Одинокий волк погибнет, но стая выживет

      Джозеф молится. В одиночестве. В последнее время он так часто это делает, что Джейкоб начал беспокоиться.       Он стоит на страже, хотя сомневается, что кто-то будет настолько глуп, что решиться напасть на церковь Отца. Его святилище. Но брат попросил его об этом и Джейкоб не смог ему отказать. Его пистолет наготове, глаза выискивают угрозы, а мысли об этом держатся при себе.       Сейчас Голос стал скорее бременем, чем благословением. Джейкоб ясно видит, что дело принимает более серьезный, худший оборот. Джозеф стал беспокойным, испуганным, почти нетерпеливым. Все указывает на то, что он почти не спит. Как будто его преследует что-то, чего никто не видит и не понимает. Он говорит, что ждет еще одного видения, которое якобы разрушит мир, каким они его знают, и черт побери, если это не тяжело. Солдат хочет, чтобы у него было больше возможностей помочь, поэтому он приходит по первому зову.       Время пришло, Отец собрал Вестников на своем острове и ушел молиться. Один.       Снова.       Фейт, кажется, тоже что-то чувствует. Она сидит на церковной лестнице необычно тихо, теребит травинку, ее лицо напряжено. Серена не поет, не разговаривает с другими, лишь изредка поднимает глаза на Джейкоба, ища поддержки и безопасности. Джон разговаривает по телефону на почтительном расстоянии, но язык его тела говорит Джейкобу, что Креститель обеспокоен.       Подозрения Джейкоба подтвердились, как только двери распахнулись. Джозеф покачивается на ногах, его голая грудь блестит от пота, а лицо усталое от слез. Он отмахивается от Фейт, которая бросается поддержать его, жестом останавливает Джона.       Отец подзывает старшего брата к себе.       Такого не было никогда.       Джозеф знает или, по крайней мере, подозревает, что Джейкоб находится в некотором… кризисе веры в данный момент. Средний брат всегда делится своими видениями с младшими братом и сестрой, и они долго говорят о них, приглушенными голосами, переходящими в радостные восклицания, в то время как Иаков просто наблюдает.       Джейкоб не возражает. Он не чувствует себя исключенным. Он просто делает то, что должен.       Поэтому, когда Джозеф снова машет ему и просит пойти с ним, Вестник уверен, что это плохой знак.       Некоторое время они идут молча и останавливаются только на краю утеса, глядя на серебряную, залитую лунным светом дорожку в воде. Здесь безмятежно. Мирно. Слишком мирно, почти жутко, как будто сам воздух сгустился в предвкушении чего-то.       — Знаешь, иногда мне кажется, что Бог в своей бесконечной доброте допустил ошибку, — наконец произносит Джозеф тихим и усталым голосом.       — Почему? — вопреки здравому смыслу, Джекойб призывает своего брата продолжать, потому что его нужно слушать, и Вестник здесь, чтобы облегчить его бремя. Не имеет значения его желание быть втянутым в теологические дебаты.       — Свобода воли, Джейкоб. Делай, как хочешь и что хочешь, в этом мы находим бесконечные развилки, чтобы сбиться с пути. Следовать Его слову, когда мы свободны, — хрупкое равновесие, брат мой. Столь хрупкое… Одна ошибка, и весь мир рухнет. Жизнь вокруг тебя рушится. Вся твоя семья умирает. Божья воля не исполняется, ибо на земле не осталось никого, кто мог бы это сделать, — Отцу требуется секунда, чтобы выровнять сбившийся голос, но у него не получилось. — Мне казалось, что было бы легче, если бы я знал, чего хочет от меня Бог. Я думал, что если бы я только знал, как служить Ему, я бы обрел покой. Но покоя нет, Джейкоб. Есть выбор. Выбор, который я не могу сделать, и это будет иметь последствия для меня.       Джейкоб не умеет утешать, но все равно кладет руку на плечо Джозефа.       — Ты сильный, брат. Мы выдержим, — говорит он ему. Он тоже верит в это. Несмотря на кризис веры, его вера в Отца никогда не ослабевает.       — Дело не во мне, — уныло говорит Джозеф и добавляет шепотом, таким слабым, что его можно принять за ветер, — пока нет.       Между ними снова воцаряется тишина, наполненная тяжелым страхом и напряжением. Только звук вертолета где-то вдалеке, кажется, выводит Отца из траурного транса.       — Я видел, как ты умер, — он поворачивается к Джейкобу, и его заплаканное лицо поблескивает в темноте. — Господь… он испытывает нас. Он показывает мне, что произойдет, если мы потерпим неудачу. Если ты потерпишь неудачу.       — Тогда я не подведу.       Джозеф словно его не слышит.       — Джон… мой младший брат… падает и падает, и падает… моя Фейт… моя прекрасная, ангельская Фейт… исчезает на ветру, как дым… и ты. Мой воин. Застрелили, как бешеную собаку и оставили гнить в одиночестве, забытым, покинутым.       Вертолет приближается, и Джейкоб начинает нервничать, ему не терпится вернуться в церковь и проследить, чтобы все было так, как должно быть, но Отец еще не закончил.       — Но все может быть по-другому. Наш сад, богатый и наполненный песнями, наша семья, большая и сильная, единая и счастливая. Я знаю, что у тебя есть сомнения, брат, но я умоляю тебя, поверь хотя бы в это, — брат прижимает их лбы друг к другу в знак утешения и любви, и Джейкоб принимает это. Следующие слова Джозефа — страстный шепот, пророчество, предназначенное только ему одному. — Она придет к тебе первой. С огнем и разрушением, и ты должен… Джейкоб, послушай меня… ты должен сделать правильный выбор. Потому что если ее не будет с нами, когда наступит крах, Врата Эдема будут закрыты для вас… для всех нас.       Джейкоб видит, как этот проклятый вертолет приземляется где-то в непосредственной близости от церкви. Ему это совсем не нравится. Его не особенно заботит видение Джозефа Загадочные сообщения Голоса могут подождать, пока не будет устранена реальная, осязаемая угроза.       — Вот они… саранча в нашем саду. Или это потерянные дети, наконец-то вернувшиеся домой? — Джозеф тихо смеется и кивает Солдату, давая понять, что пора возвращаться. — Это мы скоро узнаем.