When I fuck him, the world belongs to me

Между ними меньше метра, одна на двоих загрудинная боль и бутылка виски для лучшего гостя. Лео не думает ни о чем. Его голова свободна и пуста, никаких сомнений и мыслей, которые просто ускользают, не успев до конца оформиться. Эта душная летняя ночь… Лео сливается с ней и видом мегаполиса, тонущего в подсветке неона, блистании фонарей и сухом ветре. Турин выглядит таинственным и мечтательным, великолепным в особенности больших городов поглощать собой, оплетать эмоционально, влюблять в себя и вызывать желание остаться. Лео бы хотел последнего, но это желание больше не имело смысла, как и его присутствие в этом доме. Он не знает, зачем незваным ночным гостем переступил порог. Наверное, это все аура места, которое живет мимолетными стихийными порывами, а не разумом. Криштиану рядом тих и задумчив. Он почти не шевелится, раскинувшись в кресле, лишь изредка моргает, да нервно покусывает нижнюю губу. В полумраке комнаты он выглядит старше своих лет, но все так же дорого и эффектно. Красиво, в том, общепринятом смысле: высокие скулы, острый подбородок, дерзкий взгляд. Желанно, но сердце Лео остается безразличным. Слишком долго оно трепыхалось в агонии бесконечного одиночества, в котором его оставили без объяснений. — Ты пялишься, — Криштиану цедит сквозь зубы, раздраженный таким пристальным вниманием к себе. Лео это даже забавляет. Человек, который позирует папарацци ради развлечения, ненавидит, когда его рассматривают наедине. — Все еще боишься, что замечу в тебе недостатки? — Лео хмыкает беспечно, внимательно следя за тончайшими переменами в мимике Криштиану: едва заметной судорогой на левой щеке и небольшим надломом бровей. Он все так же хорош в сокрытии своих истинных чувств, просто теперь Лео знает, куда смотреть. — Для этого слишком поздно, не находишь? Криштиану сцепляет челюсти и ничего не говорит, отвернувшись к окну, за которым продолжают переливаться всеми оттенками желтого и белого миллионы огней. Не мешает Лео разглядывать себя, старательно игнорируя цепкий взгляд. Такой гордый и неуязвимый в своей маске полу-бога, но совершенно позабывший, что человек напротив видит его насквозь. — Переигрываешь, — Лео не собирается потакать Криштиану и сворачивать на полпути, не тогда, когда он уже почувствовал чужую слабость, пусть и прикрытую вуалью показного равнодушия. Криштиану резко разворачивается, явно собираясь что-то ответить, но так и не открывает рот. Вместо этого смотрит темными глазами, в которых плещется абсолютное непонимание. Он силится прочитать Лео, и тот выжидающе вскидывает брови, спрашивая шутливо «ну, видишь что-нибудь?». Но Криштиану не видит, больше не видит, и Лео едва сдерживает усмешку, глядя в растерянное лицо того, кто прежде делал вид, что знает его до самых потаенных уголков души. — Переигрываю? В чем? — Наконец спрашивает, прерывая тишину. — Ты уже большой мальчик для этих игр, роль обиженной стервы тебе не к лицу. — Лео говорит медленно, раскатывая каждое слово по языку, словно пробуя его на вкус. — Признаю, это заводило лет пять назад, но теперь твои ужимки выглядят жалко. И вот оно. С лица Криштиану слетает надменная маска, его черты искажает неверие, тенями залегшее в складках у рта и морщинках у глаз. Он и подумать не мог, что Лео сможет причинить ему боль. Он даже не допускал мысли, что Лео может захотеть сделать ему больно, ударив именно туда, где он удара не ждал. Жалость — худшее, что Лео может ему дать. Блистательного Криштиану Роналду можно любить без остатка, по-черному ненавидеть, страстно вожделеть, презирать, но не жалеть. Жалость — кислотный плод, который разъест его изнутри, стоит лишь раз вкусить. — Ты, — он тяжело сглатывает горлом. Лео подмечает, как пальцы едва уловимо дергаются на подлокотниках — хочет сжать обивку, но останавливает себя в последний момент. — Ты, верно, ждешь объяснений, — продолжает он осторожно, глядя темными глазами исподлобья, в которых плещется абсолютное бессилие. — Нет, я ничего от тебя не жду. Мне больше от тебя ничего не нужно и, если быть честным, никогда не было, — Лео откровенно лжет, но Криштиану не узнает, а причинять ему боль оказывается приятно. Приятней, чем делится теплом и любить, потому что тот так и не смог оценить дар, который Лео в конце-концов ему преподнес. Он увидел неидеального человека за идеальной картинкой и смог полюбить его, добровольно проиграв в своей же игре. Усмирив гордость, задушив порыв быть первым, Лео позволил себе поверить, что у них может получиться. А Криштиану взамен не стал рушить эту иллюзию. На их стороне были годы соперничества — на поле и в постели, — а затем все рухнуло в один миг: Лео узнал об отъезде Криштиану Роналду из Испании вместе со всеми — из новостей. — Я желаю тебе обрести здесь новый дом, достичь тех высот, которых только пожелаешь. Но без меня, — в груди печет, обида и ярость подступают к горлу от одного взгляда на человека, которого меньше полугода назад он мог назвать самым близким. Лео одновременно радует и злит, что Криштиану выглядит подавленным, потому что какое право он вообще имеет смотреть с таким укором и болью?! «Какое право ты имеешь выглядеть таким несчастным?! Больно здесь мне! И только твоя вина в том, что всё кончается так — уродливо и донельзя болезненно!» — Лео, — шепчет Криштиану и подается ближе. Наверное, хочет дотянуться, дотронуться, но замирает на половине движения: Лео качает головой. — Я желаю тебе счастья, — говорит он твердо, потому что правда, не смотря на покинутость и обиду, он хотел бы, чтобы Криштиану был счастлив. Вот только он пришел не за тем — чувство мести все еще раздирает изнутри. И Лео отдает это чувство целиком, без остатка, щедро, как когда-то делился теплом: — Но не забывай: без равного твое существование потеряет смысл. Каждая из полученных регалий превратится в пыль, перестанет оправдывать свою ценность в твоих глазах. Криштиану в бессильной агонии — или бешенстве, — все же стискивает подлокотники. Слух режет жалобный взвизг обивки. — Это же касается и тебя, — четко разделяя слова выговаривает Криштиану, глядя перед собой. — Да. Вот только то — не моя вина. — Я хотел сказать тебе… Произносят они практически одновременно. — Мне все равно, — подытоживает Лео. Криштиану издает неясный звук, затем запрокидывает голову и… — Лео в изумлении приподнимает брови, — смеется — отчаянно, горько, на грани с помешательством. — Не-ет, — тянет отсмеявшись. — Будь тебе все равно, ты бы не пришел. А ты здесь, делаешь мне больно и топчешь мою гордость. Лео улыбается уголком губ, мол, подловил, а внутри все клокочет и жжется: как ты смеешь! Как ты смеешь тыкать меня носом в мою же слабость, в до сих пор не отболевшее и не отжившее свое. Я ведь до сих пор тебя… сильно. — Пусть так. — Я был неправ, ранил тебя, но я не заслушиваю такой жестокости. Криштиану Роналду чуть ли не впервые признает свою неправоту, надо же. В другой ситуации Лео бы не упустил возможности посмаковать момент, но сейчас он молча глядит на стоящую на столике тяжеленную бутылку с виски и всерьез раздумывает не запустить ли ей Криштиану в голову, проломив череп. А что — раз, и одной проблемой в жизни меньше. Как Лионель Месси будет решать инцидент с итальянской полицией и мировой общественностью — другой вопрос, но в моменте ему станет полегче. — Я прошу у тебя прощения, — произносит Криштиану до того взволновано и неловко, что его акцент усиливается, а само предложение больше походит на скороговорку, чем на простую фразу. Лео приходится напрячь слух, чтобы разобрать. Когда до него доходит смысл, он рывком поднимается на ноги: чертов лицемер. Изворотливая змея, которой сколько не руби голову, на месте прежней вырастет новая. — Лео, — Криштиану поднимается следом, протягивая руку. Лео уворачивается от касания и молча направляется к выходу. Вылетает в южную душную ночь не оглядываясь, сбежав по лестнице к арендованному автомобилю. В груди тянет, стонет и вопит, просит поверить и вернуться, но Лео упрямо напоминает себе — не за тем ты здесь. Чертов Роналду уложил тебя на лопатки одним лишь намеком на раскаяние. Какой позор! А ведь тебе уже давно не двадцать пять, чтобы вестись на подобное. Лео скрипит зубами и рывком распахивает дверь автомобиля уже готовый забраться в салон, завести машину и свалить отсюда подальше, но что-то останавливает его. Предчувствие? Нет, прямой взгляд в спину, от которого по всему телу разбегаются мурашки. — До встречи, Лео, — контрольным выстрелом в затылок. Лео прикрывает глаза и, помедлив всего лишь мгновение, ныряет за руль. Самоуверенный наглый ублюдок стоит на пороге, привалившись плечом к косяку, и не прощается, но в то же время не пытается остановить — у Криштиану есть гордость. У Лео она тоже есть. Поэтому он сдаёт назад, разворачивается, взвизгнув шинами, и давит педаль газа в пол.