Как скажешь

В подобном состоянии люди не просыпаются — люди воскресают, что по всем законам мироздания должно быть невозможно. И тем не менее Мадара был твердо уверен, что жив, хотя и не особо этому рад. При всем желании он бы не смог вспомнить сколько и что именно он пил. Пожалуй, данное состояние невозможно окупить вообще никакими удовольствиями. Отсюда вопрос: почему он все еще пьет? Он не был способен открыть глаза, сесть, потянуться — только лежать, ощущая, как вместе с ним просыпается боль. И не только в голове. Руки тяжелее свинца, позвоночник, казалось, вообще отсутствует напрочь, в горло словно насильственно запихнули колючий комок веток и палок, что мешал дышать и царапал кожу. «Доброе утро». Голова все же повернулась, а прищуренные веки пропустили часть изображения реальности. И, пожалуй… Это не то, к чему можно привыкнуть. Спящий рядом альфа, с безмятежно расслабленным лицом. Мадаре понадобилась еще почти минута, чтобы начать видеть ясно и не закрывать глаза в желании не то что уснуть, а просто сдохнуть к чертовой матери. Странно… Тут должен быть Намикадзе, который, воскреснув, ныл бы больше, чем требовало состояние находящегося под пытками смертника. Но нет. Это был Хаширама. Его рука все еще обнимала Мадару, грея больше, чем мягкое одеяло. Чем вчера закончился вечер? Мадара помнил, как они все вместе играли, помнил, как был уничтожен его костюм. О, он даже помнил, как встал на колени перед этим альфой, чтобы оставить ему грязное, но упоительно приятное воспоминание. Ха… Точно. Вчера ему сделали предложение. Без шуток. Без иронии. И он отказался. Это было правильным тогда, оставалось правильным и сейчас, но отчего-то воспоминание об этой сцене дополнило ужасное состояние горечью на языке. Мерзкая ситуация, как и вся его жизнь. Ладонь оперлась о простыни и, прикладывая титанические усилия, Мадара все же сел в кровати. Он не помнил, как они ехали домой, не помнил, как прошла эта ночь, возможно, он вырубился прямо в такси? Взгляд на собственные запястья… Вау. Это серьезно сделал ты? Синие полосы оплетали руки, кажется, это следы от зубов. В памяти расплывчатыми вспышками обрисовывались сцены, как Мадара, кажется, в слезах пытался выползти из-под этого тела, цепляясь пальцами за простыни, уже не имеющий возможности стонать. Тело этого омеги знало уже одного монстра в постели, что занимал первое место в рейтинге альф, больных на голову и повернутых на агрессивном сексе. Хаширама в этот концепт не вписывался. Совершенно. Но вся та физическая боль, что гуляла по телу, отнюдь не тонко намекала, что рейтинг пора бы пересмотреть. Что вчера Мадара говорил ему? Что нужно было делать, чтобы Хашираму настолько сорвало? Он не помнил. Совершенно. Взгляд рассеянно прошелся по комнате. Незнакомой комнате. Где они? Не похоже на номер отеля. Ответ на вопрос был очевидным, но упорно не хотел укладываться в голове. Хаширама привез его к себе домой, и, вероятно, сейчас Мадара, обнаженный и изувеченный, как шлюха из подворотни или сводящая с ума муза нездорового творца — не важно, сидит на супружеском ложе, где Хаширама исправно трахал свою женщину, ради которой отказался от всего в этой жизни. Забавно. Но вместе с тем и до одури тошно. Хотя, может это просто алкоголь пытается вывернуть желудок, а внутренние психологические ощущения тут ни при чем. Брови озадаченно соединились на переносице, когда Мадара предпринял попытку что-то сказать, дабы разбудить этого, записавшегося в звери, альфу. Однако с губ не сорвалось и звука. Вторая попытка закончилась глухим сдавленным кашлем. Теплые руки уложили Мадару обратно, а сухие после сна губы коснулись виска. — Полагаю, первые пять кругов Ада успешно обжиты? Мадара бы бросил что-то едкое, но, кажется, голос он действительно сорвал. Сука. — Воды? Легкий кивок головы в ответ. Лежа на подушке, Мадара наблюдал, как альфа выбирается из постели, будучи также абсолютно обнаженным. На шее фиолетовые пятна, лопатки и плечи разрисованы красными полосами уже запекшейся крови. Горячая была ночка, ничего не скажешь. Чувство обиды кольнуло где-то в груди. В первый их раз Хаширама был сдержаннее, насколько, что сейчас казалось, что этой ночью Мадара был с кем-то другим. Алкоголь стер почти все, только самую малость сохранив визуальный ряд. Ощущения, фразы, феромоны… Мадара не помнил ничего. Он не помнил, как этот альфа сходил по нему с ума. Нужно будет повторить. Если, конечно, Мадара вообще переживет сегодняшний день, потому что пока казалось, что на смертном одре примерно так себя и ощущаешь. Несколько глотков холодной воды действительно поправили ситуацию раза в два, не меньше. Какая-то таблетка, что обещала поработать над головной болью, и снова теплые объятия, намекающие, что нужно еще немного поспать. — Прости, — голос был пропитан улыбкой. Мадара уткнулся лбом в грудь Хашираме, снова прикрывая глаза. Ногти больно царапнули поясницу болтливого альфы. За такое не извиняются. За такое ждут благодарности, наивное ты создание. Губы Мадары коснулись горячей кожи Хаширамы. — Я люблю тебя… А вот это лишнее. Очередной спазм в горле. Но Мадара ничего не ответил бы на это, даже если бы голос был в полном порядке, а горло не саднило, как после обработки наждачкой. Не надо. Просто не надо. Прекрати это. Пожалуйста, прекрати. — Спи. Много есть праздников, которые проводить в одиночестве не хочется: день Рождения или тот же пресловутый День Святого Валентина. Казалось бы, никчемный праздник, но мысль о том, чтобы утащить кого-то (скорее всего конкретного, но не будем об этом) на свидание не дает покоя. Встречать Рождество одному, пожалуй, хуже всего. Особенно когда вокруг все сияет и сверкает, воздух пропитан ароматом пряностей, цитрусов и хвои. Вокруг все такие счастливые и святятся ярче, чем праздничные гирлянды. А все, что можешь себе позволить ты, так это выбирать, какой алкоголь попытается убить тебя сегодня. Минато не думал, что ему будет настолько херово. Вчера он не особо себя отравил, а потому утро было вполне добрым, но чем дольше он лежал в кровати, глядя на тонкую полоску света, проникающую сквозь тяжелые шторы, тем паршивее было на душе. Он точно знал, что Мадара сегодня не сразу оклемается, а когда придет в норму, новоиспеченный жених его никуда не отпустит. И, наверное, для Мадары так будет лучше. Он знал, что Кушина сегодня поедет домой, чтобы наслаждаться запеченной индейкой матери и рассказывать братьям о том, как круто прошел ее год. В голове отчаянно пронеслось еще несколько имен относительно близких людей, но правда в том, что никому он сегодня не нужен. И почему-то именно сегодня душа ныла, как пятнадцатилетняя девчонка. Обычный день. Обычный выходной. Возможно, вечером он все же навестит какой-нибудь бар и найдет кого-то, кто поможет ему отвлечься, а пока его лицо уткнулось в подушку. Пора признать: все дерьмовее некуда. И вряд ли может стать еще хуже, а как гласят цитаты великих, призванные успокаивать неудачников, вроде Минато: «Если ты на дне, остается только путь наверх». Скоро новый год, новые планы, новые проекты. В феврале и вовсе ожидается жара, с учетом запланированных мероприятий и отпуска Мадары. Будет не до того, чтобы жить в целом, а уж грустить из-за такой херни, как отсутствие компании в очередной придуманный людьми праздник — и подавно. Все в порядке. Давай, Намикадзе, вставай, оглашай начало новой жизни, из которой вычеркнуто несколько важных пунктов, но без которых можно двигаться дальше. Еще столько незавоеванных горизонтов. Вставай. Утренний душ, заказанный на дом завтрак, разбор почты. Все как всегда, все как обычно, ничего не меняется день изо дня, так с чего бы настроение поменялось? Входящее сообщение. «Доброе утро, Мистер Намикадзе. Вы можете говорить?». Сообщение от его секретаря, который вроде как сегодня тоже должен быть выходным. В офисе в принципе сегодня должно быть пусто, так зачем он ему понадобился в выходной день? Смахнув уведомление, Минато сразу же набрал Саске, зажав телефон между плечом и ухом, продолжая перебирать рубашки. И в какой момент поиск галстука превратился в уборку? — Ам… простите, что отвлекаю Вас в выходной. — Все в порядке. Я удивлен, что случилось? Пауза на несколько секунд, а после какой-то слишком уж тяжелый вздох для, казалось бы, праздничного дня. — Мне абсолютно не к кому с этим обратиться, поэтому… Мне нужны антибиотики и еще несколько лекарств, которые я не могу купить без рецепта. Минато замер, тупо уставившись перед собой. — Прости? — не понял он. — Это не для меня. Просто этот идиот все еще не разобрался с поликлиникой, а рабочая страховка больше не действительна и… в общем, у него очень высокая температура, он закатывает мне истерику, что никуда не поедет и никаких врачей не надо. Вы же знаете, каким он иногда бывает… Ему плохо. И виноваты в этом Вы. Все-таки купаться в декабре не лучшая идея, — горькая усмешка. — Я не могу его переубедить, поэтому мне просто нужны лекарства. Пожалуйста. Минато запустил пальцы в светлые волосы, не замечая, как болезненно они пережали пряди. Ну, прекрасно. Белый лист, что назван «новой жизнью» скомкан и отправлен в ближайшую мусорку. — Я… вызову к вам своего врача, не думаю, что ему нужно меня видеть. — Мистер Намикадзе, он не хочет слышать меня, я говорил ему про врача, но он заперся в комнате и сказал, чтобы я катился к черту, а если я вызову врача… Идиотское создание в своей непоколебимо идиотской принципиальности. Нет, разумеется, если его поставить перед фактом, едва ли он откажется от осмотра, но… — Скажи ему, что если не врач, то это буду я. Думаю, этот факт убедит. — Если я буду шантажировать его Вами, едва ли мы останемся родственниками. Просто… Не поймите меня неправильно, я хочу помочь ему, но мне на подработку через два часа, и… Это Ваша ответственность. Вы облажались, Вы его окунули в эту воду, и да, я — чертов предатель, но Вам нужно о нем позаботиться. Брови дрогнули. Что Саске делает? Настолько растрогался вчерашним признанием? Потому что если это не акт сводничества, то что? Какие-то причины, по которым Саске не может нормально обратиться к медикам, поэтому… — Хорошо. Я буду через полчаса. — Класс. — Какие лекарства нужны? — Я скину Вам сообщением. Спасибо. В груди словно снова надувался шар, который только вчера был успешно проколот иголкой. Беспокойство смешалось с теплым пониманием того, что он снова его увидит. Не прикоснется, если будет нужно, даже словом не обмолвится. Но все же увидит. Уже что-то. Пятнадцатилетняя девочка утерла красные глаза. Хах. Бред какой. Саске повесил трубку, после чего еще минуты три просто пялился в экран телефона с абсолютно пустой головой. Что он творит? Вдох. Выдох. Все внутри до сих пор дрожало от злости, обиды и страха. Возможно, он зря это делает. Возможно, он сейчас предает Итачи, но в голове не было больше ни одной идеи, как спасти это несчастное создание. Несколько часов назад Саске застал Итачи на кухне со страшным жаром — взмокшего и дрожащего, несущего какой-то абсолютный бред относительно врача. Мол, все в порядке, он не хочет видеть медиков, да и вообще с ним все нормально — просто простудился. И нет, Саске не собирался идти у него на поводу. Это глупое создание с суицидальными наклонностями давно доказало собственную психическую недееспособность к адекватным решениям, чтобы его мнение было принято всерьез. Черт знает, что дернуло Саске глянуть, что именно за таблетки есть у Итачи. Черт знает, какая именно часть его сознания решила, что это какие-то сомнительные лекарства. Может, паранойя, может, гиперопека. Но через какое-то время Саске сидел в подъезде и пытался прикурить дрожащей рукой, прокручивая на повторе слова друга, которому он позвонил, чтобы уточнить, не знает ли он этих лекарств. Знает. Гормонально-понижающие средства. Очень мощные. Те, что принимаются на последних фатальных стадиях, вытравляя из организма не только омежью сущность, но и жизнь в принципе. Что он делает? Почему он это делает? Почему Саске ничего об этом не знает? Пожалуй, это был один из самых тяжелых разговоров в его жизни. И словесное содержание — лишь часть этой психологической травмы. Больнее было видеть глаза Итачи, когда Саске пришел, сжимая в руках почти пустую баночку с лекарством. Они молчали несколько минут, а после Итачи устало выдохнул. — Я сейчас не принимаю их. — Почему? — выдохнул Саске. И вопрос этот был явно не к предыдущему высказыванию. Почему ты вообще их принимал? Почему никому не сказал об этом? Почему не сказал Саске? Как давно это происходит? Для чего это происходит? — Итачи… Бледные тонкие пальцы стянули волосы на висках, уходя замком за затылок. Итачи не смотрел в глаза Саске, гипнотизируя взглядом стол перед собой. И с ответом он не торопился. — Я давно принял это решение, Саске, и я не… — Сколько? — жестче, чем сам от себя ожидал, спросил Саске. Голос прошелся по низким нотам, опасно задрожав минусом, обнажая альфу в любимом несмышленом братце. — Восемь… примерно, — рассеянно пожал плечами Итачи, поднимая наконец на брата глаза. Без страха, но наполненные отчаянием и той болью, что он пронес через себя за черт знает сколько времени. Саске неровно выдохнул. Не так много. Он не спрашивал у Итачи конкретные цифры — еще с детства помнил, что его брат не из высокотональных, а значит скинул он совсем немного. Но почему-то мозг упорно подкидывал ему информацию о еще меньших числах, а эти капсулы не повышают тональность. Когда-то мама говорила, что Итачи вроде как нормальный, что его не ждут все те проблемы, что ожидают Саске как представителя высокой категории. Итачи не было рядом лет пять, но этот вопрос всегда лежал на поверхности. Они разные. Саске высокотональник, Итачи — нет. — А было? — спросил он, продолжая сверлить взглядом брата так, словно малейший шаг в сторону — и его ждет расстрел. — 7.0, — спокойно ответил Итачи. — Чт… — брови нахмурились. — Но разве… — Да, — Итачи медленно поднялся из-за стола, поправляя на себе халат, обнимая тонкие плечи руками. Знобило жутко, тошнило, голова кругом, но время для этого разговора пришло. — Я понижаю. Не для конкретных чисел, Саске. Я хочу уйти. И я уйду. От всего этого… — губы скривились, словно во рту оказалось что-то мерзкое на вкус. — Я не хочу и я больше не могу. — Сколько? — повторил вопрос Саске, пазлы в голове которого все никак не хотели собираться. А брат был все ближе. Горящие из-за температуры ладони коснулись лица младшего брата, а лоб прижался ко лбу. — Прости меня, Саске. Прошу тебя, прости меня. Не надо меня понимать. Это невозможно, я знаю. Я тысячи раз слышал о том, что это глупо, опасно, неправильно, смертельно и ужасно. Я слышал все самые страшные прогнозы врачей и просто случайных свидетелей. Нет ничего, чего бы я еще не слышал, не надо пытаться переубедить меня. Прости, что я не сказал тебе, что я не сказал об этом маме, — горячие губы коснулись щеки брата, а руки обняли вокруг напряженного тела. — Я много раз хотел, я столько раз готовился к этому разговору, но каждый раз я понимал, насколько больно тебе будет. Готов я к этому или нет, я просто откладывал этот разговор до лучших времен, а они, надо же, не наступили. Саске… Прости меня. Это все рвало и царапало сердце изнутри, и, кажется, где-то под веком уже щипали слезы, пока губы немели от злости. Но причины, почему Саске не в курсе, можно оставить на потом. — Сколько? — беззвучно повторил Саске вновь. — 9.7. С этим выдохом из Саске ушли как минимум десять лет жизни, забрав с собой изнутри добрую часть органов. В глазах потемнело, и, кажется, даже опорно-двигательная система пожелала дать сбой, потому что ног своих Саске не ощущал, чудо, как стоял вообще. Взгляд рассеялся между частичками воздуха. — Так… ты в бету? — несколько раз сморгнул это наваждение Саске. Объятия стали крепче. — Мне это нужно. — Давно? — Пятый год пошел, — голос Итачи звучал все мягче и нежнее. — Это не травма, не разочарование, я живу с этим столько, сколько помню себя, Саске. И не было ни одного дня, свободного от этих мыслей. Это не болезнь, не мания, это не желание, не мечта. Это необходимость. Посмотри на меня. Прошу тебя, не делай еще хуже, я давно принял это решение и я не стану сомневаться, насколько бы виноватым себя не ощущал сейчас. Я знаю, что это жестоко по отношению к вам, я знаю, что это опасно, я знаю абсолютно все, что касается этого вопроса. Я как минимум пил вчера с Орочимару, — усмехнулся Итачи. Не очень вышло. — Но я только этим сейчас и живу. Представь, насколько для меня это важно, если я отказался от редакции ради этого, насколько важно, если я готов принять ваш отказ от меня. Это физически больно. Три миллиона мыслей, одна кричит громче другой. Это вредно, это опасно, это смертельно. Нет, не надо, Итачи, брось, что случилось? Подожди, нет, остановись на секунду, пожалуйста, пусть весь мир остановится, потому что Саске нужно было подумать, а не принимать решение здесь и сейчас. Словно было что принимать, словно у него есть хоть какой-то выбор. Как же холодно внутри, оказывается, паника все же по температуре явно ниже нуля. Что-то внутри не выдержало, и Саске сгреб брата в ответные объятия, утыкаясь лицом в его плечо, поражаясь тому, насколько он все же хрупкое создание. — Ты тупое идиотское существо, — кажется, это был всхлип. — Я никогда от тебя не откажусь. Но это… это просто… — Я знаю, — ладонь провела по колючим волосам. — Но этого уже не изменить. Меня не изменить, Саске. Прости за то, что я такой, но так было всегда. — Я убью тебя, чтобы ты не мучился, — пообещал Саске, а после отклонил голову, пытаясь проморгать подступившие слезы. — Я не мучаюсь. — Брось… Не ври мне. Пожалуйста, только не ври мне больше, — очень резкий вздох. Саске не хватало воздуха. С каждой секундой он все больше понимал, что происходит и чем это все закончится. Сколько боли хранится в этой тайне, и как давно это все происходит. И как же чертовски обидно, что Саске, получается, ничего не знает об Итачи. Сколько решений в его жизни были связаны с этим? — Ты бросил редакцию из-за этого? Потому что Намикадзе…? — Из-за него я пришел туда, из-за него же и ухожу. Иронично. Но да, дело не в том, что он нахальный ублюдок, позволяющий себе лишнего. А в том, что он альфа. А я омега, которому «посчастливилось» стать объектом его внимания, — покачал головой Итачи. Ладонь легла на горло, тошнота слишком подступила к горлу. — Он не знает же, да? Легкий отрицательный кивок головой. Если бы он знал, это было бы самой большой катастрофой. — Я… — он не успел договорить, оборот на пятках и к уборной. Саске проследил за удаляющимся братом, ощущая полную пустоту внутри. Такого подарка на рождество он точно не ожидал. Вдох. Кажется, причина, почему Итачи нельзя врача, стала предельно очевидной. И то живое и родное, что было затронуто всеми его словами вступило в страшную конфронтацию с желанием не потерять любимого человека. Что с этим делать? Саске не сможет не сделать ничего. У Итачи подскочила тональность, потому что Минато был рядом. Альфа. Его истинный. Что любит его, если верить всему, что вчера было озвучено. И пусть можно еще долго перечислять причины, почему это точно не так, копаться в отрицательных качествах Минато, вспоминать все те ужасные вещи, что он сделал, увеличивать ставки относительно того, что это спортивный интерес… Сейчас Саске не видел иного спасения. Кушина была права — Итачи тянуло к Минато, и его детский восторг никуда не делся, и он все еще держит эти чувства глубоко под сердцем, а причина всего этого уродства, что появилась в их отношениях, теперь кристально ясна. А можно ли починить что-то, не сломав? Саске крутил все это в своей голове еще долго, пока Итачи спал рядом на матрасе, окруженный собаками. Ему нужна помощь. И Саске ничего бы не стоило отказаться от чертовой подработки, ничего не бы не стоило послать Итачи к черту и вызвать скорую. Но… А если сработает? Несмотря на то, что все интересы Минато лежали в очевидной плоскости, его план был предельно прост и состоял из одного пункта. Вручить Саске этот бумажный пакет с лекарствами, которые были выписаны Карин одним телефонным звонком. В голове тысячи «за» и «против», да там целые трибуны, ведущие дебаты. Однако одно из мнений, что прощалось вчера с Итачи и искренне приняло всю ответственность за содеянное, все же пока держало верх. Да, точка получилась не совсем твердой, да, Минато хотелось бы его увидеть, да, одно только понимание, что они попрощались, уже давило своим «соскучился», не важно, что виделись они вчера. Но это все откровенно эгоистичное, а на своем эгоизме Намикадзе порушил все то крохотное и трепетное, что вообще когда-либо между ними было. Хватит. А потому звонок в дверь. Стоило Саске ее распахнуть, как Минато протянул руку со всеми перечисленными лекарствами. — Быстро Вы… — Держи меня в курсе. С Рождеством, — улыбнулся Минато. — И я думаю, ты можешь не появляться в офисе, пока он не поправится. — Мистер Намикадзе, — Саске сделал шаг вперед, прикрывая дверь за своей спиной, стоило Минато лишь немного отступить, давая понять, что он сейчас уйдет. — Я… Дело в том, что… Взгляд в пол, Минато терпеливо вздохнул, сложив руки на груди. — Могу я попросить Вас задержаться здесь хотя бы на полчасика? — Зачем? — Мне нужно выгулять Люца и Сатана, потом я дождусь, когда ему полегчает и… сегодня у меня подработка, поэтому мне придется оставить его. — Ага, — Минато вскинул бровь, складывая руки на груди. — Саске, в нашем с ним случае… — Оставьте свои терки хотя бы сегодня, — в голосе прозвучало обвинение, а глаза порицающе прищурились. — Ему плохо. Он едва передвигается сейчас, и я правда за него опасаюсь. — Саске, не надо давить на мое чувство вины, — покачал головой Минато. — Без проблем. Я могу погулять с собаками, я с ними знаком — посвящение лицом в асфальт уже проходил. А что касается твоей подработки, что ж, если я во всем виноват, отказывайся от нее, я оплачу твою… — Я не могу. — Я не буду спрашивать. Твой счет у меня имеется, а оставаться с братом или нет — уже вопрос твоих прихотей, а не финансовой необходимости. Я оплачу ему лечение и любые лекарства, но я не хочу видеть его. — Вернее, Вы не хотите, чтобы он видел Вас, — поправил Саске, понимающе кивнув. — Я не могу отказаться от своей подработки не из чувства гордости или нежелания брать Ваши деньги, а потому что обещал, и люди рассчитывают на меня. — Мне нанять сиделку? — в голосе промелькнуло ощутимое раздражение. Саске закатил глаза. А ему казалось, что план проще некуда, но тут две чертовски строптивые и принципиальные стороны. — Нет, — покачал головой Саске. — Если Вы погуляете с собаками, я буду Вам благодарен. Под тихий хлопок двери Минато закатил глаза. Что, мать его, происходит. Он искренне старается поступить правильно, а по итогу снова мудак в чьих-то глазах. Где потерялась эта чертова инструкция о том, как быть хорошим человеком. Минато перехватил ручку двери, проходя внутрь квартиры. Нормально уже в любом случае не будет, его задача проста — не допустить фатального. Квартирка у Итачи была совсем скромная, самую малость зонированная студия, а потому всегда пары шагов было достаточно, чтобы увидеть на матрасе, что служил омеге спальным местом, укутанного в одеяло Итачи. Постельное белье черное, а от того контраст с серо-белой кожей делал ситуацию еще хуже. Итачи спал, судя по дыханию, не совсем спокойно — оно сиплое, потому что в легких что-то лишнее, а может и сны далеко отличные от хороших. Саске, сидевший на коленях рядом, погладил брата по плечу. — Хе-ей, Итачи, — мягко позвал он, склоняясь ближе. — Лекарства приехали, выпей это, пожалуйста, и спи дальше, хорошо? Итачи. Черные ресницы дрогнули, и первое, что поймали в фокус, это высокого мужчину, которого не должно быть в этой гостиной, вернее, прихожей… да не важно, в этой квартире. Итачи прикрыл глаза снова, открывая их повторно более осознанно, но это не мираж, и никуда альфа не испарился. Саске обернулся, глянув на Минато и обратно на Итачи, уже готовясь подбирать слова извинения. Однако вместо вопроса старшего брата, кстати, весьма ожидаемого вопроса, послышался кашель. Итачи все же сел, приложив руку ко рту, пытаясь прочистить горло. — Зачем? — спросил он едва слышно. — Потому что ты не хотел врачей, а то, что поставит тебя на ноги, я своими силами не раздобуду. Взгляд черных глаз, коснувшийся Минато, был осторожным, полным опаски и вместе с тем благодарным. — Чаю? — спросил Итачи, так как даже температура 39.4 все еще не сожгла его воспитание. Да и разошлись вроде как на хорошей ноте. И здесь он, потому что Саске идиот, а не потому что не может избавиться от привычки преследовать. — Помнится, в этом доме не хранится ничего, кроме Эрл Грея, — усмехнулся Минато. — Теперь хранится, — пожал плечами Итачи, позволив себе легкую полуулыбку. — Саске, поставишь чайник? — Не нужно, — попросил Минато. — Отдыхай, отвлекаться на незваных гостей сейчас точно не лучшая идея. Итачи закинулся протянутыми таблетками, даже не подумав о том, что понятия не имеет, что пьет. Антибиотики? Херово, если так. Лучше бы просто жаропонижающие. Нельзя мешать его препараты с этой убойной химией. Однако… его запасы на исходе, а обновить он ничего не смог, Ооноке не выписал ему новую упаковку. А значит рано или поздно ему пришлось бы отказаться от лекарств. — Если незваные гости уже здесь, — качнул он головой, — то… — Они уже уходят, как только заберут твоих детей, — ответил Минато, опускаясь на корточки, глядя в глаза созданиям, что уже наклонили свои головы, идентифицируя Минато как знакомого человека. — Гулять? — Может, все же, лучше чаю? — поднялся на ноги Саске. — А я пока побегаю с ними. В конце концов, Вы и так очень помогли, мне как-то неудобно, что эту работу на себя берете Вы. До Итачи словно только сейчас дошло, что Минато собрался выгуливать его детей. Какого черта происходит, Саске? Итачи спал часа два, не больше. Что за это время успело перевернуться в этом мире? Легкий флер естественного человеческого отупения лег на уставшее бледное лицо. А что происходит? Минато в этот момент был озадачен ровно тем же самым вопросом. Вроде же договорились обо всем. Любопытно, является ли это формой наивности, или все же часть какого-то сомнительного плана. Гипотеза выстроилась в голове моментально, а в основу ее лег вчерашний разговор. О, Саске, брось, не надо. Тот же, осознав, что находится под обстрелом двух не особо легких взглядов, оперативно направился обуваться. — Мы не долго, малышам придется немножко свыкнуться с мыслью, что двухчасовые прогулки временно приостановлены. В уборную и обратно в тепло, да, малыши? А ну быстрее, пока не передумал, — Саске остановился у выхода. — Кстати, Вы будете сегодня отмечать с Мистером Учиха? Минато со скрипом развернул голову на Саске. Неприятно. — Я не думаю, что тебя это касается. — Конечно, нет, — невинно пожал плечами Саске. — Как-то много людей, что остались в этот день в одиночестве. Это уже было лишним, настолько, насколько возможно. Эта брошенная фраза обнажила все намерения Саске, причем для обоих, и как только он скрылся за дверью вместе с собаками, в квартире повисла тишина. — Мне показалось, или… — Нет, не показалось, — Итачи все еще озадаченно пилил взглядом дверь. — Я не знаю, что его покусало. — Беспокойство, я полагаю, — покачал головой Минато. — Он минут пять уговаривал меня побыть здесь, пока он отлучится. Что, судя по всему, лишенная смысла просьба. Выглядишь соображающим и способным налить себе воды. Итачи упал обратно на постель, прикрыв глаза и тихо простонав. — В сиделке не нуждаюсь, — честно признался он. — Но спасибо за беспокойство. — Насколько я знаю, у Саске сейчас крайне загруженная неделя, которую он готов полностью освободить ради тебя, но… — Я объясню ему, что в этом нет необходимости. Фонд защиты интересов младших братьев может быть спокоен. Я просто немного… — Итачи снова зашелся кашлем, отворачиваясь и утыкаясь лицом в подушку. Как только кашель поутих, гостю был показан уверенный палец вверх. — Позволь мне озвучить мысль до конца, — ласково попросил Минато. Итачи уронил руку обратно, притворяясь мертвым, что можно было интерпретировать как готовность слушать до конца. — Я не хочу навязывать тебе свое общество. Вчера я обещал тебе, что мы попрощаемся. И мое нахождение здесь сегодня не совсем моя инициатива. Мое слово все еще в силе, но позволь нам немного сместить дату, пока ты не встанешь на ноги твердо. Помнится, в первых числах января Саске хотел отпуск, чтобы уехать куда-то. И спорю, он уже в процессе отказа от своих планов. Небольшая пауза, Итачи все еще не подавал признаков жизни, и Минато решил продолжить мысль. — Мне не составит труда после работы прогуляться с твоими детьми час-другой, привезти тебе что-то из продуктов или требуемых лекарств. Я как минимум за рулем. А как только ты будешь в состоянии позаботиться о себе самостоятельно, я исчезну. Договорились? Тяжелый вздох в подушку, Итачи поднял голову — наэлектризованные волосы проявили свое недовольство. — Если я скажу нет? — поинтересовался Итачи. — Значит, — Минато отвел взгляд, стараясь не скрипеть зубами. — Значит это будет означать «нет». — Я в состоянии позаботиться о них и сейчас, — заверил Итачи. — Разве? — не поверил Минато. — Ты утомлен, измотан и болен. И все это по моей вине. Я не собираюсь надоедать тебе компанией и разговорами, я предлагаю тебе помощь в физически сложных для тебя действиях, не более того. Впрочем, если Саске справится с этой задачей лучше, то я не буду возражать. Итачи покосился в сторону кухни. Корм заканчивается. А Итачи обычно покупал упаковки как минимум по 15 кг, меньше брать смысла не особо много. Осторожный взгляд на Минато. Сегодня ведь праздник, а он сидит здесь, приехал со своими лекарствами, потому что Итачи плохо, вместо того, чтобы отмечать с близкими, коих у Минато достаточно. Легкий кивок головы. — Спасибо. Теплая улыбка в ответ, в которой от облегчения было больше, чем от радости. Словно это Минато нужно благодарить Итачи за это решение, а не наоборот. — Но не нужно торчать здесь каждый день, — предупредил Итачи. — Я… напишу, если мне будет нужна помощь, хорошо? — Будешь честным? — наклонил голову Минато. Тот самый жест, который был чисто его — такой легкий, светлый, даже милый в какой-то мере, словно немножко собачий, в хорошем понимании этого слова. Итачи закатил глаза. — Обернись, — попросил он. — Позади тебя на второй полке стоит черный пакетик. Минато поднялся с места в поисках искомого. Пакетик оказался подарочной упаковкой: черный, матовый, с плетеной ручкой. — Подать его? — Нет, — выдохнул Итачи, снова растягиваясь на постели. — С Рождеством. Минато изогнул бровь, попеременно сменяя фокус внимания с подарка на Итачи и обратно. Что… Когда? Их отношения в последнее время были настолько откровенно убогими, что Минато при всем желании не мог втиснуть в расписание из обид, злости и ненависти маленькое окно для теплого чувства, что сподвигает дарить подарки. Рука неуверенно потянулась к пакетику, внутри которого лежал такого же оттенка затянутый мешочек. Пальцы прощупали плотную, не очень тонкую линию, кажется, ремешка. Это… украшение? Недоверчивый взгляд в сторону Итачи. — Когда ты… Омега же прикрыл глаза, кажется, не имея ни малейшего желания отвечать на вопрос. Из мешочка в ладонь упал браслет. Но дело было не в нем самом, не в том, насколько он красивый, не в том, что он отлично вписывается в имидж Минато. Дело было в гравировке. «Let everything in life be as you say». Улыбка, что проступила на губы, не могла носить никакое определение, кроме ласковой. Шутка это была все это время или часть чего-то серьезного — это была часть их истории: косой, больной, но важной, и она останется важной и через десять лет. Минато отчетливо ощутил, как затягивается на шее петля всех пройденных за это время эмоций. И это все должно закончиться. Сейчас или завтра, через пару дней или даже щедро подаренную неделю. Это все. Должно. Закончиться. За что ты так со мной, Итачи? Объятия не уместны, а слова благодарности слишком просты для того, чтобы выразить хотя бы часть собственных мыслей. И, кажется, Минато простоял в тишине ни одну минуту, пока в голове прокручивалось все то, что пронеслось мимо за этот год, оставив яркие следы на памяти, чувствах и душе. — Спасибо, я… Итачи вновь дремал. Он неплохо делает вид, что все отлично, но, кажется, состояние его намного хуже, чем он пытается показать. От людей из головы избавляются не так, Минато. С ними не остаются, когда им плохо, да и памятные вещи от них не надеваются на руку с четким пониманием, что это что-то, что останется на нем на бесконечно долгое время, как часть самого себя. Что он тут делает? Зачем согласился остаться? Зачем вошел в этот дом? Повторно Итачи проснулся часов в семь утра: собаки мирно дремали рядом, а в доме не было и следа от чужого присутствия. В горле пересохло. Около матраса оказалась табуреточка с лекарствами и записками, выведенными с любовью рукой брата. Когда, что и в каком количестве принимать. Два экстренных номера телефона, и просьба хотя бы писать сообщения о том, что все в порядке. А все, правда, в порядке. Новый день. За окном, правда, еще темно, а в квартире жутко холодно, но все в порядке. И то, что минут через десять Итачи снова завернуло над унитазом в болезненных спазмах абсолютно пустого желудка — тоже нормально. И то, что кончики пальцев немеют, а руки не слушаются — нормально. Тело дрожит, потому что холодно просто. Отопление здесь ни к черту, но, наверное, градусник все же стоит найти. Когда болеешь — это нормально. Особенно, когда болеешь поверх хромающего организма, пытающегося сменить категорию, выжимающего из тебя последние соки. Одно захлестнуло другое. Но это нормально. Когда-то так уже было. Очень давно, курсе на третьем, он также сильно заболел, тогда он переходил в А-категорию, гуляя на пограничных баллах. Что, уже? Она уже здесь, да? Кажется, он ненавидел эту категорию больше всего на свете. Итачи кое-как дополз до кровати, проигнорировав любые таблетки, укутавшись с головой под одеяло. Хотелось сдохнуть. И это тоже нормально. Как и ожидалось — никаких сообщений Минато не получил на следующий день. Саске отписался, что погуляет с собаками. Да, наверное так лучше. Пальцы теребили браслет, пока Минато сидел в офисе, причем не в кабинете, а в одном из пустующих, как и большая часть, закуточке опен-спейса. В руках совершенно бездумно крутилась ручка, пока глаза пусто гуляли по строчкам текста на мониторе, даже не вчитываясь в их содержание. Это какой-то абсурд. Все, как скажешь. Он же не сорвется прямо сейчас к нему, просто потому что о чем-то переживает? Они договорились, да и он вроде как хотел придерживаться адекватной тактики поведения, где будет действительно оказывать помощь в соответствии с потребностями. Так с чего бы ему ехать просто так? Взгляд остановился на пластиковом корпусе ручки. Хн. Он не сделал ему ответный подарок на Рождество. А была одна вещь, которую Минато хотел бы ему подарить. И не в празднике дело, ведь это было актуально через неделю их знакомства, через месяц стало еще актуальнее, а сейчас это и вовсе самое естественное, что Минато обязан был сделать. Тем более, как человек, имеющий значимость в глазах Итачи, как кумир, может некогда, может до сих пор; как начальник, как наставник, как журналист. Это занятная традиция, известная по всему миру — дарить ручки в качестве признания. Особенные ручки, фирменные, иногда с гравировками, а порой и вовсе разукрашенные драгоценностями. Но суть не в их стоимости, а в том, какой посыл несет этот подарок. Минато свернул вордовский документ, переключаясь на один из сохраненных сайтов, откуда не единожды делал заказ. Ручка обязательно должна быть перьевой. Черной, подстать ее владельцу. Однако глаза выцепили полностью серебристый корпус, с тонкой черной каймой. Изящно, как его пальцы, что стучали по клавиатуре часами. Заказать. Снова ударяется в какое-то мальчишество с этими поводами увидеться, но почему бы нет, пока судьба не перекрыла последние пути их встреч? Пока у него эти поводы есть. Да, такие почти детские, но реальные, существующие. Входная дверь была не заперта. Минато все равно из вежливости постучал, однако ответа не было. Это страшное чувство. Толкнув входную дверь, он вошел в темную квартиру, сразу же слыша клацание когтей по паркету. Сперва по чувствительным рецепторам ударил тяжелый тон ладана, словно квартиру выкуривали от обитающей тут болезни. А после это все осело на коже, пробираясь под нее, выворачивая уже совершенно иным беспокойством. — Итачи? Ответа все еще нет. Стук сердца набирал обороты. Минато приблизился к матрасу, опускаясь на колени рядом. Итачи, свернутый под одеялом, закутанный, как младенец, спал… вроде бы. Пальцы прошлись по лицу в желании осторожно разбудить. Пальцы почти обожгло тем, насколько он был горячим. Черт возьми, это ни черта не нормально. Где эти чертовы таблетки? Не трогая верхний свет, Минато нашел освещение на кухоньке, что дало достаточно отсветов на спальную часть квартирки. Стакан воды, таблетки, бинты, прохладная вода. По истечению нескольких минут копошений, голова Итачи оказалась на коленях Минато, прохладный компресс на лбу, а таблетки уже всасывались в кровь, пока комнату стерилизовал концентрированный бергамот. Минато прислонился затылком к стене, глядя куда-то в потолок, игнорируя устроившихся рядом собак. Кажется, это будет непростой вечер, возможно, даже ночь, сейчас не особо важно. Итачи приоткрыл глаза, впервые за долгое время ощутив, что ему действительно лучше. Кажется, температура спала, за окном уже светало, тело не ныло и не капризничало, тошнота и вовсе испарилась, как дурное воспоминание. Только подушка жестковата. Повернув голову, омега замер. Это не подушка. Саске? Интуитивно он уже знал ответ на свой вопрос, но полностью удостоверился в этом только в момент, когда глаза поймали в фокус мирно спящее лицо мужчины, что так и уснул, сидя, прислонившись спиной к стене. Осторожный вдох. Как это вообще получилось? Люц подлез ближе, тыкаясь мордой в плечо Итачи, который зажмурился, прекрасно понимая, что столь активные движения разбудят Минато. — Как ты? — сипло спросил Минато, не поменяв положения ни на миллиметр, а только открыв глаза. — Немного удивлен, — признал Итачи, ужаснувшись тому, как звучит его голос. Который сегодня вообще день? Что было вчера? Саске приезжал, Итачи отчетливо это помнил, но, кажется, он просто наплел брату, что хочет спать, пока самого штормило от тошноты и температуры. Хороший актер. Впрочем, если повернуть голову немного влево, то это утверждение опровергается. — Намного лучше, — все же честно ответил Итачи. — Я не помню, как ты пришел. — Могу я узнать по какой причине мне не нужно звонить своему врачу и оформлять тебя в стационар прямо сейчас? — приподнял он брови, задавая вопрос пока весьма невинным тоном. — Потому что я не хочу, — спокойно ответил Итачи. — Я жутко не люблю больницы. Тяжелые воспоминания, что понесли за собой несколько психологических травм. Если честно, я панически боюсь иголок. Лучше скальпель, честно. Там пахнет ужасно… Мне не настолько плохо, чтобы оказываться там хотя бы ненадолго. Ну… возможно, вчера было, но сейчас я чувствую себя отлично, поэтому… — Голоден? Итачи осекся. Что? А. Гиперопека у него в крови, точно. — Нет. — Когда ты ел в последний раз? — Вчера, — честно соврал Итачи. Минато недоверчиво скосил брови, наклонившись ближе к бледному парню, чье лицо осунулось за эти пару дней, а цвет все еще не сильно отличался от мертвенно бледного. — Ты не пойдешь на поправку, если не будешь есть и пить лекарства, ради которых твой брат даже пошел на сделку со мной. — Сделку? — улыбнулся ему Итачи… какой-то неправильной улыбкой. Так, стоп, омега, усни обратно. — Это тебя не касается, — заговорщицки произнес Минато, поправив еще одну прядь волос, параллельно проверяя хотя бы на ощупь температуру. В рамках естественного, даже если выше нормы. — Вот как, — хмыкнул Итачи. — Ладно, спасибо за заботу, выход знаешь где. — Имей совесть, — посмеялся Минато, отлипая спиной от стены, разминая плечи. — Я голоден и планирую заказать что-нибудь. У тебя есть двадцать минут, чтобы решить, что готов употребить твой организм. Что угодно, привезут хоть из Тайваня. Но я не уйду, пока ты не поешь. — Меня постоянно тошнит, так что пожалей курьеров, — покачал головой Итачи. — О, я, кажется, нашел еще одно полезное применение себя. Я уже хвалился тем, насколько богатый у меня опыт держания чужих волос? — Мадара? — И Кушина. — Сильно, — признал Итачи, которому, как оказалось, чертовски уютно лежать именно на коленках, а не на подушке. — Но думаю, тут я справлюсь самостоятельно. Просто не вижу смысла переводить… — Если еда остается хотя бы ненадолго в желудке, часть компонентов все равно усваивается. Если же нет, все же лучше, чем пытаться выплюнуть пустой желудок. Если же все настолько катастрофично, что ты не можешь даже думать ни о какой форме еды, то… кажется, время положить тебя под капельницу, пока ты не потерял последнее мясо со своих костей, — палец нежно постучал по скуле. — Я набрал за последний месяц около шести килограммов, дистрофия мне не грозит. — И это все твои аргументы? — рука потянулась к телефону. — Не волнуйся, их палаты почти номера люкс. Я как-то провел там неделю, и, честное слово — ничем не отличается от курорта в… — Окей, хорошо! — вскинул ладони Итачи. — Гранатовый сок. — Без проблем, но это не еда. — Я съем какой-нибудь куриный бульон, только прошу тебя — отстань уже от меня, — со смехом взмолился Итачи. Наблюдая, как рука Минато проникает к кронам его волос, до ужаса приятно массируя кожу головы. — А потом ты уйдешь, — напомнил Итачи. — Я думаю, Люц и Сатан заслужили нормальную прогулку. — А потом уйдешь. — А еще, если тебя тошнит… — начал осторожно Минато тему, которая Итачи явно не понравится, — то таблетки теряют весь свой смысл. — Нет, — отрезал Итачи. — Давай поступим так, — вздохнул Минато. — Мы будем иметь жаропонижающие в ампулах на случай подобный вчерашнему, чтобы быстро сбить жар. Или если таблетки будут покидать твой организм быстрее, чем усваиваться. Получится уехать на таблетках — без проблем, но если не получится… Лечиться тебе нужно. Итачи прикрыл глаза. — Я не буду колоть себя сам. — Это второй момент. Я не буду сидеть у тебя сутками, но буду навещать по утрам и по вечерам, идет? — легкий наклон головы. — Для этого есть Саске. — И где он? — вскинул брови Минато, оглядывая комнату, словно тот мог спрятаться на какой-то из полок шкафа. — Дай угадаю, ты щедро навешал ему лапши на уши о том, что все в порядке, тебе просто нужно побольше спать и… и все. — А я уже говорил тебе, что ты жутко нудный, навязчивый и… — О, ты много ласковых успел мне сказать за все время нашего знакомства. Но нудным называешь, кажется, впервые, — посмеялся Минато. — А я-то считал себя королем неудачных авантюр. А оказывается — нудный. — Нудный король неудачных авантюр, — твердо кивнул Итачи. — И ужасно навязчивый. — Ну, справедливости ради, сейчас тебя тошнит в первую очередь не из-за меня. А конкуренцию я не терплю как данность, — Минато осторожно убрал ноги из-под головы Итачи, поднимаясь, разминая свое тело. Итачи вытянулся на матрасе. Как же хорошо, господи, его словно накачали чем-то после длительной ломки и… По горлу полоснуло, и Итачи задержал дыхание. Если ударить омегу феромоном, разумеется, это хлестанет как пощечина, но если начать накачивать планомерно, пока омега не в сознании, а его организм будет привыкать к дозировке несколько часов, а то и дольше… Господи, сколько здесь витает этого плюса, что Итачи даже не осознал сразу, откуда это ощущение легкости, спокойствия, уюта и тепла. Списал на то, что пошел на поправку. Да, возможно, в обнимку с альфой на пару баллов повыше процесс выздоровления неплохо усилится. Только это опять по кругу и опять к тому же. Снова Минато рядом и он снова травит феромоном. Просто блеск. Минато не сразу заметил перемену в настроении Итачи. Пока он разбирался с доставкой, больной омега выбрался из-под одеяла, плотнее запахивая на себе халат и поплелся в сторону ванной. Подальше от радиуса поражения. Он несколько дней провел в постели, а потому хотя бы банальная чистка зубов ему необходима. Смиренный взгляд в отражение. Цвет лица почти привычный — землисто серый, а вот волосы в непростительном состоянии. Грязные, запутанные, местами и вовсе словно погнутые от долгого лежания на подушке в завернутом состоянии. Ну серьезно, альфа, что тебе от такого омеги надо? И это даже если забыть на секундочку о том, что Минато вообще-то свято верит, что Итачи омега, вроде как, В-категории с баллами самую малость за семь. Ты в курсе вообще, что это жестоко? Такой статьи точно нет? Пытаться привести волосы в порядок Итачи не стал, более менее подобрал в хвост, решив, что потом просто утопит их в бальзаме и как-то прочешет, а сейчас у него на все есть весомое оправдание. Он болен. Оправдывает отсутствие желания возиться с волосами, есть, делать хоть что-то. Оправдывает даже наличие альфы в его комнате. Стоило открыть дверь из ванной, как гуляющий по дому плюс альфы, наконец, идентифицировался. — Прибери это все, — попросил Итачи, проходя на кухню, пытаясь найти свой чай на полочках. Минато окинул взглядом комнату. Сделать… что? Не то, чтобы он не говорил о том, что готов помочь с чем угодно, чтобы Итачи пришлось меньше напрягаться, но как-то заниматься уборкой он все равно не планировал. — Ам… — поджал он губы. — Серьезно? — Более чем. Мне некомфортно. Минато сложил руки на груди, вопросительно вскинув бровь. — Если это попытка избавиться от меня таким образом, то нет, не получится, — уверенно заявил он, подхватив какую-то футболку с пола. — Правда, я не уверен, что потом ты найдешь то, что тебе нужно на своих местах, но твоя воля. Итачи нахмурился, потому что ни черта из озвученного не понял. Отложив чай, он обернулся, наблюдая как… Серьезно? Минато Намиказде. Ведущий журналист известной редакции, главный скандалист прессы, провокационная личность, выпустившая сотни по своему легендарных статей из-под своего пера. Тридцатилетний высокотональный холостой альфа. И убирается у него в комнате. — Что ты делаешь? — тихо переспросил Итачи, наблюдая за каждым движением руки Минато. — Прибираю тут все, — повторил Минато, не особо смущенный тем, что явно не так планировал провести свой выходной. Секунд десять абсолютной тишины, по итогу которой Итачи все же тихо засмеялся, прикладывая ладонь ко рту, смиряя Минато слишком теплым взглядом для статуса их отношений. Нет, ну что за идиот? — Минато, — вздох все еще с улыбкой на губах. — Феромоны прибери. И брось это туда, где взял. Минато замер с полотенцем в руках, прогоняя в голове первую озвученную парнем фразу. А. Ааа. Полотенце полетело на плечо альфы, а руки сложились на груди. На губах Минато тоже расцвела улыбка, только малость недовольная, словно он стал участником подготовленного розыгрыша. — Чаю? — уточнил Итачи. Нет, при такой концентрации плюса вокруг невозможно как-либо контролировать настроение, оно, черт возьми, хорошее, и ничего ты с этим не сделаешь. Блядство. Уголки губ просто дрожат, если не находятся в состоянии улыбки. Вот же мразотные создания — эти альфы. — Тебе нужно отдыхать, а не пытаться в гостеприимство, — заметил немного недовольно Минато. — Можешь просто командовать, где и что взять, куда и откуда что поставить. — Ага. Черный, зеленый? — закатил глаза Итачи, возвращаясь к приготовлению чая, который при отсутствии навязчивой заботы вполне сошел бы за завтрак. Минато приблизился к Итачи со спины, глядя, как руки перебирают пакетики. Кажется, Саске постарался, ведь в прошлый раз вариант был всего один, а сейчас огромная коллекция. На Итачи не осталось и грамма ладана, а значит да, немного поумерить это мятно-бергамотное безумие можно. Итачи, на удивление, крайне мягкий, словно последних трех недель в их жизни не было. А то и больше. — Кстати… Я же кое-что привез. Омега вздрогнул, потому что не отследил в какой момент Минато оказался так близко. Больной что ли, со спины подкрадываться? — Уверен, тахикардия — самое оно для того, чтобы быстро пойти на поправку, — недовольно буркнул он. О боже, убери эту улыбку с лица, да ну хватит, она бесячая, почему сейчас настолько заразная? Минато вскинул ладони в безмолвном жесте извинения, отходя на безопасное расстояние. А после и вовсе ушел в поисках чего-то «кое-чего». Вернулся он с небольшой узкой коробочкой в руках, на которой покоился маленький бантик. Итачи заинтересованно вскинул брови, отпивая из чашки. Чертов Намикадзе, квартира и, кажется, даже собственная кожа настолько пропитаны его тонами, что чай почти безвкусный. — Не буду лукавить, я не готовил подарок заранее, а его появление продиктовано желанием ответить взаимностью. Итачи скосил взгляд на руку, на которой покоился браслет. Даже на секунду не сомневался, что ему понравится. — Однако, перебрав в голове вариантов двести, наверное, я вдруг вспомнил, что давно хотел вручить тебе кое-что, никак не связанное с праздниками. Это не совсем подарок, — он поджал губы, глядя на коробочку. — И пусть за плечами Рождество, я все же хочу, чтобы ты понимал — это не просто попытка сделать тебе приятно. Это искренне. Минато протянул коробочку, и Итачи настороженно взял ее в руки. Что там? Идей у него не было. Легкая. Пальцы медленно потянули за ленточку, развязывая бантик. Щелкнул замочек, и Итачи заглянул внутрь. Какое-то время в голове не было ничего, абсолютная пустота, пока глаза сверлили тоненький серебристый корпус ручки. Это ручка. Ручка же? Да ладно. Нет. Это слишком жестоко. На секунду показалось, что он и заплакать может от того, насколько что-то безумно важное и значимое для его жизни просто досталось ему. Подумать только. Мог ли он предположить лет пять назад, что получит от Минато Намикадзе ручку? Это самая серьезная форма признания авторского таланта, писательской особенности, журналистской исключительности, которая только существует в их мире. Можно увесить человека комплиментами с ног до головы, от чистого сердца сообщая ему, что он самый восхитительный, можно отдать ему невероятные проекты, открыть тысячи дорог, подставляя под свет софитов, можно оплачивать его труд в троекратном размере — и это все тоже безумно приятно и важно. Но это другое. Более профессиональное, что ли. Ручки не дарят просто так, ими не радуют, потому что повод имеется, по крайней мере не люди такой величины, как Минато. Итачи медленно поднял глаза, в которых было все: благодарность, восторг, вина за то, что он оставил редакцию. А что говорят в таких случаях? Спасибо? Да как-то… Итачи не успел отследить момент, когда руки оплели шею альфы, а он прижался к нему, уткнувшись лицом в его плечо, закрывая глаза и позволяя плюсу бесконтрольно срываться в искреннем количестве. — Ты даже представить себе не можешь, насколько это важно для меня, — прошептал он. — Спасибо. А у Минато тем временем началась война на просторах тех трибун, где последние несколько дней так активно шли дебаты. Разные стороны просто откинули аргументы, бросившись в бой. Руки осторожно и мягко обняли за талию прильнувшего омегу. — Я надеюсь, это останется важным и через десятки лет. Это твой путь, Итачи, и я уверен, я буду слышать твое имя на протяжении всей своей жизни, даже если захочу с глаз долой… Это твое. Поэтому, пожалуйста, я прошу тебя, продолжай. Какой-то мудак со стороны не может обломать тебе крылья. — Даже если этот мудак мой кумир? — поднял подбородок Итачи. Ох… слишком близко. — Ну, — легкий наклон головы, слишком удобный для того, чтобы поцеловать его прямо сейчас. — Твой кумир признает, что ты поистине талантлив и ты нужен нашему прогнившему миру ярких заголовков. Твое чертовски острое слово, бескомпромиссное желание добиваться своего и абсолютно невыносимая тяга к проблемам. — Кто бы говорил, — усмехнулся Итачи. Взгляд, кажется, уже раз шесть коснулся губ Минато. Это бесконтрольное, не просьба, нет, не желание, но что-то, о чем невозможно не думать. — Ну, в этом ты меня точно не обгонишь, — согласился Минато, потерявший нить тысяч диалогов в собственной голове. Итачи посмаковал фразу на языке. Уже. И давно, Минато, очень давно. — Ты прав, — кивнул он, неловко отстраняясь. Дистанция. Нужна дистанция. Где там его чай. Желание спрятать куда-то глаза было крайне навязчивым. Да что это за состояние такое? Все еще из-за феромонов? Из-за укатившейся в Ад тональности, что прыгает, как больная, требуя больше и больше? Тише, успокойся, все под контролем. Альфу надо выпроводить, а не обнимать в ожидании, когда… Ничего он не ждал. Не правда. Не надо тут. В редакцию Итачи не вернется. Минато и правда исчезнет из его жизни через пару дней, может неделю. Ничего страшного за это время все равно не случится, если не допускать ситуаций подобно этой. Все под контролем. Минато видел все это смятение, и… А на это нельзя реагировать никак иначе, кроме как надеждой, что зацвела, как отчаянные подснежники, пробивающие корку льда. К черту редакцию, если получится поправить отношения, то так было бы даже лучше, больше никаких проблем формата «начальник-подчиненный», никакого влияния сверху, никаких создающихся на ровном месте проблем. А оказать посильную помощь в дальнейшем Минато более чем сможет. Итачи все же нехотя поел, нехотя признал, что было вкусно, и точно также нехотя согласился с тем, что после ему стало лучше. Потом его утянуло в сон, а Минато тем временем решил как следует выгулять несчастных животных, что были обделены вниманием, пока хозяин болеет. Несколько долгих часов на улице, интенсивных игр (Минато взял с собой и мячик, и фрисби), а после небольшой поход по магазинам, когда выяснилось, что в холодильнике Итачи даже повешенной мышке было бы одиноко. Какие-то фрукты, соки — что-то, чего может захотеться больному организму. После Минато уехал. Итачи он, естественно, не будил — во сне человек идет на поправку гораздо лучше. Впрочем, в этот момент омега только делал вид, что спит, потому что в секунду, когда дверь закрылась уже окончательно, он приоткрыл глаза, отчаянно глядя в пространство перед собой. Как же паршиво-то, господи. И это не рядовая проблема, что случалась с каждым. Нет, черт возьми, не с каждым. Минато включил режим солнышка. Насколько проще было с ним взаимодействовать, когда все его желания лежали на поверхности, насколько легко было послать его к черту после той крайне неприятной ситуации в уборной студийного этажа. Мерзкий поступок — пошел к черту. А сейчас… Он провел здесь несколько часов и успел оставить кучу положительных эмоций, каждая из которых ценнее предыдущей. И вот в таких условиях сложнее всего существовать. Приехал весь такой заботливый, отложил все свои дела, порывнулся даже порядки навести, собак выгуливает, привез подарочек, улыбается, осторожничает. И как на него злиться? Как его ненавидеть? Хотя бросьте, этого чувства никогда не было в арсенале Итачи. А если без оттенка негативных эмоций, то снова начинается по новому кругу: как хорошая редакция, как там прекрасно работалось, как здорово быть в одной команде с Минато Намикадзе, сколько всего впереди их ждало, какие свершения. Да и… Минато правда умудрился проскочить за ту границу, когда безразличие не имеет права на существование, а там, где нет негатива, остается только симпатия — самое лишнее чувство для человека, которому противопоказано реагировать феромонами на что угодно. И как с ним быть? Закрыть дверь на пять замков и не впускать внутрь, крича, чтобы убирался? Да. Иначе никак. Но Минато не заслужил такого прощания, такого отношения, такого ответа за то, что сейчас делает. Итачи ощущал, что его руки связаны, да и ни одно из его действий или слов правильным не будет. По мере того как шло время без источника концентрированного верхнего тона, состояние Итачи ухудшалось. Сперва вернулась слабость, после головная боль, не заставил ждать себя и жар. Это не имело прямой связи, бросьте, альфа — не панацея от всех болезней. Да и к вечеру состояние всегда ухудшается. Стоит ли говорить, что Итачи не трогал антибиотики? Он поправится самостоятельно, как бы не пытались эти двое напичкать его лекарствами, Итачи хотел оставить организм чистым. После того как поправится, в первую очередь пойдет к Ооноке. Любая терапия, любой новый план, хоть по новой, по крупицам еще на четыре года, но ему нужно двигаться дальше. Все получится. Отчего-то казалось, что организм будет благосклонным, после того как Итачи оторвал от себя часть души, лишив себя чего-то важного. Баланс во Вселенной? Забирай мою мечту о самореализации и верни другую — о свободе. Минато и правда исправно навещал Итачи, и, на, удивление никакого намека на навязчивость. У него всегда были какие-то задачи. И как только они выполнялись, он уезжал. Порой проводил тут час или два, порой минут пятнадцать. В один момент Итачи с ужасом осознал, что ждет сообщения с оповещением во сколько ждать уже не «начальника» сегодня. Это какая-то слепая вера, что с нового года все будет по-другому. Часть мира сядет на диету, часть бросит курить, часть начнет заниматься спортом, а Итачи отсечет все, что касается этого альфы. Но… Новый год же еще не наступил, верно? И он болеет, так что более чем понятно, почему Минато здесь — все логично и обосновано, и никакого элемента слабости здесь нет. Минато же будто полностью переоформил стратегию поведения. Ни одного лишнего прикосновения, ни единого пошлого комментария или шутки, словно он хороший и близкий друг, а в его голове никогда не было ничего лишнего. Ага, ну конечно. И тем не менее, в этих светлых глазах Итачи не мог найти ничего, за что можно зацепиться, чтобы остаться в той реальности, которую хорошо знал и распробовал во всех оттенках. Когда Минато комментировал его принадлежность, когда трахал Томаса, когда целовал, не спрашивая разрешения, когда не оставлял права на то, чтобы сказать «нет». Где это все? Сколько раз Итачи просил, чтобы оно исчезло из его жизни. А сейчас можно немного вернуть обратно? Потому что легкое чувство опасения дрожало где-то на фоне. Вот это вот позитивное светлое создание, что готовит ему чай, проявляет инициативу в работе с феном (да-да, опыт после Мадары), предлагает интересные фильмы, подбирает очередной завтрак для Итачи, который тот сможет съесть, оставив его в желудке; создание, что гуляет с его собаками, моет их лапки после прогулки, играет с ними, все больше втираясь в доверие — это чертово создание не испарится по щелчку пальцев. Пусть они будут трижды взрослыми и адекватными людьми, но исчезать из жизни друг друга нужно с куда более оформленными претензиями. Причина есть. Но Итачи в жизни не сможет озвучить ее. Не ему. Кажется, сказать об этом кому угодно было бы проще, нежели ему. Как минимум потому, что это больное создание может реально вбить себе в голову, что в силах излечить то, что не является больным. — Я приготовлю офигенный пудинг! — Саске вывалил кучу пакетов на единственный стол в кухоньке, разбирая продукты по полкам. К слову, не пустым. — Это что за запас продовольствия? — Это был мой вопрос, — лениво заметил Итачи, что занял место пятой точкой на столешнице. — Какая-то патология у вашего пола, или в чем прикол? Я не съем это за месяц. — Хн. Нормальные мужики зубную щетку привозят, а этот продукты. Забавно. Итачи закатил глаза. — Мы с тобой это, кстати, не обсудили, — напомнил Итачи. — Что? — Почему из всех людей в помощники ты выбрал его? — У него есть связи, он виноват в том, что ты болеешь, и он реально сделает для тебя все, что угодно, в отличии от того же Дея или кого-то ты там еще назвал бы своим другом. Итачи покивал, словно аргументы чертовски авторитетны. — Ты предатель, — констатировал он. — А ты слабохарактерная тряпка, — пожал плечами Саске, закидывая в рот помидорку и оборачиваясь к брату. — Если он проблема, так решай ее, а не ищи виноватых вокруг. Я позвонил ему и через полчаса у нас были лекарства. Есть кто-то еще, кто провернул бы подобное? А почему он забивает твой холодильник — уже не ко мне вопрос. Итачи было что на это ответить, потому что он уже все решил, он разложил карты идеально, и вот — это солнечное чудовище снова рядом. Спасибо, братец. — Но не будем о плохом. Как твое состояние? Аппетит? — Сносно. Есть твою бурду я не буду. — В смысле? — опешил Саске. — В прямом. Оба внезапно отвлеклись на звонок в дверь. Тишина повисла ненадолго. — Да ладно? — протянул Саске, откладывая все вещи. Итачи же только картинно закатил глаза. Ну, а кто еще это мог быть. Проскользнув к двери, Саске открыл её, облокотившись о проем. — Драсьте, — кивнул он. — А сегодня мое дежурство. Минато поднял две руки, увешанные подарочными пакетиками. — А я сегодня курьер, так что будь добр, дай мне освободить руки. Саске отступил, пропуская гостя в дом. Итачи вышел к ним, со скепсисом оглядывая цветную упаковку. — Прощание офиса, ребята сделали кучу памятных подарков, так что это все твое, — кивнул Минато на свой груз. Итачи медленно приоткрыл рот. Ощущение, словно он проработал там лет десять и его провожали со слезами на глазах. Ни черта не так это было: его много кто недолюбливал, все перетирали с кем он спит и подрезает чужие полосы. — Вау… — Планы на вечер? — поинтересовался Саске. — А то у меня тут пара бутылочек вина, болеющий брат, что не может быть мне собутыльником, а завтра вроде как новый год. Итачи медленно повернул голову на младшего брата. Нет, ну он в конец охренел? Минато, наблюдая за этой картинкой, все выводы сделал моментально. — Значит, отложи алкоголь из чувства солидарности. Я не планировал задерживаться больше, чем на час, но если у Люца и Сатана уже есть сопровождение, то… — Проходи, — кивнул головой Итачи и направился в комнату — прибрать постельное белье все же неплохая идея. В конце концов, Минато и правда был очень хорошим мальчиком, более чем заслужил встречать хотя бы этот праздник не в одиночестве. А где Мистер Учиха? Саске тоже направился на кухню, ведь его ждала битва с ингредиентами для получения идеального пудинга, планы по запеканию мяса и сражение на ножах с салатом. А потому Минато, которого словно не услышали, не имел никаких вариантов, кроме как стащить с плеч пальто и…. остаться. Да, видимо, все же остаться. — Ты… что? — опешил Саске, сверля брата взглядом без намека на шутливое настроение. Минато, что в какой-то момент оказался плечом к плечу с Саске, помогая с готовкой, также повернул голову, являя свое порицающее лицо. Итачи, сидевший на столешнице с чашкой чая, переводил взгляд с одного альфы на другого. — Кажется, у вас обоих проблемы с так называемой заботой, — качнул он головой. — Итачи, какого черта? — Саске отбросил нож. — Лечение — это не шутка и не предпочтения, чтобы кривлять нос. «Это я не хочу», «это я не буду». — Я не хочу их пить и я не буду, — равнодушно ответил он. — Да почему? — психанул Саске, вытирая руки о полотенце и отшвыривая его в сторону. — Нравится ощущать себя беспомощным и наслаждаться вашей заботой обо мне, — ответил Итачи, не допустив в голос ни грамма иронии. Все самые неприятные мысли относительно этого вопроса уже озвучены, а значит больше опасаться нечего. — Думаешь, это смешно? — огрызнулся Саске. — Побочные эффекты? — предположил Минато. Итачи неторопливо кивнул, все еще не сводя взгляда с взбесившегося брата. Саске глянул на гостя так, словно тот озвучил величайшую чушь на свете. — У меня слабый организм, Саске. И даже если я буду параллельно пить штук пять стимуляторов, это все равно не закончится ничем хорошим. Спасибо, что позаботился об этом, и тебе спасибо, что достал их. Но я не просил об этом и я не буду их пить. Саске скрипнул зубами. Побочка. Ну конечно. Разумеется. Дело явно не в том, что сильные препараты мешать нельзя, а ему нужно иметь чистенький организм, чтобы продолжить накачивать себя разного рода химией для понижения тональности. — Похеру, — фыркнул Саске, отвернувшись от Итачи, возвращаясь к зелени, что стала кромсаться в разы агрессивнее. Минато с полуулыбкой глянул на, по сути, еще ребенка, что полон заботы и страха за близких. — Пить ты все равно не будешь, — бросил он в добавок. — Ты все равно что-то порою принимаешь, те же жаропонижающие ни черта не будут работать вместе с алкоголем, поэтому пьешь ты антибиотики или нет, вино ты не будешь. Долечишься, я тебе хоть ящик подгоню, спивайся сколько хочешь. — Может, тогда вы лучше вдвоем пойдете и выпьете в каком-нибудь баре, а я как хороший мальчик лягу спать в десять часов вечера? — предложил Итачи. — Прекрати вести себя как токсичная мразь, хорошо, никто не будет ничего сегодня пить, — огрызнулся Саске. — О, переходите на сторону света из чувства солидарности? Как благородно, — фыркнул Итачи. — У меня есть сын, — произнес вдруг Минато. Оба брата резко замолчали, оборачиваясь на альфу, что удобно расположился на единственном стуле и не выглядел так, словно сболтнул сейчас что-то очень странное. Но к чему он вообще это сейчас сообщил… какой, нахрен, сын? — Я ловил пулю, — продолжил Минато делиться какими-то рандомными фактами. — Первый шаг к голливудской улыбке был сделан в седьмом классе. Во время баскетбольного матча мне выбило четыре зуба. Тишина в ответ продлилась долгих десять секунд. — Серьезно? — спросил Саске. — Лучше, чем ваша бессмысленная грызня, — невинно пожал Минато плечами. — Нет у Вас сына, иначе шуток об этом в офисе было бы очень много. — Об этом знает только Мадара, да и я не горжусь этой историей, а он человек лучше, чем кажется. Саске задумчиво покачал головой, перебирая в голове все сплетни, что когда-либо слышал. Злости словно и не было — она исчезла под давлением сперва недоумения, а теперь любопытства. — Куда стреляли? — Бедро, — равнодушно ответил Минато, указывая на внешнюю сторону ноги. — Серьезная получилась царапинка. — Шрам? — Если не присматриваться, то не заметишь, но так и быть — закончим раунд и я разденусь. — Кто стрелял? — продолжил допрос Саске. — Клиентка, — усмехнулся альфа. — Я спал с ее мужем. Оказывается. Там долгая история, суть которой все равно заключится в том, что я оказался не в нужном месте, не в нужное время, все сделал крайне хорошо, но неправильно. — С бетой? — вскинул бровь Саске недоверчиво. — Не брезгую чистую физику, — признал Минато. — И никому не рекомендую, от бет ты вынесешь гораздо больше опыта, нежели от омеги. — Зачем? — не понял Саске. — То есть, Вам это зачем? — Комплексы, — просто ответил он. — У Вас? — засмеялся Саске. — Серьезно? Какие, блин, комплексы? — Такие же, как у всех: жестокие и беспощадные, и хорошо если мотивирующие делать что-то с проблемой, а не просто жить с ней как с подругой под боком, — Минато решил, что не очень-то важно, что решили Итачи и Саске, он, пожалуй, от бокала вина не откажется. Для начала совсем скромно, буквально на донышке, чтобы оценить выбор парня. Саске следил за руками гостя, но мыслями был полностью в истории, которую начал Намикадзе. — На первых порах, отхватив золотое значение в тональности, голова вскружена от возможностей и собственной… особенности. Ты должен меня понять. Нет человека, который тебя не хочет. Потом ты осознаешь, что вообще-то есть, и их гораздо больше, чем тех, кто в тебе заинтересован. Природная несовместимость, а экстремальные физические нагрузки оказываются фишкой высокотональников. Люди любят об этом говорить, о своих непомерных аппетитах, желаниях и возможностях. На деле ни черта не так. И вот, знакомясь с омегой, ты уже начинаешь плавать вокруг данных о собственной тональности, чтобы лишний раз не спугнуть. Сколько? Много. Много — это сколько? Тебе хватит. Привыкаешь, что все вокруг тебя так или иначе младше по категории и учишься соответствовать. А потом нарываешься на себе подобного, спускаешь всех демонов и … И ничего, — Минато попробовал алкоголь, выбранный Саске. — А много ли ты имеешь, кроме феромона и собственного тела, которое может и знаешь не особо-то хорошо? Особенно, пока ты молод и хочешь всего? В жизни любого альфы, кроме десяток, конечно, рано или поздно наступает момент, когда ты осознаешь, что на любого крутого альфу найдется омега покруче. Итак. Оказавшись однажды недостаточно хорошим в том, в чем мнил себя богом, резко обретаешь желание стать лучше. Ну, или комплексы — у кого как. Ну и скажи мне, Саске, как набраться должного опыта, если равных тебе вокруг почти не существует, а остальные ломаются, как спички, предварительно сгорая за пару минут? Беты — практика все еще специфичная, но ничто не научит тебя так чувствовать потребности своего партнера, как его неспособность реагировать на твои феромоны. Да и будем честны — среди них бывают исключительные персонажи, не обделенные красотой и харизмой. Саске даже приоткрыл улыбающийся рот. Вот это интересная новость. С ума сойти, кого Намикадзе только не трахал. — И долго Вы так… э-э-эм… обучались? — Собираешься написать книгу по моей биографии? — посмеялся Минато. — Не особо. Но достаточно, чтобы точно знать, чем одни отличаются от других, что делать с женщиной, и как доставить удовольствие тому, кто значительно… — взгляд мельком скосился на Итачи. Лишняя информация. — В общем, достаточно. А еще меня пару раз красиво отшивали все в том же нежном и ранимом возрасте, не терпящим подобного. Причин было много. Итачи уже слышал об этом ранее, кажется, от самого Минато, но восторг Саске от новой информации разделить никак не мог. Очередная история о постели Намикадзе, где побывало огромное количество людей разных сортов. Перетирать это все можно очень долго, только смысл? Омеги, очень много омег, женщины, беты, даже альфы. Этот человек очень любит трахаться. Итачи резко отвел взгляд, не понимая, как такая простая мысль, абсолютно естественная, вовсе не грязная, ни плохая, ни хорошая, так хлестко шлепнула по мозгам. Это нормально. К счастью, не все в мире высокотональники больные и сидят на гормональных, не испытывая вообще никаких желаний. Взгляд осторожно прошелся по рукам, сложенным на груди, крепкой шее, ногам… Да, любит. И не тебе об этом думать. — Что думаешь? — поинтересовался Саске. — М? — Итачи перевел малость очумелый взгляд на брата. Думаю о том, как трахается Минато, а ты о чем? — В смысле? — Мы же играем, — заботливо напомнил положение реальности младший брат. — А, — коротко ответил Итачи и… и все. — А как зовут сына? — Нейтан, — ни на секунду не задумываясь, ответил Минато. — Сколько ему? — Шесть лет, в марте будет семь. — Улыбнетесь пошире? — попросил Саске. — Тебе моей улыбки не хватает? — засмеялся Минато, без проблем демонстрируя ряд ровных белоснежных зубов — бросьте, он медийная личность, разумеется, они идеальны. — Я в замешательстве, — признался Саске. — У Вас точно нет сына. И… я думаю, что зубы Вам не выбивали. А тому, кто Вас подстрелил я бы пожал руку. — Не стоит, отгрызет, — предупредил Минато. — Это окончательная ставка? А если я скажу, что мы играем на желание? — Какое желание? — не понял Саске, помешивая то, что готовил. — Озвучите сразу или игра ва-банк? — Допустим, — Минато запрокинул голову, а Итачи снова поймал себя на том, что засматривается. Больная на голову омега, заткнись и иди скулить в угол, гормональных на тебя нет. Окей, гугл, как перестать думать о том, как трахается этот альфа? — С собаками сегодня гуляешь ты. Спорить с этим Саске бы не стал — очень лояльное желание из всего того, что могли бы загадать просто чтобы посмеяться. — Я все же поставлю на пулю. — Если бы в меня стреляли — это была бы первая история, которую я бы рассказывал в компаниях с новыми лицами, — посмеялся Минато. — Но сына же у Вас нет? — Разумеется, нет. А вот с зубами правда забавно получилось. И чертовски больно, — пожаловался он. — Кто следующий? — У меня есть комплект омежьего белья. Моего, — начал свой раунд Саске. — Меня забирали копы за плохое поведение в общественном месте. В баре. Мы с другом очень неплохо напились, и я смело подкатил к бармену. Альфе. В итоге, моего минуса оказалось слишком много, а я был не в том состоянии, чтобы понять это и покинуть бар до того, как меня оттуда не очень добровольно вынесут. Саске немного помедлил, а после усмехнулся, бросив украдкой взгляд на Минато. — Когда-то я думал, что влюблен в Вас, — под воцарившуюся тишину Саске продолжал кромсать зелень. — Что? Минато медленно покачал головой. Почему-то правда показалась ему очевидной. — Если я выигрываю, Вы отпустите меня еще на пару дней после первого числа. И с собаками погуляете тоже Вы. — А если против тебя сыграю я? — поинтересовался Итачи, отпивая свой чай. — А давайте вы договоритесь с общим ответом, и с тебя не возражать на счет того, с кем проводят время твои дети. Им нужен отец, — посмеялся Саске. Итачи шутку не оценил, но комментировать это не стал. — Так и что? Тяжелый вздох, Итачи обратил свое внимание на начальника. — Я думаю, что его вкусы предельно очевидны нам обоим, ты вполне подходишь по тональности под его слабости. Минато мягко, но недоверчиво улыбнулся. — Хочешь сказать, что каждый Учиха так или иначе… — Тц, — Итачи дерзко вздернул подбородок. — Нет. Минато вскинул ладони, признавая поражение в несостоявшемся противостоянии мнений. — Я про твои шестнадцать, — пояснил он. И на это Итачи уже ответить было нечего, авторитетность его подростковых чувств такое себе весомая, но все же имелась. Ладно, а теперь самая интересная часть. — Черное, белое? — поинтересовался Минато. — Черное. — Кружево? Саске покосился на Минато с читаемой опаской во взгляде, а после соблазнительно улыбнулся: — А Вам бы хотелось, чтобы там было кружево? — Пытаюсь себе это представить, с трудом получается, — признал Минато. Саске подцепил край футболки, вздергивая ее выше, взгляд на собственное тело. — Правда с трудом? Оценивающий взгляд по весьма выраженной талии, но ни черта не омежьей фигуре. — Все еще не готов признать, что тебе бы пошло. — Нет, без кружев, увы, — развел он руками — Я думаю, что вторая история правдивая, — сообщил Минато. — Я думал, что он влюблен в тебя, когда только устроился, не на ровном же месте, — поспорил Итачи. — Видимо, это наше проклятие. Главное, вовремя одуматься. — Ха-ха, — без особого энтузиазма ответил Минато. — Хорошо, пусть будет третье. Саске как раз закончил все приготовления, осталось только дать мясу подружиться с духовкой. — М-м-м, сейчас бы втрескаться в кумира своего брата, про которого я столько всего слышал, — покачал головой Саске. — Вы для меня тот самый странный мужик с плаката. — Да не было у меня плаката. — Был. У него еще уголок был надорван. Он там в серой футболке был, с таким еще упоротым выражением лица, — взгляд на Минато, — ну да, вот таким вот. — То есть, мы проиграли? — уточнил тот, дабы отвлечь внимание Итачи от отстаивания своей чести. Ну был и был, что в этом такого? Хотя уголки губ все же тронула улыбка. — Ага, — кивнул Саске. — Я же говорил вторая. — Вообще-то, нет, — усмехнулся Саске. — У меня правда есть белье. И оно правда мое. Я не носил его, разумеется, но все еще не выкинул, так как отжал на одном из наших показов, а оно дохрена стоит — такими вещами не разбрасываются. Понятия не имею, зачем оно мне, но пусть будет. Наличие — не отсутствие, с ним всегда можно что-то сделать. Итак, играем дальше? Если проиграешь, то… — А разве не я диктую правила? — уточнил Итачи, так как вроде до этого правила были именно такими. — Нет, ты ничего не диктуешь, а строишь из себя незаинтересованную в жизни амебу. — Если ты проигрываешь, ты признаешься Наруто в чувствах. В первый же свой рабочий день, — елейно улыбнулся Итачи, наслаждаясь тем, как меняется выражение лица Саске. — Без проблем, а если я выигрываю, то вы двое пойдете на свидание. — А я здесь при чем? — не понял Минато. Не в первый раз мимо проносится что-то крайне сомнительное. В чем причинно-следственная связь поведения Саске — хороший вопрос, что остается все еще без ответа. — Саске, — терпеливо выдохнул Итачи, этим жестом давая понять абсолютно все, по крайней мере Минато было более чем очевидно почему нет, почему идея дурацкая, да и его самого она тем более не воодушевляла. Спасибо за сопереживание, но если и собирать эти взаимоотношения снова по кирпичикам, то явно не через глупые игры и вынужденные обещания. — Ты его знаешь, он найдет способ виртуозно слиться, а у меня едва ли будет настолько свободный вечер в ближайшие три недели, чтобы потратить его на выполнение твоего желания, хотя я играю даже не против тебя, поэтому, — Минато поджал губы. — Давай-ка ты подумаешь чуточку лучше. Итачи взглядом выжигал в Саске дыру. Уже не смешно. Ему хватает конфликтов с самим собой и этой больной истеричной тональностью, что придумывает ему квесты каждые десять минут на основе собственных же мыслей. Еще и извне подкидывают, да и кто, родной брат, что вроде как в полной мере теперь знает, что происходит и почему оно происходит. И нет, это не тот случай, когда можно было бы злобно буркнуть «Иуда» и жить себе спокойно дальше. Нет, прекращай это все, пока не дошло до серьезных разговоров прямо здесь и сейчас. Саске вздохнул. — Это была шутка, — мило похлопал он ресницами. — Ладно, ты просто расскажешь нам о том, как это было. Уверен и для Минато пару интересных деталей ты вытащишь из памяти, а я и вовсе ничего почти не знаю. — «Это» — это что? — надменно приподнял бровь Итачи, потому что, кажется, он понимал о чем речь. — Первая любовь, — улыбнулся Саске. — Ваше знакомство до того, как оно состоялось. Просто история, ничего делать и обещать не нужно. Просто интересно, учитывая твои нынешние предпочтения, как это было тогда… когда альфы тебе были еще интересны. Итачи молчал долго, продолжая безотрывно буравить взглядом Саске. Маленький гаденыш. Его бы за шкирку схватить и выкинуть на лестничную площадку… Но у Итачи была идея получше. Мастер класс, как угробить праздник и похерить настроение всех через три, две, одну… — На первом курсе на меня положил взгляд преподаватель. Альфа. Условие было простым. Сам не сдам. Но если дам ему себя потрогать — тройка, встану на колени и открою рот — четверка, лягу перед ним на парту — пятерка. По социологии у меня четверка. Это раз. Во рту стало горько, Саске отвел взгляд. Это точно ложь. Итачи бы никогда… — Как-то раз мы с Демьяном сильно поругались. Он уехал на несколько дней, я не писал и не звонил, он точно так же игнорировал меня. Поводов для волнения не было, я никогда не сомневался в его верности, просто нужно было время остыть. Только вот до течки оставалось всего ничего. Он оставил меня одного на первый день. На второй. И даже на третий. На четвертый вернулся, разумеется, вернулся. Но не один. Это два. По лицу Саске было видно, что он хотел бы бросить эту игру сейчас же и вернуться в настроение на пару минут назад, где он не ведет себя как идиот, доводя брата до подобного. Пожалуйста, пусть третья история будет веселой и милой, они выберут ее и это будет правдой. Саске согнал мурашки, пытаясь проморгаться и избавиться от насильственно вставленной в голову картинке, где его любимого брата… Блядство. Минато было значительно хуже. Во-первых, чувство дежавю. Но Итачи не поступил бы также, как и Мадара, однако мысль об этом не давала покоя. Действительно, Итачи, расскажи как это было тогда, когда альфы тебе были еще интересно. Тошно, дышать нечем. В минус сейчас точно не нужно. Как минимум потому, что они еще не слышали третью историю, как максимум, потому что здесь больной омега слабой категории, которому такой стресс явно вреднее алкоголя или любых других издевательств над организмом. — У меня был выкидыш. Ложь. Зубы, кажется, сейчас сломаются друг о друга. То, что далее последует тишина — было очевидно. Но насколько она с двух сторон была разной. Саске стоял с глазами полными ужаса и вины, словно еще секунда и он начнет, запинаясь, извиняться. Но все еще продолжал молчать. Минато же почти отстраненно смотрел в одну точку на стене, запрещая себе думать. Не надо. Кажется, он уже шутил, что ему нужен номер страховки бывшего Итачи. Черт. Одна эта мысль прорвала плотину других. Что должно было такого произойти в жизни омеги, чтобы он настолько возненавидел альф как феномен, чтобы не подпускал к себе никого, проводя течки в одиночестве? Не сложная задачка, если варианты ответа уже перед тобой. Саске скосил взгляд на Минато, как только поймал первые нотки озона. Итачи неподвижно, словно изваяние, все еще сверлил взглядом Саске. Доволен? Играешь? — Я не… — вздох. — Я тебя понял. — Что из этого правда, Саске? — голова Итачи упала набок. — Спроси меня о деталях. Я с радостью тебе расскажу все в подробных тонкостях. Почему я все же не отдался своему преподавателю? Понравилось ли мне втроем? Как я хотел назвать своего ребенка? Спрашивай. Минато поднялся с места, а через пару мгновений хлопнула входная дверь. И только сейчас Итачи осознал, что… Наверное, по отношению к Минато — это жестоко. Саске заслужил ощущать то, что чувствует сейчас. Вину. А вот Минато испорченного настроения явно не заслужил. Впрочем, о том, каково слышать подобное от человека, которого любишь Итачи не думал, потому что все еще относил чувства Минато в разряд одной из мудреных категорий, куда смешались и интерес, и азарт, и какая-то форма привычки, не понятно, зачем привитой. — Прости, я не хотел… — А чего ты хотел? — Итачи поднялся на ноги сам. — Послушать о том, как я писал его имя в уголках тетрадки и мечтал однажды увидеться с ним, а теперь моя мечта сбылась, так может к черту все эти гормональные, Минато, я твой, возьми меня прямо сейчас? — Я просто подумал… — Думал? Когда? Когда просил его приехать сюда, когда жаловался, что мне нужна круглосуточная забота? Тот факт, что он проявляет ко мне интерес — это отягощающий фактор, а не счастливая случайность. И если ты намерен и дальше искать альфу, что вылечит мои больные мысли своим святым членом, то катись к черту со своей заботой, — бросил Итачи и вышел из квартиры, оставив брата на кухне одного. Дерьмовая идея с дерьмовыми последствиями. Черт возьми. Табачный дым в озоновой дымке — это классика, потому что Минато давно привык нервы сопровождать никотином, ведь так запах кажется даже более полноценным. Скрип входной двери пролетом выше не предвещал ничего хорошего. Минато прикрыл глаза, пытаясь вспомнить как ладить с этим блядским организмом и приглушать тона, живущие своей жизнью. Плотнее кутаясь в халат, Итачи спустился по лестнице к альфе. На лице ни намека на жесткость и раздраженность, напротив — мягкие черты лица, пусть и без тени улыбки. Ладонь мягко обняла запястье альфы, подтягивая его руку к себе, чтобы губы поймали фильтр сигареты, зажатый между пальцев. Минато не в том состоянии, чтобы слушать и что важнее — слышать, воспринимать то, что пытаются донести. Это видно, уже знакомо и изучено. Кажется, в этой блондинистой голове уже есть ответ на вопрос, какая из историй правда. Что ж, Итачи не планировал переубеждать, потому что один ответ повлечет за собой сотни новых расспросов. Не нужно. Им все равно расходиться скоро, и мусолить неприятные темы определенно лишнее. Итачи протянул руки, обнимая альфу и прижимая к себе. Плюс начал генерироваться как ответная реакция еще в квартире, а сейчас был разогнан на тот максимум, что у Итачи был. А было там сейчас вполне достаточно, чтобы успокоить этого взвинченного альфу. И слова на самом деле лишние. Минато послушно уложил голову на плечо Итачи, обнимая его в ответ, позволяя себе дышать им. — Хреновая из меня вышла сиделка, — глухо усмехнулся он. — Ну… суп был вкусным, — поспорил Итачи. — А то, что у тебя с нервами проблема — давно известный факт. Я погорячился. — Скажи, что ложью было все, — попросил Минато. Но с ответом Итачи не поторопился, а это было красноречивее любых слов. Минато любил выбирать тех, на кого потратил бы право на убийство. Дайте этого человека ему в руки прямо сейчас, и это право не понадобится. Сомнений относительно выбора истории не было ни грамма. — Что было — осталось в прошлом, — ответил Итачи, мягко огладив светлые волосы. — Давай я не буду успокаивать тебя за свои травмы? Вопрос перерос в тихий смех. Абсолютно не смешно, но душащий аромат цветущей в ночи фиалки вынудил улыбнуться против воли. Омеги. Они творят страшные вещи. Как в данную секунду, например. Цветы, гасящие настоящий шторм, страшное стихийное явление, которого люди в здравом уме должны избегать и бояться, а не лезть с распростёртыми объятиями навстречу неминуемой гибели. Теплые губы Минато коснулись виска сладко пахнущего омеги. Какой глубокий концентрированный аромат, да это же невозможно, он просто вяжет по рукам и ногам. Как такое… Омеги его тональности не должны так пленять феромонами, ведь это против правил природы и ее законных распределений. Как же можно было настолько влюбиться? Каким бы острым, едким, саркастичным и порою жестким ни был Итачи, он все еще удивительно нежное и прекрасное создание, которое ни за что и никогда не следует отпускать из собственных рук. Ты должен быть рядом. Почему ты этого не понимаешь? Почему ты этого не чувствуешь? Подобное не может быть только частью сознания одного человека. Это должно быть физически ощущаемым явлением для каждого, кто окажется рядом. — Позволишь мне выпить? — скромно поинтересовался Итачи. — Нечестно просить меня о чем-то, когда я в подобном состоянии, — пробормотал Минато в ответ. — Потому что я скажу тебе «да» на все, что угодно. А, кажется, я тоже был против. — Тогда мне нужны ключи от твоей машины и двести тысяч наличкой, — усмехнулся Итачи. — Ключи в правом кармане пальто, деньги будут минут через двадцать. Итачи осторожно отстранился, осматривая альфу на предмет психического состояния. Пахнет вкусно, значит, буря миновала. — Отлично. Значит у нас есть еще двадцать минут, чтобы придумать тост и реанимировать Саске. Саске не понимал всего того, что чувствовал. С возрастом собственные эмоции, по крайней мере, обретают название, а ты начинаешь понимать, когда злость, даже самая специфичная является собой, когда зависть, обида, ревность маскируются под чем-то другим. Ты понимаешь. Саске не понимал. Слишком ново для него ощущение настолько объемной утраты. Когда ты выкапываешь могилу для близкого и любимого человека и смотришь, как он примеряется, достаточно ли она для него глубокая. Так буднично и спокойно, главное, помни, Саске, это нормально, все хорошо. Ты ничего уже с этим не сделаешь. Саске знал, что не прав. Знал, что Минато здесь лишний, знал, что не должен влезать в принципе, что уж говорить о целых планах, которые не блистали здравым смыслом. И этот итог самый херовый. Итачи злой, ему больно, плохо, обидно и виноват Саске, который не внес ни грамма пользы, а только испортил это подобие праздника. Это самоуничтожение длилось минут пять, причем в полной тишине. Надо заканчивать. Минато здесь делать нечего, Итачи прав, ему самому от этого плохо. Кого бы это беспокоило, конечно, в данной ситуации. Вернулись эти двое относительно быстро, с многоговорящим шлейфом верхнего тона Итачи и отсутствием намека на штормовые предупреждения. Саске приоткрыл рот, но что сказать — не нашел. Как-то спасать бы ситуацию, да только как? Он кругом виноват, даже в том, что от него никак не зависело. И каждое слово должно быть выверенным, чтобы… — Если твой пудинг окажется таким же кислым, как твое выражение лица, день будет окончательно испорчен, — заметил Итачи, проходя мимо брата. Рука вскользь потрепала по щеке. В переводе с итачивского «я тебя прощаю, но поднимать эту тему мы больше не будем никогда и сделаем вид, что ничего не было». Сделаем. — Нет, он будет сладким, — пообещал Саске, как-то неловко глянув на Минато, что уже держал в руках бутылку с вином, на сей раз наполняя свой бокал чуть менее скромно. Видимо, одобрено. Итачи достал с верхней полки бокал, но что-то подсказывало самому младшему участнику мероприятия, что не для него. В глазах отразился протест, но сказать он ничего не мог, ибо вина — штука колючая. Минато покосился на протянутую омегой руку, что держала тонкий хрусталь. Несколько выстрелов в гляделки между каждым находящимся в комнате. — Я думаю, что Саске все же прав… — Да ну, брось, — пока еще без оттенка недовольства произнес Итачи. — Я чувствую себя лучше, я все еще не принимаю антибиотики и сегодня праздник, поэтому…. Минато медленно начал качать головой, все с той же блядской полуулыбочкой на лице: отнюдь не язвительной, но раздражающей до ужаса. — Я хозяин в этом доме и мне решать… — вздох. Это явно бы не помогло, но попробовать стоило. — Тогда я спать. — О. Мы добрались до шантажа? — искренне удивился Минато, пристально глядя Итачи в глаза и делая глоток из обновленного бокала. Зараза. Не то чтобы Итачи так сильно хотел пить, не то чтобы его обижало то, что все вокруг настолько категорически против его компании в качестве собутыльника. Но этот обжигающий взгляд сейчас был чем-то очень алым, подогревающим азарт и что-то принципиальное. — Мы с него начали, — поправил Итачи. — Как думаешь, сколько раз я становился жертвой столь жестокой манипуляции? — поинтересовался он. — Можешь идти и укладываться, мы постараемся вести себя тише. А можешь вскрывать оставшиеся карты. — Типа вот этих? — обмахнул кистью шею Итачи, крайне очаровательно улыбаясь. — Или если я не в белье, то не сработает? Бритвочкой по затягивающейся ранке на собственном воображении, что с радостью напомнило все, что он видел. — Когда ты в белье — можно и без всего этого, — напомнил он. — Но мне кажется, что это не лучший дресс-код для семейного праздника. Впрочем, останавливать не смею. А феромоны, — почти сочувствующая усмешка. — Можешь попытаться — уверен, это будет мило. Острая бровь взметнулась вверх. — Мило? — На угрозу в любом случае не потянет. — Ты не умеешь в провокации. — Я? Не умею? В провокации? Как легко ты забываешь, с кем ты разговариваешь. Итачи призадумался, ну, вообще-то да, это часть его профессионализма. Та, что была безукоризненной, а не та, что проебывалась на каждом шагу. — Он сейчас где-то в офисе, работает в поте лица, готовит по-настоящему стоящие проекты, а не торчит у меня дома, подсасывая вино моего младшего брата. — Я не против, если что, — вставил свои пять копеек Саске. — А я сразу тебе сказал: реальность, увы, сурова, — согласился Минато. — Не сомневайся, эту встречу я никогда не забуду, как и каждое озвученное тобою слово, — Итачи приблизился к альфе, покосившись на бокал в его руке. — Мне бы хотелось все же надеяться, что это не так. — Что я забуду нашу первую встречу? — притворно разочаровался Итачи, пока все приближался и приближался, сейчас это уже невозможно игнорировать. — И что же ты все же собрался делать? — осторожно поинтересовался он. — Уложу тебя головой о кафель и заберу то, что по праву принадлежит мне. Минато с сомнением нахмурился. — Мы все еще о вине? — Кто знает, — плавно пожал плечами Итачи, все больше облачаясь в омежье поведение. — А ты бы хотел, чтобы речь шла о вине? Глаза Саске становились все больше. И он еще чего-то совестью мучился? А кто вообще сказал, что этих двоих нужно сводить? Они уже взаимодействуют так, словно между ними полшага до… чего-то явно не рядового. Итачи прекрасно понимал, что заигрался еще примерно минуту назад, и все то, что он сейчас делает, как минимум жестоко, как максимум опасно. Но это часть игры, а с играми у него отношения еще хуже, чем с алкоголем и принципами. И… ты эту тварь в себе ничем не придушишь, она и так тянула лапы из клетки последние пару дней, а уж в присутствии высокотональника и вовсе пыталась вытечь сквозь прутья. Ам… сомнительный каламбур получился. Минато отвел собственную руку с вином за спину. И не стоило удивляться тому, что парой секунд спустя ладони Итачи легли к нему на плечи. Все еще опасливый взгляд на тонкие пальцы, что прошлись по шее. — Отдай мне бокал, — не то попросил, не то порекомендовал Итачи ласковым тоном. А вообще из такого положения он правда может неплохо треснуть его о кирпич позади. — И все еще нет, — немного тише, чем прежде ответил Минато. — Все еще из соображений заботы? — Уже из любопытства, как далеко ты зайдешь. — Я пойду погуляю с собаками, — протянул Саске, ретируясь в другую часть квартиры. Так-с, куда делся мячик. Итачи мягко повернул голову, наблюдая за сборами брата, и обратно на объект своих манипуляций. Господи, какие же у него все-таки невероятные глаза. В природе просто не существует такого цвета, это невозможно. Радужка словно легонько подсвечивается изнутри, и сейчас это точно не шутка освещения. Минато улыбался. Как и всегда впрочем, но за этим заинтересованно расслабленным лицом полыхала паника. Что происходит и почему это происходит? Итачи словно подменили. Изначально Минато думал, что будет приезжать сюда как в церковь, чтобы, оказывая помощь, замолить грехи и заслужить прощения… хотя бы самого себя для себя. Никакого ответа от Итачи в планах не было, не будет слать грубо и матом — и уже на том спасибо. А он стоит рядом, настолько близко, что нос дразнит уже не только фиалка, смотрит так пристально и… Красота. Одно из самых загадочных явлений. Все внутреннее просто напитывается эмоциями к каким-то случайным вещам, которые по личным соображениям кажутся удивительными, неповторимыми, прекрасными. Пусть то будет закат или вид скалистых гор, ювелирное украшение или чье-то вот настолько совершенное лицо. Он же идеален: каждой своей черточкой, миллиметром кожи, вкраплением в оттенок своих лохматых волос. И когда это все еще и сопровождается улыбкой, то становится почти больно от того, насколько он красив. Природа не должна совершать подобных ошибок. Или Господь Бог. Или кто вообще несет ответственность за то, что происходит с судьбами людей. Низкотональный омега с поломанным прошлым, отвергающий любое гипотетическое будущее. Подарок под елочку особенно капризным детям? Минато не соберет настолько сложный паззл. — Настолько, насколько ты меня вынудишь, — просто ответил Итачи. — Но не будешь же ты настолько жестоким, чтобы заставлять меня… — Кто кого сейчас заставляет? — усмехнулся Минато, роняя голову на бок, малость разрывая напряженное пространство между ними, что все еще не было настолько маленьким, чтобы ловить чужое дыхание, но все же дистанцию стоило бы увеличить. — Очевидно, ты несешь ответственность за что угодно. — В том числе за твое здоровье, — согласился Минато. — В том числе за то, что я собираюсь сделать? Глаза против воли спустились к губам. — И что же это будет? — Веришь мне? — Ни капли. — Это правильно. А в следующее мгновение, Итачи перехватил бутылку, пока Минато охранял свой бокал. Та стояла в полуметре справа и не была защищена абсолютно ничем. — Омегам нельзя доверять, они те еще… Минато перехватил Итачи за запястье, уводя его же руку вверх, а соответственно бутылку выше. В какой именно момент произошел оборот, Итачи не понял, но вот уже у лопаток опора стена, рука высоко над головой, а Минато снова ближе, чем должен быть. — Саске, мне нужно политическое убежище! — позвал Итачи… но, кажется, Саске уже не было. — Вот черт. Переговоры? — Вещай, — согласился Минато, у которого на данный момент обе руки были заняты. Одна бокалом, другая омегой. — Я честно ее выиграл. — Мы не играли. — Я играл, — поспорил Итачи. — Я сказал тебе «нет», — напомнил Минато. — И кем же ты себя возомнил? — вскинул бровь Итачи. — Временным супругом? — Пока еще нет. Итачи возмущенно приоткрыл рот, пытаясь найти на это хоть какой-то вразумительный ответ, кроме озадаченного выдоха. — Мистер Намикадзе, при всем моем к Вам уважении… — Которого почти не осталось. — Я ни разу…. — До этого момента. — Не думал о том … — Врешь, — перебил окончательно мысль альфа. — Но я тут в качестве сиделки, ответственной за твое здоровье, о супругах поговорим в более удачный момент. — Его не будет, — напомнил Итачи, язвительно улыбнувшись. — Как и алкоголя внутри тебя. Итачи задумчиво покачал головой, закусив губу и даже немного нахмурившись. — То есть без вариантов? — Без. — И несмотря на то, что я честно отвоевал ее, ты не позволишь мне сделать и глотка? — Нет, — качнул головой Минато. — Ты выиграл, — вздохнул Итачи, расслабив руку, которую почти сразу же отпустили. Но вместо того, чтобы опускать ее, он протянул ее чуть вперед. И наклонил бутылку… Струи покатились по светлым волосам, рассекая линиями лицо, скользя дальше по белой рубашки, впитываясь в нее розоватыми пятнами. В ней было не больше половины, но этого вполне хватило, чтобы промочить ткань, напрочь испортив одежду, не оставить от прически и следа и умыть это самодовольное лицо. — Месть пахнет вином, — елейно протянул Итачи, оглядывая труды своей работы. Ткань красиво прилипла к частично мокрому крепкому корпусу мужчины, на реснице собралась алая капелька, а влажная и почти бесцветная линия блестела на щеке. Минато приоткрыл глаза, опуская собственный взгляд на рубашку. Ну и какого черта? Обратно на Итачи. Ну и что ты наделал? Ох, сколько самодовольства. — Тебе идет, — заверил Итачи. — Выглядишь сбежавшим из рекламы. Минато медленно кивнул. — И какой будет слоган? — усмехнулся он, облокачиваясь ладонью о кирпич позади Итачи, наклоняясь к нему ближе. — Посмотрите на свои принципы. На меня. На свои принципы. Чего вы хотите? Хорошая шутка с отсылкой к старой рекламе, и искренний смех здесь был бы как ничто другое уместен. Но Итачи было не смешно. До тошноты не смешно, настолько отчего-то именно в эту секунду внутри все скрутило. Потому что ты можешь сколько угодно говорить, даже открыто флиртовать, прикрываясь какой-то идиотской игрой, трогать, что-то обещать… пока трогаешь ты — все в порядке. Как только хотя бы один шаг делает он, дела приобретают совершенно другой оборот. Ладонь легла на плечо Минато. — Вина, — просто ответил он. Капля оставшаяся на подбородке слишком уж притянула к себе внимание, да и стоит признать, Итачи испытал истинную гордость за себя от того, что смог удержаться и не собрать ее кончиком языка с этого невозможно красивого и уверенного в себе лица. Он правда хочет вина. И хочет этого альфу. Но это все гребаная побочка, и ничего искреннего в этом нет. Вся искренность, что между ними была, окрашена в нелицеприятные цвета, изуродована и выставлена на всеобщее обозрение. А похоть, как чувство голода на диете — твой враг, с которым ты знаешь, что делать. Игнорировать. — А я сухую одежду. Но спорю, ничего из твоих шмоток на меня не налезет. А значит единственное, что я смогу себе позволить — это раздеться. — Какая досада, — наигранно разочаровался Итачи. — Как я только переживу вид тебя…. Обнаженного… на моей… На плите что-то недовольно зашипело, и Итачи моментально отстранился от стенки, выскальзывая из-под зоны доступа Минато, чтобы оказаться возле плиты и снять кипящую жижу с огня. Что вообще Саске с этим собирался делать? Чертовски хороший вопрос. — Блядство, — вздохнул Итачи, глядя как засыхает на горячей плите этот кулинарный шедевр, что оттирать потом придется, тратя силы несоразмерные «удовольствию» от поедания этого… он назвал это пудингом? — Я думаю, мне нужно в душ. — Да, можешь взять синее полотенце, — Итачи все еще стоял у плиты и, наверняка, выглядел очень расстроенным наведенным бардаком. Во всяком случае, он хотел бы, чтобы это выглядело так. А на самом деле он медленно осознавал все, что сейчас произошло. Это страшно. Он не участвовал в этом диалоге, все это время он словно наблюдал его со стороны, а все эмоции подарили разом сейчас, и самая яркая из них — страх. Почему… как вообще… Как только послышался хлопок двери в ванную, Итачи осел на пол, запуская пальцы в волосы. Нет, он не говорил всего этого, и нет, он не слышал этих смелых, уверенных и даже немного самодовольных ответов. Этого всего тут только что не происходило. И он ничего не чувствовал внутри себя, вот тут в груди и, кажется, еще чуть ниже живота. Нет. Было. Нахера оно было? Господи, да что с этим туловищем не так? Почему оно не может работать как все остальные, просто двигать руками и ногами по воли хозяина? Словно в Итачи уже была бутылка вина, и не одна, потому что контроль над собственными решениями и оценка уместности действий пошли к черту. Да, ровно как и тогда в Лос-Анджелесе: он просто что-то говорил и что-то делал, потому что нравилось. И два литра текилы — это очень весомый аргумент в пользу невменяемости. А сейчас-то что произошло и почему? Намикадзе нужно убираться отсюда и поскорее, пока Итачи хотя бы запоздало, но соображает. Потому что в следующий раз он не откажет себе в вине, даже если его придется слизывать с этого альфы. Даже если без вина.