***
Быстрым и уверенным шагом Людвиг пронесся мимо стойки ресепшена. В руках его были неизменные свертки с чертежами, лицо выражало желание развернуть новую бурную деятельность и, одновременно, проспать подряд целых восемь часов. Последний пункт не выполнялся сам собой, а первый постоянно разбивался о трудовой коллектив. Стоило Людвигу делегировать часть своей работы кому-нибудь из сотрудников отдела — тут же появлялись заковыристые ошибки, просчеты, авралы и целые папки потерянной безвозвратно в чьем-то столе документации. Людвиг не ответил на приветствие Ольги и не заметил укора в спину. Он видел перед собой цель в образе стеклянной стены приемной директора и не замечал преград. В его руках покоились часы работы, пропитанные кровавыми слезами. Он не спал ночь, чтобы закончить проверку.Он две недели ворочался в постели, рисуя в воображении разрушающиеся из-за допущенной ошибки жилые кварталы. Иногда Людвиг доходил до крайности, представлял себя на месте директора и быстрым росчерком увольнял к чертовой матери весь свой отдел, под завязку набитый безответственными раздолбаями. — Солли, директор у себя? — спросил он, ворвавшись в приемную. Тино, безуспешно пытавшийся в этот момент реанимировать кофе-машину, разогнулся и тут же охнул, схватившись за спину. От боли он зажмурил глаза и сжал губы, но в ответ все-таки кивнул. Людвиг как будто бы заметил какое-то несоответствие, но был слишком увлечен своими мыслями, чтобы его осознать, и напролом двинулся в кабинет. Спустя две минуты Бервальд уже разложил книги по углам чертежа и ушел в изучение. Людвиг сверлил взглядом его склоненную спину. Если бы не вселенская усталость, он всадил бы в эту спину топор. Людвиг насмешливо хмыкнул. Нет, топор в спину — это низко. С другой стороны, рыцарские времена уже минули. — Не сходится, — тихий голос набатом ударил по истонченной черепной коробке. Людвиг почувствовал, как тело его прошиб нервный импульс. Он подошел к Бервальду. — На практике эта погрешность не будет иметь значения, — сказал Людвиг холодно. Он знал, что Бервальд отступает перед аргументом «на практике». Именно отсутствие этой практики заставляет его быть невыносимо дотошным на этапе планирования. Проверенный ход сработал. Бервальд одобрительно кивнул. — У бухгалтерии есть замечания по смете, — добавил он. — Я в курсе. Мы найдем компромисс, если объект достанется нам. — У тебя есть сомнения в проекте? — … когда объект будет наш, — Людвиг мысленно выругал себя за повторение старой ошибки. В прошлый раз из-за дурацкого «если» пришлось менять концепцию. Разумеется, это было самодурством начальства, но тогда он еще не знал его достаточно хорошо. — Покажешь все это на пятничном собрании. Людвиг выразил согласие и не без удовольствия отметил про себя тот факт, что в пятницу в Хельсинки прилетает бывший руководитель. Бервальд вновь перекладывал окончательное решение на отца. — Что ж! — несмотря на усталость, Людвиг изобразил на лице положительную эмоцию. — Нужно привести это в презентабельный вид. Собрав чертежи в охапку, Людвиг ушел. Бервальд сделал круг по кабинету, расслабил галстук и остановился у окна. Солнечная погода держалась третий день, сверкая в лужах и окнах домов. Плотные ряды стареньких зданий словно налились цветом, маня на пленэры юных художников. Когда-то Бервальд любил городские пейзажи. Будучи учеником средней школы, он строил в своем воображении улочки с причудливыми зданиями, населял их героями любимых книг и думал, что именно этим в своей серьезной конторе занимается отец. Сейчас Бервальд понимал, что был необычайно недалеким ребенком. Он провел пальцем по оконному стеклу и отметил, что оно до безобразия чисто. Городской пейзаж как-то внезапно стал утомителен. Бервальд отвернулся от окна с полным ощущением отвращения к кирпичу, пластику, стеклу, к деревянным рамам, асфальту, штукатурке, к инфраструктуре, коммуникациям, ландшафтному дизайну — ко всему набору ежедневных слов. Он попытался сесть за рабочий стол, но матовое свечение нового монитора резало глаза, омерзительны были простые карандаши, паркеры, чистые листы бумаги, деревянный органайзер с логотипом компании. Бервальд откинулся на спинку кресла, снял очки и накрыл ладонью глаза. Руки его отныне тоже принадлежали работе и были гадки. В дверь чуть слышно постучали. — Входи, — проговорил Бервальд с легкой ноткой стона. Как он и полагал, в проеме показался новый помощник. — Кто-то пришел? — спросил Бервальд, оставаясь в полулежачем положении. — Это я, — ответил Тино. Брови Бервальда сдвинулись, выражая смесь непонимания и недовольства. — То есть никто не пришел, — уточнил Тино. — Кроме меня. Бервальд молчал. В голове его протекал мучительный процесс узнавания. Новый помощник кого-то напоминал ему. Старый знакомый? Герой телешоу? — Там проблема, — Тино махнул рукой назад. — Этот аппарат… Который называется… Как-то… — Ты смотрел Твин Пикс? — Да, все сезоны, — Тино оживился. — Кстати, о кофе… — Помнишь Люси? * Улыбка Тино мгновенно испарилась. — Я похож на Люси? Бервальд кивнул. — Хорошо, я сам решу эту проблему. Извини, что дергаю… — Ты не сказал, какая проблема. Тино замер, опустив ладонь на дверную ручку. Внутри у него определенно происходила какая-то борьба. Бервальд ощущал повисшее замешательство, даже глядя на затылок. Он знал это тревожное чувство, но редко наблюдал со стороны. — Что-то с кофеваркой? — подсказал Бервальд, медленно выбираясь из-за стола. — Да, она не работает, — отозвался Тино, не оборачиваясь. — Я подумал, что это может быть проблемой. Здесь ведь бывают встречи и все такое… Удобно, когда кофе под рукой. «Он снова надел этот пиджак, — отметил Бервальд. — Какой же он весь… Какой? Да повернись же!» — Ты проходил психиатра? — Естественно. Мысленные посылы Бервальда были услышаны, и Тино взглянул на него через плечо. — Есть сомнения? Я просто осваиваюсь на новом месте. Ты задаешь какие-то неэтичные вопросы… Моя одежда, моя голова… — Ты в любой момент можешь пойти за Солли. Холодный сгусток разлился где-то в глубине грудной клетки Бервальда. Он слышал свои слова отдаленно и глухо, словно от собственного рта его отделяла ледяная корка. Тино вновь отвернулся и Бервальду показалось, что сейчас он скажет что-нибудь короткое, вроде «окей» или «иди-ка к черту». — Окей, — кивнул Тино и надавил на ручку. Дверь подалась вперед, чтобы в тот же миг захлопнуться. Бервальд и сам не ожидал от себя такой резкости. Тино обернулся с немым вопросом на лице. — Я не то хотел сказать, — быстро проговорил Бервальд. — Просто подумал о Солли… Ты можешь пойти за кофеваркой. Не за Солли. — Я не собирался идти за Солли. — Вот и принеси кофеварку. — Сюда? Бервальд знал, что выглядит нервно, но никак не мог совладать с мимикой. В голове гудел рой пчел. — Окей.***
Второй день был значительно оживленнее первого. Телефон в приемной звонил с периодичностью в пятнадцать минут. Не с первой попытки Тино сумел перевести звонок и получил порцию отборной брани от незнакомца. По шуму на фоне он догадался, что звонили со стройки. — Извините, — пробормотал он в трубку на втором звонке и узнал, куда ему следует засунуть извинения. Время близилось к обеду, Тино начинал ощущать голод. Он попытался дозвониться до отдела Эдуарда и уточнить, как тут обстоят дела с перерывами, но линия оказалась занята. Тогда он вспомнил об Ольге и подумал, что неплохо было бы позвать ее на обед. К несчастью, карманы его были совершенно пусты, а звать на обед и не обедать самому было странно. Все-таки следовало дозвониться до Эдуарда и попросить в долг еще раз. Мысли об Ольге причудливо путались с мыслями о голоде, и Тино вспомнилось, что он уже очень давно одинок. В суете из работ и безработиц он часто забывал об этом. Часовая стрелка прошла сквозь единицу. Тино принялся повторно потрошить пока еще чужой стол. В каком-нибудь запыленном уголке ящика должна была заваляться хотя бы несчастная конфета. Все навязчивее становилась мысль «а не попросить ли аванс». Наконец, в среднем ящике пальцы уцепились за шелестящую обертку. В помещении будто бы стало светлее. Тино быстро достал добычу и с чувством полного опустошения обнаружил, что в руках у него находится лента из шести презервативов. С усталым выдохом он бросил их на угол стола и опустил голову на скрещенные руки. И зачем все это здесь? В компании веселые корпоративы? На корпоративах всегда есть еда. — У тебя проблемы? — голос Бервальда прозвучал над самым ухом. Тино резко выпрямился и едва не удалил директора головой. Убирать со стола было поздно. Бервальд смотрел ровно на угол. — Я выкидываю лишнее, — объяснил Тино. — Ну, — Бервальд дернул плечами. — Ты еще молод, не ставь на себе крест. Тино не нашел слов для согласия или возражения и просто улыбнулся. Живот издал тихое урчание. — Вообще, у меня есть важное поручение для тебя. Где планер Солли? Тино молча достал блокнот из-под столешницы. — Ты не мог бы… перевести его? — На какой язык? — в голосе Тино прозвучало непонимание, он быстро пролистал все станицы, словно ища на них китайские иероглифы. — На шведский. — Ну да, ты ведь не знаешь финского… Но тут одни фамилии и адреса. Почти нет обычных слов. Тино поднял взгляд на Бервальда и прочитал в его лице подавленное мучение. — У тебя проблемы с местными названиями? Тишина в ответ была знаком согласия. — Но ты здесь довольно давно. — Упрекаешь? — Нет… Но с этим нужно что-то делать. Ты учил финский? — Я ходил на занятия. — И как успехи? — Могу поздороваться и поблагодарить. — Твоя удача, что здесь учат шведский в школе. Бервальд сжал губы в полоску. Похоже, удачей это он не считал. Желудок Тино издал еще один протяжный стон. — Да, пожалуй, пора выйти на обед, — сказал Бервальд так, словно предложение прозвучало от Тино. — Здесь рядом есть китайская еда… Как ты относишься к азиатской лапше? Тино хотел сказать, что не голоден, но ложь была слишком очевидна. — У меня аллергия. — На специи? Сочувствую. Тогда, может быть, рыбный ресторан? Он чуть дальше, но там есть веранда, а сегодня солнечно. «Бывает ли аллергия на рыбу? — подумал Тино. — Может, сослаться на занятость? Бред! Это же он дает мне задания. Почему нельзя просто отказаться? Он начальник, но не император же». — Я угощаю. Все-таки у тебя первый полноценный рабочий день, и сегодня… вторник.***
Две тарелки с рыбным филе опустились на деревянный столик у края веранды. Официантка дружелюбно улыбнулась, спросила, принести ли еще чего-нибудь, и упорхнула легко, словно подхваченная морским ветром. Тино проводил ее взглядом устало уставился на припаркованный у тротуара синий фольксваген. В воздухе мешался аромат ржаного хлеба, овощных заправок и запах свежей рыбы. Город наливался первой зеленью и был по-весеннему чист. Тино вспомнил, как прошлым летом продавал мороженое на улице, и подумал, что не так плоха была та работа. Наконец, он приступил к еде. — Родители отца живут на берегу моря, — сказал Тино и сам удивился своему голосу. — Ни один ресторан не сравнится с кухней моей бабушки. — И что же она готовит? — Ничего необычного. Но у нее все вкусно. А дедушка делает настойки на хвое. В детстве меня от всего лечили только ими. — И часто ты болел? — Почти не болел. Жгуче-хвойный привкус проступил из глубин памяти на кончик языка. Тино поморщился и отпил воды из стакана. — Ты вырос там? — Нет, моя семья давно живет в городе. Но я бывал там каждые каникулы. «А где я, собственно, вырос?» — задал Тино себе вопрос. Его дом всегда был в Хельсинки, но дома он бывал мало. Его жизнь проносилась по веренице заснеженных городов в разных уголках планеты и совсем недавно замерла в точке, откуда все началось. Тино прикрыл глаза, ощутив нервный укол в области поясницы. Бервальд хотел задать еще какой-то вопрос, но взглянув на Тино, промолчал. Обед прошел в тишине. По дороге в офис Беральд читал вывески на стенах и казался неестественно оживленным. Тино шел слишком медленно, словно проверяя на прочность тротуар перед собой. — У тебя гласные звуки куда-то вылетают, — заметил Тино. — Будто на середине слова тебя кусает пчела. — Я смотрю местные новости, но никак не уловлю произношение. — Это странно. Два государства живут бок о бок веками и говорят на таких разных языках. Я понимаю, дело в этногенезе и прочем… Но многие считают Финляндию частью Скандинавии, а она так отличается… Мой дед, например, ненавидит шведов. А бабушка — русских. Они часто спорят, кто хуже, и сходятся на том, что все беды от американцев. Забавно. Они ни разу не покидали своей деревни и не видели американцев или русских. Тино ушел в пространные рассуждения о вопросе наций и народов. Голос его звучал так глухо, словно разговаривал он сам с собой, и Бервальд напрягал слух, чтобы разобрать слова. В голове Тино билась одна мысль — добраться до офиса. Дальше все как-нибудь решится. Каждый шаг отдавался болью в спине, на лбу выступала испарина. Тино продолжал говорить, зная, что сейчас в его лице почти не осталось крови. Он почти грезил о таблетках, лежащих в ящике рабочего стола.***
Первый полный рабочий день подошел к концу. Тино выключил компьютер, протер монитор от пыли и растянулся в кресле, прислушиваясь к своему взбунтовавшемуся телу. Спина молчала, будто и не было обеденного предательства. А что же тогда было? Уже несколько месяцев боль не возвращалась. Он почти забыл о ней, а тут — внезапно и из ниоткуда. Из кабинета вышел Беральд с кофеваркой в руках. — Все работает, — объявил он и установил аппарат на прежнее место. — Ты починил ее? — с вялым удивлением спросил Тино. — Ты же сказал, что занят. Просил никого не впускать после обеда. — Я и был занят. Кофе? — Бервальд достал из тумбы коричневый пакет с молотыми зернами. — Наверное, этим должен заниматься помощник. Бервальд махнул рукой и засыпал кофе в фильтр. Приемная наполнилась легким журчащим шипением. Тино встал из-за стола и подошел к Бервальду. — Если тебе сегодня нездоровится, я могу отвезти тебя домой. Тино помотал головой. — Такие теплые дни стоят. Наверное, давление. В каком возрасте начинаются подобные штуки? — В любом. — Вот. У меня как раз такой. Вечерний свет из окна разлился по полу и стенам, длинные тени пролегли от двух стоявших фигур. Тино неотрывно смотрел на падающие кофейные капли и дрожащие блики в стеклянной колбе и думал о том, что кофеварка похожа на часы.