«Как думаешь, скоро ли мы умрём?» — она подняла полный грусти взгляд и вопросительно посмотрела на Зенитсу, сводя брови к переносице, выражая этим простым жестом всё, через что она уже прошла, и что пытается решить, и тихо, но решительно продолжила свою речь. — «Скоро ли все мечты рассыплются в прах? Разлетятся на холодном осеннем ветру, через годы осыпая наши могилы серым дождём из мелких, хрупких частиц наших чувств? Скоро ли эта осень кончится и наступит беспощадная зима, уничтожающая всё живое на своём пути? Я не знаю… При одной мысли об этом становится грустно. Давай жить настоящим", — когда-то нежные, грубые женские руки дотронулись до его сухой мозолистой ладони. Пусть её кожа и была шершавой, но длинные пальцы всё никак не могли перестать нравиться ему своими изящностью и стройностью. Она мило посмотрела на него и, будто прочитав мысли, стала успокаивать, поглаживая костяшки пальцев. Её глаза, ярко выраженные на смуглой коже, были необычного и столь притягательного к себе цвета, будто зима: снизу белые-прибелые, как чистый снег, и где-то на середине резко становились голубо-небесными, даже слегка отливали синевой, — всегда выражали доброту, неравнодушие и дружелюбие. Но он уже давно научился различать этот бледный отблеск смеси отчаяния и боли. — «Зенитсу, если не пытаться заглянуть в будущее, то и бояться на его счёт не придётся. Пожалуйста, не убегай от прошлого, дыши настоящим и не думай о том, что будет дальше.»
***
Что-то ярко и настойчиво светило в глаза, прогоняя некое подобие сна, и заставляя вновь вернуться в реальность. Он крепче зажмурил глаза, не желая вставать. Во всех конечностях ощущался сильный дискомфорт: холодно, больно и отвратительно мокро. До слуха доносился единственный не раздражающий его сейчас элемент — приятный шелест листвы, шуршащей на холодном порыве ветра. Юноша совсем неосознанно представил, как красные и ещё жёлтые бумажки шоркаются друг о друга, вызывая миллионы звуков, смешивающихся в красивое и непонятное марево. Где-то свысока раздалось громкое карканье, немного пугая его, и заставляя невольно дрогнуть. Не прошло и секунды, как на голос откликнулась другая птица, затем послышалось третье, раздражённое верещание ещё одной вороны. Затем ещё… И ещё… Вскоре парень мог расслышать сотни мощных взмахов крыльями, будоражащих воздух, и шумно перемещающих небольшие массы ветра то в одну сторону, то в другую. Он глубоко вдохнул кислород, который показался таким сладким и мягким, будто разливающим кровь по жилам, насыщая энергией, и успокаивая его. Какое-то странное чувство… Такое беспокоящее ощущение, будто переворачивающее органы вверх дном, и приятной болью отдающее в сердце. Странно. Юноша немного приоткрыл глаза. От резкой перемены темноты на свет, глаза защипало, а голова чуть-чуть закружилась. Всё выглядело размыто из-за слипшихся ресниц, но через усилие ему удалось разглядеть бледное солнце, почти сливающееся с серым осенним небом, и небольшим проблеском светящее на землю. На фоне тёмных дождевых облаков мельтешила большая стая воронов, беспорядочно перемещающихся в большом «круговороте» из чёрных лёгких тушек. Это место казалось ему красивым. Он смотрел на огненно-красные и тёмно-бордовые кроны деревьев, на грозовые тучи, из которых вот-вот должна блеснуть ослепительная вспышка — секундная молния, — и на чёрных, ужасающих, но изящных птиц, безмятежно продолжающих свой головокружительный полёт. «И как они могут бесстрашно летать на такой огромной высоте?» — спросил самого себя парень. У него бы, наверное, голова закружилась ещё в пяти метрах от земли, а ведь ещё и, судя по тёмным облакам, скоро должен начаться дождь. Тут его осенило. «Точно!» — резко припомнил он. Раз будет ливень, то надо идти и подготовиться, нужно предупредить. Юноша медленно приподнялся на локтях. Как всё тело сразу же пробрала ломка. Кости хрустнули, шею заломило, и только сейчас он заметил, как кровь внутри вен бурлит, словно вода, кипячёная на костре. Локти отказывались двигаться — слишком больно. — Чёрт!.. — тихо выдал парень. Голос был охрипший, а горло буквально раздирало от каждого глотка свежего воздуха. Правые рука и лёгкое зверски болели, будто их оторвали от тела и пришили снова. «Какого чёрта?» — подумал он, немного злясь на эту боль и свою беспомощность, но в то же время жмурясь от страха, представляя разные варианты развития событий. Так себя чувствовать ему приходилось только один раз в жизни. Что-то легко, покачиваясь на ветру, упало с его лица на грудь, отвлекая от всех других мыслей. Это был бордовый и в некоторых местах уже почерневший листочек. «Ох, я ещё и засыпан листьями» — возмутился он, — «Потом точно им припомню.» Упираясь на левый локоть, и морщась от боли в грудной клетке, юноша взял лист в руку. Он, так же как и окружающая природа, казался ему красивым: сочетает в себе насыщенный тёмно-красный оттенок, и в то же время на вид такой хрупкий и сухой, готовый вот-вот рассыпаться. Парень слегка помял его пальцами, и тут же осознал, что он не такой, каким кажется на первый взгляд: лист был тонким и влажным, он бы даже сказал — мокрым. Перебирая пальцами до него дошло, что он ещё и липкий. Как странно… Приблизив к лицу, он, жмурясь, стал осматривать лист. К горлу подступил ком. С каждой секундой ему становилось хуже. Его затошнило. Желудок выворачивало наизнанку. «Это…» — мозг не хотел воспринимать всю картину происходящего и долго обрабатывал информацию, — «Это же…»Это кровь!
В порыве страха он быстро отбросил лист и дёрнулся в противоположную сторону, чувствуя каждой клеточкой организма, как сердце на мгновение остановилось, перестало ощущаться в груди, и быстро возобновило свою работу, в бешеном ритме колотясь о рёбра. Юноша с мимолётной мыслью сразу же стал ощупывать своё лицо, пытаясь отыскать рану, из которой сейчас, наверное, сочилась кровь. Но ничего он так и не почувствовал: ни одной бугринки, ни шрамов, никакой боли от касаний. Где бы не старался найти: за ушами, на носу, в челюсти, — нигде не было ничего подозрительного. Только разве что постоянно ощущалось что-то, стягивающее кожу. Он провёл ногтями, которые казались уж чересчур длиннющими, по щеке, и непонятное ему вещество вдруг отшелушилось, пылью осыпаясь на землю, и оставляя красный порошок на пальцах — частицы холодной застывшей крови.«Что?»
Медленно, и не веря в происходящее, он перевёл взгляд на тело. Правая рука была оголённая — рукав рубахи идеально ровно отрезан в области от ключицы до нижних рёбер, — а грудь полностью измазана густой кровью, да и вся одежда сильно пропитана этой отвратительной жидкостью, от которой становилось холодно на ветру, стремительно окутывающим парнишку, и нежными, но леденящими прикосновениями, остужая разгорячённые щёки с ладонями, что покрывались румянцем от теплоты резких движений. «Нет. Нет… Мне кажется…» — уговаривал самого себя он, с широко раскрытыми от страха глазами смотря на дрожащее, залитое кровью тело, и словно прикидывая, может ли он ощущать галлюцинации после какой-нибудь головной травмы, но в то же время отчётливо понимал, что эти холод и мокрота слишком реалистичные, чтобы быть лишь больным воображением. — «Это только воображение! Я, наверное, просто ударился головой, пока колол дрова или что-то в этом роде! Этого… Этого не может быть!» «Мне… Мне надо идти».«Но куда?»
«Я должен найти их».«Кого найти?»
«Меня беспокоит, что с ними»."Почему? Кто они?"
Так, стоп! Какого чёрта? Что за бред сейчас творится в его мыслях? В голове чётко воспроизводится план последующих действий, он знает, что надо делать, словно ему всегда приходилось выполнять что-то в этом роде в повседневной жизни, но одновременно это был абсолютно новый материал для него. Надо действовать так, но как именно? С кем содействовать? Где? И когда?«Обрывки памяти»
В голове что-то гулко щёлкнуло, и недостающая деталь с протяжным скрипом встала на своё место. «К-как… Как меня… зовут?» — вопрос появился словно из ниоткуда. Дыхание затаилось в самых глубинах лёгких, и он мог расслышать лишь свои прерывистые вдохи, что сопутствовали каждому стуку сердца, и будто звонким эхо отдавались от толстых стволов деревьев.«Зенитсу»
— Зенитсу… — хрипло проговорил он, повторяя за странной мыслью, неожиданно появившийся из ниоткуда, как и сам вопрос. «Я Зенитсу? Да, это же так? Я ведь Зенитсу?» — спрашивал себя юноша, не в силах удостовериться. Каждое невдумчивое упоминание этого имени заставляло испытывать бурю тёплых эмоций, связанных с чем-то жизнерадостным и пережитым грустным. Где-то на грани сознания, он уже спокойно воспринимал, что «Зеницу» — его имя. — Зенитсу, Зенитсу, Зенитсу… — долго и муторно стал повторять себе под нос он, чтобы случайно не забыть. Украдкой бросив взгляд на своё окровавленное тело, Зенитсу сразу затошнило. В животе всё зашевелилось, и он тут же отвёл взгляд в небо. Чёрт, как противно! Юноша старался глубоко дышать, чтоб оклематься от рвотного рефлекса. Но его постоянно отвлекали лёгкие и непринуждённые звуки природы, которые убаюкивающе действовали на нервную систему, и выравнивали дыхание. Может, так и лучше? В мыслях творился настоящий хаос, смешивающий безумство, вызванное непониманием, с ощущаемой во всём теле болью. Один из вопросов ярко выделялся на фоне остальных, затмевая остальные, и не позволяя адекватно воспринимать ситуацию.«Я ничего не помню?»