С медицинской точки зрения высокотональные инсектуальные не воспринимают разницу в 0.1-0.2 балла как существенную, если их взаимодействие происходит в рамках одной категории. С психологической же точки зрения споры относительно этого вопроса все еще активно ведутся. Часть исследований представляет статистику, подтверждающую, что более 30% участников экспериментальной группы способны отличить истинного от иного представителя своей же категории путем считывания трех тонов на повышенных показателях. Порядка 7-8% способны отличить истинного на усредненных показателях. И менее 1% способны выявить истинного по одному тону усредненного показателя (данная статистика многими профессорами воспринимается как погрешность).
И казалось бы, вся компания в сборе, но тут вернулся Сай еще с двумя бутылочками бесцветного. Изуна уступил ему место, решив, что раз его место все равно ручка дивана, то какая разница какого. Тобирама, сидящий с краю, перемещения не одобрил, но комментировать не стал. Кушина сделала самое страшное, что могла — достала телефон. — А давайте в правду или действие? — Убери это орудие пыток, — попросил Минато. — Заткнись. Что там? — заинтересовался Мадара. — Сейчас имена только забью, вас капец много, — вздохнула она, начиная работу с приложением, которым можно было вести войну и это вышло бы опаснее ядерной. — Ну, вроде как. Поехали. Ничего выше рейтинга 18+ по действиям, но вопросы котируем любые, окей? — В смысле ничего? — не понял Мадара. — Я не думаю, что вы будете в восторге, если придется облизывать мои сиськи, — сообщила Кушина, чем мгновенно убедила Мадару. — Что ж. Поехали. Дейдара. — Правда. — Назови трех участников, с которыми ты бы переспал. Омеги выбирают альф, альфы омег, — добавила она пометочку от себя. Дей решил начать с алкоголя. Ну что за херня? Взгляд прошелся по участникам. Сенджу оба сразу нет. После той истории с Минато он до сих пор не отошел, это принципиально личное нет. — Ни с кем, на самом деле, кроме того, с кем сплю. Но раз уж нужно выбрать… Наруто и Какаши. Сасори выбор понял, просто от самого безопасного, но с тем, что это честно не согласился, впрочем, давить не стал. — С трудом представляю, что может твориться в голове, чтобы в ней не зародилось желание хотя бы раз испытать на себе, что значит трахаться с самым сильным существом планеты, — протянул Мадара. — Не труси. Он все понимает. Дей, сжав зубы, демонстративно вскинул бровь, отрицательно качнув головой. — Я просто отключусь. И все равно не узнаю ничего. — Ну, нет, — влез Изуна. — Не сразу. Ты ему крышу не сломаешь, а значит дозовать он будет постепенно и пока он это делает, ты столько новых оттенков обнаружишь, просто вау. — Я не… — Дей не представлял, что им говорить. — Я не то чтобы не в курсе. — У тебя были десятки? — насмехаясь, протянул Мадара. — Тут все хотели бы с ним переспать. Выбирай третьего, солнце. И это явно не кто-то из перечисленных. Ничего личного. Дей неровно выдохнул. Психика итак ни к черту, подкошенная нестабильными гормонами в блядский первый день, так еще и этот на нервы действует. А почему Сасори молчит? Нельзя как-то вступиться, что ли? Кушина нервно крутила телефон, мысленно смиряясь, что все ее игры сегодня провалятся. — Саске, — вдруг сказал Дей. — Мне нравится, как он пахнет, когда злится. — А как он пахнет, когда злится? — уточнил он больше у Минато, чем у Дея. — Ладно, принимается. Кушина осторожно выдохнула и нажала «продолжить». — Какаши. — Правда. — Кто тебя больше всего бесит из присутствующих в комнате? — Ты. — Спасибо. Саске. — Действие, — отозвался парень. — Ого, хоть кто-то не из трусливых, — прокомментировал главный редактор. У него в принципе сегодня было чертовски комментаторское настроение. — Если у тебя был секс с кем-то из присутствующих — пей. — Лучше бы я танцевал или кукарекал, — вздохнул Саске, а после с отчаянной тоской влил в себя шот. Начались сумасшедшие переглядки. Даже Хаширама заинтересованно пробежался взглядом по всем присутствующим. Кто? — Давайте дальше, — попросил секретарь, стараясь не смотреть на Изуну, который улыбался как плотоядный хищник. — Ах ты, маленькое животное, — потянул Мадара, Саске поперхнулся вторым по счету шотом. — Да не ты, господи. У нас разве не было договора? — Ничего не знаю, — качнул головой Изуна. Спасибо большое, Мистер Учиха. Саске решил, что третий шот тоже будет не лишним, но Итачи удержал его от этого. Пусть его опора и поддержка после этого мероприятия сможет хотя бы на ногах стоять. — Окей, — протянула не менее озадаченная Кушина. — Сасори. — Действие. — Каждый раз, ахахах, — девушка согнулась пополам, не в силах прочитать текст. Через секунд десять Минато это надоело и он вырвал из ее рук телефон. — Каждый раз, когда кто-нибудь… — пауза на пару секунд, и Минато, искренне пытаясь сдержать смех, отвел экран от лица. О, это будет неловко. Телефон тем временем дошел до Мадары, который в отличие от предыдущих умников решил сперва прочесть все полностью. За улыбкой мелькнули зубы. — О, это будет занимательно. Каждый раз, когда кто-нибудь выбирает действие, игрок должен снять с себя одну вещь. Когда кто-то выбирает правду, игрок надевает вещь обратно. Тишина. Три секунды на осмысление и покатились все, даже Какаши отвернулся, прикрыв глаза рукой и закусив губу. Это будет очень неловко. — Блеск. — Фух, верни телефон. Так. Я. Ну, блин, разумеется, действие! — воскликнула Кушина, наблюдая как Сасори под кучей взглядов медленно стянул первый перстень с руки. — Ну, так вообще не интересно. Ладно. Сними бюстгальтер, не снимая одежду. Пф, легко. Недолгая возня под футболкой и элемент нижнего белья полетел на стол. Красный. Ну кто бы сомневался. — Изуна. — Действие. Сасори, закатив глаза, снял второй перстень. — Теперь ты — королева танцпола. Игрок может в любой момент сделать какое-нибудь танцевальное движение и все должны его повторить, тот, кто сделает это последним, снимает с себя одну делать гардероба. — А что делать, если она всего одна? — уточнил Мадара. Пар семь глаз снова пробежались по его ногам. Он еще и без белья. Просто восхитительно. — Не играть в такие игры, — ответила ведущая. — Резонно. — Минато. Минато сверлил взглядом Сасори, пытаясь решить для себя, чего он хочет больше — шоу или пожалеть нервничающего Дейдару. — Прости, друг. Действие. Рядом в голос засмеялся Мадара. Сасори стащил с плеч пиджак, оставив его на коленях. — Поцелуйте игрока с таким же цветом волос, как и у вас. Минато оглядел всех и выбрал меньшее из двух зол, поманив к себе Наруто, просто потому что Мадара почти лежал на нем, а вставать было бы крайне неудобно. Несчастный ребенок выматерился про себя так, как не полагает его психика и встал с места. Зло глянул на Саске, потому что мог бы, на самом деле, успешно спиваться в компании ребят у бара, а не проходить вот это все. Поймав парнишку за подбородок, Минато развернул его голову в сторону, оставив целомудренный поцелуй на щеке. — И это все? — фыркнул Мадара. — Это мой сын, ты забыл? — Инцест — дело семейное, — пожал плечами Мадара. — Окей-окей, не настаиваю. — Мадара, — перебила Кушина. Тот оскалил зубы в ответ. — Давай не пойдем по схеме с носками и обувью, ладно? Снимай свою чертову рубашку. Сасори понимающе кивнул, стаскивая ботинок. Кушина в это время скептично смотрела на экран, потому что задание выполнить будет невозможно. Выпить столько шотов, сколько у тебя было любовников? Это, простите, сколько? В баре алкоголя-то столько есть? Сменить задание. — Выбери того, кто ущипнет тебя за ягодицу. Мадара обвел всех взглядом, придумывая, кого бы наказать. Его троица сразу отпадала, слишком просто. Дейдара, кажется, сейчас дрожать от злости начнет, так что временно Сасори можно и не трогать. — Наруто, — мило улыбнулся Мадара. — Простите, я не могу, — Наруто резко подорвался с места, покидая компанию, направляясь к бару. — Просил же всех нежных удалиться сразу. Эх… Дей, прости, ты сам видел, я пытался. Дей медленно приподнял бровь, ощущая, как дрожит губа. Ну, вот он серьезно? Опираясь на ноги сидящих по бокам мужчин, Мадара поднялся с места, приближаясь к парочке. — Привет, — улыбнулся он Сасори. Дей хотел было встать, но был удержан одной рукой Сасори. Второй же он проскользнул под пиджак, вынудив Мадару шикнуть, потому что силы не пожалел. — Ну надо же, как у младенца, — прокомментировал Сасори. — Можно было и нежнее. — Нужно было бы нежнее, выбрал бы Намикадзе. А ты успокойся уже, будь добр, — последнее прозвучало с очень опасным нажимом. Дей неровно выдохнул и влил в себя еще один шот. — Орочимару, — резко продолжила Кушина. — Правда, дорогая. Сасори флегматично натянул пиджак обратно, решив, что тянуться за обувью ему лень. — Сколько тебе нужно было бы выпить, чтобы переспать с игроком Тобирама. Орочимару перевел взгляд на альфу, подумал немного и пожал плечами. — Он пахнет, как операционная. Не самые теплые воспоминания в моей жизни. Так что, думаю, очень много. Прошло еще кругов пять, в процессе которых много пили, раздевали и одевали бедного Сасори, что-то изображали, что-то снимали, кого-то обнимали и целовали. Шоу перестало казаться зрелищным. — Итачи, — обернулась Кушина уже в чьей-то рубашке, так как футболку было необходимо снять и остаться в одном лифчике, который был снят значительно раньше. — Действие, — пожал парень плечами. — Предатель, — прошипел Дей, пока Сасори избавлялся, наконец, от рубашки. Итачи на самом деле об этом просто забыл. И, кроме того, он очень боялся вопросов, в которых точно придется врать. Не хотелось пытаться. Не с журналистами. А в его жизни слишком много всего, что он не был готов выставлять на публику. — Сядьте на колени к игроку Хаширама и просидите так три раунда. Итачи больше испуганно, чем удивленно посмотрел сперва на Кушину, потом на Хашираму, который попытался успокоить его мягким кивком, мол, все в порядке. Мадара устало вздохнул. — Если хочешь посидеть у него на коленочках, прошу, добро пожаловать, но я предлагаю сменить вектор игры, потому что хрень какая-то, нет? — спросил Мадара. — Что еще там у тебя есть? — Викторины на желание, — предложила Кушина. — Желания — это хорошо. Что за викторины? — Разные блиц-опросы. Выбирается жертва, за нее сражаются три игрока. Тот, кто победил, загадывает жертве желание. — Давайте я просто буду загадывать вам желания? — предложил Мадара. — Мы уже играли в эту игру, — напомнил Минато. — Ничем хорошим это не закончилось. Мадара смирился с тем, что просто так его желания выполнять никто не будет, но заявил, что участвовать будет каждый раз сам и жертву выбирает тоже он. И первой жертвой будет Тобирама. Кушина хотела как-то объяснить, что система немного другая, но под взглядом Минато стушевалась. — Начнем с истории. — Охренительно интересный интеллектуальный конкурс, — вздохнул Мадара. — Но тогда учитывайте, что желания должны быть такими, чтобы эта хрень того стоила. С Мадарой за право поиздеваться над Тобирамой играли Изуна, ну, разумеется, и сыграла Тсунаде, чем вызвала крайне подозрительное выражение на лице этого белоснежного лютоволка. Ну кто, простите, здесь силен в истории? Изуна вылетел на третьем вопросе, Тсунаде на втором, Мадаре надоело на седьмом, он итак выиграл. Вальяжно сидя на своем диване, закинув обнаженную ногу одну на другую, он сверлил его взглядом, пытаясь придумать, какое бы желание загадать, чтобы побаловать и публику, и себя. Взгляд скосился в сторону Хаширамы, что наблюдал с чистым любопытством без примесей каких-то негативных чувств. Тобираму можно раздеть. Можно заставить что-то сделать. Можно вытащить из него что угодно. Тот в это время сидел в кресле, подставив пальцы под висок и сверлил его взглядом в ответ. А после Мадара взглядом напоролся на внимательные глаза младшего брата, что ждал решения как приговора. Нет. Даже не рассчитывай. Выбирая между профитами себе, весельем для остальных и способом поточить о Хашираму нервы, он остановился на четвертом. — Ладно. Поцелуй младшенького Учиха. Но только так, чтобы я пожалел, что выбрал не себя. Звенящая тишина со звуками бара на фоне. А после долгая игра в гляделки, и только четыре взгляда безотрывно пилили Мадару, норовя проделать дыры. Хаширама и Тобирама понятно, одного не устроила формулировка, другого — желание. А вот вторые два принадлежали Изуне, что поверить не мог, что ему перепало, и… Саске. Он вообще-то тоже младшенький Учиха. Минато переводил взгляд с Изуны на Саске, пытаясь понять, какой вариант был бы комичнее, а после все же решил, что он внесет ясность: — Солнце мое, у нас их два. Мадара резко переместил глаза на секретаря. — Ну так пусть выбирает, — развел он руки так, словно не понимая, где тут сложность. Саске и Изуна резко переглянулись: первый сразу же отвернулся, не особо желая даже взгляд делить с этим омегой. Тобирама медленно повернул голову — к счастью, эти двое не далеко друг от друга сидели. А после протянул руку, подозвав двумя пальцами к себе. Мадара закусил губу, сдерживая смех, Минато уткнулся лицом в макушку друга по той же причине. Саске неуверенно поднялся на негнущихся ногах. Очень специфичное чувство, когда вроде как «да, пожалуйста, безумно хочу», а вроде жизнь дорога, а это чудовище, что зубы точит явно не для красоты. Это страшно, просто банально страшно. Брови Итачи зафиксировались все в том же приподнятом положении. А что, собственно… серьезно? Это не офис, это какой-то дурдом. Сасори и Дейдара напротив улыбались оба, даже не зная, что в этой ситуации смешит больше. Орочимару активно делал выводы. Саске остановился ровно напротив, не очень понимая, что ему делать дальше. Наклониться? Или? Господь Бог, за что так сурово? Но Тобирама решил все же подняться на ноги. И вот смотреть на него снизу вверх оказалось еще страшнее. Серьезно сделает это? Это же Тобирама Сенджу, он может послать Мадару к праотцам, и ничего ему за это не будет, тот даже бурчать не будет. Так, чтобы завидно стало? Ладонь передавила шею, сразу же делая больно. Саске закрыл глаза, ощущая, что не хочет тянуться, хочет сбежать: от Тобирамы всегда пахнет кровью, абсолютно всегда. Пожалуйста. Губы перехватили жестко, без какого-то мягкого вступления или разгона. Вернее, вступлением, наверное, можно было бы назвать укус, прошивший нижнюю губу. И пока боль ритмично пульсировала, Саске планомерно перекрывали дыхание. Пальцы впились в швы рубашки на плечах Тобирамы, сжимаясь все сильнее, словно его это остановит, пока сам он прильнул ближе, понимая, что на такую силу невозможно не возбуждаться. Саске заводился от чувства страха. Обозначает ли альфа минусом или глубоким поцелуем того, кто одним своим видом наводил ужас — не важно. Это похоже на вдох после того, как тебя насильственно держали за волосы под водой, и ты знаешь, что сейчас уйдешь туда снова, но вдох так прекрасен. Голову повело, ноги начали предавать, и только в этот момент он услышал: — Довольно. Я завидую. Еще обжигающее прикосновение зубами, которое почти вспороло кожу, и Саске не удержался от стона, не готовый отпрянуть, но Тобирама отвел его лицо за волосы. — Хороший мальчик, — сообщил он и также спокойно опустился в кресло обратно. Саске в ошарашенном, заледеневшем виде простоял еще секунд десять, после чего сорвался с места и исчез из поля зрения. Итачи молча выпил еще. Ну, прекрасно сработано, дезактивировали его опору и поддержку. — Продолжаем? — обернулся Мадара с елейной улыбкой к Кушине, максимально игнорируя факт существования Хаширамы. Кушина проморгалась. Она увидела сейчас что-то, что не должна была видеть. И никто не должен был видеть. — Да! — щелкнула она пальцами. — Следующая тема: политика. Мадара закатил глаза. — Играем на Хашираму, — сообщил он. Разумеется, он тоже снова играет. На сей раз с ним играл Орочимару, который отчетливо знал, что он хочет знать от своего гендиректора, досье-то пустое. И Сасори, просто потому что так решил Мадара, еще немного поездив по нервам Дея. Оказалось, что Орочимару противник достойный. Раунд длился долго, по итогу которого Акасуна просто слился, а вот жаркие дебаты главного редактора и психолога длились до момента, пока второй не рассмеялся. — Забирай своего мужчину, — улыбнулся Орочимару. — Хаши, станцуешь? — совершенно не тратя время на раздумья, обернулся Мадара. Это желание в какой-то мере унизительное. Будь это кто угодно другой, кроме братьев Сенджу, оно было бы смешным от того, насколько придурковатое. Но заставить веселить публику генерального директора? — Без проблем. Хаширама поднялся, сдергивая с места первого сидящего рядом омегу. Изуну. Рука легла на талию. — Вальс? — поинтересовался он у него. Изуна звонко засмеялся под закатывание глаз старшего брата. Желание потрачено впустую, ясно, даже смотреть неинтересно. И… Хаширама и не стал, оставив Изуну без внимания, просто потому что смысл в жесте, а не танце. Обидно. — Что там дальше? Играем на Намикадзе. — А если я не хочу? — поинтересовался Минато. — Я хочу, — как ни в чем ни бывало ответил друг. — Литературный конкурс. — Прекрасно, — вздохнул Мадара. — Итачи, Какаши. Ваш раунд. Итачи повернул голову на все еще начальника. — Если позволите, я бы хотел… — Итачи, дорогой мой, мы четверо — единственные, кто имел дело с этим дерьмом очень близко. Обеспечьте мне интересную игру. Ты ведь не так давно окончил учебу, возможно заставишь меня как следует пораскинуть мозгами. Давай, Кушина, стреляй своими вопросами. Итачи согласно кивнул, тут возражений у него не было. Все те, кто выпускался с журфака или издательского дела явно дадут фору тем, кто оканчивал иные специальности. Как, например, Сасори или Дейдара. Можно читать сколько угодно много в свое удовольствие, но чтобы действительно прогнать тестики по общим знаниям, читать как раз-таки нужно далеко не ради удовольствия. А все залпом: литература разных стран, разных эпох, разных жанров. Мда, в общем, карма за то, что руки что-то пишут. Какаши слился на первом же вопросе, виновато вскинув ладони. Ничего не помнит и не особо-то хочет. Минато озадаченно следил за ходом игры. Мадара против Итачи. Если выиграет Мадара, будет что-то сложное скорее всего, он мастер издевательств над кем угодно в любой форме. Особенно над любимчиками. Если выиграет Итачи, явно не ради желания, скорее из спортивного интереса и потому что правда знания свежее, то… Это будет слив желания, верно? Что он может ему загадать? Мадара задумчиво запрокинул голову. — Намикадзе, чье желание ты хочешь исполнять? — поинтересовался он, чуть повернув голову. — Я знаю, во что наряжаются твои черти, а вот… — взгляд на Итачи. — Будешь жалостливым? Тот в свою очередь медленно покачал головой. И вовсе не потому, что собирался как-то отыгрываться или загадывать что-то сложное, а просто, чтобы ограничить этот диалог. — Я не буду над тобой измываться, — пообещал Мадара. — Выбери меня. Просто потому, что это я. Фраза порезала. Причем и Минато, и Хашираму. — Добивай, — вздохнул первый. Мадара щелкнул пальцами, закидывая сразу четыре варианта ответа на вопрос Кушины в противовес одноного от Итачи. Тот изогнул бровь и добавил еще парочку. Еще две минуты, и Итачи с обреченным смехом покачал головой. — У меня не было против Вас шанса, Мистер Учиха, — вздохнул он. — Был, разумеется, но это мой альфа, прости уж. Итачи скинул ладони, мол, и не претендовал, при чем тут Минато вообще, он впечатлен тем, сколько всего находится за этой роскошной копной волос, что может создать о себе впечатление гламурной стервы, фанатеющей от KFC, пока ты не возьмешь в руки его статью. И… возможно Итачи все-таки знал ответ на последний вопрос, но что-то подсказало ему, что стоит закончить этот турнир. Начальству стоит уступать, тем более выпившему и желающему всяческого развлечения. Меньше даст повод впутывать его в свои игры. — Споешь мне? — мило похлопал глазками Мадара. — Как тогда, на четвертом курсе. Мою любимую. Друг задумался всего секунды на две, после чего широко улыбнулся и надо же, действительно запел: — Try to tell you no but my body keeps on telling you yes, — щелкнул пальцами Минато, оборачиваясь всем корпусом на Мадару. — Try to tell you stop but your lipstick got me so out of breath.* Это было шутливо, без аккомпанемента, просто так, но он все равно не промазал ни по одной ноте. — Это твоя любимая песня, — вскинул длинный палец Мадара. — Мне нужна гитара, — пожал плечами Минато. — Ты ее здесь видишь? Я тоже нет. Мадара недовольно вздохнул, оборачиваясь на Хашираму. — Ты испортил мое желание, вот твой шанс реабилитироваться. Найди нам гитару. Ты всесилен, уверен, ты это можешь. Хаширама уронил голову, пытаясь разобраться, кого в канун рождества из имеющихся прямо сейчас под рукой можно дернуть, чтобы этот каприз выполнить? А после, все еще находясь в задумчивости, кивнул. — Найдем, — и он встал с места, уходя куда-то, параллельно доставая телефон. Мадара удивленно приподняв брови, проследил за ним. — Вот это да. — Оно того не стоит, Мадара. — Мне решать, что и чего стоит. Он, между прочим, неплохо поет, кто-нибудь из вас вот знал об этом? — поинтересовался он. — Я, — Кушина аж головой назад подала от наглости этого вопроса. Мистер Учиха, при всем, блять, уважении, он ее бывший. Итачи тоже, наверняка, знает дохрена и больше. Сасори с ним много лет дружит. Нет, понятно, вопросы а-ля, а вот в 2009 году — да, все мимо. И по мимическим морщинкам никто тут не вычислит, сколько баллов у его вчерашней омеги. Но это как-то совсем уж. Да твое-твое, сложи уже на него свои обнаженные ноги. А на троих хочется, да? На двоих бы еще поиграл в пациента у гинеколога, а так уже сложно, не так ли? Как-то настроение у нее подкашивалось все больше. Пить — да, отличный выход из любой непонятной ситуации. На самом деле Мадара действовал на нервы много кому. Дейдара уже не понимал, как вообще нормально реагировать на его существование, Сасори куда спокойнее, но тоже не разделял восторга того же Намикадзе на предмет того, что творится с этим омегой сейчас. Строгий, воспитанный, состоятельный — а ведет себя как черт знает что. Изуне было неприятно, но он это успешно проглатывал. Да, Мадара не подарок. Как и Джейден. В этом они похожи. Кушина просто раздражалась из-за той атмосферы, что он вносил, вынуждая кого-то ощущать себя забитым, кого-то просто молчать весь вечер, а кого-то загоняя в стыд или, того хуже, унижение. Дей, например, ловя подколки Мадары, которые становились все острее, правда, на глазах тух. Разговор плавно перетекал от одних костей к другим, по очереди их травмируя. Мадара умел быть мерзким, когда хотел. Мадара упал на диванчик рядом с Дейдарой, снова закинув ногу на ногу и поправив пиджак, что едва прикрывал его бедра. Взгляд счастливо-пьяный, рука обняла омегу за плечи. — Скажи мне, пожалуйста, как омега омеге. Чего ты злишься на меня весь вечер? — Мадара, может потанцуем? — предложил Минато, но получил острый взмах ладони. Дейдара повернул стальную шею в сторону цветущего омеги, что улыбался так, словно делает что-то вполне естественное. — Я не злюсь, — процедил он. — Какое-то другое чувство? Раздражение? Обида? Зависть? О, или может быть ревность? — он чуть наклонился, чтобы поправить ворот рубашки альфы, что сидел по другую сторону от Дейдары. — Брось, сегодня праздник, я не твой начальник, ты можешь сказать мне все, что угодно, все равно не тронешь мое настроение. Давай, я же вижу, как тебе хочется. Хватит. Дей болезненно перехватил запястье, протянутое у него перед лицом, отводя руку Мадары. — Прекратите. — Прекратить что? Плотно поджатые губы Дея ясно давали понять, что говорить он не хотел. А может просто не знал, что именно. Прекратите домогаться до моего альфы? Это не домогательства. Проявлять знаки внимания? Это тоже не они. Но это действие из этой оперы, просто слова подобрать сложно и совершенно не хочется этого делать. — Трогать его. — Я трогаю всех, но почему же вижу только твои зубки? Ммм, боишься, что я украду его у тебя? — Не боюсь. — Мадара, — попросил Сасори с настойчивым взглядом. — Солнце, я хочу, чтобы ты понимал одну простую вещь. Для меня тональность твоего избранника — то же самое, что для него чахлая семерочка, — задумчивый взгляд. — У тебя же восемь, да? — 7.6, — губы неприятно дрогнули. — Не угадал, — пожал плечами Мадара, а после покосился на Сасори. — Серьезно? Любовь-любовь. Надеюсь, помогает. Мораль была в чем? — В том, что для Вас мелковато, — напомнил любезно Дей. — Все, хватит, поехали домой. Дей резко поднялся с дивана, ощущая, как его штормит. Ночь первого дня, а он выпил больше, чем стоило, настроение нестабильное, как стремянка в поле, к которой тянется смерч. Мадара виновато вскинул ладони. — Иногда нужно разговаривать, чтобы разрешать какие-то проблемы, а не веселить меня реакцией, — вздохнул он. — Вы не умеете разговаривать, — обернулся он. — Вы умеете только… Рука, обнявшая его за талию, вынудила замолчать. — Доброго вечера. Еще раз с днем рождения, — кивнул Сасори, надавливая на талию Дея, чтобы увести его за собой. Минато смотрел вслед удаляющимся коллегам. Им, правда, пора, уже даже он ловил оттенки Дея. Разыгранная миниатюра, хоть и горчила на вкус, но все же была искренней, просто, возможно, подавать ее нужно было в другой палитре. Но главную мысль Мадара донес. Даже несколько. Сасори ему предельно не интересен по причине тональности. А для Мадары это чертовски важно. Он делает это только из-за того, что Дей очень здорово его развлекает тем, как ведется на все эти провокации. И финиширующая, самая едкая, но тоже правдивая: вы — хреновая пара. Все это не то, над чем Минато бы сам посмеялся или поддержал настрой Мадары в этом долгом и невыносимом спектакле по накручиванию Дея, как спагетти на вилочку, но все еще то, с чем никто не сможет поспорить. Блуждающий взгляд остановился на Итачи, что с очередным шотом обсуждал что-то с Кушиной и Тсунаде под внимательный взгляд Орочимару, что не сводил с него глаз уже минут двадцать. Что тебе надо, старый извращенец? Итачи все еще здесь. Все еще пьет. И, вроде, у него даже неплохое настроение. Выглядит интересно, как специфичное дизайнерское решение. И если бы еще волосы были в чуть большем порядке, можно было бы решить, что так и задумано. Прекрасно, Минато, ты молодец. Сидишь тут и рассуждаешь о том, насколько Дейдара и Сасори проблемная пара из-за своих баллов, не имея возможности оторвать взгляд от омеги, что даже в самом смелом сне не сможет стать тебе хорошей партией. Как уютно купаться в двойных стандартах. — Мистер Сенджу? Хаширама обернулся, обнаружив за спиной администратора, что, наклонившись, что-то ему сообщил, передавая большую прямоугольную коробку. Тот кивнул ему в ответ, протягивая полученное Минато. — Видимо, с рождеством. — Ты ее купил? — не понял Мадара. — Мне показалось, что так будет быстрее, — глянул на часы, убеждаясь, что еще быстрее в рождественскую ночь вряд ли бы получилось. — Прошу. Вау. Как-то в баре с гитарой Минато еще не сидел. Пару минут на распаковку. — О, да ладно, серьезно? — взгляд пробежался по корпусу, металлическим струнам, грифу, порожкам и колкам. Какая красивая. Чисто белый дредноут, абсолютно новенькая, идеально попавшая в предпочтения. Интересно, намеренно выбрал именно такой цвет или случайный выбор просто любой гитары, лишь бы была? А вот сейчас придется хорошенько поработать руками, чтобы настроить малышку на исполнение. Минато подобрал ноги по-турецки, удобно устроил гитару на них, а потом осознал, что на него смотрят все и, кажется, чего-то ждут. — У нас тут интимный момент, можно нам пару минут? — попросил он с улыбочкой. Мадара снова сменил диван, подсаживаясь ближе к Минато. Итачи с любопытством смотрел на происходящее. Про то, что Минато дружен с гитарой он, кажется, знал, уже не вспомнит откуда, просто ощущение, что эта информация когда-то уже была озвучена, про то, что поет — нет, хотя насколько это правда вокал еще предстоит узнать. Казалось бы, с юности по крупицам собирал информацию: что-то через сеть, что-то через интервью, что-то узнавал за эти полгода, и все еще далек от того, чтобы заявить, что действительно знает о нем много. Больше поверхностное, но все же пойманы какие-то мелкие предпочтения, привычки, жесты, реакции, хобби, фразы — все это будет греть. Стоп. Взгляд резко ушел в сторону. Ты можешь искренне презирать в нем альфу за то, что он сделал с омегой внутри тебя. Но ты не сможешь его ненавидеть как человека. И прямо сейчас именно он сидит на диване напротив, перебирая струны гитары и колковый механизм. Беззвучные касания по струнам в какой-то момент начали превращаться в спокойную мелодию, что отвлекла от разговоров, создавая тишину, по крайней мере в рамках этого круга людей. Мадара уютнее устроился на диване полубоком, облокотившись рукой о спинку дивана. Минато покосился на друга, улыбнулся так, как было очень в его стиле: остро и с насмешкой, а после проглотил жест с губ, запевая первую строчку. Голос у него и правда был чарующим, все тем же, но в данную секунду по-особенному ласковым, теплым, нежным, хотя нотки царапающей тоски просачивались сквозь каждую фразу.Mr. Sandman, bring me a dream Make him the cutest that I've ever seen Give him two lips like roses and clover Then tell him that his lonesome nights are over Sandman, I'm so alone Don't have nobody to call my own Please turn on your magic beam Mr. Sandman, bring me a dream*
Мадара прикрыл глаза, с улыбкой на губах ловя чувство ностальгии. Итачи чуть наклонив голову, внимательно слушал, поражаясь тому, что действительно не знал этого, а у него очень неплохо выходит. И как-то скребет по сердцу, только не совсем понятно — от слов, от голоса или от того, сколько всего вложено в эту песню. Ему нужно выпить, а не ловить взглядом движения губ. И тепло от проскользнувшего по нему взгляда голубых глаз. Хотя, возможно, именно потому, что выпито уже так много, реагирует он настолько остро. Итачи прикрыл глаза, не желая видеть то, что находит отклик в груди. Красиво, душевно, глубоко. Он просто пьян и не в ладах со своим сходящим с ума организмом, все нормально, он все еще помнит, кто это и почему эмоции к нему окрашены только в темные оттенки. Песня закончилась аплодисментами. Итачи сообразил, что публика выказывает реакцию, запоздало решил поддержать, но успел хлопнуть в ладоши всего дважды, как-то неловко и неумело. Мадара сверлил взглядом Минато, словно сейчас последует благодарность, которая выражается чем угодно, но не словами. И это было неприятно… Для Хаширамы. Что видел сейчас в глазах человека, которого хотел во всех смыслах, где сексуальный, пожалуй, самый незначительный, чувства, которыми не размениваются просто так. Мадара любил Минато. Глубоко, искренне, честно и по-настоящему. Это можно считать в объятиях, фривольных шутках, в таких вот взглядах. Еще сильнее бросалось в глаза, когда они ругались. В тот день на приеме в честь его для рождения Хаширама стал свидетелем куда более глубоких отношений между ними. И пусть речь шла о ссоре, о грязных высказываниях, о давлении феромонами и звонкой пощечине, пусть все было исключительно в негативных тонах, еще в тот момент он ощутил, насколько сильна эта связь между ними, что тянется так давно и держится с каждым годом все крепче. Это, правда, форма дружбы? Оттенки человеческих взаимоотношений еще более многогранны, чем палитра всех существующих оттенков цвета. То, что называется дружбой может включать в себя тысячи разных видов привязанности. И одна дружба может быть абсолютно не похожа на другую, но и та, и другая имеет право на существование. Они друзья. Но почему в этот момент Хаширама видел в этих черных глазах столько всего, что упорно верилось в иную форму отношения? — Ну, на троечку, — выдал, наконец, вердикт Мадара. — Раньше было как-то душевнее. Но молодец, спасибо, порадовал старого омегу. Минато отложил гитару, наклоняясь к другу, чтобы оставить поцелуй на щеке и напомнить о том, что старым Мадара не будет никогда, а сейчас ему стоит закрыть рот и перестать вымогать комплименты. Правда, озвучена эта информация была строго на ухо, а потому никто не знал, что заставило Мадару смеяться, обнимая друга. — Подлиза, — острые пальцы прочесали светлые волосы. — Все, хватит тискаться. Налей мне. Собственно, кто в хит-параде мужчин Мадары на сегодня фаворит — определились. Изуна, сложив руки на груди, гулял взглядом между высокотональниками. Минато. Хорошенький, весьма в его вкусе, но как-то больно крепко сидит на поводке брата и постоянно скашивается на этого сомнительного качества омегу рядом. Не то чтобы он имел что-то против Итачи, но, бросьте, классический представитель С или, боже, простите, пожалуйста, В-категории. Не страшненький, конечно, но абсолютно ничего выдающегося. А сегодня как-то совсем хреново выглядящий: волосы в кошмарном состоянии, одежда — жалкая попытка в эпатажность, а еще ему нужно подружиться с косметикой. Хаширама. Уверенный в себе мужчина, состоявшийся бизнесмен, представитель редчайшей уникальной категории. Все еще не меченый, а потому свободный. Цель его внимания на день — Мадара. Что там за шутка с предложениями, Изуна не понял, но вряд ли что-то действительно серьезное. Возможно, брат по какой-то причине его бортует, другого объяснения, почему он сейчас ластится к Минато, не было. Дурак, что сказать. Но Хаширама, пожалуй, слишком в возрасте, чтобы на полном серьезе метить в такого человека. И тут дело даже не в цифрах, а во взглядах на жизнь и векторе предпочтений. Под такого только очень настойчиво прогибаться, даже не пытаясь что-то из него извлечь. Не важно: о деньгах речь или о невинном поцелуе, что не впишется в распорядок его дня. Тобирама. До дрожи по спине. Сплошное скопление кинков. Красивый, господи, какой же красивый. Альбинос, а это всегда завораживает. Изуну никогда не трахали, сверля красными глазами, а это почти обидно. Холодный как арктические ночи, еще и пахнет льдом или все же больше морозом, хрустящим утром января — это невозможно просто. Очень вкусно. И как и двое предыдущих, он постоянно скашивает взгляд на Мадару. То, что они трахались — это понятно, и, кажется, далеко ни один раз. Но никаких ноток собственничества: просто Мадара тут единственный, кто подходил его капризам с тональностью партнера. И от этого он становился еще желаннее. Почему он решил поцеловать Саске? Черт знает. Элемент шоу? Маленький подарок грязному фетишисту? Не может до сих пор забыть того альфу, хах? Одно Изуна извлек из этого вечера — он тут никому не интересен. И это чертовски обидно, если честно. Даже Итачи кому-то тут интересен, хотя, казалось бы, с чего? Который, к слову, поднялся с места, отходя куда-то к бару, где уже сидел Орочимару. Еще одно фриковатое создание. — Мистер Сенджу, — протянул Изуна, обращаясь к Хашираме, чем сразу же привлек внимание Мадары. Сейчас на том диване сидели только генеральный директор, заместитель главного редактора и сам главный редактор именно в этом порядке. Первый перевел на Изуну взгляд, приподнимая брови. Весь во внимании. — Позволите пригласить Вас на танец? — поинтересовался он. — Кто это у нас тут резко осмелел? — криво усмехнулся Мадара и приложил палец к губам, призывая брата к послушной тишине. — Почему бы вдруг нет? — поинтересовался Изуна, поднимаясь с места. Ему срочно нужно внимание любого высокотональника, и пока показалось, что он единственный, кто не станет кусать за руку. Мадара впечатленно наблюдал за действиями брата. Изуна собрал в себе самые развязные черты Джейден и немного его личные, с детства засматриваясь на то, как должно вести себя омеге высокой категории. Сейчас Мадара бы сказал, что все же нет, не так, как он вел себя в старших классах и на ранних порах студенчества. У Хаширамы не было причин отказывать, кроме той, каким взглядом сверлил младшенького Мадара, но это все еще не повод. Наблюдать за тем, как к нему приближается прилично выпивший омега, как облокачивается ладонью о спинку дивана около его плеча и улыбается почти на грани очаровательного, но все же скалится больше… знакомая улыбка, он видел ее когда-то давно на других губах. — Мне просто показалось, что Вы как-то заскучали, — протянул Изуна, — А нам так и не удалось потанцевать после загаданного желания моего брата. Поэтому… Хаширама прикрыл глаза. Личное пространство нарушено вульгарно и откровенно, ему осталось еще ногу на диван поставить, и это можно будет честно назвать домогательством. Не то чтобы это было проблемой, но, кажется, это их новый сотрудник. Мадара подставил ладонь под подбородок, наблюдая за происходящим из-за плеча Минато. — Разве я могу отказать в танце? — улыбнулся ему Хаширама, чуть надавливая двумя пальцами на руку, что взяла опору слишком близко. — Если мы действительно говорим о нем. — А о чем еще мы можем говорить? — вскинул острую бровь Изуна. — По крайней мере сейчас. Мм, не плохая заявочка. Похожи. Очень похожи. И первая мысль была ответить ровно так, как он привык, так как отвечал когда-то Мадаре, отбивая желание продолжать игры. Стойким дымным минусом. Но атмосфера располагающая, юноша пьян, эта провокация, кажется, посвящена кому-то другому, возможно, Мадаре, возможно, Саске, если между ними уже что-то было, возможно, кому-то другому, кто ему приглянулся. А значит- насилие лишнее, но все же дать понять, что эта игра обречена на провал стоит. Взгляд все еще держал на себе, а пауза затянулась слишком долго, чтобы возник вопрос, что имел в виду Хаширама, говоря следующее: — Плакать будешь. Когда тебе сорок и у тебя 10.0, вся твоя инсектуальная составляющая похожа на сложную панель управления, которая осваивалась долгие годы и работает под собственными руками со скоростью рефлексов. Возвести все три тона до максимума, не поменявшись в лице или позе, и тут же пустить их на погашение — это искусство. Не то, чтобы это никак пагубно не сказалось на восприятии красивого тела напротив, но это мелочи и от куда больших соблазнов отказывались во имя какой-то формы демонстрации, если она была нужна. Да, ошпарить минусом было бы проще. С учетом того, что максимальная отметка продержалась не дольше двух секунд, возвращаясь обратно в рамки сперва среднего пониженного и, наконец, нулевого уровня, он не отравит здесь всех, только тех, кто совсем близко, и особенно тех, кто позволил себе влезать в чужое пространство. Твердая рука Изуны дрогнула, а голова ушла вниз, утыкаясь макушкой в плечо Хаширамы с неровным выдохом. Минато, сидящий рядом, резко отдернул свою, уходя носом к шее Мадары, с матом сквозь сжатые зубы. Очень круто, очень сексуально, наверное, но Минато поймал только альфа-минус, а это тошнотворно больно, и пусть он уже сходил на нет, отпущенные феромоны уже без активного действия еще погуляют вокруг какое-то время. Хаширама провел по плечу омеги, приподнимая его от себя. — Порядок? — Да, — выдохнул он, расфокусированным взглядом проводя перед собой и делая шаг назад, два назад в поисках своего дивана. Это было… приятно, да, наверное, но как-то слишком. Страшно от того, насколько подломилось все, от того, насколько быстро это было. А если бы чуть дольше? Нет, до десяти он не дорос и вряд ли дорастет. Просто сесть и… алкоголь! Выпить. Точно. Это поможет. Саске сочувствующе подал шот. До него долетело совсем немного, но все равно по мозгам проехало знатно. Мадара ошалело продолжал сверлить взглядом Хашираму. Это сейчас что было? Вот так просто — на, оцени всю степень моей сексуальной активности? Нет, это, правда, горячо. Глубокий вдох до мурашек по спине. — Научился делать это, наконец, без насилия? — фыркнул Мадара. — Прошлый опыт показал, что это не работает, — заключил Хаширама, покосившись на Минато. — О, прошу прощения. — Нормально, — выдохнул Минато, даже не открывая глаз. Тона Мадары, которые не бывали на нулях, сейчас его восстановят и все будет нормально, по крайней мере уже не подташнивает. Друг тем временем скосился на светлую голову, в глазах блеснули черти. Повторить трюк Хаширамы? О, это будет жестоко, но намного проще, потому что самому есть за что зацепиться, пока в воздухе не осели тона гендиректора. Еще один перепад феромонов, что по расслабленному состоянию Минато ударил сильнее, чем с ноги под дых. Дыхательные пути обожгло и он резко отпрянул, не придумывая ничего лучше, чем просто покинуть к черту диван. Не то чтобы он думал, куда ему деться, просто подальше от затравливающих его десяток. Итачи цедил свой алкоголь, все внимание подарив собеседнику, что решил поделиться с ним историей, которая так легко ложилась на книжный формат и так сложно на реальность. Глядя на Орочимару в принципе сложно поверить, что там когда-то был высокотональник. Юный, счастливый и глубоко любящий. Потерявший то, что ему действительно было дорого. — Кто-то назвал бы это дуростью, — горько усмехнулся Орочимару. — Одни люди умирают, другие с этим справляются. Естественный круговорот жизни в природе. Смириться и жить дальше — это все, что можно сделать. Я много пил тогда, все думая, что будет, когда сойдет моя метка, что будет, когда мне придется снова с кем-то быть, — губы растянулись в неприятной улыбке. — Психиатры, таблетки, капельницы, беседы с психологом. Суицид. Три недели психоневрологического диспансера, где я познакомился с одним омегой, что сорвался с долгого и мучительного понижения тональности. Изнасилование. Он поведал мне свою историю и задумался, почему бы и нет? Только вот он был В-категорией. Да, долго, неприятно и проблемно, но все еще кристально реально. В моем случае все несколько сложнее. — Неужели не напугало? Орочимару отпил из бокала, а после как-то неуверенно пожал плечами. — Тебя же не напугало. Итачи похолодел изнутри. — Не волнуйся, — улыбнулся Орочимару. — Этого я заносить в личное дело не буду. Но такие вещи бросаются в глаза, после того как ты пройдешь это все. Ты тоже начнешь замечать, и на очень ранних этапах. — Давно Вы.? — С тех пор как мы побеседовали в моем кабинете в августе. Я не знаю, с каких чисел ты сбиваешь… — 9.7, — выдохнул Итачи, вдруг понимая, что ничего от него скрывать не хочет. Этот человек действительно его понимает, знает все это и не будет говорить того же, что и другие, а если и будет, то не из чувства эгоцентризма. — Много, — заключил он. — Надеюсь, у тебя весомая на то причина. Сильно подскочило? — Почти на два балла. Орочимару поджал губы, скользкий взгляд прошелся по телу. Итачи выглядел в разы лучше, чем в день их знакомства, и это — жестокое издевательство организма. Потому что невыносимое состояние, постоянная тошнота и головная боль, перепады температуры и смены желаний: от пустой апатии до приступов неконтролируемого счастья через выжигающее желание. Слишком быстро, чтобы тело справлялось с нагрузкой: каждую неделю ты новый человек с новыми потребностями организма. А скачок в смену категории вверх — это оперирование без анестезии, после которого нужно заново учиться ходить, дышать и смотреть на мир, окрашенный в другие цвета. — Бедный, — Орочимару протянул к Итачи руку, а в его голосе не звучало и грамма иронии. Холодная бледная рука прошлась по светлой щеке. — Мне бы так хотелось сказать тебе: «не надо». Ты так молод, так красив, так много тебя еще ждет впереди. Правда хотелось бы. Но я помню, как это ранит. Я знаю, что ты увольняешься. В этой редакции никакая информация не остается в секрете дольше, чем на сутки. Я просто пожелаю тебе удачи. Приведет она тебя к твоей мечте или убережет от нее, я не знаю. Просто помни, что каким бы ни было твое тело, каким бы ни был мир вокруг тебя, спокойно тебе станет лишь тогда, когда ты примешь его. Красивый или уродливый, комфортный или с иголками, миролюбивый или страшный. Человек не может оставаться на месте, принимая условия жизни как данность, потому что тогда он и не живет. А может во всех этих центрах поддержи и терапевтических группах все же есть смысл? Просто один раз озвучить это без единой мысли об утаивании любого рода информации — и дышать станет легче. Итачи знал, что есть на свете люди — и их много, которые прекрасно понимают все содержимое его головы, но искать их, оплачивать сеансы или собираться в комнатки, чтобы поплакаться — всегда казалось убогим и бессмысленным. — Сколько Вам лет? — поинтересовался Итачи. — Если честно, меньше, чем кажется, — усмехнулся он. — Пятьдесят пять? Пятьдесят? Хаа… Мне тридцать два. А вот теперь внутри стало совсем пусто. Потому что ответ с пятидесятью показался самым логичным. Кожа на руках сухая, на лице давно проявились морщины, даже взгляд какой-то мутноватый — каким он становится в старости от усталости и какой-то тоски. Снова вспомнилась информация обо всех операциях, что перенесло это тело. Высокотональникам нельзя на этот путь. Слюна стала вязкой, мешая двинуться языку и сказать хоть что-то. — Твое здоровье, — махнул бокалом Орочимару. — Пожалуй, на этом мне стоит остановиться. И ты не увлекайся, ибо ни к чему хорошему это не приведет. — Я под надзором, — заверил Итачи. Орочимару скосил взгляд в сторону диванчиков, иронично качая головой. И как Саске спасет его от собственных глупостей? А после он все же удалился, возможно, уже намеренный покинуть мероприятие. Итачи смотрел ему вслед, смакуя специфичную мысль на языке. Орочимару выразил две мысли, переплетенные в одну — Итачи все делает правильно, и что это «правильно» убивает безжалостно. Еще алкоголя, пожалуйста, налет от разговора хотелось согнать. И именно в этот момент в бар почти врезалось чье-то тело, опираясь ладонями о стойку. Минато. Альфа перевел дыхание, очень говорящим образом повел шеей и кивнул бармену. А потом последовал стойкий аромат вина и цветущей розы, отдающим сладковато-терпким привкусом трюфеля. А… оу. Минато медленно повернул голову, отдернувшись от того, кого увидел. От Итачи. — Я не… Момент, пожалуйста, сейчас уйду, — заверил он. — Все в порядке, — усмехнулся Итачи, не понимая, забавляет его то, что он видит или все же больше вызывает жалость. Кажется, он пропустил что-то интересное. — Я обещал тебя не трогать. — А Вы собирались сейчас меня трогать? — не понял он. — Ам. Нет. — Тогда все в порядке, — повторил он. — Вы красиво поете. Минато вскинул брови, взгляд задержался на бокале в его руке. Все? Сигнал потерян? Или с чего бы вдруг он услышал что-то кроме «оставьте меня в покое», «Вы мне отвратительны», «хватит, пожалуйста», «просто исчезните» и так далее по списку. — Нет, — качнул головой Итачи. — Пока не настолько. Просто, это так. А я этого не знал. Удивился немного. — В таком случае — спасибо. Можно? — указал он на место рядом с Итачи, и, получив короткий кивок, занял барный стул. — Пока не хочу возвращаться — там сложные военные действия. — Да, в целом вечер сложный, — согласился Итачи, покосившись в сторону диванов. — Хотя, Вам это должно быть привычным. — Выпивать с Сенджу? — усмехнулся Минато. — Аллергия на обоих. — Не они главный стресс вечера. — Это да, но Мадара поедает только слабых. Тебя он вроде как и не трогал. Тут не поспоришь. Итачи согласно кивнул, снова прилипая к бокалу. Да, пора бы уже заканчивать с этим, но последний раз ведь тут, разве сделает хуже? — Меня сегодня никто не трогает, — констатировал Итачи. — Сегодня — это после двенадцати. Так что пока не тороплюсь радоваться. Минато облокотился рукой о стойку, не позволяя особо взгляду гулять по омеге. Лохматый, пьяненький, улыбается чего-то. Какой же он красивый. Нет, правда, Минато обращал на это внимание огромное количество раз, но это чувство раньше не резало с такой тоской. А вот теперь действительно в последний раз, наверное, поэтому настолько остро. — Я помню, оптимизм не твоя черта, — кивнул Минато, задумался ненадолго и как-то очень грустно вздохнул. — Можно я поболтаю немного, а ты просто послушаешь меня, списав все на то, что мы оба выпили и видимся в последний раз? Он ожидал услышать отказ и был готов принять его. Но не услышал. Улыбка омеги чуть дрогнула, но Итачи неторопливо кивнул, решив, что на сей раз выслушает. Не скажет ничего обидного, едкого и гадкого, правда ведь — в последний раз. Выслушает и пойдет, найдет Саске. Пора домой. — Я помню тот день, когда ты впервые пришел в редакцию, — улыбнулся Минато, отводя взгляд в сторону зеркального ряда бутылок. — Ты показался мне очень… странным в плохом понимании этого слова. Матовый. Когда как здесь котируется только глянец. И я все думал, что ты здесь забыл? Тебя вручили мне, не интересуясь, надо оно мне или нет, и весь тот день я думал, что такого в тебе есть, раз ты здесь. Я помню, как доставал тебя с просьбой улыбнуться, как шутил… издевался над тем, что ты холодный и неприветливый. Кумир… Я абсолютно не воспринял это всерьез. И после озвучивания, и уж тем более после того, как пообщался с тобой. Я предложил тебе разворот ничего не зная о том, что ты можешь, что умеешь. Может, чтобы оживить тебя, может, чтобы ускорить твой уход отсюда -я не особо тогда раздумывал. Наверное, поэтому так злился, когда увидел твою статью обо мне. Она до сих пор у меня дома где-то лежит. Это был восторг, смешанный с обидой и, кажется, даже немного ревностью. Ты пробежался по всем больным местам, создал что-то удивительное за сроки, которые были невозможно ужаты и добился всеобщего признания, но что намного важнее — сколько эмоций ты перебрал во мне. Одной статьей. В тот момент я понял, что ты правда особенный и ты здесь не случайно. И то, что я сделал после… Я не должен был. Наверное, с этого момента мне следует начать извиняться. Повело от мысли, что тебе нравится этот чай. Ты даже привлекательным мне не казался, но я просто смотрел на тебя, стоящего с закрытыми глазами, нервничающего и опасающегося чего-то, и думал только об одном, что Мадара мне голову оторвет, если я к тебе хотя бы прикоснусь. — Минато, я не уверен, что хочу знать… — Тшш, — попросил Минато. — Пожалуйста. Это был конец августа, верно? А потом я решил, что хочу сенсаций, а Тарси отлично подходила для того, чтобы побаловать душу. Итачи, я места себе не находил, я серьезно думал, что сойду с ума. Я ведь просто привел тебя на мероприятие, ничего не должно было выйти из-под контроля. Но меня убивала мысль, что к тебе тянет руки кто-то вроде него. Я знал, что это нормальная практика, о, сколько журналистов проходят через подобное. Я знал, но все равно не мог просто смириться с этим. Я разругался с лучшим другом из-за своей неспособности просто принять это, постоянно пил, постоянно срывался на коллег, создавая новые проблемы, но продолжал думать только о том, что я могу сделать. Заказать его? Это был вариант, да и вполне рабочий. Вот только… Это, кажется, слишком. Можно проще, можно через шантаж, можно просто залезть к нему в жизнь и найти способ перевязать руки. Но… Мадара обещал мне, что я могу писать заявление, если не оставлю это все в покое. И я писал его несколько раз. Только ни разу не смог отдать. Жалок. Все думал, почему ты и работа всей моей жизни находятся на одной ступеньке, и я серьезно выбираю. В тот вечер, когда ты сказал, что спишь с ним, я напился до того состояния, что умудрился прийти к Мадаре в течку. Нет, ничего такого, просто сидел под дверью в подъезде, и мы вели беседы о том, какой я придурок. Тогда я смирился с тем, что да, весь такой не глянцевый, да и со смешной тональностью, злой на меня до ужаса, но все еще ты. И ты мне нужен. Ах да, Томас. Настолько нужно быть больным, чтобы приревновать к омеге-подростку с тональностью вполовину меньше моей? — горькая усмешка, пока Минато все еще буравил взглядом стекло бутылок. — И знаешь, что самое ужасное? Мне до сих пор не стыдно. В Лос-Анджелес мы, разумеется, поехали, чтобы помириться. Широкий жест от Мадары — подарок за то, что я принес ему все, что у меня было: каждый компромат, данные каждой проституки, с которой я держу связь. И множество дел на таких людей, к которым соваться для жизни опасно, не то, что для карьеры. Но это было правильно с моей стороны. Это было не для него — это было для меня. Поэтому уезжал в Лос-Анджелес я со спокойным сердцем, единственное, о чем беспокоясь, так это о том, как ты воспримешь необходимость находиться рядом со мной три недели. Знаешь, что запомнилось мне больше всего? Как ты смотрел на город, сидя на тех буквах. Огни так забавно играли в волосах, огненно рыжим. Я смотрел на твою улыбку и думал о том, что, кажется, не видел ничего подобного прежде. Я осознал, насколько ты прекрасен и насколько глянцевость — это шелуха, как много внутри тебя настоящего и завораживающего. Улыбка… я правда ее до ужаса люблю. Но что я сделал, чтобы заслужить ее? Ничего из того, за что ты так проклинал меня, я не хотел, но это происходило снова и снова, ты ненавидел меня все больше и больше. А я все не понимал, как начать чинить и перестать ломать. И знаешь, я свято верил, что это просто ошибки, что мне просто не нужно опускать руки, потому что порой ты все еще улыбался мне, и я не могу быть настолько ужасным человеком, чтобы… — вдох. — Могу. Мне стало страшно, когда я увидел, как ты плачешь. Стало страшно от мысли, что я едва не изнасиловал тебя просто потому что меня что-то задело. Не о белье ведь речь, пусть и это проехалось по нервам, нет. Дело просто в том, что я уже тогда понимал, что это конец. Я знаю, что это не что-то, за что просто извиняются, и дело не в том, что я хочу, чтобы ты простил меня. Я хочу, чтобы ты просто понял, что я бы не сделал этого не будь там Дея или кого угодно другого. Ты уходишь, и я не буду пытаться тебя как-то удержать, я не буду искать с тобой связи после и я надеюсь, что ты отпустишь это как не очень приятный сон. Есть еще одна вещь, за которую я хочу попросить прощения. Я сломал человека, который сделал что-то важное для тебя когда-то давно. Мне жаль, что твой некогда кумир — это я, вот такой вот нездоровый и помешанный альфа. Спасибо тебе. Странно благодарить за то, в чем я обвинял тебя совсем недавно, но спасибо за терпение. Ты подарил мне пару незабываемых моментов в жизни, многому научил, и теперь я знаю, что все-таки в этой вселенной вокруг чего-то кручусь все же я. Минато снова как-то совсем уж невесело улыбнулся, поворачивая голову на Итачи. Тот тоже смотрел куда-то в сторону, а на лице творилось что-то странное. Ему грустно, ему обидно и ему сейчас явно сложно. — Минато, я не… — Я знаю, — кивнул он. — Это все сказано не для того, чтобы услышать что-то, не для того, чтобы переубедить тебя и не для того, чтобы даже извиниться. Просто если это наш последний вечер, я бы хотел, чтобы ты знал это. — Спасибо, — выдохнул Итачи, понимая, что если не уйдет прямо сейчас, то все совсем плохо закончится. Ему не нужно было всего этого слышать. Не в таком состоянии. Не сейчас. Никогда. Потому что Минато никогда не был по-настоящему плохим человеком. Да, его много, да, он ужасно достал, да, это все Итачи не нужно. Но почему все обязательно должно пойти так косо, криво, так отвратительно плохо? Итачи лишился работы, о которой так долго мечтал, он переломал себе тональность, а сейчас сидит рядом с этим идиотским альфой и не может полноценно злиться на него, хотя именно он во всем этом дерьме виноват. Просто не со зла, не пытаясь обидеть. Так как на него можно злиться или обижаться? О нет, можно, и Итачи точно это знал, просто прямо сейчас не мог вспомнить, но он проснется завтра трезвый и точно скажет, что можно, что нужно. Но его стало жалко. Не потому, что он бедный, не потому, что страдал или что-то еще — это все бред. А потому что не повезло ему крупно, но лишь один раз. Когда он решил, что именно Итачи станет объектом его чувств. А ему нельзя. Никак. Без шансов. Он поломанный: его мечты лежат в той плоскости, что сама его порой душит. Обернись, посмотри на Орочимару — вы почти ровесники. И в эту жизнь пойдет Итачи. Изначально было обречено на провал, каким бы идеальным не был этот альфа, сколько бы ошибок не избежал, как бы верно не выставил ухаживания. Все равно было бы мимо. Да, работа бы осталась на месте. Хотя все еще не факт. Итачи мог бы и на куда более спокойные действия, не увешанные таким количеством проблем, реагировать все также агрессивно, ломая в этом альфе все подряд, пока не сорвется. Или мог бы ответить. И бежал бы еще раньше. Рассмотри любой формат, любой угол — это все равно обречено. И Минато в этом не виноват. Просто его стараниями прошло все грязнее. Или Итачи все же пьян и ему нужно домой. Еще выпить, пожалуй, и точно домой. Минато чуть скосил взгляд, когда ощутил руки на своих плечах, что поползли вперед, обнимая за шею. — Ну и куда ты испарился? — Мадара глянул на Итачи, который выглядел совсем потерянным. — Опять мозги ему выебываешь? — А похоже? — запрокинул голову Минато, прикрывая глаза под ласковыми руками, одна из которых уже уползла в светлую шевелюру, царапая кожу головы, прочесывая блондинистые пряди. — Я надеюсь, Итачи нам скажет, на что это похоже, — муркнул Мадара, укладывая голову на плечо Итачи. — Я удивлен, что ты здесь после того что было на презентации. — Я обещал Вам, — с легкой улыбкой напомнил Итачи, подхватывая шутливое настроение. Обсуждать все это серьезно не хотелось. Да, кошмар, да, публичное унижение, но это прошло и пусть останется в прошлом нетронутым. — Какой ответственный, — покачал головой Мадара, все еще поглаживая Минато по плечам, гуляя длинными пальцами по рукам. — Ты сказал ему об этом? Поинтересовался он у друга, выворачивая собственную голову, касаясь губами виска. — Мадара, что ты делаешь? — поинтересовался Минато, только сейчас понимая, что поведение друга малость выходит за рамки. Итачи немного потерялся. Он точно должен видеть это все? Может как-то аккуратно сейчас исчезнуть? А где Саске? — Ничего, что тебе не понравилось бы, — на одной ноте протянул Мадара. — Сидишь тут такой грустный, потерянный, одинокий. Достаешь нашего бывшего сотрудника, который, возможно, не хочет тут быть. Ну как я могу оставить тебя одного в таком настроении? — губы перешли к уху, хотя Итачи все еще слышал каждое слово. Минато с опаской глянул на Итачи — ему не нужно все это видеть. Поэтому да, где Саске? Саске в это время доставал Наруто, что не удивительно. Алкоголь пригладил нервы обоих, поэтому были уместны и шутки, и смех, и даже какие-то совершенно нейтральные для одного прикосновения, пока для второго это было всем. — Разве у тебя нет сейчас другой жертвы, мм? — поинтересовался Минато, позволяя себе улыбнуться более чем удовлетворенно на подобное внимание. — Это что, ревность? — усмехнулся Мадара. — Нет, солнце, интереснее тебя я себе жертву не найду. Разве хоть кто-то будет так же меня опасаться? Он перевел взгляд на Итачи, остро улыбаясь, ногти мягко прошлись по подбородку альфы. — Впечатлительный, чувствительный, поджигаемый с одного прикосновения. Ты знал об этом? Просто нужно знать, где трогать. — Мадара, хватит, — попросил Минато, предприняв попытку убрать руку друга с лица, и та ушла, перебравшись на шею. — Это некрасиво. — Нет, это очень красиво, — поспорил тот, заканчивая оглаживать шею, перебираясь когтистой лапой под ворот рубашки, под одежду — пока не глубоко, буквально ниже ключиц, губы коснулись мочки уха, переходя на куда более тихий шепот. — Посмотри, как он смотрит на тебя. Минато крепче перехватил запястье, уползающее под рубашку. — Дай мне пару минут, я вернусь и толкну прекрасный тост, — повернул он голову на друга, спасая ухо от воздействия. — Дай мне пару минут, и ты никуда уже не захочешь, — ответил ему друг. — Итачи, я смущаю тебя? И что на это отвечать? Это не смущение, просто понимание, что тебе здесь быть сейчас не нужно, ты лишний свидетель чего-то интимного между ними, не важно, как они это называют и почему. — Серьезно? — вскинул бровь Минато. — Не надо. Пожалуйста, Мадара, не сейчас. — Тише. Сейчас отпущу. Знаешь, что забавно? — обратился Мадара к Итачи, продолжая издеваться над альфой гуляющими руками. — Он свято верит в то, что его предпочтения лежат на поверхности. Видел его омежек когда-нибудь? Сладкие, аж зубы сводит. — Мадара, ты пьян, — констатировал Минато больше для Итачи, который все еще оценивал, насколько уместно просто встать и уйти. Да, последний день, но бумаги еще не подписаны — Мадара все еще его начальник. Просто перепивший именинник, что создал вокруг себя зону комфортно насильственную. Минато, вроде, всегда с ним на одной волне, но ему неуютно, и нет вопроса, почему именно. И, кажется, Итачи тут все же не из-за рамок, а из какой-то нерациональной солидарности. — Не довелось, — ответил в итоге он, все еще не понимая, должен что-то говорить или нет. — Вот как, — Мадара оценивающе оглядел Итачи, а после поманил его к себе. — Я скажу тебе, что в этой светлой головушке, что на самом деле ему нравится. Иди сюда. Итачи не хотел подходить. Минато также не хотел, чтобы омега приближался. — Мистер Учиха, мне правда неинтересно… — Тш-ш, дай имениннику поразвлекаться. Не над тобой же издеваюсь, — в улыбке промелькнуло что-то милое. — Не бойся. Подойди. Итачи неторопливо спустился с барного стула, не особо понимая, как сократить дистанцию, если между ними человек. Но Мадара протянул руку через его плечо, и как бы… что? Что происходит? А можно не надо? Итачи нужно наклониться достаточно близко через этого альфу, чтобы Мадара смог что-то прошептать ему на ухо — это понятно, но как-то… предельно не хочется. А к бару тем временем подошли еще двое альф, подтвердив своим присутствием, что какая-либо форма компании рассыпалась окончательно, и пить теперь они будут здесь. Тобирама остался позади Итачи, не особо попав в фокус хоть кого-то из них. А вот Хашираму заметили оба омеги: он встал по другую сторону от миниатюры с бокалом в руках, заинтересованно глядя на то, что делают эти руки с шеей Намикадзе. Может в багажник и на окраину? Поищут, конечно, но не найдут ведь. Минато, впрочем, не выглядел воодушевленным идеей, с осторожностью глядя на Итачи, но не потому, что опасался чьих-либо действий, а потому что боялся, что нестабильная психика его бывшего журналиста не выдержит этих пьяных приколов. Легкое отрицательное движение головой. Он не обязан. Но как-то появившиеся люди и располагающая улыбка Мадары заставили поверить. И Итачи потянулся к Мадаре под внимательный взгляд голубых глаз. Ладонь главного редактора мягко прошила объемные после каличной сушки волосы, а губы прижались чуть выше уха. — Одно прикосновение — и он сломается, как весенняя ледышка. Смотри, — легко поделился Мадара, сильнее пережимая волосы Итачи и разворачивая к себе, чтобы перехватить губы, пересушенные текилой, в глубокий поцелуй. О, Мадара умел целовать прицельно, без секундного разгона, сразу получая то, что хочет, умел целовать так, чтобы у второго даже не возникло мысли не ответить. Умел целовать в принципе. А уж растерянного омегу перехватить в говорящем развязном жесте буквально в десяти сантиметрах от лица альфы — это и вовсе мелочь, не требующая напряжения. Озоново-мятная вспышка и через секунду Минато был уже в паре метров от омег, ошпаренный, с лицом, словно только что поймал щекой самую звонкую пощечину в жизни. Брови Тобирамы выразительно взметнулись вверх — редкая для его лица эмоция. Потому что выглядело это действительно горячо, даже у самого в груди что-то кольнуло. Мадара отпустил Итачи, напоследок мягко коснувшись губами бледного подбородка, и развернул голову омеги на альфу. — Вот так работает выдержка высокотональников, — выдохнул Мадара и засмеялся, отпуская Итачи, предварительно похлопав его по плечу. — Ничего личного. Но Итачи уже было не до этого, сейчас просто пополам свернет от того, как ошпарили феромоны альфы, что вмиг переместился на небольшое, но все же расстояние, успокаивая зашедшееся дыхание и химию, рассыпавшуюся вокруг. Опять. Блядство, опять! Грудная клетка зашлась спазмом, омега внутри просто поднимала истерику, требуя к себе внимания сейчас же. Заботливые руки Мадары, что обняли его за плечи, ничуточки не помогали. — Да ладно тебе, — произнес он. — В первый раз, что ли? — А ты редкостная мразь, — протянул с нервным смехом Минато. Хаширама протянул руки, забирая Итачи в свои объятия. Омега не успел упереться ладонями, попросив не делать этого. Пожалуйста, ему нельзя, лучше перетерпеть, не надо, пожалуйста. Но тело уже оказалось объято душно-сладким тоном амбры, что вмиг погасила все сексуально вспыхнувшее внутри. Итачи не должен быть здесь, не должен быть участником этой компании с их больными развлечениями. Он находится здесь просто по факту того, что приглянулся Минато. У него другой уровень тональности, у него совершенно другие взгляды на все вообще и ему никак нельзя сейчас дышать верхним тоном альфы 10.0. Отклик. Слова врача немного успокоили. Хаширама не вызвал никаких душевных переживаний, не скручивал его изнутри, просто угасил все нервы, все встрепенувшееся нутро, а сейчас, когда Итачи осознал, что все в порядке и он может спокойно стоять на ногах, может даже смеяться — это не страшно. Страшно, что мята опять ощущается на губах от едкой плотной вспышки. От перепадов влияния голова закружилась как после батареи шотов сверху. Поэтому Итачи просто наблюдал за происходящим, уткнувшись Хашираме в грудь. Как же заебало, господи, можно домой? Под теплое одеялко, окруженный родными и любимыми собаками, смотреть сериал про маньяков и заедать это все фисташковым печеньем. — Вот это новость, — приложил пальцы к губам Мадара. — Правда, что ли? Да брось, возможно, это самое сексуальное, что ты видел в своей жизни. Где благодарность? Минато сложил руки на груди, покосился на Итачи, что находился под верной протекцией… Блять, убери от него руки. Мадары за глаза хватит — и так от сердца оторвал, теперь еще ко второму тянешь. Кто знает, прочитал ли Итачи его взгляд, или у него свои на это причины, но он мягко отпрянул, ощущая себя будто под толщей воды, и опустился на свое место, все еще зачарованно смотря на начальника. Или уже не начальника. — И что, даже «спасибо» не услышу? — грустно протянул Мадара, подавшись плечами назад, упираясь в освободившиеся объятия. — Давай, Намикадзе, порадуй меня. Минато покосился через плечо, на все еще улыбающегося Тобираму. — Ты прав, — кивнул Минато. — С днем рождения. И, обернувшись, он резко закинул руку через шею Сенджу-младшего, ловя лицо второй рукой, чтобы перехватить его поцелуй. Ох, сколько в свое время Мадара о них фантазировал. Тяга уложить своего друга альфу под другого альфу — это какой-то неизвестный науке феномен. Но у Мадары её было достаточно, чтобы совершить эту шалость, разрядив ситуацию, параллельно повеселив друга. Технически это нельзя назвать поцелуем. Нет, Тобирама не поджал губы, нет, вышло даже мазануть по ним, ощутив на вкус эти нечитаемые здравым смыслом нотки льда. А после и крови. Правда, собственной, когда лицо мощно встретилось с барной стойкой, покрытой стеклом, которое треснуло от удара. Итачи озадаченно уронил голову. Соображал медленно. Вот Минато улыбается, вот целует Тобираму, вот его лицо в полуметре на битом стекле, рука заломана в неестественном положении, а лапа волка давит на блондинистую голову. — А какое у нас стоп-слово? — простонал он, скривившись от острой боли. — Я понял. Не надо. Мимика Мадары была бесценна. Шок, восхищение, смех, а сейчас перекошенное соболезнование. — Отпусти его, — закатил глаза Хаширама. — Ты с кем играть решил, Намикадзе? — процедил Тобирама, сильнее вжимая в побитую поверхность, вызывая пронизанное болью шипение. Итачи все еще не до конца осознающий, что происходит и почему протянул руку, касаясь запястья Сенджу. Один взгляд красный глаз — и хватка ослабла. Минато медленно поднял голову, глядя на пробежавшие трещины. — Больной, блять, ублюдок, — выдохнул он, осторожно касаясь кончиками пальцев лица. Судя по рисунку на барной стойке это просто порезы, ни единого осколка не потеряно с треснутой мозаики. — У Вас есть аптечка? — флегматично поинтересовался Мадара у ошарашенного бармена. — Не волнуйся, кроха, вот этот все оплатит. Палец указал на того Сенджу, что стоял за спиной. Мягкий кивок в подтверждение, и бармен скрылся за всем, что хранится в беке. — Живой? — поинтересовался Хаширама. Минато медленно кивнул, кажется, в момент протрезвев. Какой день рождения без драки? Правда, что разбита будет собственная голова он как-то не ожидал. — Да, разумеется живой, — вздохнул Мадара, обнимая себя руками Хаширамы сам. — Танцевать хочу. И пить. И трахаться. Срочно. Пожалеем его потом, ладно? Запрокинутая наверх голова. Мадара в стелечку. Тобирама еще раз с неприязнью окинул взглядом Минато, удаляясь куда-то по своим делам, а эта романтичная парочка ушла танцевать. Нет, идиот, в этом списке первое — пить, второе — трахаться, а танцевать уже не нужно. А черт с тобой. Пришли, травмировали Итачи, разбили лицо Минато и красиво испарились. Нахера так жить? Бармен вернулся с аптечкой, не обнаружив того, кто ее попросил и того, кто обещал рассчитаться за весь принесенный ущерб. Мудака, что этот ущерб принес, он также не обнаружил. Ну, класс. Итачи потянул руки к аптечке, потому что ну, а как, если не по-человечески? Все выпившие, веселые, а подобные порезы могут закончиться сепсисом. Ну или как минимум очень криво зажить без должной обработки, а потому такую форму помощи не оказать по каким-то своим идиотским соображением — свинство. Особенно после всего озвученного. — Сильно больно? Может, все же в больницу? — Один раз живем, Итачи, оно того стоило, — посмеялся Минато. Зря, улыбка отдала болью. — Так у тебя проблемы не со мной, а с головой в принципе? — Итачи распаковал аптечку и решил, что максимум, который может сделать, это обработать все это чудо антисептиком. — Ты это только что понял? — вскинул бровь Минато, все же улыбаясь, и плевать, что больно. — А я ставил на то, что ты умненький. — Если бы я был умненьким, я бы написал заявление еще в октябре, избавил бы вообще всех от проблем, и себя в первую очередь. Никто бы не пострадал. Даже твое лицо сейчас, — мягкая усмешка. — Будет щипать. — Не думаю, что больнее, чем вчера, когда ты… — Минато резко отдернул голову. — А нет. Больнее. Итачи перехватил израненное лицо ладонью, разворачивая обратно к себе. — Не дергайся, — предупредил он строго, осторожно подтирая кровь, добираясь до ранок. Какой-то рефлекс подуть, словно этот альфа — маленький ребенок, которого это успокоит, полностью обезболив процесс. Минато с зачарованной полуулыбкой смотрел на своего спасителя. — Спасибо. — Мы еще не закончили, самое страшное впереди, — предупредил Итачи. — Ты сидишь здесь, обожжённый моими феромонами, и занимаешься результатами моей же глупости. Единственный, кого это вдруг взволновало. А ведь я даже больше не твой начальник. — Могу бросить все и поехать домой, как собирался еще полчаса назад. Хочешь? — Нет, — мягко качнул он головой. — Хочу сказать спасибо. Я очень часто извинялся и очень редко тебя благодарил. Так что… — Да-да, я понял. Минато, — Итачи опустил плечи, абсолютно неуверенный в том, что собирается говорить — просто с потребность это озвучить. — У меня есть причины держать дистанцию. Просто прими это как данность, ладно? Они есть и они чертовски важные. Понимаешь? — Вроде того, — спокойно ответил он, потому что, а какие еще варианты? — Если правда понимаешь, если обещаешь сохранить в голове эту мысль… Просто, пожалуйста, сохрани. И тогда я могу сказать тебе то, что действительно важно. Ты никогда не был мне отвратителен. Ты просто постоянно был не там, где нужно, не с тем, что нужно, создавая мне огромное количество проблем, ты даже не представляешь насколько огромное. Я все еще, правда, восхищаюсь тобой. И нет, ты можешь делать что угодно — мои подростковые чувства никуда не денутся. Ты все еще автор той великолепной статьи о Брауне, которую я знаю наизусть. — Ужасная статья, — с широкой улыбкой, но все же скривился Минато, после чего салфетка в антисептике прижгла в самом изувеченном месте. — Понял, молчу-молчу. — И я никогда не смогу тебя ненавидеть, — заверил он, продолжая прижигать порезы. — Даже когда протрезвеешь? — уже наплевать на боль, улыбаться было важнее. — Даже когда ты пытаешься в искрометное чувство юмора. — Ого, это сейчас было сильное признание. — Потому что это так, — плечи неуютно повело, Итачи опустил руку. — И я просто не могу, понимаешь? Я пытался объяснить, огромное количество раз пытался, но ты не слышишь, не смотришь, не думаешь. Только делаешь. А я не могу. Никак. Совсем. Я тебе верю, слышишь? Это… здорово, наверное, я никогда не думал о том, что смогу услышать что-то подобное от тебя. Это же ты. Минато Намикадзе… Господи, это правда ты. И я… как я могу? Ты мудак — это правда, ты достоин того, чтобы проклинать тебя на всех существующих языках. Эгоистичная сволочь, что не видит дальше собственных желаний, ты вообще не понимаешь, кто и чего от тебя хочет — тебе просто этого не нужно. Ты не умеешь прислушиваться, да в принципе слушать. Но это все еще не меняет того, что ты это ты. И я очень многое сказал просто для того, чтобы ты сделал шаг назад. И ты его сделал. Но если уж я все равно ухожу, если все это вообще имеет хоть какой-то смысл, — отчаянный вздох. — Прости меня. — Тебе не за что… — Все это происходит из-за меня. Из-за моих проблем. Ты… Да ни в чем ты ни виноват, ничего ты не сделал. А то, что случилось на фотосессии, — Итачи запрокинул голову, это невозможно. — Я не могу на это злиться. Потому что все это остается логичным. После всего, что я сделал, после всего, что я сказал тебе, нет ничего удивительного в том, что ты оказался рядом. И это жестоко, чертовски жестоко, ты даже не представляешь, что ты натворил. Но… Причины, помнишь? Они есть и они важны. Я просто не могу сказать тебе «да», даже если захочу. Только если напьюсь настолько, чтобы забыть, кто я, кто ты, что вообще происходит. Я не злюсь на тебя. Я прощаю тебя, честно, искренне, просто, пожалуйста, не бери от меня больше ничего — итак ничего не осталось. Ты лучшее, что могло случиться со мной в профессиональной жизни. Я не знаю, буду ли я когда-нибудь еще участником передовых разворотов топовых журналов, но я им был. Благодаря тебе. Поэтому все в порядке. Правда. Пока рука осторожно прикасалась к лицу, Минато все продолжал ловить взглядом каждое движение ресниц напротив. Он хотя бы немного понимает, как сильно этот некогда кумир его любит? Это разве возможно донести словами? Любит. Безумно сильно, бесконечно много и вообще все остальное больше не важно. Все что угодно, Итачи, просто, пожалуйста, оставайся рядом. Причины. Минато не имел представления о чем идет речь, но он услышал, что это нужно держать в голове. Может тональность? Да, они из разных вселенных. Или все же что-то глубокое и личное, что так сильно травмировало в прошлом? Или что-то еще, безумно важное, но настолько незначительное когда речь о том, чтобы любить человека. Просто откройся, и мы найдем выход. Но Итачи его уже нашел, и к чему приводят попытки идти поперек — уже известно. Обещание отпустить уже дано. — Хорошо, — кивнул Минато, понимая, что не хочет и не может прощаться. Это оказалось еще хуже, чем разбегаться злыми и с кучей претензий. Когда он вот такой вот уютный, улыбающийся, только с хорошими намерениями, теплыми словами и желанием согреть… это совершенно невозможно. Не надо прощаться, пожалуйста, только не надо прощаться. Минато будет легче верить, что он увидит его снова, он готов обмануться, только не надо ставить точки и проводить последние черты. Бармен выставил перед ними еще по шоту — им это сейчас будет нужно. Итачи покосился на алкоголь. Состояние никакое. После всего выпитого, всего пережитого, всех придавивших поверх феромонов. А у Минато такая тоска за улыбкой, и на это смотреть невыносимо. — Ну хватит, пожалуйста, — протянул Итачи, спускаясь с барного стула, протягивая руки для объятий. Минато все еще пахнет бергамотом и мятой — одно из самых трогающих душу сочетаний. Руки обвились вокруг шеи. — Я не хочу оставлять после себя… Минато поймал запястья, мягко отводя их от себя. Плохая идея. Расходится на хороших нотах — значит все еще оставаться благородным, а контакт сейчас — это просто искра на залитом бензином поле. — Не надо… — попросил он, глядя в глаза так, что вопросов «почему» не осталось. Итачи смотрел в ответ, но, кажется, в какой-то момент забыл о том, что взглядами тоже разговаривают. Что-то про огонь в них было. Тот самых голубой блик в пламени, что режет своей яркостью и неоновостью. Самые прекрасные на свете глаза. А потом губы обожгло. Никто из них не отследил кто стал инициатором и на кого скидывать вину. Просто в какой-то момент это случилось. Одно прикосновение, что потянуло на себя обоих. И вот уже Итачи снова укладывает на альфу руки, мягко и спокойно отвечая, позволяя целовать себя все глубже, но без страстно срывающихся движений, так легко распаляющих и перекрывающих дыхание. Руки Минато, что оказались на талии очень быстро, но переросли в объятия вокруг спины, прижимая ближе к груди. Он всегда горячий. Кажется, Итачи уже думал об этом, но у этого альфы всегда температура словно на пару градусов выше. Не только тела, не только рук, но и губ, что уводили из состояния хоть какого-то понимания происходящего. Просто целовать. Не как форма прелюдии, а как полноценный процесс, что не будет играться на феромонах, разве что придаст тяжести в груди от того, сколько эмоций за собой потянет. Саске щелкнул обеими руками. — Именно поэтому я говорю тебе о том, что… — Саске, — перебил Наруто, который последние минуты три смотрел не на него, а куда-то ему за плечо. — Обернись. Учиха почти с раздражением глянул через плечо, никого за собой не увидев, но прежде чем вернуться к безусловно важной мысли… Сердце пропустило удар, когда он понял, о чем говорит Наруто. За барной стойкой он увидел что-то, чего не должен был видеть, а именно: своего брата, что каким-то совершенно мистическим образом оказался в компании Намикадзе. Ну конечно, как иначе, весь эпицентр проблем обязан быть вокруг него, но порыв дернуться к ним был в момент погашен, когда он заметил, как легко Итачи меняет положение головы, на секунду отвлекаясь от губ начальника, чтобы вновь прильнуть к ним, но уже удобнее. Руки на его плечах лежат расслабленно и естественно, словно они в отношениях уже много лет, а обнимать его так — вполне нормальная практика. И это не учитывая, что Минато спокойно сидит на своем стуле, а Итачи почти лежит на нем, едва стоя на ногах. И вот сейчас ни коем образом не скажешь, что он этого не хочет. Все, что сказал ему Минато, пошло в голове как на повторе. Никогда ни к чему не принуждал. Кроме той ситуации на фотосессии, но там все мутно и сложно. И… если вот это вот для них нормально, наверное, удивляться не стоит. Что происходит, Итачи? — Вмешаться не хочешь? — мягко поинтересовался Наруто. Саске развернул голову обратно на собеседника. Внутри начала распаляться злость. Какого, блять, черта? Жертва, которую довели до увольнения, человек, потерявший все из-за этого идиотского альфы, а сейчас он висит у него на шее, самозабвенно целуясь. — Нет, — процедил он. — Саске, он пьян, — напомнил Наруто. — А учитывая, что совсем недавно… — Мы не знаем, что было совсем недавно, — напомнил Саске. — Если вот это вот… — Тихо-тихо, не злись. Итачи сегодня очень много выпил. Он пил весь вечер, так что я не уверен, что он точно понимает, что происходит. А у Мистера Намикадзе очень высокая тональность. Поэтому мне кажется, что в свете недавних событий тебе следовало бы вмешаться. Желваки проступили на бледной челюсти. Саске беззвучно выругался, оставляя Наруто одного. Да, следует вмешаться, ну, разумеется! А почему за Итачи постоянно кому-то нужно вмешиваться? Бесит не то, что ему нужно помогать, а то, что он мастерски притягивает к себе неприятности. А может давно пора было бы забить? Еще в тот раз, в октябре, когда он приехал в свою течку к нему, просто чтобы что-то там доказать. Тогда его вытаскивал Саске, потом его вытаскивал Дейдара, сейчас его снова нужно вытаскивать. И ведь ни черта же не делится. Он тебе нравится, в смысле? Какого черта ты постоянно оказываешься в этих ситуациях? Под гормонами, под стрессом, под алкоголем? Намикадзе, господи, блять, и ты всегда рядом. Яркая вспышка алого справа, и мгновение спустя Саске уже танцует с Кушиной, что сложила руки на его плечах и широко улыбалась. — Куда собрался? — поинтересовалась она. — Отпусти, — поймал он девушку за талию, пытаясь отстранить от себя без насилия. — Зачем? — четкий вопрос. Саске покосился на бар снова. Как давно они не могут отлипнуть друг от друга? — Кушина, я не допущу… — Кто ты такой, чтобы допускать или не допускать подобное? — поинтересовалась она, снова прильнув ближе. — Нет, ты туда не пойдешь. Давай объективно, ладно? Они взрослые люди. Между ними больше ничего нет рабочего. — Он пьяный. — Да. Ты тоже, я тоже. Мы даже танцуем вместе, но почему мы еще не целуемся, мм? — поиграла она бровями. — Ладно, серьезно, герой ты наш ненаглядный. Это грязные домогательства? Вроде не похоже. Отстаиваешь честь брата, боишься, что случайно переспят по пьяни? Саске, солнышко, он не маленький мальчик. Если он этого не хочет, но сделает, то что ж — у взрослых такое иногда случается. А если хочет? Устроишь ему принудительный целибат? — Я знаю своего брата, он его терпеть не может. И такое отношение… — О, да, эмоций между ними двумя куча конфликтов, истерик, ссор и драмы. Но ты не думал, что когда человек трезвый и льет так много негатива, а пьяным лезет к нему в руки сам, то это может что-то означать? — Кушина снова покосилась на парочку. — Ты посмотри, как ему это нравится. Серьезно не понимаешь, как это может работать? — На глазах у всех… — Он уволился. Имеет право, — оспорила она. — Или ты сейчас за свою честь беспокоишься? О боги, что о тебе скажут за спиной, если твой брат пьяненьким выбрал самого роскошного из свободных альф. Я немного предвзята, конечно, но думается мне, он разделяет мое мнение. Поэтому иди, охладись, перекури и без конфликтов, ладно? — Кушина… — вздохнул он. — Хорошо, — хлопнула она по его плечам. — Я пойду и отвлеку их друг от друга. Но просто без альфа-драк, ладно? Я вижу, что ты злишься. Но это совершенно лишнее. Саске перевел дыхание, еще раз покосился в сторону бара. Нет, серьезно, как же их затянуло. Это не какой-то случайный поцелуй. Они вообще помнят кто они и где они? Саске развернулся на каблуках, направляясь вон из бара на улицу. Кушина еще с минутку наблюдала за тем кто и что увидел, кто и какие выводы сделал и где слухи подчищать будет нужно в первую очередь. Наруто видит, но он свой — все будет хорошо. Тсу видит, Орочимару видит, они о чем-то переговариваются, ироничная и вместе с тем грустная улыбка второго почему-то пугает. Но они не из болтливых. Какаши видит, но он тоже не из болтливых, ему совершенно параллельно. Девочки все уже в стельку, никто ничего не вспомнит. Мадара прямо сейчас сидит на коленях у Хаширамы, о господи, вот что нужно цензурить, а не милые поцелуи за баром. Тобирама… А где он вообще? Весь отдел Минато, кроме перечисленных, вообще в другом конце бара — и это главное. В рамках одного отдела всегда сложнее всего работать. А значит все в порядке. Кушина подрулила к бару. — Кхм, я прошу прощения. Итачи мягко отстранился, глядя перед собой, словно не понимал, откуда звук и почему он вообще что-то услышал. Минато повернул голову на бывшую супругу, проморгался, приподнимаясь из-за бара. — Я сейчас вернусь, — бросил он ей, проскальзывая куда-то мимо. Пахнет. И пахнет сильно. Что там у него плюс, что минус, а что «я тебя сейчас разложу» она не разобралась за все время их знакомства, не очень дружила со своими рецепторами, но судя по тому, что Итачи вроде как в порядке, это верхний тон. — Солнце, ты как? — мягко она поинтересовалась у Итачи. Омега прошил собственные волосы ладонью, после чего ошарашенно перевел взгляд на Кушину. — Я… в порядке. Спасибо. — Может такси? — Все хорошо, я только умоюсь и найду Саске, — кивнул он, не очень твердой походкой направляясь в сторону уборных. Кушина все еще не была уверена, что стоит их отвлекать друг от друга, и Минато наверняка ей выскажет за это. Но Итачи правда куда пьянее, чем должен быть для подобных маневров. Да и лучше она, чем кулаки Саске. Морозный воздух немного охладил голову. Голубые глаза сразу же заметили Саске буквально в паре метров от выхода, что безотрывно смотрел на него. Мм, видел? — Угостишь? — поинтересовался Минато. Про сигареты он не подумал, ему просто нужно было на воздух, а возвращаться за ними сейчас не особо хотелось. Саске пасанул пачку снизу вверх, и то как ловко Минато ее поймал сказало о многом. Трезвый. Вряд ли кристально: пили все и много. Но на тот уровень когда координация в порядке, а голова соображает. — Что с лицом? — Решил повторить твой подвиг. Поцеловал Тобираму, — пожал Минато плечами, приближаясь к своему секретарю. — Я ему понравился меньше, чем ты. — Я все видел, — выдохнул дым Саске, прислоняясь затылком к стене, чуть запрокинув голову. — Кушина не дала вмешаться. А я хотел. — Снова разбить мне лицо? — поинтересовался Минато, не пытаясь сделать вид, что не понимает о чем речь. — Может быть. Но тут и без меня постарались. — Это да, — вздохнул Минато. — Саске, прежде чем ты начнешь злиться на меня, выставлять претензии и рассказывать о том, что он пьян, а я мудак… Я его больше не увижу, ладно? Увольнение окончательно согласовано. Поэтому разве есть хоть какой-то смысл в том, что ты скажешь мне дальше? Сцепив зубы, парень качнул головой, потому что смысла и правда не было. — Просто не понимаю, зачем Вы это делаете. Что-то типа игры? Вы же не переспать с ним хотите, было бы так — давно бы сделали. Зачем Вы его за чувства цепляете? — прищурил он глаза. — Бросьте, я не дурак, я же вижу, чем Вы занимаетесь. Минато понимающе кивнул. — Ты прав. А зачем люди пытаются зацепить других за чувства? — Скука? — Брось, мне не шестнадцать. — А я тогда просто не понимаю из каких таких соображений… — Я люблю его, Саске. Вот и все. Саске примолк. Тишина тянулась не меньше минуты, пока оба травили легкие дымом, абстрактно разглядывая улицу, где мелькали огни, создавая атмосферу рождества. — Классный прикол, — выдохнул наконец Саске. — Вас не обучили искусству ухаживаний, или как так получилось? — У него свои важные причины, о которых мне знать не полагается, — горько усмехнулся Минато. — Да и в целом все прошло очень криво, я не помню в какой момент начал создавать такое количество проблем, но по большей части это все череда идиотских случайностей. И моих неправильных реакций. Но… Это все в прошлом. Так что какой смысл это обсуждать? Это верно — совершенно бессмысленно. Вот так это работает: просто в тебя кто-то влюбляется, и ты теряешь вообще все. Но потому что сам идиот. Саске слишком часто это видел, и если Минато сейчас не приукрашивает, а если честно — не похоже, да и правда бессмысленно, то Итачи еще больший идиот. — Он в курсе? — Не уверен, что мои слова восприняты всерьез, — взгляд под ноги, сигарета к губам, еще одна говорящая пауза. Саске неуютно повел плечами. Минато все равно мудак. Но, кажется, теперь что-то начинает казаться более логичным. — В тот день, когда Вы звонили мне из Лос-Анджелеса… — Да, уже тогда. Прости, Саске, все еще не спортивный интерес. Намного хуже. И в целом, я полностью с тобой согласен. Это же я, куда мне до чего-то светлого и искреннего. Но теперь это уже абсолютно не важно. — О, да хватит, — закатил глаза Саске. — Я прекрасно знаю, что из Вашей репутации настоящее, а что просто, чтобы было. Нет, это все еще не значит, что я прощаю Вас за все, что Вы сделали, но вот это вот все бросьте, пожалуйста. Итачи Вам не пара. — Я в курсе. Как и Наруто тебе. Смешок в ответ, Саске погасил сигарету, окидывая альфу взглядом с ног до головы. Не повезло. Как же сильно ему не повезло. — Да нет. Это в том числе, но… Я о нем, как о человеке. Ну, он что-то вроде «не формат». Статейки просто пишет интересные и собак своих любит до ужаса, а так… Хн. Разве ж Вам такое нравится? — Нет, не нравится, — честно признал он. — Но когда люди влюблялись рационально, Саске? Грустно. Не то чтобы Саске был готов остаться на стороне Минато в этом вопросе, но почему-то жутко грустно. И правда идиотская история, про идиотского омегу и идиотского альфу. — Мне… нужно отвезти его домой. Он правда перепил. Может, все же встретитесь еще, кто знает, — пожал он плечами. — В любом случае, не отчаивайтесь. Найдется еще Ваш омега. И уверен, он будет по-адекватнее. С Рождеством. И ускользнул, оставив Минато одного с почти докуренной сигаретой и абсолютной пустотой внутри. Тошно. Больно. Абсолютно бессмысленно. И пусть на губах все еще сладко играет сандал и горчит ладан, все равно с трудом можно вспомнить момент, когда бы ему было хуже, чем сейчас. И все же лучше бы Итачи здесь не было. Разошлись бы на взрывных тонах. Это было бы проще. Интересно, есть ли хоть что-то более сложное, чем улыбнуться сейчас? Он должен. На его губах всегда должна быть улыбка, как бы хреново не обстояли дела и как бы глубоко, ниже самого последнего дна не опустился весь мир. Иначе в чем вообще смысл? Мадара уютно лежал на диванчике: нога на ногу, голова удобно устроилась на плече Хаширамы, а в руках все еще шот. Он уже практически не соображал. Но как-то отрывочно помнил, что этот альфа сегодня сделал что-то удивительное. — Ты мне кое-что задолжал, — напомнил Мадара. — Поехали ко мне. Хаширама тем временем наблюдал за происходящим. Как у барной стойки развернулась красивая и трогательная своей откровенностью сцена, как ее разрушила Кушина, как Минато удалился, а после и Итачи. Как вернулся Саске и, приобнимая брата за плечо, увел из бара, вероятно, домой. Итачи не дурно сегодня выпил. Как Минато вернулся с непривычно убитым лицом, перехватывая по пути сразу бутылку, а после утаскивая Кушину в танец. С каким же переживанием она на него смотрела, пытаясь улыбаться и смеяться, но получалось плохо. Кажется, все, что сегодня еще может здесь произойти повлечет за собой только проблемы, а значит, что действительно пора домой. — Не представляю о чем речь, — усмехнулся он, возвращая взгляд на свое пьяное и лохматое чудо. Которое сегодня всем знатно вымотало нервы, когтями повыцарапывало мозг и хлестко прошлось по всем болевым точкам. Потому что ему больно. И это только совсем дурак не поймет. — Альфы, — фыркнул Мадара. — Сперва дают впечатляющие обещания, а потом не помнят о чем речь. На шатающихся ногах он все же поднялся с места. — Секунду, я попрощаюсь и весь твой, — улыбнулся он, направляясь в сторону танцующей парочки, осторожно шагая босиком упорно по одной линии, что вынуждала балансировать. Мимо каких-то сомнительных парочек и прямиком к бывшим супругам. Хаширама наблюдал за этим все еще со спокойной улыбкой на губах. Как же много грязи за этот вечер, но она абсолютно не липнет к Мадаре. Обещал показать, о, прям постарался. Когда пьяный плясал, не беспокоясь, что пиджак — это такое себе одежда, когда складывал свои ноги на того же Минато, когда пошло шутил обо всем на свете, когда на полном серьезе, без малейшей стеснительности обсуждал суть группового секса как феномен необходимости. Мадара откровенно блядствовал, и ничего зазорного не видел в этом, кажется, никогда. И да, это не самый подходящий человек, чтобы строить с ним семью, но идеальный, чтобы жарко трахать его всю ночь, наслаждаясь стонами, постоянно двигающимися голодными бедрами и безграничным желанием кончать снова и снова. Вот только… Хашираме было все равно. Не важно, сколько раз Мадара статно держал лицо, демонстрируя чистейшую репутацию, безупречное ведение дел и грамотную политику взаимодействия со всем миром. Абсолютно не важно, потому что Хаширама помнил его молодым с сияющими глазами, острым оскалом и полной уверенностью, что может уложить под себя кого угодно. Помнил, как он усмехнулся на вопрос о субординации, как потащил его за галстук через стол, жарко шепча в губы что-то о том, что будь Хаширама хоть президентом, хоть самим Папой Римским, у него нет шанса избежать этого желания. В тот момент правильным показалось только одно действие — минус на 10.5 и долгая лекция о том, как нужно и как не нужно себя вести. Мадара был серого оттенка с мелко дрожащими губами и напуганными глазами, что еще продолжительное время опасались взглянуть в его сторону. Такое продолжительное и страшное насилие над омегой — это больше, чем жестоко, но так началась их история. И после этого не важно в какие шелка обернул свой характер этот омега — Хаширама всегда знал с кем имеет дело. И такие редкие шутки, но грубые и опошленные, не позволяли об этом забыть. Да, он идеален, нет, он все еще жаждущий и наглый мальчишка, что просто выучил правила игры во взрослую жизнь, чтобы в каждом раунде оставаться тем, кто продолжает идти в следующий. И все, что он показал сегодня было по-своему ожидаемым, вот только что-то все равно поменялось с тех пор и поменялось в лучшую сторону. Хаширама прекрасно видел, что из происходящего чистой воды провокация, а что правда капризы его черной души; чего он на самом деле хочет, а что просто элемент достойного шоу; что алкоголь, а что привычка. Но из всего перечня резал, пожалуй, только один аспект. Который разворачивался на глазах не первый раз за вечер. Как Мадара льнет к Минато, тянет к нему руки. И никто не в силах сказать ему, что он не имеет на это права, потому что эти двое — особенные друг для друга, и это читается даже невооруженным взглядом, да что говорить — и в годах наблюдений. Кушина, впрочем, мнение не разделила. — Боюсь, я пришел за своим, — муркнул Мадара, безболезненно шлепнув девушку по рукам. — Мистер Учиха, — сладко протянула она. — Этот альфа не Ваш. — О, правда? — удивился Мадара. — Может быть твой? — Нет, но в какой-то мере мой больше, чем Ваш. — Вау, и по каким же таким критериям, например? Выстрел на опережение: мои волосы он держал над унитазом чаще, чем твои. — По тем, что для Вас представляют весомую ценность, — все так же мягко заметила она, на самом деле не считая так, но хотелось покапризничать. — Я была за ним замужем. Разумеется, Минато полностью принадлежит Мадаре, и в этом нет ни у кого сомнения, но так забавно из-за того, что начальник пьян и он будет это оспаривать, а не просто закатит глаза как естественная реакция на бесполезный вброс подобный мусору. — Вы разводились дольше, чем были в браке, — напомнил он. — А может Вы не будете пытаться сравнить то, что сравнивать бессмысленно? — уточнил Минато и сразу же ощутил на губах палец Мадары, что попросил помолчать. — И брак никогда не был для меня чем-то весомым, — закончил мысль он. — Что еще? — Я спала с ним, — усмехнулась Кушина. — Вы — нет. — Значит ли это, что любой омега, женщина или бета, что оказывались под этим телом, могут конкурировать со мной? — посмеялся Мадара, скользя ладонью по груди Минато. — Да и с чего ты взяла, что я нет? — Мадара, — попросил Минато, чуть приобнимая друга, что весьма плохо стоял на ногах. — Я знаю, — просто ответила девушка. — Потому что он так сказал, — кивнул Мадара, секунды три пиля Кушину взглядом, в котором промелькнуло столько всего. — Разумеется. Потанцуй меня, солнце, и я поеду домой. Минато перехватил во взгляде Кушины какую-то осознанность, но решил, что оставит это как есть. Они все пьяны, и если этот разговор поднимется позже, то списать на алкоголь можно будет вообще все, что угодно. А потому наигранно-виноватое выражение лица, и Минато потянул Мадару за собой. Кушина еще минуты две стояла просто на месте, глядя перед собой. Все понятно, абсолютно все, ей ничего не сказали такого, ее слова не опровергали, но почему на секунду показалось, словно извечная шутка о том, как классно Учиха и Намикадзе трахаются ни черта не шутка? Минато огромное количество раз говорил, что они никогда не спали и между ними никогда ничего не было. Рассказывал, что не мог оторвать от него глаз в университете, но они как-то очень красиво подружились, избежав всего этого. И ведь правда — команда мечты. Но сейчас в этих глазах она увидела что-то, что не должна была. Руки обняли собственные плечи. Неуютно, предельно неуютно. Кажется, для подобных мыслей она слишком трезвая и это нужно срочно исправить. Где Тсу и Орочимару? Лучше ее никто не сможет споить. Мадара ласково обвил руками шею друга, что, обнимая за талию, придерживал опасно задравшийся пиджак. Эротика в чистом и страшном виде. — Поедешь с ним? — Ммм, да, — уложив голову на плечо Минато, протянул омега. — Меня будут долго и вкусно трахать всю ночь, возможно, особенно жестоко в качестве мести. Хмм, интересно, отказ сильно его подогреет? — Не уверен, что я хочу это слушать, — признался Минато. — Ты ведь идешь на это, чтобы просто пощекотать ему нервы? — Нет, я правда не пойду за него, — уверил Мадара. — Ни завтра, ни через год. Пусть учится ходить без жены в передничке под боком. Но спать я с ним буду, о, я слишком давно этого хотел. Тем более, что сейчас он свободен, он все еще X, и я теку по нему уже десять лет. Это не форма мести, нет. Я просто хочу пользоваться тем, что мне предлагает жизнь. А замуж я выйду в следующем году за тебя, хорошо? — Договорились, — улыбнулся Минато, закусывая изнутри губу. Ни черта это не так работает. Сейчас бы еще просто спать с человеком, которого любишь и который хочет с тобой семью. Мадара умел удивлять, делая то, что априори невозможно. Но едва ли в этот раз. А Минато так и не понял, на каком мнении остановился. Первое. Где Хаширама не достоин такого человека, как Мадара и может катиться к черту. Второе. Где Мадара любит его, и не важно, что происходит в голове Хаширамы — ему давно пора обвязать себя отношениями, завести ребенка, которого он так или иначе будет любить больше жизни, а Хаширама будет не самым плохим отцом, пусть и откровенно хреновым супругом. Но они истинные, что-то ведь это значит? — Поцелуй меня, — попросил Мадара, пьяно улыбаясь. — Давай, Намикадзе, у меня день рождения. Или уже нет, но Рождество — тоже повод. Минато мягко улыбнулся, после чего губы заботливо коснулись виска омеги, и только один вдох, пожалуй, был чуточку глубже, чем положено. — Ты пьян, — констатировал он. — Очень сильно. Поэтому давай-ка ты поедешь домой и как следует отоспишься? — Я не планирую сегодня спать, — напомнил Мадара, разворачивая голову на Минато. Взгляд опасно коснулся губ. — Но ты прав. С Рождеством, солнце. Мягкий поцелуй в подбородок, ладони уперлись в грудь, чтобы омега смог оттолкнуться и все такой же неустойчивой походкой направиться обратно к диванчику, где сидел Хаширама, что сверлил сейчас Минато крайне говорящим взглядом. Тот в ответ отсалютовал пальцами. Да, возможно, забирай, но я все еще тебя ненавижу.