успеть до тридцать первого августа.

      На этот раз девушка просыпается гораздо раньше обычного. Пуховая подушка мокрая от нескончаемых ночных слёз, волосы спутались, глаза покраснели, а лицо опухло. Так себе внешний вид, Лиза. Чтобы хоть как-то себя отвлечь, она начинает оглядывать комнату. Нежно-персиковые оттенки словно согревают каждый квадратный метр, бежевый шкаф прекрасно подходит к интерьеру, его зеркала идеально-чистые и без единого пятнышка. И вдруг она замечает прямо на верху предмета мебели гитару. Быстро вскакивая с кровати, она с трудом, но всё-таки достает инструмент с по-детски счастливым лицом. Плюхаясь в кровать, русая сдувает пыль и принимается настраивать предмет явного обожания, периодически заправляя за ушко прядь вечно выбивающихся волос. Квартира её «друга» имеет два этажа, и она обитает как раз на втором. Здесь всего две комнаты — её и Данина, поэтому она не переживает, что утренними песнями она сможет нарушить сон важных людей. Перебирая пальцами струны, тихим и нежным утренним голосом она начинает напевать ставшую до жути родной песню: «ты мой учитель, а я твоя школьница; разными слухами школа заполнится; после уроков мы сможем увидеться; так непослушна стала отличница». А рыжий не спит. Услышав Лизу, он подкрадывается к спальне девушки и садится под дверью, облокотившись о неё крепкой спиной и запрокинув голову. Он кивает словам песни, растворяясь в приятном голосе «малявки». Конечно — ему вот только минуло девятнадцать, а Лизе было только шестнадцать. Для него она всегда была маленькой и вредной девочкой, которую так хотелось оттянуть за русые волосы. Но сейчас, слушая песню в исполнении былого врага, он начинает воспринимать её совсем по-другому. По памяти выстраивая в голове её невинный образ, он начинает испытывать пока что слабую симпатию, но когда он случайно стукается головой о дверь и слышит хмурое «Кашин, пиздуй отсюда на-хуй», все просыпающиеся чувства разлетаются по душному коридору и исчезают в аромате кофе, доносившемуся с кухни. «Больно ты мне нужна, утренняя пташка ебаная» — язвительно произносит парень и спускается по лестнице, сопровождая действия слабым скрипом ступеней.       Утро начинается не с солнца за окном, а с хмурого неба, которое полностью заволокло серыми тучами. Монотонно, тихо и спокойно по стеклу барабанил дождь, который словно подпевал девушке. Она открывает окно и вдыхает запах сырого асфальта, ловит ладонью тёплые капельки и смотрит в тучи в надежде найти хоть один маленький солнечный просвет. Русая всё вспоминала разговор с Кашиным, и её душа не унималась, не находила себе места. Она металась из стороны в сторону, но всё же, чувствуя сильную обиду, руки отклоняли все вызовы от матери. Лиза запуталась. Хаотично покидав вещи в небольшой рюкзак, она подхватывает его и сбегает по лестнице вниз и, игнорируя удивлённый взгляд Данилы, выбегает на улицу. Дозвонившись до Светы, она обещает приехать к ней на несколько дней и вызывает такси так быстро, насколько это возможно. Но никогда, никогда не сбыться её планам. На улицу выбегает Кашин, накинув ветровку на ходу, и останавливает за запястье девушку.       — Я не знаю, куда ты собралась, но лучше тебе остаться здесь. Твоя мать звонит каждые пять минут и очень переживает за твоё существование, а мой отец места себе не находит. Не занимайся, пожалуйста, самодеятельностью. Я тебе уже кофе заварил, пойдем? — Лиза в недоумении от высказывания рыжего юноши, который лазурно-голубыми глазами ищет оправдания его намерений.       — Лучше вылей этот кофе на пол. «Тряпка на балконе тебя заждалась», или как там ты говорил. Отпусти меня, я сама решу, что для меня сейчас нужнее и важнее, — она вырывает свою руку и на этот раз у неё даже получается. За углом уже появляется такси. Данила опускает руки и безнадёжно смотрит на девушку, потом тяжело вздыхает.       — Блять, Лиз… Я говорить тебе не хотел, но тут такое дело… Мой отец хочет оформить опеку над тобой.       — Что? — она совершенно не хочет осознавать эти слова, прокручивает в голове сказанную рыжим фразу и чувствует, как в сердце загорается огонек отчаяния.       — У твоей матери реальные, огромные финансовые проблемы. Они оба считают оптимальным вариантом так поступить. Так будет лучше для тебя самой, Лиз, — в его словах нет привычной токсичности, он говорит искренне, сожалеющее улыбаясь лишь уголками рта, его слова не грубые и не резкие, что очень странно для привычного Кашина.       — Дань, я… — она не может высказать всего, что в ней накопилось. Это всё выливается с потоком её слез. Она утыкается носом в грудь парня и тихо всхлипывает, а он поглаживает её голову, успокаивая. Сейчас ему жалко эту девчонку, хочется укутать её в плед и включить добрый фильм, чтобы отвлечь от навалившейся душевной тяжести. Впервые она назвала его по имени, впервые при виде него она не испытала ненависти, впервые она оказалась в его крепких объятиях.       Рыжий старается как можно вежливее сообщить водителю такси об отказе поездки, после чего берёт Лизу на руки, накрывая продрогшую спину ветровкой, и направляется к подъезду. Ей нужно свыкнуться с тем, что скоро этот подъезд станет подъездом </i>её дома. Неред любила свою квартиру, где прожила все шестнадцать лет. Несмотря на то, что там происходили не самые приятные события, связанные с её отцом, что стены буквально пахли рыданиями до состояния тошноты и болью, это был<i> её родной дом. Там она выросла и смогла встать с колен, там она познала всё самое лучшее и худшее, там она находилась всегда в теплых и нежных, пропитанных любовью, объятиях мамы. Сердце женщины сжималось с неистовой силой, она каждую ночь плакала, она знала, каково её дочери, но не могла поступить по-другому. Она не могла уехать из Питера сейчас, она не могла вернуться и обнять русую. Но как только она вспоминала заплаканное лицо дочери, душа вырывалась наружу и просила прощения, витая в облаках серого дыма печали и тоски.       Парень укладывает всё ещё ревущую Лизу на диван в просторном зале и, шоркая ногами по паркету, идёт на кухню за кофе. Он накрывает её одеялом и протягивает симпатичную чашку, ароматом от которой веет по всей комнате. Затем рыжий усаживается рядом, озадаченно пытаясь понять эмоции девушки. Она утирает слезы, скатывающиеся по пухлым щекам, принимает напиток и шёпотом благодарит Данилу.       — Лиз, да всё заебато будет, — он понимает, что от этих слов вряд-ли русой станет легче. Она усмехается и отпивает кофе, с наслаждением сглатывая и прикрывая глаза, будто пытаясь сейчас отпустить всё плохое, — я тебе обещаю. — добавляет он шёпотом и с какой-то еле улавливаемой заботой. Она откладывает чашку и усаживается прямо напротив юноши.       — Дань, я сказать хотела… — она опускает взгляд, подбирая нужные слова. Сейчас он чувствует невероятное желание сблизиться с Лизой, узнать о всех её секретах, разгадать её тайны, избавить от причин слез. Он резко, не подумав, берет её лицо в свои руки и впивается своими губами в нежные и мягкие губы девушки. Сначала она с испуга не предпринимает никаких действий, но потом отвечает на поцелуй, смело углубляя его. Сейчас ей нужно избавиться от всех нагнетающих мыслей, в бесконечном количестве поселившихся в её голове, отложить всё на второй план и лишь вдыхать его свежий и манящий запах. Крепкие руки сжимают тонкую талию, притягивая к себе, ресницы подрагивают от сладости происходящего. Нежный и невесомый поцелуй наполняется страстью, он сминает её бедра и резко валит на диван, нависая сверху. Её руки бродят по спине юноши, но он с силой прижимает их руками над её головой, желая доминировать. Она скулит от подступающей к запястьям боли прямо в губы Дани, уже мысленно проклиная его. Русая пытается оттолкнуть Кашина, но он безжалостно прикусывает её нижнюю губу, наказывая. Она полностью в его руках, словно бабочка, запутанная в паутине бездушного паука, который уже готов расправиться со своей аппетитной жертвой. Он покрывает горячими поцелуями шею и ключицы, обжигая дыханием. Парень желает расправиться со своей пойманной добычей, но заметив страх в её глазах, отстраняется. «Мне нужно идти» — на ходу бросает он и скрывается в коридоре.

***

      Ужин проходит спокойно, но напряжённо. Владимир пытается собраться с духом, что не проходит мимо Лизиного взволнованного взгляда.       — Я всё знаю, — тихо произносит она, отрываясь от еды. Аппетит последнее время обходит девушку стороной, она ковыряется каждый вечер вилкой в тарелке, и, съев пару кусочков, извиняется и выходит из-за стола. Но сегодня ей предстоит важный разговор. Поняв, что основная информация была донесена до девушки, мужчина слегка расслабляется.       — Лизонька, не переживай. Мы с твоей мамой рассмотрим все нюансы, твоя задача состоит в том, чтобы до тридцать первого августа сдружиться с Даней. А об остальном не беспокойся, — девушка переглянулась с рыжим, и её щеки покрылись слабым румянцем.       — Дядь Володь, а мама когда приедет? — осторожно, боясь услышать ответ, спрашивает русая.       — Боюсь, только ближе к новому году, дорогая, — аккуратно, стараясь поддержать девушку своей улыбкой, отвечает мужчина.       Просидев в неловком молчании несколько минут и поняв, что слезы готовы скользить по щекам в любой момент, Неред выходит из кухни и идёт в спальню, закрываясь. Горячие капли разбиваются о ключицы, судорожно она набирает родной номер.       — Мама, привет… У меня всё хорошо, правда. Ты как там, расскажи? Как Питер? Да… Это хорошо… — голос предательски дрожит, заставляя и так расстроенную женщину волноваться.       Закончив разговор, она ложится в кровать. Она уже не плачет, в голове абсолютная неразбериха сменяется пустотой, но слезы без причины капают на постель, оставляя влажные пятна. Зарываясь в одеяло, она пытается уснуть. В дверь осторожно стучат, и Кашин тихо крадется к Лизе. Ложится рядом с ней, утыкаясь взглядом в лицо напротив. Он проводит рукой по её щеке, собирая влагу. Рыжий обнимает её, а она прижимается поближе в поисках тепла. Чужой дом, чужие люди, постоянные ссоры, давление, жизнь наперекосяк, холод, слезы, отсутствие матери и подруги — всё пропадает, стоит ему только обвить горячей рукой её талию и шепнуть на ухо что-то приятное. Он растаял, в его душе больше нет злости и ненависти, он испытывает симпатию к милой малявке, что тяжело дышит в его грудь и мочит его футболку солеными слезами.