Memoriae

      Он хотел принадлежать. Отчаянно, страшно, стыдно — но в лицо всем продолжал легкомысленно улыбаться. Он улыбался так, шагая под пулями своих солдат; он улыбался, балансируя на карнизе крыши, в опасной близости к краю, за полшага от падения с высоты после первого же порыва ветра.       Улыбался он и тогда, когда ножка в черной туфле жестко опустилась у него между бедер, не достав всего ничего до паха. Зато по асфальту, оказавшемуся под этой ножкой, побежали трещины.       Чуя могла быть очень авторитарной особой. — Прекратишь ты играть с жизнью или нет когда-нибудь? — тягучий голос с раздраженными нотками пролился на воспаленное сознание бальзамом. Ах! Как же Осаму любил выводить напарницу из себя! Он был готов буквально, буквально сожрать собственный галстук ради возможности как следует уколоть ее! — Когда-нибудь, — любезная улыбка пропитана ехидцей и насмешливым ядом. Чуя молчит, закипая, и не наступает ему на голову только потому, что не хочет давать возможность безнаказанно пялиться ей под юбку.       Очень симпатичную юбку, надо сказать. В их бытность подростками, таких коротеньких моделей у нее в шкафу не было. Когда смотришь на такое, в голову невольно закрадывается мысль, что умолять сесть себе на лицо — не такая уж плохая затея…       Интересно будет узнать, прежде чем она сядет ему на лицо: а трусики у нее комбинируются с лифчиком?       Кажется, последний вопрос он задает вслух, потому что Накахара багровеет от гнева и стыда, а Осаму с опозданием закрывает рот руками. Двумя — для надежности.       Асфальт вокруг них взмывает вверх крупными кусками — настолько крупными, что на некоторых, как на платформах, остаются стоять машины.       Осаму судорожно потеет и ищет выход из ситуации. Выход, которого нет.       Но Чуя неожиданно улыбается — нервно и раздраженно, и заправляет за ухо выбившийся на лоб рыжий локон. — Что ж, может быть, это не такой уж и плохой вариант. — Что? — Осаму таращится на рыжую, и та кивает ему с мерзким торжеством в синих глазах. — Говорю, сможешь проверить мое белье. Но на лицо я тебе сяду вперед, — Чуя задирает свой хорошенький носик, упирая руки в бедра, прежде чем сделать шаг в сторону и повернуться к оставленному лежать на асфальте мужчине спиной.       Мафиозная разведка может поклясться любимым рабочим столом Мори Огая: Дазай Осаму еще никогда так резво не вскакивал на ноги и никогда еще не семенил за своей экс-напарницей с таким энтузиазмом.       Которая тоже никогда еще не разделяла чужой энтузиазм столь охотно, как теперь.