***
Пламя свечей колебалось, заставляя холодные тени причудливо плясять на стенах. Пергаменты лежали нетронутыми на столе. Лорд Седрик сидел в кресле и умиротворённо потягивал вино из серебрянного кубка. Места соприкосновения его губ с металлом постепенно наливалось чернотой****. — Как она? — мужчина мимолётно посмотрел на вошедшую девочку и вновь отпил из кубка. — Госпожа… м-м-м… Сильно удивлена. И напуганна, — Уто покатала слова на языке, размышляя, подходит ли это определение к человеку. — А ещё зла. — Я бы удивился если бы было по-другому, — насмешливо протянул наг. Уто сдавленно фыркнула. Девочка вообще не понимала, что забыло такое хрупкое существо в их замке. Да, она связана с Лордом Седриком алой нитью, но не проще было бы держать её при себе в столице? Подальше от ревнующих нагайн и поближе к себе? Уаджит на мгновение распахнула глаза в осознании. В конце концов Лорд Седрик был не последним существом на Меридиане — стать советником Князя Фобоса мог отнюдь не любой дворянин. Состояние нага было несколько больше, чем королевская казна, его влияние среди нелюдей, огромные территории в подчинении… С таким стартовым капиталом Лорд вполне мог свергнуть нынешнего правителя, вот только всё упиралось в одну маленькую деталь: династия Эсканоров владела сердцем планеты. Может ли это означать, что наг опасается встречи Ханны и Князя? Она уже его слабость? — Как продвигаются дела в столице? — Уто нахмурилась, обошла кресло и встала напротив Седрика. Тот лишь тяжко вздохнул, поставил кубок на подлокотник и с раздражением посмотрел на девочку. Ему опять не дают побыть в одиночестве и обдумать всё произошедшее. Но он всё же ответил: — Принц торопится — главы севера начинают роптать, — янтарное раздражение сменилось серой усталостью. Мужчина щёлкнул указательным пальцем по боку кубка, получив в ответ приглушённый звон. — Было решено ускорить возвращение принцессы Элион и в ближайшие полгода отобрать с помощью ритуала Сердце. При всём дворянстве — они вряд ли после такого выступят против принца. — Принц хочет устроить показательную казнь наследницы? — тёмные бровки изогнулись полумесяцами. Лорд отрешённо фыркнул. — Именно. Обрубить женскую линию и заткнуть дворян. Не завидное у него положение, — Седрик внезепно весело хмыкнул и легко подхватил кубок, одним махом допивая оставшееся вино. Уто коротко улыбнулась. — Вы… заберёте Госпожу? — всё же решилась спросить девочка, и тут же потупилась под скептичным взглядом. Щёки вспыхнули стыдливым румянцем. Порывистость её когда-нибудь погубит. — Очень она мне там нужна, — мужчина наклонился вперёд и, взяв стоявший на полу металлический графин, налил немного вина в кубок. Он так и фонтанировал недовольством от нелепости вопроса. — Среди шпионов, повстанцев и подосланных убийц, на пороге революции мне только не хватает возни с женщиной, — последние слова вырвались изо рта со странными чувствами. Мужчина замер в кресле, а потом тяжко выдохнул и вновь отпил из кубка. Уто понятливо кивнула. Её теперь волновал только один вопрос: как Лорд Седрик собирается заставить Ханну принять чувства того, кто ей откровенно не нравится? — Лорд, так что… что Вы будете делать после… всего этого? С госпожой Ханной? — Уто от нетерпения обошла кресло и всё же остановилась напротив мужчины, переминаясь с ноги на ногу, не в силах стоять ровно. Наг оторвался от кубка, поставил его на подлокотник и бросил на девочку потемневший взгляд, откинувшись на спинку кресла. Казалось он и сам не знал ответа. Тишина стала напрягать. — Уаджит, — девочка от неожиданности вздрогнула, до этого успев погрузиться в свои мысли, и замерла. Мужчина даже не посмотрел на неё, продолжая разглядывать камни, инкрустированные в металл. — Что ты можешь сказать об охоте? — М-м-м… Инстинкты? — неуверенно, но незамедлительно ответила Уто, в удивлении вскинув брови. Подумав, она с сомнением добавила: — Потребности? — Верно, — кивнул Седрик и мягко улыбнулся. Девочку передёрнуло от вида этой улыбки. — А ещё развлечение. На робкого оленя спускают охотничьих собак, загоняют в сети и мечут копья в грудь. — Какие это окажутся собаки? — девочка наклонила голову влево и пытливо смотрела прямо в хищные янтарные глаза. — И из чего будут сети и копья для госпожи Ханны? — Страх, — мужчина щёлкнул пальцем по кромке кубка. Сам он сощурился, но на мгновение. — Одиночество в нём, — Уто понимающе усмехнулась на расслабленное выражение чужого лица. — И забота само собой, — губы растянулись в улыбке, не показывающей зубы. От того она казалась искусственной. — Вы отвратительно прекрасны в своей жестокости, — Уаджит украдкой скривилась, ощущая внезапную жалость к человеческой женщине. — Видят боги: я этого не хотел, — просто пожал плечами Седрик и одним глотком допил вино. Ночь становилась только темнее, давая волю чужим демонам.***
Утро в саду этого странного места было на удивление прохладным и влажным. На растениях поблёскивала в лучах поднимающегося светила роса. По переливающейся траве так и хотелось пробежаться босыми ногами, ощущая ступнями каждую травинку. И плевать бы потом на лёгкую простуду, которая обязательно проявит себя уже вечером. Анна вцепилась в деревянные подлокотники кресла, которое ей специально кто-то соорудил — с мягкой спинкой, сидением и двумя жердями для носильщиков, до занывших ногтей побелевших пальцев. Вокруг неё вилось множество девушек, на лицо совсем одинаковых, и столь любезных, что её просто передёргивало от напряжения. Они говорили не замолкая, что-то спрашивали, а Анна-Ханна сидела оглушённая, с неприятным звоном в совершенно пустой голове, в которой не осталось ни единого слова на английском. Прекрасная картина в её голове разлетелась просто к чёртовой матери. Мелодичные голоса во внешнем мире перерождались внутри неё звуками битого стекла, белым шумом, и получали выход через её слишком медленное дыхание. Всё вокруг было таким светлым и прекрасным, что Тилль начала тихонько ненавидеть этот мир. Девушки вокруг засуетились ещё больше, когда Ханна, утомлённая своими чувствами, устало облокотилась о подлокотник, опершись о ту же руку лбом, прикрывая глаза, и стараясь всеми силами не смотреть на алую паутинку. От непрекращающегося гула голосов голова нещадно трещала, по позвоночнику ходил то ли жар, то ли холод, оседая где-то в затылке. Грудь так сдавило, что Анне-Ханне даже показалось, что Змей опять стискивает её в своих кольцах — не до смерти, но ощутимо. Пальцы обожгло холодом, когда Уто, Уаджит, впихнула ей в руки кубок с каким-то напитком. Кисло-сладкий вкус с ощутимыми терпкими нотками. Гранат. «Ха-ха-ха, очень смешно и остроумно. Вот только я не Персефона, Седрик не Аид, а мы не в подземном царстве с ушлыми садовниками. И рыдать по мне никто не будет...» Анна молча протянула кубок с недопитым соком Уто и напряжённо ухватилась за подлокотник. Неприятные мурашки заскользили по позвоночнику. «Просто небольшое совпадение. Именно так и никак иначе!» — нарочито спокойно подумала девушка, надеясь, что за её повседневной жизнью никто не наблюдал и не знал, что Ханна Тилль просто литрами пила гранатовый сок, на который у неё были просто отвратительные аллергические реакции. Которых не было у Анны, но это, конечно же, никому знать было не обязательно. Девушка прикусила большой палец — стало так до отвратительного мерзко на душе, захотелось выбросить все ненужные мысли из головы и вообще бесследно испариться. Тилль так глубоко ушла в свои депрессивные мысли, что упустила из виду, как стайка девушек внезапно и разом стихли и бесшумно, но стремительно исчезли, как и забытые всеми в тенях колонн носильщики. В горле застрял горький и слишком большой ком, когда голос новоприбывшего разбил мгновение тишины: — Прекрасное утро, не так ли? Самое то для прогулки на свежем воздухе, — Седрик подошёл к ней со спины. Слишком тихо, слишком близко. Анна-Ханна почти вскакивает с места, когда её плеч касается что-то мягкое и тёплое, но чужие ладони лишь прижимают её к спинке сидения. Эти руки не касаются её напрямую, но всё равно становится как-то жутко и мерзко. — Не стоит так напрягаться, — мягко улыбается ей Седрик и обходит её, становясь ровно напротив. Он плавными движениями поправляет на ней концы шали, напрочь игнорируя чужое напряжение, гнев и страх, — Вот так. Теперь тебе не должно быть холодно. Девушка на это лишь молчит, стараясь отстраниться как можно дальше, и через силу пытается поджать враз занывшие ноги. Наг прекрасно видит эти попытки и насмешливо кривит губы. И Ханне очень обидно — она стискивает зубы, сильнее впивается ногтями в подлокотноки, и прячет лицо за волосами. Сломавшиеся ногти болят не так сильно, как раздирающий ком в глотке. Седрик тяжко вздыхает на это, аккуратно разжимает словно одеревяневшие пальцы и еле касаясь гладит испещрённые тонкими шрамами ладони. — Побереги себя, хорошо, Ханна? — сухие прохладные губы поочерёдно касаются костяшек пальцев. — Меня не будет пару дней, — мужские ладони аккуратно, стараясь не причинить боли, стиснули женские. — Потом я вернусь, — Анна с досадой поджала губы. — А пока ты пожешь подумать над своим подарком, — Тилль вскинула голову, пристально и с недоверием смотря в янтарные глаза. — Только если он не будет касаться этого, — и дёрнул за алую паутинку. — Набирайся сил, Ханна, — янтарь все так же был полон насмешки. А потом он ушёл. Просто взял и ушёл. Наконец-то. Анна молча стянула с плеч шаль и кинула её куда-то в сторону. С трудом вытянув ноги, она наконец откинулась на спинку сидения. Боль в голеностопах отдавала почти в колени. Ханна-Анна беззвучно затряслась в рыданиях. — Подарок значит… Пусть он будет не моим.