***
Все оставшееся утро они молчали. После того, как Эмре покинул комнату, блондинка на ватных ногах направилась в ванную. Потому что душ утром, особенно сейчас — самая приятная необходимость, которую только можно себе представить. Агентства по усыновлению в их городе были немногочисленны, но они, как ни странно, внушали доверие. Или же Лейле просто-напросто отчаянно хотелось хотя бы кому-то довериться и поверить. Она долго искала, мучилась, выбирала, пока наконец не осознала то, что сейчас это — ее самый лучший вариант. Она не может стать матерью. Только не сейчас. Ей хотелось построить карьеру, найти человека, с которым она будет идти по жизни рука об руку, выйти замуж, и уже потом думать о детях. Думать долго, тщательно, взвешивая все «за» и «против». Эмре был ее «за», бесспорно, окончательно и бесповоротно. Глупо было отрицать, что она все так же, как и прежде, любила его. Дай она ему шанс, быть может, он мог бы стать хорошим отцом даже сейчас, в свои двадцать шесть. Он бы любил и защищал ее ребенка, любил бы его так, как любят настоящие, заботливые отцы. Еще он бы, наверное, постоянно подкалывал бы свое дитя. Было бы весело наблюдать за его словесной перепалкой с девочкой или мальчиком-подростком. Это были бы самые интересные войны, и, возможно, он бы даже проиграл — ведь у ребенка есть гены Лейлы. А Лейла привыкла побеждать. Однако блондинка с трудом представляла, какой матерью она могла бы стать сама. А если она станет той, кто по ночам закрывает лицо подушкой и руками, лишь бы только не слышать этот ужасно громкий детский плач? Если она будет, игнорируя всех и вся, оставаться в постели всякий раз, когда ее муж, вздыхая, будет подниматься ночью, чтобы успокоить ребенка вместо нее? Если она станет той, кто постоянно забывает ребенка дома, в садике или в машине, если она не сможет даже его накормить? Мыслей у девушки было много, а приятного в них, как ни странно, мало. Что казалось ей странным, у нее совсем не было положенных ей «теплых чувств». Она старалась думать, что она «устала», «переутомилась», что это «простое отравление». Так ведь проще — скрываться от правды и вечно прятать голову в песок. Это удобно. — Зачем ты пришла? Голос Дивита звучал непривычно отчужденно, когда Лейла встретила его на спортивной площадке. От такой холодности она сжалась, словно перед ударом, но его, конечно же, не последовало — во всяком случае, снаружи. Внутри же сердце все еще колотилось, как бешеное. — Поучаствовать в соревнованиях, — с трудом выдавила из себя она в ответ, отведя глаза в сторону. Эмре покачал головой и отвернулся, после чего спешно направился в противоположную от нее сторону. Айдын растерянно смотрела ему вслед. — Сестра, я видела вас вместе, — около нее вдруг нарисовалась Санем и принялась счастливо тараторить все, что приходило ей в голову. — Значит, у вас все хорошо? — Не особо, — вздохнув, отозвалась Лейла, но делиться своими переживаниями с Санем ей отчего-то не хотелось. Санем не стала расспрашивать. Знала, что сестра не любит распространяться касательно самой себя и своих эмоций. Однако волнение все равно охватывало брюнетку — нужно было как-то помочь, а она даже толком не знала, как. — Минутку, сестра, может ты притормозишь? — произнесла младшая Айдын, когда блондинка широким шагом направилась в сторону спортивной площадки. Лейла резко остановилась, но совсем не потому, что сестра попросила. Перед ней стояла группа молоденьких девиц, которые, как Лейла знала не понаслышке, были первыми сплетницами в агентстве. — Привет, — поздоровалась с ней Дениз, одна из них, и сразу же перешла в наступление. — А почему ты была с господином Эмре? Какое право ты имела на это? Блондинка застыла на месте, молясь, чтобы девушка говорила всего-навсего об ошибке в списках, поданных кем-то в отель. — В каком это смысле я была с ним? — все же переспросила для верности она, изо всех сил стараясь изобразить полное непонимание ситуации и безразличие. — Ты знаешь, в каком. И ты знала, что он мой. Несомненно, Лейла знала. Для нее никогда не был секретом тот факт, что Дениз, простая помощница Дерен, была без памяти влюблена в Эмре, как и она сама. Только вот если Лейле легко удавалось скрыть свои чувства и пресечь напрасные мечтания, то о чувствах Дениз знал, пожалуй, весь отдел, включая самого Дивита. — Человек не может принадлежать кому-то, Дениз, — вступилась за сестру Санем. — К тому же, господин Эмре никогда не обращал на тебя внимания. — Но это неправильно! — по-детски возмутилась девушка в ответ. — В этом мире все неправильно, понимаешь ты или нет? — шикнула в ответ Лейла. — Если бы все было правильно, никогда не было бы детей на улицах, разбитых семей, матерей одиночек… — Таких, как ты? — ехидно отметила Дениз. — Учти, Лейла, человек не может просто так взять и разлюбить. Что-то все равно остается. Как будто рубец в сердце, понимаешь? — С рубцом на сердце умирают, — презрительно ответила Лейла и развернулась, дав девушке понять, что разговор окончен. — Ошибаешься, — холодно раздалось в ответ. — Некоторые с ним только начинают жить. — Иногда она бывает вдвойне невыносимой, — заметила Санем, когда они с сестрой отошли в сторону. — В чем-то она все равно неожиданно оказывается права, — отозвалась Лейла. Если бы с рубцом на сердце умирали, она бы давно уже была мертва. Ведь места для рубцов за последнее время к ее двадцати пяти годам просто-напросто не осталось.***
Тем же вечером Эмре ворочался с боку на бок на жестком диване. Они не разговаривали с Лейлой целый день. Он даже не стал отговаривать ее, когда она, невзирая на возмущение Гюлиз и Санем, отправилась представлять агентство на одной из каких-то спортивных игр. Он знал, что спорить с Лейлой бесполезно, и она бы уничтожила его одним только взглядом в случае, если бы он на глазах у всех попытался ее остановить. Это молчание было их личным рекордом, если не считать того времени, когда Айдын пришла в фирму стажеркой и едва ли могла вымолвить слово от волнения и смущения. Эмре был против ее сумасшедшей идеи. Категорически против. Разве можно отдать ребенка? Как это — отдать? Как ей, черт возьми, вообще могло прийти такое в голову? Он, конечно, сам был абсолютно потерян и совершенно не понимал, что ему делать. Бросать все и жениться на ней? Тогда все полетит к черту. Все планы, надежды, мечты. Он не хотел жениться. Не сейчас. Может быть, когда-нибудь потом. Тогда, когда он, наконец, сумеет стать достойным кандидатом на должность руководителя отцовского агентства. Или же тогда, когда, возможно, откроет свое. Надо работать. Надо продолжать трудиться. Но ребенок требует огромного количества сил, заботы и внимания, и совместить все и сразу Дивиту казалось просто невозможным. Может быть, ему стоило бы спросить совета у Джана или у отца? С братом они не были особо близки, а отец оставил их с матерью довольно давно, он и не помнил, когда в последний раз видел его будучи ребенком. Фактически, он рос без отца, что не давало ему возможности поделиться с ним чем-то сокровенным. Говорить с матерью он боялся и молился, чтобы она после его внезапного вопроса сама ни о чем не догадалась. Неизвестно, как она воспримет эту новость: у ее сына и его секретарши будет ребенок. Интересно, что она скажет? Если Хюма, конечно, не получит сердечный приступ с ходу. Или не прогонит его с глаз долой. Или не… Эмре поморщился. Будущее виделось слишком смутно. Он слабо представлял себе реакцию матери, ведь такое предугадать просто-напросто невозможно. — Эмре… — вдруг раздался с кровати испуганный шепот. Парень тут же открыл глаза и сел на месте. — Ты в порядке? — спросил он. — Я… Да… Нет… Не знаю. Здесь кровь. Эмре… — голос Лейлы дрогнул. Он не помнил, как вскочил с постели и поднял на руки насмерть перепуганную девушку. Как завел машину и на огромной скорости отправился в больницу. Он помнил только мертвенно-бледный цвет лица Лейлы и ее огромные синие глаза, в которых стояли слезы. — Каталку, быстро! — крикнул Эмре, с блондинкой на руках вбегая в госпиталь. Несколько врачей немедленно уложили Лейлу на каталку. Она обнимала себя за талию и молча глотала слезы, которые скатывались по щекам, не переставая. Когда врачи собрались увозить ее, она неожиданно вцепилась одной рукой в ладонь Дивита. — Успокойся, пожалуйста, не волнуйся, я рядом, — он склонился над ней и, сжав ее ладони в своей руке, неожиданно для самого себя вдруг поцеловал ее в лоб. — Простите, молодой человек, но дальше Вам нельзя, — категорично сообщил доктор. — Эмре! — сквозь слезы крикнула Лейла, тем самым выражая свой отчаянный протест. — Что с ней? — поинтересовалась рядом стоящая медсестра. — Она беременна, — выпалил парень и тут же снова перевел глаза на девушку. — Лейла, послушай, все будет хорошо. Я буду здесь, а как только мне разрешат, я сразу зайду к тебе. Держись, прошу тебя. Блондинка тихо всхлипнула в ответ. — В операционную, быстро! — скомандовал врач, видимо, придя в себя.***
Эмре не собирался спать, но все же задремал в приемной, чутко прислушиваясь к происходящему за железными дверьми. Он не мог разобрать ни слова из-за волнения, смешавшегося с тяжелой, почти что свинцовой усталостью. Ощущая, как его неумолимо клонит в сон, он осторожно опустился на один из многочисленных стульев. Ему снилось что-то тревожное, леденящее душу. Он бежал куда-то далеко вперед по пугающему черному лесу, постоянно спотыкался о лежащие на земле ветки, падал, поднимался и снова бежал, пока, наконец, не свалился в реку. Он камнем пошел ко дну. Бурлящая река извивалась, выходила из берегов и была темно-красной, словно в ней бушевала не вода, а кровь. — Господин Эмре! Господин Эмре! Появившаяся непонятно откуда Санем трясла его за плечо. Он подпрыгнул на месте, протер глаза и уставился на девушку, пытаясь отличить сон от реальности. — Врач сказал мне, что с сестрой все хорошо, — облегченно вздохнув, произнесла брюнетка. — С ребенком тоже, — добавила она, и парень почувствовал, как свинцовая тяжесть покидает его. — Думаю, будет лучше, если Вы поедете в ближайший отсюда отель и выспитесь перед завтрашним днем. — Возможно, это было бы весьма кстати, но я чувствую, что пока должен оставаться здесь, — покачал головой Дивит. — Отдохните, господин Эмре. Я сама присмотрю за Лейлой. Сдавшись, он кивнул и улыбнулся, ответив: — Спасибо тебе, Санем. — Я должна сказать нашим родителям, — сообщила младшая Айдын. — Нет! — Эмре вдруг схватил ее за руку. — Пожалуйста, не делай этого. Мы с Лейлой поговорим с ними сами. Я только должен сначала уговорить ее… — Уговорить на что? — испуганно спросила Санем, и ее темные, почти черные глаза смотрели на парня взволнованно. Он подумал, что еще никогда не видел эту девушку такой: всегда яркая Санем была как никогда тихой и растерянной, и в ее взгляде, определенно, было что-то, что он никак не мог разобрать. — Нет-нет, — торопливо сказал он, с ужасом представив, о чем она могла подумать, — я имею в виду совсем другое. Лейла не хочет становиться матерью. — Что? — недоуменно переспросила Санем. — Она хочет отдать ребенка, — Эмре отвел глаза, после чего сказал чуть тише. — Я этого не хочу. Потому что я знаю, каково это — расти без родной матери или отца. Но я понятия не имею, как разговаривать с ней на эту тему. — Я поговорю с сестрой, господин Эмре, — после недолгой паузы ответила брюнетка. — Я не стану уговаривать ее на что-либо, потому что она должна дойти до этого сама. Дивит кивнул. Он знал об этом, но боялся, что до такого Лейла все-таки сама не дойдет. — А вместе вы должны рассказать родителям, но постарайтесь донести это не слишком резко. В конце концов, для них это будет большой стресс… — Может, ты даже знаешь, как поговорить с ними? — в шутку спросил у нее парень. — О, нет, господин Эмре, это целиком и полностью на Вашей совести, и я тут совершенно не при чем, да, — она уверенно скрестила руки на груди и кивнула, будто подтверждая собственные слова.***
Лейле было сказано отдыхать, но ей отчего-то не спалось. Она прислушивалась ко всему, что происходило за дверями ее больничной палаты, и все ждала, что сейчас к ней войдет кто-то. Кто-то важный и, кажется, очень нужный. И, когда дверь распахнулась, девушка затаила дыхание, но на пороге оказалась укутанная в теплый шарф уставшая и подавленная Санем. Лейла была рада видеть сестру, но с ее губ все же сорвался разочарованный вздох, и она поспешно отвела взгляд, боясь, как бы проницательная брюнетка не прочла в нем чего-то нового. Нового и неожиданного не только для нее, но и для самой Лейлы. — Как ты себя чувствуешь, сестра? — мягко спросила Санем, и у Лейлы в горле отчего-то запершило. Ей бы очень хотелось, чтобы сейчас рядом с ней на месте Санем оказалась мама. — У меня ничего не болит, — она откинулась на подушки. — Я смогу выйти отсюда завтра? — Врач сказал, что ты можешь быть свободна. Никаких стрессов и физических нагрузок, господин Эмре заберет нас завтра утром. — Эмре? Но… Разве ты не собиралась рассказать все родителям? — Я хотела, — кивнула непривычно серьезная для самой себя Санем. — Но он ввел меня в… вашу ситуацию. Он, кстати, сидел здесь до тех пор, пока я не отправила его ночевать в ближайший отель. Он очень переживает, Лейла. За тебя и за этого ребенка. Блондинка молчала. Этой ночью ей казалось, что весь этот кошмар наконец закончится. Сейчас она гнала от себя эти черные мысли, делала вид, что с ней все в порядке. Но одно оставалось неизменным: от самой себя скрыться было невозможным. Да, Эмре волновался — она помнила его бледное лицо и вздрагивающие губы. И она, наверное, никогда в жизни не признается никому, а тем более Дивиту, что надеялась на совершенно другой исход этой дурацкой ночи. Тепло, разливающееся внутри где-то в самом низу живота, будто бы душило ее. Она отчетливо видела перед собой маленького, крошечного ребенка, который искренне улыбался ей, радуясь, что все закончилось хорошо. И Лейла не могла смотреть на него. — Я не могу стать ему хорошей матерью. Не сейчас, Санем, — она покачала головой и продолжила. — Я должна построить карьеру, и у меня просто не будет времени… — Ты должна, — передразнила ее сестра. — Кто сказал тебе о том, что ты должна? Ты никогда не думала, чего ты действительно хочешь, Лейла? Или у тебя тоже «не было времени»? Девушка опешила. Не то, чтобы она не думала — просто привыкла считать так, как говорили все кругом. Она станет отличным финансистом. Эта фраза, сказанная миллионы и миллионы раз окружающими в ее адрес, она как… Правило. Образ жизни. Если бы не эти четкие установки и взвешенные решения, Лейла, возможно, с трудом сказала бы, кем видит себя в будущем. Она никогда не признавалась себе в этом, но она искренне не знала, с чем ей больше всего хотелось бы связать свою жизнь. Бухгалтерия и финансы? Может быть. Это ведь очень интересно. Маркетинг? Почему бы и нет. Ведь это тоже здорово. Но заниматься этим по жизни… В глубине души она не была уверена в том, что ей в самом деле этого хочется. — Пока ты здесь лежишь, у тебя как раз появилось лишнее время, — прыснула Санем. — Используй его и подумай. Может быть, тебе совсем необязательно быть директором компании с мировым именем. Может быть, твоя главная роль будет не в этом, а совсем в другом, — она перевела взгляд на ладонь Лейлы, которая лежала у нее на животе. Блондинка резко отдернула руку. — Довольно, Санем! Послушай… — Нет-нет, — затараторила брюнетка, — я не собираюсь уговаривать тебя на что-то. Если ты решила, как сказал господин Эмре… Значит, ты решила. Это твое будущее, а не чье-то еще. Но никто не перестанет любить тебя только потому, что ты сделаешь так, как действительно хочешь. Лейла спрятала глаза. Неожиданно раздался дробный стук, и прежде, чем девушки успели что-либо сообразить, в палату влетела Мевкибе. За ней, с трудом успевая, появился Нихат. Замыкал всю процессию Осман, который, едва встретившись взглядом с Лейлой, будто бы попытался сказать ей: «Я пытался что-то сделать. Я пытался их остановить.» В помещении повисла гробовая тишина, а блондинке второй раз в собственной жизни захотелось провалиться под землю и исчезнуть отсюда. Куда угодно, лишь бы не видеть сейчас укоризненных взглядов отца и матери. «Неужели», — думала девушка, — «Неужели они в самом деле как-то узнали…» Мевкибе, в глазах которой отчаянно виднелась ярость, сохраняя спокойствие, приблизилась к ее кровати. Испуганная Санем отступила в сторону, не рискуя попадаться матери под руку. Женщина долго смотрела на дочь темными, строгими глазами, так, словно ни разу в жизни не видела ее, а теперь они, наконец, встретились. Только нынешняя встреча, как ни странно, не сулила ничего хорошего. — Это правда, Лейла? — спросила она ровным тоном, всеми силами стараясь удержать собственный гнев. — Правда или нет? Отвечай! В который раз за сутки Лейла, не сумев найти нужных слов, молча отвела глаза.