I'm walking on fire My debt isn't paid I'll take myself higher So I'm feeling okay
В этот момент вся жизнь ломается у тебя на глазах, разлетается на осколки и теряется в безграничном пространстве этого мира, кромсая твои чувства, заставляя вырывать волосы с корнем, рыдать взахлёб, окрапляя пушистый снег горячими слёзами, и с мёртвым взглядом наблюдать за оптимистичными людьми, которые прекрасно понимают всю суть жестокого мира и искусно скрывают свой эгоизм за маской доброты и неравнодушия, так сильно воодушевляя окружающих, что хочется выть от боли, ведь они уже никогда не смогут вселить в тебя тот самый огонёк надежды. В этот момент вся жизнь ломается у тебя на глазах, и от тебя остаётся ровно НИ-ЧЕ-ГО.***
Секунда. Вторая. Клинок охватило ярким оранжево-алым пламенем, что блеском отсвечивает от красной стали, и дурманящим миражом явившись в воздухе, ослепил безымянного демона своей игрой красок. Третья секунда. Лезвие быстро и без промедлений разрезало тонкую и на первый взгляд кажущуюся слабой шею. Четвёртая. Мечник ловко развернулся в воздухе на сто восемьдесят градусов и твёрдо приземлился в стойку, немного проскользив на пятках по инерции, и тут же поднимая клинок в сторону противника. Это всё — годами отточенные движения, которые он старательно доводил до совершенства. В этом приёме не было ничего сверхъестественного или супер-сложного: обычный режущий горизонтальный удар катаной. Просто он заметил здесь свою выгоду и не для всех видимую осторожность. Один раз, сражаясь с демоном, он думал, что точно перерубил шею, и даже не обернулся удостовериться. И тогда получил сокрушительный и почти смертельный удар в спину. Демон был более могуществен, чем казался. Оставшийся шрам до сих пор был самым большим и режущим глаз от стыда за свою недальновидность. Тогда его спас Хашибира Иноске. Пусть между ними с первой встречи и промелькнула яркая искра взаимной ненависти, но что поделать — охотники не должны бросать друг друга, будь хоть один из них на грани смерти. Так он стал всегда стараться прикрыть любую маленькую брешь в своей защите и следил за тем, чтобы снова не совершить эту ошибку. Голова демона уже рухнула на землю, и тело кровожадного убийцы медленно начало распадаться на тысячи мелких крупиц, редкой пылью оседая на бордовых листьях. — Прости, — хрипло проговорил истребитель, опуская клинок, и наблюдая, как в демонических глазах — единственном способе выразить эмоции на наполовину распавшемся лице, — промелькнул некий отблеск досады и печали. Парень сожалеюще посмотрел на обречённого демона, и в его глазах впервые за время боя блеснули живые огоньки — добрые чувства.Но это фальш
Чувства ненастоящие. Он, Камадо Танджиро, не сочувствует демонам. Они — беспощадные убийцы, постоянно требующие свежей крови. Они соответствуют своей природе и, не задумываясь, в порыве голода убивают много людей. Пусть Танджиро чуть-чуть и сожалеет им, ведь всё же они когда-то тоже были людьми, но он никак им не сочувствует. Как бы сказать… Может, у него просто такие моральные принципы? «Чтобы человечья душа упокоилась, заверить демона, что в какой-то степени он не виноват, что его обратили в демона»? Если только он не по собственной воле стал таким. «А может, из-за неё?» — эта мысль каждый раз после очередного выполненного задания мелькает в голове Камадо. Незуко казнили после того, как она убила человека. Не одного. Много людей. Даже слишком. Танджиро отвёл взгляд от рассыпающегося демона, и уставился на то, что было над ним, — тёмное, ночное небо, мелькающее между жёлтыми листьями на корявых, длинных ветках, и плотно усыпанное мелкими звёздами. Ему почему-то вспомнилось, как Незуко могла вылезти из ящика и ходить на своих двоих лишь в это время суток. Ещё до её смерти, он начал сочувствовать демонам, думал, что Незуко не такая как все демоны, что она никогда не убьёт человека. Так чем другие демоны хуже, если они просто были обращены как-то по-другому. Но в итоге, все демоны одинаковы. Хоть нарочно или случайно, но они убивают, и ничто их не изменит. Наверное, было бы к лучшему, если Хашибира тогда, когда они впервые встретились и осознали все свои разногласия, убил Незуко. Было бы не так больно от всего происходящего. Или если Томиока не повёлся на его мольбы, а незамедлительно покончил с сестрой Танджиро, — всё бы к лучшему. Иногда Камадо эгоцентрично представлял себе счастливую жизнь, как остался совсем один, но пережил боль от потерь, продолжил дальше заниматься угольным делом своей погибшей семьи, нашёл себе любимого человека и жил бы счастливо. А что сейчас? Сейчас ничего. Только беспроглядная тьма будущего. Всё катится к чертям. Пустые красные глаза, в которых отражалось маленькое и бледное отчаяние, не выражали почти ни одной эмоции, пока он хладнокровно продолжал наблюдать за огромной россыпью белых пятен на чёрном безоблачном небе, вызывающих бурю болезненных чувств и воспоминаний, что вихрем уничтожали надежду и какой-либо лучик света внутри него. Жизнь уже давно сломалась прямо у него на глазах.Три года назад Камадо Незуко была казнена, а Томиока Гию и Урокадаки Саконджи вспороли себе животы в знак извинения. Спустя полгода Камадо Танджиро занял место столпа воды.