Сказ про то как Иван-царевич смерть Кощееву добывал

Пришла пора Ивану, младшему царевичу, жениться, посватался он к княжне Марьяне Драгомилской, свадьбу уже готовили, а перед самой свадьбой невесту Кощей Бессмертный украл. Ну это дело было не то чтоб редкое, люди про такое и раньше сказывали. Нечего делать - отправился Иван-царевич невесту выручать, взяв с собой лишь коня своего верного да меч острый, ну и припасов кое-каких в дорогу, поди дальнюю, да опасную. Заехал он в лес дремучий - вроде видели, что в эту сторону Кощей с его невестой на коне крылатом улетел. Тропа все уже, ветки над тропой все ниже, пригибаться царевич уж устал, спешился, взял коня верного за повод. Шел-шел и вышел к избушке на курьих ножках... или она на него вышла, а то за ней поломанные кусты да вдавленный курьими лапами мох далеко тянулись. Припомнил Иван сказки и молвит: - Избушка, избушка, повернись ко мне задом... нет, повернись к лесу задом, а ко мне передом! - А разумнее было бы попросить дверью к тебе обернуться-то, - проскрипела старуха, высунувшись из окна. - Ну коли так, обходи давай и заходи, гостем будешь. *** Сидит Марьяша ни жива, ни мертва, в гриву коня крылатого вцепилась. И хоть не отпустят ее стальные объятия Кощеевы, что на талии ее сомкнулись, но все равно страшно вот так лететь по небу-то! Глаза Марьяша и вовсе зажмурила, чтобы хоть не визжать со страху бесконечно. Вот же ж как! Собиралась женою царевича стать, пусть и младшего, но царский сын все равно, а теперь вот к костлявому супостату в полон летит. Оно конечно лестно, что ее сам Кощей украл, но как-то это все непонятно, что дальше-то с ней будет. Да и страшный же он - ходячий скелет, говорят, не живой вовсе и не мертвый, вообще бессмертный даже! Сколько лет-то ему, подумать невозможно! Это ж даже не старик, мертвец неупокоенный! Только еще говорят, воин он великий, и богат сказочно - не зря ж он там над златом чахнет, есть над чем чахнуть, так есть, что и тратить. Все эти мысли неслись в голове Марьяши быстрее крылатого Кощеева коня. Посмотреть на того, о ком все эти слухи ходят, она могла хоть сейчас - обернись да любуйся, но Марьяша глаз решила нипочем не открывать - так бояться интереснее и вроде как безопаснее. А когда он ее похищал, она только крылатую тень и увидела, да кусок голого серого черепа из-под капюшона, да после не вынесла такого страха, глаза зажмурила и завизжала. Потом, правда, рука костлявая в кожаной перчатке ей рот заткнула, и голос зловещий тихо так, вкрадчиво, попросил замолчать, прямо на ухо нашептал, да так убедительно, аж до мурашек по спине, что Марьяша примолкла. А голос-то не скрипучий, не стариковский, и смрада смертного нет, приятно так пахнет даже... хотя чему там вонять-то, если одни кости остались?! Наконец, зацокали конские копыта по двору мощеному, спрыгнул всадник с коня и добычу свою стащил, на пол ножками в сапожках сафьяновых поставил. - Глаза уже можно открыть, - посоветовал Кощей, но девица отчаянно замотала головой. - Как зовут-то тебя, девица-красавица? - предпринял он еще одну попытку, но получил тот же ответ. - Говорить-то можно, не визжи только, - добавил он. - Кхм, - кашлянул нелюдь, когда молчание затянулось. - Ну ладно, пойдем так поведу, слепую, да безымянную, - и за руку ее куда-то потянул, а после того, как она третий раз споткнулась, на руки подхватил и в замок понес. *** Баба Яга, а это, знамо, была именно она, вокруг царевича ходит, руки свои с когтями желтыми потирает, да приговаривает, аж причмокивая: - Ай, хорошенький какой! Ай, кудри золотые! Ай, глазки голубые, что небушко! Ай, уста-то, что лепесточек у шиповника! Ивану аж неудобно стало, уж больно плотоядно на него старуха смотрит и, добро бы, просто сожрать хотела, да что-то в тоне у нее такое и глазках масляных, что из складок кожи посверкивают, что чует царевич, не желудочного-то свойства голод, и хочется от Яги подальше отодвинуться, а то и вовсе сбежать позорно. - А личико-то! Чистое, что у девицы! – продолжала, должно быть, выжившая из ума бабка. И зачем он только в избушку эту полез? Сказки все… только какие-то неправильные тут сказки. - Носик-то точеный, не то что у богатырей давешних, точно гриб посреди лица! – и зубом цыкнула, будто богатыри эти между зубов у нее позастревали. - А в плечах ничего - широк! Не богатырь и хоть руки-то вон белые, но меч поди держать умеешь! - Умею, не сомневайся… бабушка, - Иван все же решил быть вежливым. - И чего ж ты такой красивый в лесу дремучем делаешь? Тебе невест по княжеским теремам искать надобно, аль прынцессу заморскую. А ты по лесу в одиночку, без дружины даже. - Есть у меня невеста, женой должна была сегодня стать! Да Кощей ее утащил. Вот иду выручать. А дружина… пока она соберется… - Иван решил не упоминать про то, что дружину младшему царевичу выделять отказались, и посоветовали другую княжну выбрать, мол, таких их, княжон, много, а дружина против врагов пригодится, и на Кощея ее изводить нецелесообразно. - Ишь ты, красивый, что пряничек сахарный, а храбрый какой! Ладно, милок, помогу тебе, расскажу, где смерть Кощееву сыскать. Слухай! Черная гора словно змиев зуб посреди леса торчит, на ней дуб вековой растет. Под дубом сундук железный о замке хитром, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце игла, а на конце той иглы - смерть Кощеева! Обрадовался Иван-царевич, из избушки вылетел с прытью молодецкой, на бегу крича: - Спасибо тебе, бабушка! Уж я его теперь! - вскочил на коня и погнал его что есть духу... И напрасно ему вслед Баба Яга кричала: - Куда ж ты, оглашенный?! Я ж еще не все тебе рассказала-то! Да и запомнил ли хоть чего? Тьфу! – и вслед ему с досады плюнула. – Перехвалила что ль?! Долго ли, коротко ли, но конь под Иваном стал спотыкаться, пришлось остановиться. Вокруг лес дремучий и тьма спускается быстро - словно пологом накрывает. Устроился Иван на ночлег, коня расседлал, овса ему дал, костерок развел, достал припасы и сам перекусить собрался. Глядь, откуда ни возьмись, огромный ворон с ёлки спустился, уселся напротив и глазом своим черным смотрит. Иван бросил ему полоску вяленого мяса, ворон каркнул и съел подношение. Царевич еще ему кинул и сальца отрезал, да так весь ужин с птицей и разделил - все вместе веселее ночь коротать. Стал Ивана сон смаривать, прилег он на попону у кострища, да и заснул сном молодецким. Да так крепко, что не услышал, как к нему разбойники подкрались, свели коня его, да и к нему уже самому с ножами острыми подбирались. Но тут налетел на разбойников ворон, стал каркать громко да глаза им клевать. Проснулся Иван-царевич, меч свой схватил и завязалась битва. Бьется Иван, да только понял, что не слышит больше карканья вороньего, опечалился царевич - неужто зарубили птицу разбойники?! Разозлился пуще прежнего и побил их всех. Смотрит, а тут и ворон ковыляет ему навстречу, живой, только крыло подволакивает. Поблагодарил Иван-царевич ворона, взял к себе на плечо, хоть и неудобно да тяжело - уж больно большой ворон-то. Но вот и конь воротился, Иван попону на спину коню накинул и товарища своего пернатого на ней пристроил, конь только всхрапнул. Вещи Иван свои подобрал и подальше от побоища отошел, только подивился, сколько он разбойников сумел один положить. Нашел он новое место для ночлега, костер раскладывать не стал, на попону конскую улегся да в плащ завернулся и ворона к себе под плащ забрал, а тот и рад, прижался к человеку, тепла ища – видать крепко ему от разбойников досталось! Так они и проспали остаток ночи. На рассвете Иван снова завтрак свой с вороном разделил, потом коня оседлал, посадил птицу на луку седла и дальше они вместе в путь отправились. На солнце разглядел Иван, что седые перья на вороновой голове серебрятся: видать, старая, мудрая птица - хороший попутчик. - Жаль, ты говорить не умеешь, - вздохнул царевич и перья черные с проседью пригладил. - Отчего ж не умею? - прокаркал ворон. – Вот, например, сейчас ты в болото въедешь, поворачивай левее. Удивился царевич, но решил послушаться ворона, да только повернул, услышал крик девичий и снова поводья дернул обратно да коня пришпорил. - Стой! Стой! Кикимор-р-ра это! - закаркал ворон, а ноги у коня уж по болоту чавкают, попал конь копытом в бочаг, спотыкнулся, ноги поломал себе, сам по горло в болото ушел и седока сбросил прямо в тину тягучую. Ворон, хоть и с помятым крылом, сумел взлететь на кочку: сидит, смотрит, как Иван в болоте барахтается, и каркает неодобрительно. А из болота девка зеленая, с ртом лягушачьим и тиною болотною заместо волос, вылезла - смеется да Ивана обнимает и ко дну тянет. - А ну не смей, хмарь болотная, парня трогать! Мой он! - закаркал ворон. - А ты-то сам... - но что там дальше царевич уже не услышал, уйдя в болото с головой. Очнулся Иван, закашлялся, тину да болотную воду выплюнул. Живой! Только грязный весь. А ворон рядом сидит, смотрит. - Опять ты меня спас, - говорит царевич, - только не представляю как, но больше-то некому. - Я! Я! Кар-р-р! Кикимору уговорил тебя из болота вытащить. - Спасибо тебе, Ворон Воронович, - поклонился царевич своему пернатому спасителю. - На здор-р-ровье! Только куда ж ты такой бестолковый так далеко в лес заповедный забрался?! Повертай назад. Пр-р-ропадешь не за гр-рош. - Не могу я вернуться. Кощей Бессмертный невесту мою похитил. - Так замок-то Кощеев не в ту сторону, - сочувственно вздохнул ворон, словно болезного пожалел… на голову, видимо. Смутился царевич и запальчиво ответил: - Я и не в замок иду! Я сначала смерть Кощееву добыть хочу! - Смерть? Он же бессмертный! Кар-р! - Потому и бессмертный, что смерть свою спрятал надежно. - Интересно, а он сам об этом знает? – тихо проворчал ворон, клюв свой лапой начищая - Чего? - Интересно, говорю, как ты-то об этом узнал?! Кар! - Мне Баба Яга сказала. - Что ж, надежный источник знаний, - кивнул ворон и Ивану словно насмешка почудилась. - Они с Кощеем давние враги. - Знамо дело. Она поди замуж за него хочет, а он все девок смертных домой таскает, вот Ягина и осерчала, - ворон хрипло не то закаркал, не то засмеялся. - А тут, значит, совсем извести костлявого потаскуна решила. Ну что ж добро, добро. Иди умойся, добрый молодец - вон там за теми елками ручей, и поехали добывать смерть Кощееву. Иван приободрился, на ноги вскочил и пошел, куда ворон его послал - то есть за елки, только болотная жижа в сапогах захлюпала. - Да подожди, костер разложи сначала, вода там студеная! - крикнул ему вдогонку ворон. Царевич послушался, нашел место посуше, хворост собрал. Да только чем разжечь? Огниво-то в мешке осталось, а он сгинул вместе с конем. Эх, коня-то как жалко! Да и самому мерзнуть горько. - Иди мойся, а мне вон тот камень сюда положи, я клювом искру высеку, крылом огонь раздую, - говорит ворон. Обрадовался царевич такой помощи, сделал как ворон велел, а сам пошел к ручью, разделся донага и стал одежду свою от тины отполаскивать. Только чует, будто смотрит на него кто-то, оглянулся – нет никого… ну не то чтобы совсем никого, ворон на камне сидит. И смотрит как-то не по-птичьему – обоими глазами, да и так пристально… с интересом будто. Не выдержал царевич и попросил: - Отвернись! - Карр! – насмешливо каркнул ворон. - Извини, привычка. - Какая еще привычка? – нахмурился царевич. - Лакомый кусок присматривать, – ворон опять каркнул, крыльями взмахнул и улетел. Видать, не поломаны были, а только помяты, но все равно как-то больно быстро он оправился… или сколько тут Иван на земле без памяти провалялся? Царевич зябко поежился и постарался закончить с вещами побыстрее, да и с себя грязь смыл, хоть и водица студеная была. Вернулся он на берег, а там костер уж весело горит. Сидит царевич, согреться пытается, пока его одежда над костром сушится. Вдруг ему на плечи что-то мягкое опускается. Вздрогнул Иван, обернулся, а за спиной нет никого, только черным крылом ему по щеке мазнуло. А на плечах его собственный плащ красный, сухой и чистый. - Это кикимор-ра принесла! - каркнул ворон, опустившись у костра. - И мешок твой вон. И меч. - А конь? - безнадежно спрашивать, да не мог не спросить. - Конь твой теперь болотному царю служит. Иван горестно кивнул и в плащ плотнее закутался, из мешка сухарей да солонины достал, сам поел и ворона угостил. Тут и заночевали. *** Сидеть с закрытыми глазами Марьяше все же надоело, решилась, приоткрыла один глаз и в щелочку сквозь густые ресницы свои посмотрела вокруг. Она тут одна, комната просторная, только без углов - круглая. Постель диковинным материалом застелена - гладкий такой и мягкий-мягкий, ни узелочка. И много тут еще чудных вещей, да только все черепа-черепа, да кости, да птицы страшные зубастые везде изображены. На окнах решетки кованые, опять же в виде костей перекрещенных, да с черепушками, под окном где-то далеко не то лес шумит, не то море-океян. А на столике резном ларец стоит. Марьяша крышку пальчиками осторожно попробовала, она и приподнялась, а та-а-ам ожерелий, бус, подвесок, головных уборов из каменьев драгоценных - целая сокровищница! И зеркало большое, аж в рост человеческий, к столику имеется. Ахнула Марьяша и давай к себе жемчуга да каменья примерять. Правду говорят, что Кощей сказочно богат, только врут, что скуп. Навешала на себя Марьяша и рубиновых бус, и колье с сапфирами желтыми, и подвеску с камнем, что как звезда горит... - Нравится? - вдруг голос бархатный за спиной ее окликнул. Вздрогнула Марьяша, ведь в зеркале-то не отражается никто, кроме нее, оглянулась. Так вот он какой Кощей, оказывается... не скелет, однако, совсем, хотя понятно, почему его так называют... Страшный какой! Только отшатнуться не захотелось, когда ближе шагнул, улыбнулся чуть насмешливо. Марьяша замерла, дыхание затаила... - Это диадема, - он отстегнул с ее шеи тяжелое украшение. - Ее вот так носят, - водрузил, как царский венец на темные Марьяшины волосы. Пригладил прическу осторожно чуткими тонкими пальцами, прядки чуть когтями расчесав. - А к ней вот это колье, - вытянул дорожку-паутинку с бриллиантами, - и его лучше вот так, - и стал ей ворот у рубашки расстегивать. Марьяша стоит, глазами хлопает, дыхание у нее уж оттаяло, наоборот грудь вздымается часто-часто... и неприлично - видно уже в вырез-то, а он туда колье свое пристраивает, раскладывает, как произведение искусства, когтями по коже горячей задевая. - Вот, гляди, какая ты королевна вышла, - повернул ее к зеркалу, а сам смеется беззвучно - теперь-то он уж отражался, Марьяша видела. - Серьги еще сюда полагаются, да у тебя уши не проколоты, - но он все равно приложил две брильянтовых подвески к ее ушам, а мизинцем еще умудрился ее за ухом погладить - как кошку. Марьяша и разомлела вся как та самая кошка. - Ты мне, может, скажешь, как тебя зовут? Или я пока не достоин еще? – усмехается. - Али мне поцеловать тебя, тогда скажешь? Марьяна все равно молчит, смотрит на него... страшный он... видать же, что нелюдь, нешто у человека так кости из-под кожи торчат - словно пики? Да и глаза-то какие... даже у зверя таких не бывает... - Ну раз молчишь, значит, поцеловать придется, - тянет к себе медленно, в глаза своим взглядом нечеловеческим заглядывает. И целует совсем не так, как царевич, давеча целовал, к губам прижимаясь, да слюнявя. У Кощея губы сухие, жесткие, да только он ими так осторожно касается, будто дразнит... а и то - дразнит, Марьяша сама не заметила, как губы навстречу раскрыла, и сама за прикосновениями этими играющими потянулась, а уж потом он отстраниться не дал. И вроде под подол не лезет, грудь не жамкает, поглаживает только когтями вдоль позвоночника, а кажется, что достал ее до самого нутра... - Так имя-то мне скажешь, наконец? – шепчет. И она еле слышно ему сквозь дыхание, что никак не успокоить: - Марьяна. *** На следующий день снова в путь двинулись, только теперь царевич пешком шел, а ворон за ним с ветки на ветку перелетал или высоко в небе кружил, а как Иван останавливался отдохнуть да перекусить, вниз к нему слетал. Только после обеда ворон совсем пропал, и царевич заскучал - привык уже к пернатому спутнику. Вот уж на ночлег Иван остановился и перекус разложил в надежде, что пернатый нахлебник появится, но того все нет, а царевичу сухари с солониной в одиночку в глотку не лезут. Сидит он у костра, Марьяшу свою вспоминает, да только все нет-нет да и посмотрит с беспокойством на небо. И тут захлопали тяжело крылья, встрепенулся радостно царевич – вернулся ворон и мяса свежего кусок в лапах притащил. - Вернулся! Я рад. Уж думал, что ты совсем улетел. - Да как же я тебя, бестолкового такого, одного тут брошу? Ты так и до Кощеевой смерти не дойдешь, не то что до замка. Не стал царевич обижаться на ворчливого ворона, хотел было мясо пожарить на костре, да припомнил, как тот давеча «лакомый кусок» по привычке присматривал. - Оленина это! – каркнул ворон, словно мысли прочитал, и головой покачал - мол, еще и с голоду без меня помрешь. Царевич улыбнулся смущенно и мясо-таки зажарил. Вроде и правда оленина, впрочем, человечину-то он и не пробовал… до сих пор по крайней мере. - Расскажи мне, что за место мы ищем, - попросил ворон, - а то ты так до скончания веков бродить по лесу будешь. - Черная гора, словно змиев зуб посреди леса торчит, на ней дуб вековой растет, - повторил Иван слова Бабы-Яги. - Видел я сегодня эту гору, - кивнул ворон. - Завтра уж дойдем. А сейчас спать давай. Лег Иван спать на мягкий мох под елку и снилось ему, что ворон его сделался большим-большим и в лапах его над лесом несет, хлопают крылья черные, бьет ветер в лицо… Да проснулся Иван под той же елкой… или не той? Вроде ж вон тех черных поганок и тех мухоморов вчера не было? Али выросли за ночь? Али он устал вчера так, что не заметил? Выбрался он из-под елки, вот и кострище вчерашнее. Ворон на ветке еловой сидит, каркает приветственно. - И тебе доброго утра, Ворон Воронович, - кивнул царевич. - Давай что ли завтракать и в путь! Идут они и вроде Иван прямо идет, а ворон все время ему каркает, что тот левее опять взял и сейчас на круг уйдет и велит правее заворачивать. А потом вроде вправо слишком, опять кругом сейчас гору заветную обходить будет и левее надо. Царевич слушается мудрую птицу, и ворон не подвел, вышли они к вечеру к горе черной - что за диво, стоит посреди леса словно зуб чудища холм высокий каменный, да камни-то гладкие, черные, блестящие. И солнце закатное на них блики кровавые, зловещие кидает. Или то курган из камней кто натаскал? На вершине и правда дерево растет могучее. Только как забраться туда? Царевич вроде примерился, да ворон говорит ему: - Подожди, Иван, утро вечера мудренее, ты сначала выспись, отдохни, а утром с новыми силами. И то верно, еще ночь Иван в лесу проспал. Утром мешок да меч поудобнее за спину приладил и начал карабкаться на холм, уж до чего тот крутой, что не выпрямишься, руками-ногами цепляться надо, да и то все время соскользнуть норовят. Устал царевич, умаялся, пот глаза заливает, руки-ноги трясутся, а до вершины еще далеко. Слетел к нему ворон, пот со лба крылом вытер, водой с клюва напоил словно птенца. Да вода, видать, не простая, сладкая какая-то и сил сразу прибавилось и руки-ноги дрожать перестали. Полез Иван-царевич дальше и только силы его оставлять начнут, как ворон его снова с клюва волшебной водой поит. Так Иван и добрался, а на вершине там площадка плоская, а на ей дерево растет - есть где присесть, передохнуть. Вот Иван и сидит, отдышаться пытается. И ворон рядом с ним. - Спасибо тебе, Ворон Воронович. Что б я без тебя делал? - Вот и я думаю. Иван улыбнулся и ворона по перьям потрепал. - Ладно, давай смерть Кощееву искать. Обошел Иван вокруг дуба - нет сундука. Закручинился Иван, сел и голову повесил. - Ты чего? Не на ту гору что ли забрались? - ворон его крылом осторожно тронул. - Баба-Яга сказала, под дубом ларец должен быть. А нет его! То ли обманула, то ли Кощей его уже забрал. - Так то под дубом! Копать надо! А ты думаешь, Кощей так просто тебе ларчик со своей смертью под дуб что ли бросит? - А и то верно! - вскочил на ноги царевич. - Чем копать-то будешь? - спросил ворон. - Копать... копать-то я не подумал чем... - Да, думать - не твоя сильная сторона, а ты точно Иван, который царевич? - бурчит себе тихо ворон, да клюв лапой ковыряет. - Может, мечом? - достал Иван-царевич меч, попытался им камень черный копнуть, да где там, только зазубрины на острие оставил. - Что ж делать-то?! Ворон, миленький, выручай! - взмолился царевич. - А что я могу-то с клювом да крыльями? Ну да помогу, чем смогу. Не кручинься, добрый молодец. Взлетел ворон на ветку, да как кинется с нее оземь, а поднялся с земли уже воин в черных доспехах, а плащ черный за спиной, словно крылья вороновы развевается. Сам высок и худ, так что щеки ввалились и тени глубокие под глазами залегли, нос хищный, скулы торчат, кожа пепельно-серая, а волосы седые, длинные, ниже плеч, но гладкие - волосок к волоску, так что и не поймешь молод он, али стар. Пока Иван его оторопело рассматривал, Ворон напротив стоял, не шелохнувшись, и только настороженно глядя в ответ. А и глаза-то у него необычные, белые все и только яркими точками зрачки черные пронзительно смотрят. - Так ты в человека обращаться умеешь? - наконец, обрел дар речи Иван, - Или... ты напротив человек, что в птицу перевертывается?... Или не человек... - добавил царевич, под немигающим взглядом Ворона. - А это, Ваня, как тебе больше нравится, - сказал он и протянул орудие диковинное, не то молот заостренный, не то топор на длинной рукоятке. Но таким гору долбить сподручнее, чем мечом-то. Один, значит, Ивану протягивает, а у самого еще такой же для себя, - Это кирка, специально, чтоб вот гору такую пробить. - А ты эти штуки где взял вообще? - царевич озадаченно покрутил в руках доставшееся ему орудие. - Сорока на хвосте принесла. Не задавай глупых вопросов, Ваня, а давай копай! А то Кощей счас почует, что мы к его смертушке подбираемся, прилетит и накостыляет нам обоим по шее, чтобы не совались, куда не следует. - И то верно, - согласился Иван, поплевал на ладони, взял кирку да и ударил ею со всей силушкой молодецкою, только крошка каменная во все стороны полетела. Ворон тоже размахнулся и кирку свою рядом вогнал и вниз по склону булыжники покатились. Царевич нахмурился и бросил косой взгляд на сотоварища по раскопкам - тощий, как жердь, а силища! Вдвоем они быстро управлялись, ширилась дыра под дубом, углублялась, да вдруг слышит Иван, шум с неба приближается. Выпрямился он, глянул на небо, вроде черная туча летит. И Ворон тоже рядом стоит, в небо с тревогой вглядывается. - Ты видишь, что там? - спросил царевич. - Вижу, - и меч достал, будто из-за плеча, только где он там помещался - такой огромный? Иван такого огромного меча и не видывал никогда, даже у самых здоровых богатырей. Ворон мечом на пробу в воздухе крутанул, плечи разминая - широкие, даром, что вроде тощий - или то доспех такой широкий, в котором воин закован был? Диковинный доспех, не поймешь из чего, черный, блестящий, но гибкий вроде, из пластин весь... может, перья у него такие волшебные - ворон ведь. Иван кирку отложил, и свой меч достал, сжал его покрепче. - А что это? Кто это? - нарастающий шум уже приходилось перекрикивать. - Аспиды это, отродья змиевы! Становись ко мне за спину, да смотри спину им не открывай. Спина к спине биться будем. Ворон встал ниже по склону и все равно оказался выше, чем царевич на полголовы. Захлопали крылья над головой, завизжали, заверещали твари и словно снег чудовищный стали на камни черные осыпаться, встречаясь с мечами. Туча их целая, все небо заслонили. А Ворон мечом своим крутит, так что воздух гудит, а твари на куски разлетаются, Ивану и достается-то аспидов не так много, но они и правда все норовят со спины Ворона достать, да царевич тоже не промах. Бились-бились и редеть туча стала, уже только с дюжину их над головами вьются, вопят, клювы широко разевая, шеями длинными выгибаются, достать напоследок хотят, да только Ворон с царевичем им всем шеи-то и поперерубали. - Все! - выдохнул Иван, меч опуская. - Все, - кивнул Ворон и под дуб присел, к могучему стволу спиной прислонился, - Иван, у тебя вода есть? - спросил устало. - Есть, - Иван рядом присел, баклажку свою походную из петли поясной выпутал, сам отхлебнул глоток, а остальное товарищу отдал - тот припал жадно, все до капли выпил. - Извини, я сейчас еще за водой слетаю и поесть нам притащу, только передохну чуток. Иван только устало кивнул, глядя, как усеянные обрубками крыльев, шей, голов, лап камни впитывают черную кровь и сами эти останки, стремительно рассыпавшиеся в прах. Царевич подумал, что, может, потому эти камни такие черные, что не первый раз тут побоище такое случается... Только не будь с ним Ворона, поди и красным в этот раз камни бы обагрились. - Ты славный воин и очень хороший товарищ, - сказал Иван, повернувшись к Ворону. Тот сидел, запрокинув голову и с закрытыми глазами, но на слова царевича глаза приоткрыл и улыбнулся. - Благодарю на добром слове, - отозвался и поднялся на ноги, легко, будто и не махал мечом только что несколько часов кряду, - Подожди, покормлю тебя сейчас, герой! - и пальцами в черной перчатке царевичу кудри его золотые взлохматил, а потом от камней каблуками оттолкнулся и прыгнул со скалы, так что Иван чуть не вскрикнул, но в небо уже черная птица знакомая взвилась. Да вернулся он скоро, принес вина, да снеди всякой - хлеба свежего, сыра, мяса жареного, еще горячего. Попировали они с царевичем на славу и кое-как стали на ночлег устраиваться. - Дозор ведь надо выставить, вдруг опять аспиды прилетят, - зевая, пробормотал царевич. Хоть тут под дубом на узкой каменной площадке и нельзя было устроиться спать, как следует, но после подъема, раскопок и битвы с тварями, в сон клонило неимоверно. - Спи уж, я об этом позабочусь, - сказал Ворон и голову царевича к себе на плечо толкнул, на мягком плаще поверх доспеха пристроил, - Ни одному волоску с твоей головы упасть не дам, - но царевич его уже наверное не слышал. *** Проснулся царевич и не поймет еще, глаза не продрав, где он - умаялся вчера после битвы-то, да и прочих приключений. Лежит он не то что бы удобно - камень вон под боком твердый, правда, между камнем и боком царевичевым еще плащ имеется - и не его собственный, что странно, а собственным он поверх укрыт... а голова его... на чем-то лежит... помягче, чем камень, но каком-то упругом, но... костлявом? И в волосах что-то до мурашек приятное, как будто... Иван вскочил, неуклюже встав на четвереньки, и будто когти его по затылку случайно чиркнули. Ворон спал, прислонившись спиной к дубу. И доспехи с него сползли словно, оставив крупные черные не то чешуйки, не то перья кованые лишь на плечах и груди. Царевич смущенно моргнул - это что же, он у Ворона на коленях тут разлегся? Нестерпимо захотелось узнать, есть ли у него на руке в человеческом обличье когти. Царевич потянулся заглянуть к нему за бедро, куда безвольно упала рука Ворона, когда вдруг услышал: - Доброе утро, Ванюша. Иван вздрогнул и отпрянул, сев на зад. Ворон приоткрыл один глаз - белый с ярким зрачком и хитрый такой - и ухмыльнулся. - Доброе, - отозвался царевич, чувствуя, что неведомо от чего, на щеки жар наползает. Ворон и второй глаз открыл, потянулся и его словно тьма окутала, поползли диковинные перья, руки в крылья превращая. - Я за завтраком, каррр! - и взлетел прям из-под дуба. Иван смущенно зарылся пятерней в кудри свои и тут же отдернул руку, нахмурился, что-то смутно припоминая, но помотал головой и решил, что... ну мало ли кто как во сне куда сползает. Ворон вернулся и принес свежего хлеба, сыра и сала, да кувшин холодного травяного отвара. Царевич опять проморгал, как он это все в когтях птичьих умудряется притащить. Поели они, и царевич заметил, что Ворон перчаток своих черных так и не снял, а потом уж не до этого стало - с новыми силами гору разбивать принялись, долго ли, коротко ли, до ларца железного докопались. Иван обрадовался, когда ручка кованая из-под камня показалась, схватился было, да рановато, еще киркой надо поработать, ларец весь из породы выруби... - Пусти-ка, - Ворон нетерпеливо оттолкнул его кирку, схватился за ручку и легко, как из песка, выдернул ларец. Поставил перед Иваном и задумчиво посмотрел на замок. - Эх, тут ключ нужен, - почесал в затылке царевич, - а про ключ-то Яга ничего не говорила... или я не дослушал, - виновато закончил он, буйну голову повесив. - Ага, - согласился Ворон и шарахнул киркой по замку, тот с искрами и противным звоном отлетел прочь. - Ну или так, да, - одобрил царевич. И тут крышка распахнулась, а оттуда выскочил стремительный серый комок и понесся вниз по склону. - Это что еще за хр... карррр! - воскликнул Ворон, на лету оборачиваясь, кинулся уже черной крылатой тенью за убегающим зайцем, скогтил его и бросил бездыханного у ног царевича. - Что за хрень?! - закончил уже в человеческом обличье Ворон. - В том ларце заяц, - процитировал Иван. - То есть ты знал, что там такая хрень и ворон тут считал? А ну да... что тут считать-то! Ворон есть, ума не надо. Надеюсь, больше там внезапностей не припрятано? - Там утка. - Что? - В зайце утка. - В зайце?! - Ворон посмотрел на него, как на умалишенного. - Да, так баба Яга сказала. В том ларце заяц, в зайце - утка. - А дальше? Что она еще сказала? В утке кто? Лягушка? В лягушке жук. В жуке червяк... - В утке яйцо. - Так, это уже разумнее. А в яйце что? - Смерть Кощеева. - Вот прям как птенчик сидит и ждет, когда вылупится... Или что, смерть Кощеева - это утенок, что ли? - Нет, там игла в яйце, а на конце той иглы - смерть Кощеева. - Ясно, давай, вскрывай, - он протянул Ивану острый кривой нож. Иван взял и с неприятным чувством приставил к заячьему животу. Что-то, когда это все баба Яга говорила, это не звучало так нелепо, а сейчас... Что если его вообще Яга обманула? На его запястье вдруг легли очень твердые пальцы в черной перчатке: - Ваня, ты помнишь, да? Там утка. Сосредоточься. - Да, - Ворон отпустил его, и Иван сделал решительный надрез. Нож оказался невероятно острым, словно он не плоть резал, а лист лопуха. Заяц разошелся чуть ли не на две половины и из него прямо в лицо царевичу выпорхнула утка, отчаянно молотя крыльями. Иван отшатнулся, а проклятая птица ринулась в небо, истошно крякая, еще и нагадив ему на сапог. - Ваня, твою же... каррр! - Ворон снова обернулся и понесся на перехват утке. Догнал и притащил уже со свернутой шеей. - Спасибо, - царевич виновато улыбнулся, разрезал утку уже бережней, но яйцо все равно как-то неожиданно выкатилось, выскользнуло из рук и поскакало по камням вниз. Ворон уже даже не ругался, бросил красноречивый взгляд и метнулся ловить, поймал, даже обличья не сменив, но двигаясь с явно нечеловеческой скоростью и гибкостью. - Держи. Крепче держи, - добавил он сквозь зубы. - Ты прям у нас не Иван-дурак, а Иван-без-рук! - Я и не Иван-дурак, а Иван-царевич, - обиженно буркнул царевич. - Ага, оно и видно, что царевич, только безрукий. Иван взял яйцо и ударил им по камню, раздался звонкий такой звук, но яйцо от камня только отскочило. - Может, ты? - он протянул яйцо Ворону. - Ну уж нет, хоть что-то ты должен сам сделать! Иван размахнулся получше и со всей злости и обиды снова ударил яйцом оземь, на этот раз попал на корень дуба и яйцо раскололось, осколки развалились, а царевич напоролся на иглу боком ладони - между большим и указательным пальцем. - Уууу, леший!!! - взвыл он и дрожащей левой рукой попытался вытащить иглу. - О, демоны! Дай сюда! - Ворон схватил его ладонь и одним коротким быстрым движением выдернул иглу, а к ране припал губами и стал высасывать кровь из ранки. Иван только потрясенно таращился на его серебристый затылок, склоненный над его рукой и испытывал очень неоднозначные ощущения, но ладонь отобрать боялся. - И что теперь будет? - с ужасом спросил он, когда Ворон наконец выпрямился, и сплюнул кровь, однако на лице не было ни тени отвращения... царевичу на миг показалось, что даже наоборот. - Да ничего. Ты же не Кощей, - он снова склонился к руке царевича и начал зализывать ранку. - Кстати, о Кощее, что-то он к нам так и не прилетел, - сказал царевич, чтобы хоть что-нибудь сказать, уж больно это все странно как-то. - А ты за него уже волнуешься, да? Вдруг по дороге к нам что-то случилось? Или сердце у старика не выдержало еще на этапе разбития яйца? - Да ну тебя! - Иван наконец вырвал руку. - Ты чего развеселился-то так? Игла-то где? Ее ж наверное сломать надо. - Сломать? Единственное оружие, которое может убить бессмертного нелюдя? Умно-умно, ничего не скажешь. А ты точно Иван-царевич? Али, может, там все-таки другое слово вторым должно идти? - Ладно-ладно, угомонись уже. Как его убивать-то этой иглой? - Пока не знаю, - Ворон задумчиво потер подбородок, - но Яга конечно затейница. - Слушай, отдай-ка мне иголку, - Иван протянул проколотую ладонь, на которой стараниями Ворона только маленькая красная точка и осталась. - Не стоит, Ванечка-предположительно-царевич, не стоит. Еще опять поранишься, - он широко улыбнулся и облизнулся. - А ну отдай иглу! - Иван выхватил меч и приставил к груди Ворона, тот только продолжал улыбаться. - А то что? - Я... я тебя... я тебя зарублю! - царевич переместил меч поточнее, ближе к сердцу... ну как ему представлялось. Ворон выпрямился и только с усмешкой спокойно наблюдал за его действиями. - Бесполезно, Вань, я ж Бессмертный, - он обезоруживающе улыбнулся и развел руками. - Теперь вон уж точно, без всяких условий, - и кивнул на скорлупки от яйца.