***
Солнце лениво поднимается над сонной Москвой, нежным одеялом, сотканным из первых утренних лучей, покрывает паркет небольшой студии на девятнадцатом этаже. Оно без стыда заглядывает в панорамные окна и резво пробегает по недопитым бокалам красного полусладкого, по хаотично разбросанной одежде и выпавшим из карманов медным монетам. Подкрадывается к матрасу, расстеленному прямо на полу, игриво щекочет пятки, выглядывающие из-под океана белоснежных простыней и, наконец, неторопливо достигает сомкнутых карих глаз. Мягкий солнечный свет деликатно ложится на девичье лицо, освещая изящные черты с тонким чуть вздернутым носиком, невинно приоткрытыми губами и маленькой родинкой в уголке, золотит короткие каштановые волосы, небрежно рассыпанные на подушке. Девушка на секунду хмурит брови и, не отрываясь от своих сновидений, быстро ускользает под одеяло, кутаясь в него с головой. Но протяжный писк будильника выманивает её из укрытия, брюнетка издаёт недовольное мычание и размашистыми движениями отключает телефон, отбрасывая его куда-то в сторону так смело, что приходится невольно пробудиться от незапланированного грохота. Убедившись краем глаза, что аппарат не разлетелся на кусочки от жёсткой посадки, она снова утыкается лицом в подушку и погружается во тьму. — Макси-им, тебе вставать пора. — хрипит лениво, не меняя своего положения. Немая тишина в комнате снова убаюкивает, пока рядом не раздаётся приглушённый шорох и кряхтение. Объект пробуждения перевернулся на другой бок, пора переходить к следующему этапу. Она, не глядя, тянет руку куда-то в сторону, не с первого раза нащупывает голову, покоящуюся рядом, и по привычке скомкано проводит по растрепанным волосам, протягивая сладко «встава-ай». Пока рука тянется обратно под подушку, её стремительно перехватывают и прикладывают к колючей щеке, заставляя женскую фигуру развернуться и распахнуть, наконец, глаза. Он лежит мирно, обнимая тонкую кисть, как котята смыкают в лапах любимую игрушку. Локоны окрашены солнцем в мягкий соломенный оттенок, мужское лицо расслаблено, густые брови чуть нахмурены от назойливых лучей, а уголки губ едва приподняты. Значит, уже не спит, а ждёт продолжения игры. Девушка невольно улыбается, заводя свободную руку ему за ухо, щекотно поглаживает, а парень только ёжится и смешно поддёргивает плечи, плохо притворяясь спящим. — Ну Крис, — почти мурлычет, не выдерживая такой пытки, и расплывается в откровенной улыбке. Он разлепляет сначала один глаз, нелепо щурясь, потом — второй и приподнимается на локтях. Солнце слепит и совсем растворяет голубоватый оттенок. Прозрачные. Там штиль. — Ладно-ладно, ты победила. — Как всегда, — произносит, театрально накручивая на палец шоколадную прядь и пристально изучая любимые черты напротив. — Не правда. — Правда! — Кристина резво утекает под массивное одеяло и демонстративно отворачивается на другой бок, пытаясь подавить глупую улыбку, когда большие ладони скользят по телу и притягивают её ближе, а шершавый подбородок оказывается на плече. — Топай давай, а то опоздаешь. — То есть я сейчас буду вынужден вылезти из постели, а ты останешься тут? Нечестно. — он носом трется о шею, выводя произвольную линию, а девушка всеми силами увиливает от прикосновений, дразня ещё больше. — У тебя съём-ка. Будут ждать лю-ди. — разграничивает слоги, не переводя взгляда на Максима. — Людей к чёр-ту. Возьму так-си. — вторит её интонации, начиная настойчиво покрывать легкими поцелуями выпирающие ключицы, срывает с женских губ приглушённый стон. — Запрещенный приём. Нечестно! — Кристина резко переворачивается на спину, оказываясь под нависающим телом, мордочка которого сначала самодовольно ухмыляется и закусывает губу, невинно отводя взгляд в сторону, а потом примыкает прямо к её личику. — Я все равно победил. Как всегда. — последнее слово он шепчет прямо в губы, наклонившись так близко, насколько это возможно. Она не спорит, хотя на самом деле, проигрывают оба.***
Их стабильность — это вечный хаос. Погоня за мечтой в грязном бездушном городе. У неё — своя, у него — своя. Только эта студия — общий оазис спокойствия и умиротворения, где всё в коробках хранится не по привычке, а «так ведь удобнее, они места немного занимают», где постелью служит тонкий матрас на полу, вовсе не из-за того, что на все оставшиеся сбережения был куплен новый объектив, а «у нас же вид панорамный, представляешь, какие мы тут рассветы встречать будем», где шторами до сих пор не обзавелись не из-за нелепого страха перед домашним уютом, а просто «до икеи часа полтора трястись, съездим ещё, да и какой идиот будет тут за нами подглядывать». Островок, где смешались запахи кофе и масляной краски, коньяка и ягодного шампуня на двоих, сигарет и новых книг. Где звуки гитары давно сроднились со щелчками камеры, голубые переплелись с карими, отрешенное отчаяние столкнулось с горящей надеждой. Среди всех этих противоречий, они — абсолютно похожие, а главное — влюблённые. Секрет отношений? Жутко друг другу при первой встрече не понравиться. Начать игру «а почему у тебя волосы розовые?», «да ты же ребёнок совсем», «камеру ты криво держишь», «что ты делаешь, это моя не рабочая сторона», «меня не волнует, мне надо покурить», «я не пьян, ты просто хреновый фотограф». Или лучше пойти на блеф и остаться непоколебимой ко всем язвительным комментариям, но все-таки отрезать длинные локоны и прийти на следующую съёмку с темным каре, отвечать леденящим взглядом, но однажды сдаться и плакать у запасного выхода павильона навзрыд, потому что там темно и безлюдно. Доиграть последний раунд у того же выхода, где помимо всего прочего ещё и место для курения, позволив женским слезам прожечь в сердце дыру, почувствовать себя последним мудаком и сжимать с руках тот содрогающийся комок, смиренно ловя удары сопротивления в грудь, заслужил ведь. Проиграть, показав свою слабость, проиграть, признав свою глупость, и выиграть, найдя своего человека.***
— А кто это там такой красивый? — мелодичный голос раздаётся прямо за ухом, и Кристина вздрагивает от неожиданности, пытаясь быстро прикрыть ноутбук, что вызывает только смех у бесшумно подкравшегося шпиона. — Подглядывать нехорошо, Максим! — она обиженно надувает губы и осуждающе на него смотрит, но получает только лёгкий щелчок по носу. — Ай! — Ну это же я там! Почему мне нельзя смотреть? — бросает не менее обиженно, и осторожно пытается приоткрыть крышку. — Я сейчас тебе пальцы захлопну вместе с твоим любопытным носом! — она игриво отталкивает его руку и деловито выставляет свои по бокам. — Да ладно, Крис. Я уже увидел. Ну покажи ещё раз, чего ты. Девушка закатывает глаза, но открывает экран, с черно-белой фотографией. На снимке он, взятый крупным планом, смотрит прямо в объектив своими стеклянными, полными только ему присущей печали, видимой даже за пеленой густого сигаретного дыма. На фотографии неровными штрихами отмечен контур задымления. — А это для чего? — пальцем указывает на штрихи. — А это для краски. — Классно объяснила, — усмехается, разглядывая свой портрет. — Дальше всё печатается в большом формате, и под стекло. А на стекле маслом обводятся детали. Яркими цветами. Должно быть красиво. Вот думаю, как можно сделать, — она поднимает глаза в ожидании реакции, но Максим стоит застывшим перед экраном, нахмурив брови. — Что-то не так? Не нравится? Он отмирает и начинает часто моргать, будто пробудившись от тяжёлых мыслей. Мотает головой и легко улыбается. — Нет-нет. Очень красиво, я просто… Думаю, как давно ты к этому шла. Мы шли. К выставке этой. Полноценной. Персональной. С той съемки злосчастной, — улыбка с его лица сползает, — и каким я был идиотом тогда. Он делает тяжёлый вздох, пока Кристина поднимается со стула и вплывает в его объятья. — Ну-у, — начинает, упираясь носиком в грудь. — Мы бы и не встретились иначе. Жила бы где-то там ледяная девочка с розовыми волосами, щёлкала всякую ерунду. А тут вон — сам Максим Свобода! — откровенно усмехается и чувствует, как он погружает подбородок на её макушку. Наступает обволакивающая тишина, которую он добровольно, собравшись силами, нарушает: — Чёрт, мне так нравились твои длинные светлые локоны, Крис! — выпаливает на лету, выпускает девочку из объятий и, сощуриваясь, закрывает лицо руками, будто сейчас его начнут палками бить. Кристина отшатывается, набирает побольше воздуха и максимально эмоционально выдаёт: — Что-о-о??? Да я же из-за тебя их состригла! — округляет глаза и на лице её застывает не то удивление, не то безумие. Хватается за голову и начинает смеяться, а он собирает хрупкую фигуру обратно в свою охапку. — Да я знаю-знаю! Вот нашла, кого слушать, а, Кошелева. Она успокаивается, но продолжает при удобной возможности испепелять Максима взглядом, когда он прижимает её ещё ближе и роняет почти шёпотом: — Мне так тоже очень нравится. Ты на мою маму стала похожа.***
У них «я на съёмку!» звучит чаще свиста чайника по утрам. Иногда вместе спускаются в метро, и, пока поезда проносятся по венам подземки, обдувая волосы, они разбегаются по разным веткам, нежно пуская по своим венам одну и ту же музыку. Так легче. Вместе они никогда не возвращаются. Если первой приходит она, пытается пополнить запасы продуктов и сообразить ужин, чтобы и с голоду не дал им помереть, и время поработать оставил. Если первым оказывается он — пополняются только запасы коньяка и корзина с измятыми стихами, которые «вот ты дурачок, Максим, такое говно написал».***
Он лежит на застеленном матрасе, не переодевшись, и смотрит в потолок. Сейчас в его поле зрения он непременно рушится, а стены кружатся в вальсе. Молчит. Она не начинает диалог первой. Давно ушли от «ну и зачем ты пьёшь» и «завязывай с этим, это когда-нибудь сыграет против тебя», потому что «слишком не удовлетворяет мир вокруг» и «всё итак против меня». Крис маячит бесшумно, убирая изрядно обедневшую бутылку с пола и подбирая разбросанные тексты. Уходит за стол и читает, пытаясь спасти что-то годное, ждёт, пока он сам захочет высказаться. — Все зря. Это конец. — доносится с другого крыла комнаты. Она мысленно сначала закатывает глаза, а потом переводит их к небу. Нет, она не раздражена. Просто представление начинается. Прозвенел последний звонок. Девушка приземляется рядом, занимая лучшее место — вип-ложу, переводит глаза на потерянного, пессимистичного, пьяного, агрессивного, но все ещё родного Максима. Его взгляд устремлён не в потолок — в бездну, куда все канут рано или поздно, только у него персональная. Имеет свойство открываться и засасывать туда всех близлежащих с появлением коньяка. — Ты читала? Бред. — повисает тишина, он приподнимается и растирает лицо руками. — Я ведь пытаюсь. Все эти годы пытаюсь. За этим сюда ехал, понимаешь? Не моськой светить. Пара лет ещё, и что дальше? Меня все агентства к херам пошлют. И ничего после меня не останется. Нет, всё. Надо нормальную работу искать. Вон Серёжа предлагал в организацию мероприятий податься снова. Да, надо завязывать, Крис, с этим творчеством. Он переводит свои убийственные глаза на Крис, опуская весь груз на её хрупкие плечи, как бы умоляя «скажи, что я дурак, я ведь нормально не смогу никогда». А она только сжимает его щетинистые скулы в ручках и не прерывает зрительный контакт. — Ты всё делаешь правильно. — он прикрывает глаза и виновато наклоняет голову в бок, плавясь в её ладонях. — Ты пишешь прекрасную музыку. Я это вижу, а у меня неплохой вкус, знаешь ли, — прозрачные снова оказываются напротив, и девушка аккуратно заправляет прядь светлых волос за ухо. — У тебя каждый день — новая возможность завести то самое знакомство. Каждый день — новый шанс, что тебя услышат. С твоей то работой, Макс… Да и моська у тебя такая, что грех ей не посветить, — он криво улыбается и зарывается носом в шоколадные волосы. В разбушевавшемся море снова наступает штиль. Занавес.***
А после бури на девятнадцатом обычно выглядывает солнце. Тогда «все дела подождут», а утренний кофе — нет, тогда из «ну из этого точно ничего не выйдет, но ты послушай всё равно» складывается та самая песня, тогда «я же вся в краске, не снимай!» становится самым ценным моментом. И особенно ярко их солнце светит, когда погода за окном капризничает и вредничает, не выпуская погулять на московские улицы, заливая их крокодильими слезами. Тогда приходится укутываться под единственный плед и смотреть, как драматично стекают капли по стеклу под унылое и обрывистое бренчание гитары. Приходится делить ванну с пеной и доставать большие махровые полотенца из коробок, которые в скромный шкаф никак не помещаются. И откупоривать креплёное вино, подаренное при переезде, тоже приходится, непременно под откровенные разговоры о том, что в их жизнях было до того, как они сплелись во едино. И ещё много чего приходится делать. Зажигать солнце — занятие непростое.***
— Максим, посмотри в объектив нормально, что ты, как в первый день нашей съемки юродствуешь? Девушка стоит перед ним с опущенной камерой в руках спиной к дневному свету, пробивающемуся из окна, и испепеляет своим взглядом «господи ты как обычно». — Ты мне это теперь всегда будешь припоминать? Она делает тяжёлый вдох и опускается на пол, прислонившись к панорамному стеклу, начинает задумчиво пролистывать фотоплёнку. — Крис, мы же договорились, что в наш выходной никакой работы. У меня скоро от щелчков камеры разовьётся нервный тик, серьёзно, — он подплывает к ней и занимает зеркальное положение рядом. — Да, а от вспышек ослепнут глаза. Я слышала, — остаётся слишком серьёзной и сосредоточенной, что вызывает у Максима недоумение. Он застывает с изогнутой бровью и явно ждёт объяснений. Кристина выдыхает рвано и бережно приземляет фотоаппарат на колени, поджимая губы. — Ну, что ты так на меня смотришь? Просто не складывается у меня картина в голове, и всё. Мне не хватает буквально пары снимков. Я точно знаю, каких, но у нас просто не получается. — Каких? Объясни нормально, — он кивками сопровождает свои конкретные вопросы, а Кристина вытягивает губы трубочкой и уводит глаза в стену, медля с ответом. — Ну, таких, — лениво произносит, на что Максим издаёт усталый рык. — Ну таких… нежных, — она мечтательно растягивает это слово, прекрасно понимая, как по-детски звучит, а он только тепло улыбается, наблюдая, как девушка невинно подпирает подбородок руками и округляет на него свои большие чайные глаза. Умилительно. — А я не такой? — Нет, — начинает вопросительно, — Ну, то есть, да, — активно жестикулирует, чтобы звучать убедительнее, — но по композиции ты не подходишь. — Ну мне так ещё в работе не отказывали, — комната наполняется его приглушённым смехом. — По композиции, говорит, не подхожу, — ухмыляется на последок. — Там же не только моя моська будет висеть, да? — Кристина только манерно цокает языком в ответ. — Ладно, попрошу завтра Даню мне помочь, — очередь цокать доходит до Макса. — Значит, тебе вообще без разницы, кто на фото будет? — он поднимается на ноги и захватывает фотоаппарат, уделяя ему все своё внимание. — Даня — очень хороший мальчик! То, что нужно! — Угу, — мычит театрально обиженно, открывая объектив, из которого через несколько секунд вылетает вспышка. — Ой, как это убрать? Кристина помогает перевести настройки в дневной режим съемки и продолжает задумчиво сидеть у окна. — А так совсем темно. — Свет от окна, Максим, — встаёт, перехватывая камеру в свои руки, и крутится в разные стороны, подводя палец к линзе. Урок светотени. — Так темно. А та-ак свет мягкий. Не режет. Пасмурно потому что. — А-а, — он снова перехватывает устройство, щурит один глаз, смотря в объектив, и жестами просит девушку стоять на месте. Она застывает, легко улыбаясь. Совсем домашняя: волосы растрёпаны, а блуза пижамы сползла с одного плеча. — Не улыбаться! Мне нужна драма. — Тебе во всем нужна драма, как ты без неё-то, — игнорирует строгие наставления и улыбается ещё шире, пока он не приближается и совершенно серьёзно выдаёт: — Так, ты мешаешь работе, — он осматривает её, поднимаясь снизу-вверх, и задерживается на ключицах, трепетно сдвигает ткань с одного плеча, открывая больший участок тела, и проходится пальцем по изящно выпирающим косточкам, — Я их люблю. Он аккуратно заводит голову девушки выше, заставив вытянуть шею. — Вот так, — несколько последовательных щелчков раздаётся совсем близко. — Нежнее этого ничего нет. Камера сиротливо приземляется на стол, а эти двое впервые серьёзно задумываются о покупке штор.***
Иногда на девятнадцатом этаже случаются праздники. Не от того, что у кого-то здесь день рождения или годовщина. Поводов итак бывает предостаточно. Например, у Максима хорошее настроение, например, Кристина решила притащить с улицы котёнка, которому «надо срочно искать дом, он же такой маленький!», например, «сегодня вся пицца была по акции, живём!» или они внесли аренду и надо срочно отпраздновать «еще полгодика мы точно не бомжи!». Появляется повод неожиданно и приносит с собой пьянительную весну, когда отчего-то становится тепло, сидишь улыбаешься и веришь, что все получится.***
Максим сидит за столом, подперев подбородок кулаком и, кажется, уже битый час испепеляет своим «я вообще-то тут, обрати уже на меня внимание» взглядом Кристину, которая усердно печатает что-то в ноутбуке, нахмурив брови и периодические закусывая ноготок. Ожидание для него делается невыносимым, поэтому он решает завести беседу самостоятельно, самым непринуждённым, на его взгляд, образом. — Угадай, что я сегодня делал, — бурчит максимально загадочно. — Снимался в клипе-е. Ты мне об этом всю неделю твердил и даже в телеграмм видео закинул, как все прошло замечательно. Что за вопрос? — она не отрывается от экрана, отбивая ритм пальчиками по клавиатуре. — Ну да. — протягивает как-то печально. Должного эффекта наводящий вопрос не произвёл, поэтому он вынужден взять реванш. — А вот знаешь, почему я вернулся так поздно и сижу здесь такой счастливый? — Это меня и напрягает… — брюнетка все же окидывает мужскую фигуру недоумевающим взглядом, продолжая печатать, но Максим даже не думает прекращать игру. — Я дам подсказку. Если оторвёшься. Крис звучно выдыхает и захлопывает компьютер, уделяя парню необходимое внимание. Он, в свою очередь, выдерживает нужную паузу и продолжает, отвлечённо разглядывая венки на руках. — Кто-то сегодня перезнакомился почти со всей командой одного небезызвестного лейбла, — сталкивается взглядом с карими. — А ещё-ё благодаря этому кому-то, в следующую пятницу мы идём на презентацию клипа, где будет зависать один из самых влиятельных продюсеров! — заканчивает он так жарко, размашисто жестикулируя, что в лёгких заканчивается воздух и светлые глаза округляются. — Я уже законтачил с их саунд продюсером и передал ему флешку с демками, он обещал послушать до пятницы, Крис! Все может получиться! Кристина сначала сидит неподвижно, пытаясь переварить эту пламенную речь, но потом освещает все вокруг своей широкой улыбкой, и, издав какой-то непередаваемый звук радости, подбегает к нему и обнимает со спины, обвивая шею так крепко, что приходится чуть оттянуть от себя её ручки. — Я знала-знала-знала! — все-таки отцепляется от сияющего Макса и присаживается, подогнув под себя ноги на соседний стул, готовая слушать. — Подожди, а как? Расскажи, кто тебя туда внедрил вообще? Свобода все ещё потирает шею, и, прокашлявшись, выдаёт: — Ну вот та девушка. Женя эта, у которой я снимался. Мы разговорились чего-то в перерыве, и она взяла меня с собой в офис! — Просто так взяла? Как пёсика? — Улыбка с лица Кристины медленно спадает, она понимает, какую глупость выдала, а Максим зависает на несколько секунд. — В смысле? — спрашивает непонимающе. — Ну ты просто так сказал странно, — задумывается, а потом, усмехаясь своим мыслям, повисает на парне снова. — Хотя какая разница. Я рада-рада! — Во-от. А на презентации она обещала познакомить нас с главным. Тем самым! — Нас? — Да! Мы идём вместе. Ты всё сама должна увидеть. Будет куча талантливых ребят, ты даже на выставку к себе их пригласить сможешь. Круто, да? — Круто. — чуть отстраняется и приподнимает уголок губ. Может, все действительно получится.***
Максим сиял, как новогодние огоньки, все эти дни. Был абсолютно вдохновленным и абсолютно, на взгляд Кристины, безумным. И такое его безумие приходилось девушке очень по душе. Он сам будил её по утрам, делал кофе на двоих, отвечал на каждый звонок, был занят настолько, что на привычные представления «всё, это конец» не оставалось ни времени, ни сил. Все листы бережно складывались в стопку на стол, а гитара теперь сопровождала его на каждой съемке. Казался таким счастливым, что о нём стали беспокоиться.***
— Нет, Серёжа. Я не пил сегодня, Серёжа, вон Крис подтвердит. Нет, ни под чем, ты достал меня. Да не буду я тебе ничего говорить, пока всё не проясниться. Да, вот такой Максим. Так, всё, пока! — Свобода кинул телефон на матрас и брякнулся туда за ним, наблюдая, как Кристина напротив взрывается, сползая на пол по стеклу, в приступе смеха, отчаянно сдержанного во время столь содержательного телефонного разговора. — Макс, он мне уже раз пять звонил, спрашивал, что с тобой происходит. Побереги уже нервы пожилому человеку, объясни, что ждёшь контракт! — Нет! Мне вообще сейчас рассказывать нечего, вдруг всё сорвётся. — выпаливает горячо. — У-у, агрессивный Максим вернулся, как я скучала! Скорее перезванивай Серёже, пока он не ускользнул! — Я не агрессивный! — она в ответ только поудобнее садиться рядом, сложив голову ему на плечо. — Просто мутно всё как-то. Единственный человек, который мне золотые горы пророчит — это Майер. Она, конечно, нормальная вроде. Иногда. Но не решает ведь ничего. Такой же артист, которого подобрали. — Ну Дане же демки понравились. — Надо, чтобы понравилось Фадееву. Для этого с ним познакомиться для начала. — девушка аккуратно переплетает их пальцы и фокусирует взгляд на этом хитросплетении. — Ладно. В чём пойдём-то? — Агрессивный Макс засыпает, просыпается фешн-Макс! — отстраняется от него и плетется к единственному шкафу, достает оттуда чехол с темным платьем с открытыми плечами. Его основа телесного оттенка создает эффект голого тела, а поверх пущены полосы черной тюли. В меру пышное, в меру вызывающее, закрыто всё, что нужно, но выглядит довольно провокационно. — Это я на открытие выставки купила. Но сюда тоже сгодится. Вещица магнитом притягивает мужчину, он разглядывает её со всех сторон и подытоживает: — Бомба. — Ну, а тебе костюм. Ты уж прости, придется по классике. — Тогда я надену кеды. И очки. Жёлтые.***
День икс подкрадывается незаметно и оставляет их в каком-то трепетном смятении. Как будто ты, еще совсем маленький, едешь наконец с родителями на море, а там по прогнозу шторм и порывистый ветер. Но ты почему-то всё равно надеешься на то, что погода окажется благосклонной, и беспрекословно вторишь папе, который утверждает, что все синоптики — дураки.***
Кристина расправляет завитые волосы перед зеркалом, пока Максим, уже во всеоружии, задумчиво смотрит на проносящиеся под окнами автомобили. Такие маленькие и такие шустрые, они беспрерывно мелькают у него перед глазами, производя гипнотизирующий эффект, из которого его выводит звонок её телефона. — Погоди, Серёж, медленнее говори, — она плечом прижимает аппарат к уху и пытается открыть тушь. — Чего? Ты серьёзно? А с фотографиями что? Господи, ну почему сейчас? Нет, я подъеду. Мне надо самой всё увидеть потому что! — Что случилось? — Потоп, — отвечает, отбрасывая тюбик с тушью и судорожно набирая чей-то номер. — Смешно. — Я и не шучу, Макс. В зале прорвало трубу с горячей водой, мать её. Да чёрт, — отводит телефон от уха и спешит влезть в джинсы. — Слава богу, всё спасли оперативно, а прямо там, где прорвало — там не успели ещё ничего повесить! Ну так Серёжа, по крайней мере, говорит. — Погоди, а презентация? — он растерянно наблюдает, как девушка волчком носится по комнате. — Я… — пытается застегнуть молнию, которая, как на зло, не скользит вверх. — Я только увижу, что всё в порядке и приеду сразу же. Только кинь мне адрес! — она уже ускользает к двери, пытаясь попутно натянуть кроссовок. — А Серёжа сам не сможет разобраться? Не надо было тебе его организатором предлагать. Плохая была идея. — Ма-акс, не в этом дело, — она завершает процедуру с обувью и хватает с крючка джинсовую куртку. — Мне же это самой жутко важно. Я приеду обязательно. Платье с собой взяла, — шуршит пакетом перед его носом. Кристина вылетает из квартиры со звонким «позвоню!», оставляя на его щеке смазанный поцелуй, в его глазах — необъяснимую скорбь по потухшим маякам. Синоптики — не дураки, шторм неизбежен, а единственно верное решение — оставаться в укрытии, конечно, не принято.***
22:08 «Я на месте, тут просто кошмар. Буду выезжать, наберу.» Прочитано 23:26 «Я задержусь.» Прочитано 23:51 «Максим, я не приеду. Взялись всё убирать, здесь просто баня, у меня стрелки в разводы превратились, куда я такая…» Прочитано 00:34 «Не обижайся, пожалуйста. Просто напиши мне, как будешь дома.» Доставлено 2:16 «У тебя все в порядке? Я еду домой.» Доставлено 3:05 «Максим, ответь на звонок. Я волнуюсь.» Доставлено 3:12 «Пожалуйста, возьми трубку.» Доставлено 3:13 «Хотя бы прочитай сообщение, чтобы я знала, что ты живой.» Доставлено 3:16 «Максим…» Доставлено 4:02 «Я надеюсь, у тебя просто сел телефон. Свяжись со мной, как будет возможность, очень тебя прошу. Я жду тебя дома, не ложусь.» Доставлено
Это отвратительно жгучие чувство беспомощности. Когда понимаешь, что не имеешь никакой власти над ситуацией, когда пребываешь в полном незнании, когда сердце бьется слишком часто, пальцы рук холодеют и тебе хочется закрыть глаза и представить, что это просто сон. Бред. Все не по-настоящему. И ты зажмуриваешь их крепко, но, открыв, сталкиваешься всё с той же реальностью.***
Кристина сидела перед окном, растирая лицо руками. Казалось, вода, которую они собирали несколько часов, отобрала все силы. Но откуда-то нашлись ещё, чтобы сначала злиться, названивать на приторно знакомый номер, потом кусать ногти, прокручивая самые мрачные мысли в голове, сидеть в тупом ожидании непонятно чего, отпугивая сон, после — плакать от бессилия, от усталости, от волнения, сейчас — залипать в одну точку, не обращая внимания на просыпающиеся солнце.5:33 От кого: Серёжа-дед «Он у меня. Пришёл грустный и пьяный в стельку. Не волнуйся, Крис. Как проспится и протрезвеет, отправлю домой.» Прочитано 5:33 От кого: Серёжа-дед «Он у меня. Приполз грустный и пьяный в стельку. Не волнуйся, Крис. Как проспится и протрезвеет, отправлю домой.» Отредактировано 5:34 «Спасибо.» Доставлено
Люди, наверное, обесценивают это слово. Потому что сейчас «спасибо» означало буквально «ты спас меня от сумасшествия и нервного срыва только что». Потому что Крис — сильная девочка, но у человеческих возможностей есть предел. И она была к нему близка этим утром. Девушка провалилась в сон, как только нажала кнопку «отправить». Он поглотил её всецело, не оставив возможности услышать аккуратный поворот дверной ручки, приглушённые шаги, сдавленный мат, грохот коробок и падающего на пол чехла с гитарой, жужжание молнии на их большом чемодане, который в этой квартире, как и ягодный шампунь, был один на двоих. Она разлепила глаза только, когда по полу звонко разлетелось что-то стеклянное. Кристина резко приняла положение сидя и, завидев, у стола знакомый образ, выдохнула, потирая виски. Волосы были взъерошены, под глазами оставались разводы чёрной подводки, и каждый звук отзывался воем в её голове, как с самого крепкого похмелья. Чуть пошатываясь, она поднялась на ноги и направилась к кухонной зоне. — Стой там! Поранишься, — Максим сидел на корточках, неуверенно сгребая в ладонь видимые белые осколки, которые валились из его трясущихся рук снова на паркет и, рассыпаясь на более мелкие, резали слух. — Блять, — стеклянная пыль больно впилась в мужскую ладонь, и всё, что удалось собрать, снова оказалось на полу. — Это твоя кружка. Была. Крис лёгкими шагами добралась до безопасного участка рядом и тоже опустилась на корточки. Блондин растеряно смотрел вниз, обеспокоенно пробегая взглядом от одного осколка к другому. Она осторожно коснулась соломенных волос, и он нерешительно поднял на неё свои глаза. Стеклянные. Застывшие. Влажные. Мёртвые. — Прости меня, Крис. Прошу тебя, — заглушено прохрипел, не моргая, уставившись на неё так, будто готов поднять белый флаг над её головой. — Это просто кружка, — она вздернула плечами и замотала головой непонимающе. — Я тебе изменил.***
На девятнадцатом этаже пронёсся шторм с отметкой в десять баллов. Выживших нет. Остались пропавшие без вести. Если человек плачет, он, наверняка, ждёт, что его успокоят. Если говорит, что ему больно, он точно надеется на исцеление. Большая часть нашей жизни — проходящее. Но если человек ничего не чувствует — это страшно. Бейте тревогу. И бросайте спасательный круг, сам он о помощи не попросит. Даже не ждите. Она не помнила, как была оставлена на кухне среди десятка мин, когда-то составляющих её любимую вещь, не помнила, как бесшумно глотала воздух, раскрывая рот в немом крике, словно рыба, выкинутая на берег, как добралась до матраса и провалилась в сон на сорок восемь часов. Разрывающийся телефон за это время замолчал, но жизнь не замедлила свой ход: машины не замерли под окном многоэтажки, утреннее солнце не перестало скользить своими лучами по тёмному паркету, небо не рухнуло прямо на землю. Обломков крушение не оставило. Разве что разбитую кружку. В комнате стояли всё те же коробки, только почему для вещей не купили нормальный шкаф, Кристине стало совсем непонятно, да и шторы казались очень необходимыми сейчас, а на холодном матрасе она стала просто замерзать. Правда, эти недоразумения были оперативно устранены. Оказалось, не в них дело. И вроде можно было вытащить из камеры старую карту памяти и вставить чистую. Начать писать новую историю. Но как это сделать, когда каждый день ты проводишь в окружении тех самых снимков? Когда на тебя смотрят с разных сторон те самые глаза? Пусть в черно-белом цвете, но, вглядываясь внимательно, отчётливо видишь тот самый оттенок. В тот самый момент. Не сойти с ума — это уже победа.***
— Крис, это невозможно. — Серёжа устало приземлился на диван рядом с девушкой, выдыхая набранный за щеки воздух и потирая глаза. До выставки оставалось меньше недели. С того дня прошло больше месяца. Кристину не штормило. Она не закрывалась от людей, не делала вид, что всё в порядке. Но все вокруг почему-то делали, улыбались больше, чем всегда и ни о чём не расспрашивали. Иногда ей казалось, что всё действительно хорошо. Особенно, когда просыпалась, ещё не протрезвев от сновидений, особенно, когда засыпала, уже погрузившись в дрём. Она как-то привыкла ко всему безумию и в подготовку погружалась охотно, но то, что происходило с девушкой, нельзя было назвать штилем. Когда она заходила в выставочный зал, часто казалось, что под ногами хрустят те самые осколки. Больно почему-то не было. — Мне кажется, я помешался, — Трущёв завёл руки за голову, — Ухожу из дома — там этот, прихожу сюда — тут этот же, только их много! Вернусь домой — опять он, — брюнетка только горько ухмыляется в ответ. — Значит, мне ещё повезло. — Получается, так, — повисает тишина, Кристина мешкает, но всё же озвучивает: — Как он? — Серёжа на секунду отводит глаза в сторону, как бы дав время подумать, «тебе правда надо знать?», но всё же отвечает: — Хреново, Крис. — тишина снова звенит, и мужчина продолжает, — Знаешь, ему всё-таки предложили контракт. А он взял и отказался. Дурак, наверное. — Отказался? — девушка даже усмехается и начинает отрицательно мотать головой. — Не может быть, Серёж. Это же его мечта. — Я не знаю. Видимо, другая у него мечта. Может, нашёл***
Когда есть мечта, жизнь продолжается. Она берет тебя за руку и ведёт, уверяя, что «все будет так, как нужно», и ты веришь. Особенно, когда верить больше некому.***
В зале с кирпичными стенами, увешанными масштабными фотографиями, снуют люди. Кажется, их сегодня больше, чем помещение может вместить. Все они улыбаются, хочется надеяться, что искренне, и рассыпаются в поздравлениях. Кристина радушно их принимает, стоя в том самом платье. И от того, что происходит вокруг неё, растекается почти забытое тепло в груди. Значит, всё не зря. Впрочем, тепло это разливается не только от приятной атмосферы. Девушка увиливает от неудобных вопросов также умело, как утекает сквозь толпу к комнате для курения, приспособленную под хозяйственный склад, где Серёжа несколько раз за вечер подливает ей шампанское, сам опустошая бокалы с чем-то покрепче, потому что «эти интеллигенты нам весь бар растащили, а нам тоже надо расслабиться и отметить уже твой успех!». Она не пьянеет, нет. Уверенно стоит на каблуках и любезничает с гостями, но, чем ближе мероприятие движется к завершению, тем меньше людей остается вокруг, тем чаще глаза невольно цепляются за каждую светлую макушку, ни одна из которой не оказывается знакомой. Рефлексы. Когда гостей почти не остаётся, они выходят на крыльцо подышать свежим воздухом. Ветер обдувает шоколадные волосы и она ёжится, но вовсе не от холода, скорее от вопроса, вставшего поперёк горла. Трущёв будто улавливает её колебания. — Он здесь.***
Она точно знает, где искать.***
Он стоит перед той самой фотографией, где разливается нежность. Где горизонт ещё чист и озарён мягким утренним солнцем, где их корабль на плаву, в их море — штиль. На нем чёрный костюм с портретом Булгакова на спине, который они вместе когда-то заказали. Ведь важно помнить, что «злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые». Кристина подплывает, бесшумно приземляя каблучки на паркет. Оба молчат и не сводят со снимка глаз, не решаясь столкнуться взглядами. Тогда волнения в море никак не миновать. Она осторожно рушит тишину первой: — Почему ты здесь? — Я их люблю. Твои ключицы. — он произносит это так просто, криво улыбается уголком губ, все ещё рассматривая фото за стеклом, на котором теперь фиолетовой краской очерчены выступающие линии. А у неё тело покрывается мурашками, потому что на долю секунды она возвращается в тот день. Только осознание того, что все не так, резко простреливает разум. Навылет. Глаза застилает влажная пелена и из уголков глаз стекают слезы. Ледяная девочка начинает таять. — Не плачь, — ему не нужно поворачивать голову, чтобы увидеть её слезы. Он просто знает. — Мне больно. — на выдохе произносит и выпускает новые солёные дорожки. Сильно сжимает пальцы в кулак, эту самую боль проверяя. Чувствует, наконец. Он переводит взгляд осторожно, роняя его сначала на хрупкие плечи, потом на знакомый профиль, который все ещё устремлён на фотографию. Пальцы медленно касаются волос и заводят прядь за ухо. Ещё жжёт. Стеклянные карие глаза добираются до голубых, цепляясь за каждую деталь в надежде спастись. Но столкновение неизбежно. — Прости меня. Она глотает кислород ртом, пытаясь не задохнуться в этой воде. Сигналы бедствия. Большие ладони обхватывают спасательным кругом и плавят окончательно. Она плачет, как тогда, у запасного входа павильона — навзрыд. И каждый всхлип впивается ему куда-то в область сердца так же колко, как осколки некогда любимой кружки.***
Сильные люди часто проигрывают, слабые вовсе не берутся играть. С жизнью же такие категории не работают. Здесь нет ни победителей, ни побежденных. Но если вы хронически азартны, за чередой ходов не упустите того, кто станет вашим главным призом.