Doesn't matter now/Сейчас неважно

      Раздался вкрадчивый стук. Ваня не ждала гостей. Музыка перестала звучать, смычок больше не касался струн. Казалось бы, в столь позднее время соседка, вечно теряющая своего кота уже должна спать. В таком случае, для начала стоит посмотреть в глазок и удостовериться.       В чем удостовериться? В том, что это не грабители? Или в том, что тот, кто за дверью, просто ошибся квартирой? Кому ты, черт возьми, сдалась?       Поморщившись, словно от головной боли, Ваня положила инструмент на диван и подошла к двери. Подняла кругляшок, скрывающий линзу глазка. Приблизилась к отверстию почти вплотную, но из-за отсутствия света в проходной, ничего не увидела.       Странно, я же только недавно меняла лампочку…       Стук раздался повторно, уже более напористо. Ваня вздрогнула, резко отдалившись от двери.       Спросить, кто это? Или лучше промолчать и подождать, когда уйдут? В конце концов, ночь на дворе, кто вообще мог бы ко мне забрести?       Пока девушка переминалась с ноги на ногу, собираясь с мыслями, в скважине раздалось царапание.       Зрачки Вани расширились, тело сковало неприятным, липким страхом. Ее квартиру взламывают прямо сейчас. А она стоит и не может шелохнуться. Почему? Потому что боится?       Почему, черт возьми, прямо сейчас ее замок постепенно поддается отмычке взломщика, а она просто стоит, как вкопанная, и ничего не может предпринять? Что же делать?       Ваня лихорадочно перебирала в голове варианты: если позвонить в полицию, оперативный отряд может прибыть только на опознание ее тела; пытаться связаться с соседкой — бессмысленно. Она уже давно спит, и вряд ли услышит звонок стационарного телефона; но что тогда… Собственно говоря, больше вариантов у нее не находилось.       Подумать только, ей даже не к кому было обратиться в экстренном случае. Еще немного времени, которое, по ощущениям, тянется довольно медленно, и дверь будет открыта извне.       Ваня огляделась по сторонам, и, понимая, что до кухни она уже не успевает, а грабитель слышал ее шаги и видел, как приоткрывается глазок (в квартире же включен свет), в ее руки попался смычок.       Последний шорох со стороны замочной скважины утих. Дверная ручка стала поддаваться с той стороны, и медленно поворачивалась на глазах у испуганной девушки. Кровь в висках колотила с удвоенной силой, сердце готово было выскочить из груди от адреналина, а руки до боли сжимали колодку смычка.       Сделав небольшой шаг назад и замахнувшись, пока дверь отворялась также постепенно, как и в замедленной съемке, Ваня хотела было вскрикнуть, при виде человека, находящегося за порогом, но из ее горла не вырвалось ни звука.       Молодой человек, одетый в непонятное обмундирование, с множеством ремешков на поясе, на ногах, даже на ботинках, с незаметными чехлами для продолговатых плоских инструментов; с удивлением на красивом лице, заросшим щетиной, воззрился на Ваню, готовую лишить его глаза своим грозным оружием.       — Эй-эй, спокойно, вдох-выдох, опусти смычок, — размеренно проговорил парень, поднимая руки в жесте «сдаюсь». Голос его звучал ровно, но дыхание было резким. Не ожидал. Я тоже. Какого черта…       — …Диего?! Что… Как? Какого черта? Что ты здесь делаешь?       — Я… — но Ваня перебила своего сводного брата, не дав ему сказать ни слова в свое оправдание.       — Почему, черт возьми, нельзя было просто позвонить? Обязательно взламывать дверь, когда хозяин дома стоит напротив? Что ты вообще забыл… Что тебе нужно?       Неожиданно услышав разгневанную себя, словно бы со стороны, Ваня устыдилась своему поведению, и судорожно начала копаться в сумке, лежащей на диване, в поисках нейролептиков. Будет лишняя таблетка сверх дозы. Зато она хоть немного успокоит бешено колотящееся сердце.       Диего аккуратно, словно бы извиняясь, закрыл за собой дверь и повернул засов. Ваня даже не стала зацикливать на этом свое внимание.       Закрылся и закрылся… Все равно скоро уйдет. Уйдет ведь?       — Не в моих привычках вести себя как придурок, но чайку не предложишь? Я, все-таки, твой брат.       Пока Ваня присела на диван, проглотив таблетку и пытаясь восстановить дыхание, ее названный родственник мерил шагами квартиру, рассматривая интерьер.       — Да, сейчас. Подожди немного, — немного успокоившись, девушка взяла себя в руки, поправила единственную, выбившуюся из неизменного хвоста прядку, поднялась и направилась в сторону кухни. Объяснения братца она решила оставить, так скажем, на сладкое, к чаю.       Они сидели друг напротив друга, за обеденным столом на кухне Вани, стуча ложками о стенки своих кружек, размешивая сахар.       — Ты начнешь, или зашел просто так, чай попить? — номер Семь сосредоточила свое внимание на быстро растворяющемся сахаре, и горячей воде, которая быстро впитывала цвет из чайного пакетика.       — Одно другому не мешает, и все же…       — Ну?       — Я волнуюсь за тебя, Ваня.       Маленькая ложечка безвольно звенькнула о стенку кружки. Она не могла поверить в то, что услышала. Что произошло за то время, что она проводила с Леонардом и за репетициям? Они нашли способ избежать Апокалипсис? Они уже предотвратили его и вернулись в прошлое? Она погибла в апокалипсисе, и теперь Диего хочет выразить свои будущие соболезнования и извиниться за то, что именно он был ее братом? Множество вопросов бесконечным потоком плескались в сознании номера Семь, но ни на один из них ответа не последовало.       — Что тебе нужно, Диего? В свете последних событий, я вообще не думала, что увижу семью в ближайшее время, а уж тебя тем более, — ее голос звучал холодно и отчужденно.       Она не могла воспринимать слова брата, после всех его упреков, после всех выражений, которые он отпускал в ее сторону, после всех этих презренных взглядов, отношения как к неодушевленному бесполезному предмету. Да каким образом?..       Ее брат упорно смотрел в свой чай, не желая встречаться с ней взглядами. А выражение его лица перешло из фазы Хмурое в Очень Сильно Хмурое(Отец не позволяет есть мороженное, потому что малыш номер Два заболел, а все остальные дети с удовольствием его поглощают у него на глазах).       Ваня имела привычку типировать эмоции Диего еще когда они были детьми и все жили под одной крышей; и даже сейчас, спустя столько лет, эта особенность в его сторону дала о себе знать. Девушка тут же мысленно себя одернула.       — Что случилось? — немного смягченным тоном спросила Ваня, обхватывая слегка трясущимися от тремора руками горячую посуду.       — Я не знаю, Ваня, — устало проговорил Диего. Он все также избегал прямого зрительного контакта, и осматривал верхние полки кухонного гарнитура. — Это безумие вокруг, конец света, свихнувшийся пятый, не менее свихнувшиеся второй и четвертый… Мертвый сбрендивший папаша, в общем… То, что я сказал в тот раз, — брат имел ввиду день вторжения в Академию двух безжалостных неизвестных наемников, которые покалечили практически всех жильцов, в том числе и Ваню, — я просто хотел, чтобы…       — Я не мешалась под ногами, — спокойно закончила за него девушка. — А впрочем, как и всегда.       — Ты не права. Совсем не права, — покачал головой Диего. Он отхлебнул горячий напиток, наверняка обжег внутренность рта и сожмурился, поднося ладонь ко рту. — Как горячо! Черта с два…       — Не торопись. Погоди, пока остынет, — сочувственно прокомментировала Ваня, не замечая, как ее голос смягчился на пару тонов.       — Но кое-чего я больше не могу ждать. Совсем. И поэтому я здесь, — произнес он, все еще морщась от болевых ощущений.       Ваня безысходно оперлась щекой о ладонь, облокоченную заранее на стол.       — Долго еще тянуть будешь? Мне казалось, только Пятый такой скрытный, ну либо Клаус иногда…       — Прости меня, — проговорил тихо Диего, перебивая Ваню и свои мысли.       — Что? — девушка чуть не поперхнулась своим сладким чаем.       Мне точно не послышалось? Что он только что сказал? Кто? Диего? Ну, нет…       — Да. Я хотел сказать прости меня, Ваня. Что был груб в тот вечер. Я очень… Очень испугался за тебя. Ты видела, как досталось Лютеру? А он не из робкого десятка. Представь, какого бы могло достаться тебе, пробудь ты с нами еще некоторое время. Случилось многое, за то время что тебя не было. Оценив ситуацию, я понял, что мне пока нечего делать с остальными. Пятый гоняется за своими делами и маркерами, Лютер абсолютно растерян, Элисон готова вот-вот сорваться к Клэр, а Клаус ищет, чем бы ширнуться. Также мама немного приболела, а Пого ничего не объясняет, и….       Диего не заметил, как его голос предательски дрогнул. Он устал. Он очень устал. От всего этого напряжения. С тех пор, как он узнал о кончине отца, мир вокруг как будто бы перевернулся не только с ног на голову, как это было раньше, а с ног на голову, обратно на ноги и через сальто снова на затылок. И вот он мир, полный хаоса, который его окружал, а теперь окружает в еще большем объеме. Но он продолжил:       — … И ты. Тебе тоже грозит опасность. Те люди пришли в наш дом, и видели тебя. Тебя могли выследить, вломиться в квартиру, и…       — Я поняла, — кивнула девушка, делая маленький глоток ставшего вдруг совершенно безвкусным чая.       — Можно сегодня я переночую у тебя? Завтра вместе поедем в Академию, а там разберемся. Кажись и ребята оклемаются, хоть и маловероятно, но все же. Я больше не оставлю тебя одну. Больше никогда. Отец уже не сможет мне этого приказать, как было раньше. И сам я тоже больше не могу от тебя закрываться. Ты моя сестра.       Скрипачка очень внимательно всматривалась в поверхность затертой светло-голубой скатерти, отмечала про себя, что вон то пятно от салатной заправки нужно будет удалять с пятновыводителем, а вон тут крошки от тостов, а здесь…       Она уже не замечала, что руки ее трясутся неприлично сильно. Каждый тонкий изящный пальчик сотрясает мелкая дрожь, короткие ногти иногда стукаются о кружку. Она молчала и продолжала находить мельчайшие изъяны в скатерти. Внутри нее что-то бурлило, мучительно надувалось и лопалось, дребезжало, отдавалось эхом, падало, поднималось…       В чувство ее привело только прикосновение теплой руки Диего и его громкий голос:       — Ваня! Все хорошо? Воды принести? Лекарства? — брат смотрел ей прямо в глаза со страхом, страхом за нее саму. Ей ведь не показалось? Точно не показалось?       — А? Нет нет… Не нужно. Хорошо, оставайся.