будто он беспрестанно собирает эти цветы. Вдруг ей в голову пришла другая мысль. Что если он будет есть жвачку, а она попросит его высунуть кончик резинки и ухватится за него… Они будут жевать её вместе, они соединятся через неё, слипнутся…       «Слиплись, склеились? — спросила она себя ехидным голосом. — Ты этого хочешь? Не спеши дорогуша», — сказала она себе. Этот мальчик никуда не денется, он уже почти месяц бегает за ней, с тех пор как они познакомились       А познакомились они просто, его мать попросила бабушку вымыть окна в доме, бабушка соглашалась на всякую работу.       Она, Мариша, знала других мальчишек, более решительных, которые могли обнять, ущипнуть, пошарить по груди, она хорошо знала, как это бывает. Ей нравилось такое внимание. Самое лучшее было в прошлом году в лагере, она и нынче туда рвалась, но матери кто-то набубнил в уши, как дети развлекаются и какими гирляндами из хорошо всем знакомых презервативов из латекса увешаны кусты возле лагеря. Мать не пустила Маришку в первую смену, а она так надеялась развлечься, тем более что ей уже не шестнадцать, как было в прошлом году, а семнадцать. Она пыталась уломать мамулю, ревела, угрожала, что сбежит из дома, но та стояла на своём.       Кроме матери и бабушки, у неё нет никого. Отец по рассказам бабушки, умер, когда она была совсем маленькой. Он был гораздо старше матери. — Ты наша залеточка… — однажды произнесла странную фразу бабушка.        Маришка долго не могла понять, что бы это значило, но в лагере ей и про это объяснила соседка по койке. Может быть, она-то её и удержала от того, на что её пытались соблазнить мальчишки из старшего отряда, показывая бумажные пакетики с картинками, за которыми они бегали в деревенский магазин. — Не бойся, не залетишь. Эти штучки из латекса надёжные.       Сопоставив слова бабушки, обещание мальчишек на счёт того, что она не залетит, а также краткое объяснение соседки по кровати, Маришка решила, что пока ей вполне хватит поцелуев. А потом она узнала кое-что и посерьезней — с её отцом мать не была расписана…        Оставшись дома в каникулы и наблюдая за жизнью в дачных домах, она начала придумывать свою собственную жизнь по образу и подобию увиденного. — Бабуля, — говорила она, — а вот если я выйду замуж в такой дом, как у Фэша, а потом захочу развестись, что мне достанется?       Дым из трубы тебе достанется, если сама его поймаешь, — усмехалась опытная бабушка.       Маришка от нечего делать смотрела по телевизору мыльные оперы, воображая себя героиней, которая из небогатой девушки превращается в держательницу богатого салона, и хвалила себя за то, что не поддалась соблазну в лагере и не продвинулась дальше поцелуев в отношениях с мальчиками. У богатых, оказывается, в цене девственность, невинность. Что ж, можно и потерпеть. Но тогда надо найти того, ради кого терпеть.