Я видел тебя завтра

Какое-то время мы ехали молча. Хейден изредка ловил мой напряжённый взгляд и улыбался в ответ. Приходилось выдавливать на лице нечто похожее, но я не была уверена, что получалось хорошо — всё сильнее росли внутри подозрения. «Слишком подходящую кличку дал мне этот человек. Он ведь такой из себя аристократ, небось, образованный и умный, как чёрт. Неужели просто забыл значение прочитанного слова? А что если… Он знает? Знает, о моей тайне. Пронюхал, догадался, заманил к себе… Смотрит, гад. Делает вид, что любуется видами вокруг, а сам потихоньку следит. Надо вести себя естественнее». Словно прочитав мои мысли, Хейден прищурился: — Софи, у вас напряжённое лицо. Вам стало хуже? — Напряжённое? — эхом откликнулась я. — Ну да, — он опустил взгляд и тут же стрельнул глазами на меня. Ни дать — ни взять кокетка на балу. — Мне начинает казаться, протяни я руку — рискую порезаться о скулы — настолько заострились черты вашего лица. — А вы не рискуйте, — пробормотала я в ответ. Мужчина рассмеялся. Что-то недоброе почудилось мне в его смехе. — Неужто дело в том, что вы меня боитесь? Бросьте, Софи. Мы же с вами старые знакомые, как-никак. Я заставила себя непринуждённо улыбнуться. — Вы абсолютно правы. Полагаю, в следующую нашу встречу я уже смогу назвать вас другом. — А вы уже рассчитываете на следующую встречу? — подхватил Хейден оживлённо. — Весьма польщён. — Сказать вам что-нибудь приятное — это меньшее, что я могу сделать в ответ на вашу доброту. Не каждый готов взять на себя хлопоты о солдате разведки. По правде сказать, многие нас боятся. — Полагаю, небезосновательно? — насмешливо протянул Хейден. — Не мне судить об этом. — А кому? Командиру Смиту? Или, может, капитану Леви? Я бы поинтересовался мнением обоих, но, увы, их здесь нет. Придётся отдуваться вам, Софи. Я сглотнула. — С удовольствием продолжу нашу светскую беседу. — Мне показалось, что вам не очень-то интересно. — О, вам показалось. — Отвечаете мне моими же словами? Похвально. Я ведь прекрасно помню наш разговор пятилетней давности. — И даже собственные реплики? У вас удивительная память. — Ну а как же! — глаза Хейдена блеснули. — Я и ваши слова помню. Он слегка наклонился, будто собираясь шепнуть мне на ухо какой-то секрет. — Вы тогда назвали имена Шерлока и Пуаро. Я вздрогнула и вжалась спиной в сиденье, однако мужчина продолжал совершенно обыденным тоном: — Я тогда подумал, почему они кажутся мне такими знакомыми… Среди моих друзей точно нет никого с такими именами. Ломать комедию больше не имело смысла. — Но потом, — начала я, пытаясь придать голосу твердости, — вы конечно же вспомнили, что так зовут… — Двух персонажей детективной литературы, — закончил Хейден, уставившись на меня стеклянным взглядом белесых глаз. — И тогда вы поняли… — Да. — Но вы не смогли бы! Если только… Он подхватил с оживлением: — Не читал эти книги, живя в другом мире. Нашем мире, — слегка выделил последнюю фразу. — Ах, прекрасные были времена! — И сколько… Сколько вы уже здесь? — спросила я сдавленным голосом. — Дайте-ка подумать, — Хейден поднёс руку ко рту, проведя указательным пальцем по чуть влажной губе, — мне было полных двенадцать, когда я попал сюда. В нынешнем году отмечаю свой тридцатый год со дня рождения. Во мне будто что-то надломилось. — Так долго?! Неужто вы не пытались вернуться домой? — Софи, скажите, доводилось ли вам когда-нибудь читать книгу Откровения? — Увы, нет. Но общее представление всё же имею, — я не понимала, к чему он клонит. Мой собеседник закинул руку на спинку сиденья, смахивая несуществующую соринку, и продолжил: — А мне она как-то попалась. И, знаете, я счёл ее весьма любопытной. Должно быть, вам известно о Знаке Зверя. Неком символе, который будет начертан на каждую руку или чело. А тех, кто воспротивиться этому, ждёт верная смерть. — Его ещё называют печатью дьявола, — отозвалась я. — Всякий, кто поддастся на уговоры или угрозы и поставит ее, уже никогда не сможет войти в царство небесное. У меня были уроки религии, я все это знаю. Но причем здесь вы? — Не я, моя дорогая. А мы. Мы оба. — Не понимаю… — Да как же!.. — в пустых до этого момента глазах Хейдена мелькнуло что-то похожее на злость. — Привычка — вот, что решает всё. Я привык к своему поместью, вы — к жизни солдата. Этот мир, его люди, даже его запах… Чем, по-вашему, он пахнет? — Я… Я не знаю. — Вот! Вот оно! — Хейден хлопнул в ладоши. — Это как, знаете, впервые прийти в чужой дом, с порога ощущаешь незнакомый запах. Но стоит остаться там жить — и всё, привык. Так и мы, понимаете? Привычка — наше клеймо. Наша, чёрт ее дери, дьявольская печать. Домой нам уже много лет как путь заказан. — Не может быть, чтобы мы не нашли способа… — я облизнула внезапно пересохшие губы. — Способ! — рассмеялся Хейден. — Я не о способе вам толкую, а о желании. Здесь у меня есть всё, чего бы я ни пожелал, и даже намного больше. О, судьба знатно поиздевалась над выродком из другого мира, прежде чем дать ему в руки власть и богатство. Думаете, я соглашусь променять это на неизвестность за чертой? Да если бы и нашелся способ вернуться, я незамедлительно уничтожил бы его. — Тогда вам пришлось бы сначала столкнуться со мной. У меня нет поместья, и местные жители не спешат, знаете ли, привечать меня, так что, в отличие от вас, здесь мне терять нечего. Хейден многозначительно улыбнулся: — Так уж и нечего? Я стойко выдержала хитрый взгляд чуть прищуренных глаз: — Абсолютно нечего. — Я вас понял, — бросил мой спутник насмешливо. — Пусть будет пока по вашему. Возможно, вы ещё измените мнение. Он наклонил голову вбок, рассматривая что-то за моей спиной, и бросил незначительно: — Почти на месте. Обернувшись, я увидела фасад, переливающийся, как калейдоскоп — множество блестящих на солнце окон слепили глаза. Здание совсем не было похоже на угрюмый замок разведкорпуса. Красивый помещичий дом, не настолько большой, чтобы казаться массивным или помпезным. Мне вмиг представились просторные, залитые дневным светом, со вкусом меблированные комнаты. Мы проехали под живой аркой, образованной из сомкнувшихся ветвей деревьев. Я не смогла сдержать восхищения: — Здесь очень красиво! Хейден, по-видимому, благосклонно принял мой отзыв и слегка улыбнулся: — Всё, что вы видите — заслуга денег и людей, которых я за эти деньги нанимаю. — Не скромничайте, — усмехнулась я. — Ваша заслуга тут тоже есть и заключается в том, что вы нанимаете правильных людей. — Что в вашем понимании означает «правильные люди»? Я взглянула на него, пытаясь по выражению лица уловить, ведёт ли он светско-философскую беседу или этот вопрос действительно живо его интересует. — В данном случае я подразумевала, что вы подбираете людей с хорошим вкусом. — А что тогда по-вашему «хороший вкус»? — Вы собираетесь мучить меня такими вопросами до тех пор, пока мы не выйдем из коляски? — посмеялась я. — И после тоже, — заверил мой спутник, улыбаясь. — Потерпите немного, Софи. — Я бы сказала, что «хороший вкус» — это способность распознавать настоящую красоту и отличать ее от фальшивок. Но… Мы с вами оба понимаем, что я говорю так, только потому что лично мне ваш дом пришелся по душе. Не совпади наши предпочтения, каждый считал бы другого отсталым и ничего не смыслящем в истинной гармонии, — произнося это, я все ещё улыбалась. По правде говоря, несмотря на всю странность ситуации и таинственность самой личности Хейдена, я начала потихоньку расслабляться. По-видимому, он действительно руководствовался желанием помочь мне. К тому же, как ни крути, он был моим одномирянином, и это внушало абсолютно иррациональное, но приятное чувство некого родства. Словно бы он был дальним членом семьи. И, что немаловажно, я успела понять, что, несмотря на иногда непонятные мне высказывания, он может быть приятным собеседником. Кроме того, мне показалось, что и у него возникло похожее впечатление обо мне. По крайней мере, его глаза все меньше напоминали холодные, белёсые рыбьи шары, и в них всё чаще мелькал неподдельный интерес. Словно подтверждая мои впечатления, он ответил: — Мне импонирует ваша честность, Софи. Думаю, мы проведём ближайшие часы не без приятности. Фаэтон въехал на площадку перед домом, под копытами скакунов, приятно щекоча слух, захрустел гравий. Хейден помог мне сойти на землю и, деликатно поддерживая, проводил до двери. Та распахнулась аккурат в момент, когда мы очутились рядом. За ней, подкарауля миг, когда господин ступит на порог, мелькнула, опустившая позолоченную ручку, белая перчатка дворецкого. Прохлада вестибюля окутала, словно лёгкая шаль. Я почувствовала, как по телу пробежали мурашки. Прямо и ввысь протянулась широкая лестница — белые каменные зубы-ступени, на них — вытянувшийся языком красный ковёр. Вдоль стен расположились столики с часами, цветами и разными безделушками. Пара кушеток с яркими атласными подушками зачем-то были поставлены здесь. По обеим сторонам множество массивных дверей. — Добро пожаловать в мою обитель, — Хейден небрежно сбросил пальто на руки дворецкого и повернулся ко мне. Я смотрела мимо него на мужчину в чёрном фраке. Удивительно, но черты его казались настолько невзрачными, что мне с трудом удалось бы описать его внешность иначе, как «заурядная» — ни одной интересной детали. Седые волосы, мёртвый взгляд, не большой и не маленький нос, губы средней полноты, морщины в положенных местах, одежда будто бы надета впервые — ни пятна, ни складочки, ни единой небрежности. Словом, ничего примечательного. На фоне яркой обстановки он казался ещё более серым и блеклым. Хейден тем временем предложил мне руку и повёл наверх. Ноги бесшумно ступили на ковёр, мне тут же захотелось скинуть сапоги и ощутить пальцами мягкий ворс. — На первом этаже по левой стороне располагаются кладовые, кухня, комнаты прислуги и прачечные. Справа — столовая, малая и большая гостиные, летняя веранда и музыкальный салон. Я бы устроил вам полноценную экскурсию, но, боюсь, ваше состояние не позволит. — Вы и так чересчур утруждаете себя. — Ну, я бы так не сказал. Мне льстит ваше внимание дому, а потому я не успокоюсь, пока наиподробнейшим образом не распишу вам каждую его комнату, а в них любую безделушку. С каждым шагом он будто бы всё больше превращался в джентльмена, сошедшего со страниц романов девятнадцатого века. То ли дом так чудно действовал на него, то ли то была искусно напяленная ради меня личина радушного хозяина. Я представила, как Хейден, стоя перед зеркалом в своих покоях, сбрасывает с себя кожу, словно змей. Падает бесшумным полотном к его ногам приветливое лицо и живые глаза, а на их месте оказываются прежние — бесцветные и холодные. Я прикусила кончик языка и яростно приказала самой себе попридержать буйство фантазии. Хейден — не враг мне. По крайней мере, пока он не сделал ничего подозрительного. Пусть и знал, что я чужеземка, но за все эти годы не выдал никому моей тайны и сразу же помог при встрече. Мысли вернулись к оставленным солдатам разведкорпуса: удалось ли Эрвину уладить конфликт? И, если сейчас ситуация под контролем, примет ли он меня обратно, выслушает ли? Однако… Может, мне не стоит возвращаться? Что если попросить Хейдена о помощи, о защите и постараться разорвать все связи с разведкой? Я покраснела и опустила взгляд, считая ступени. — На втором этаже находятся моя и гостевые спальни, а также библиотека. Я, как вы уже могли догадаться, заядлый любитель книг. И, хотя здешний мир не может похвастаться большим количеством произведений, уверяю, в моей библиотеке трудно не найти ничего себе по вкусу. Впрочем, вы, надеюсь, скоро сами убедитесь, а пока позвольте показать вашу комнату, — с этими словами хозяин дома отворил одну из дверей, пропуская меня вперёд. У меня на секунду перехватило дыхание. Огромные окна обрамляли тяжёлые шторы голубого и темно-синего цвета, обвязанные золотыми шнурами. Сквозь них струились угасающие солнечные лучи, заставляя мерцать обтянутые небесным атласом стены. Справа, в камине из белого мрамора, весело трещал хворост. Чуть поодаль расположились пара совершенно очаровательных кресел и маленький столик с хрустальной вазой, полной фруктов. Розовые персики касались своей нежной кожицей яркой, но грубой шкурки апельсинов, наполняя комнату таким сладким ароматом, что у меня закружилась голова. Напротив, в уютном алькове, под белоснежными слоями балдахина покоилась большая кровать со множеством подушек. Слева от неё во всю стену протянулось зеркало в тонкой позолоченной раме. У изголовья стоял ещё один столик, рядом — шкаф. — Надеюсь, голубая спальня пришлась вам по душе, — сказал Хейден, очевидно не дождавшись реплики от меня. А я просто не могла подобрать слов. На глаза навернулись слёзы: давно мне не приходилось видеть такой красоты и изящества. И теперь, пусть и ненадолго, эта комната стала моей. Хейден поселяет меня сюда, позволяет коснуться огрубевшими пальцами нежной ткани подушек и ощутить потрескавшимися губами бархат сладких персиков. — Это прекрасно, — выдохнула я. — Вы слишком добры. Он усмехнулся. — Не преувеличивайте мои достоинства, Софи. По крайней мере, пока не увидите ванную. Позади алькова оказалась ещё одна крохотная комната, почти всю её занимала белоснежная ванна. Рядом возвышалась ширма с накинутым поверх пушистым полотенцем. На первый взгляд, в помещении не было ничего особенного, но стоило мне поднять взгляд, как я не смогла сдержать восторженного возгласа — потолок был куполообразный, лазурного цвета и расписан золотыми звёздами. Пока я любовалась им, в комнату вошли горничные. Хейден повернулся ко мне: — Софи, это Элея и Лия, они помогут вам принять ванну и переодеться. Если понадобится что-то ещё, только скажите. Я сейчас же пошлю слугу за лекарем, но тот живёт в десяти милях отсюда, поэтому прибудет только через несколько часов. А пока я буду рад, если вы составите мне компанию за ужином. Разумеется, если вам позволит ваше самочувствие. — С благодарностью приму ваше приглашение, — я по привычке отчеканила поклон и только потом сообразила, что изящный реверанс смотрелся бы гораздо уместнее, но Хейден уже вышел. Элея и Лия оказались на удивление молчаливыми и на моё приветствие отвечали немым книксеном и подобострастным взглядом. Мне стало неловко, но это чувство скоро расстаяло, как мыльная пена на поверхности воды, стоило мне погрузиться в ванну. В воздухе клубился пар, источавший еле уловимый цветочный аромат. Ранки по всему телу ссаднило и покалывало, по коже пробежали мурашки. Я съехала пониже, чувствуя, как горячая вода охватывает колени, грудь, шею и подбирается к подбородку. Непередаваемые ощущения! В казармах или штабах, конечно же, не было таких роскошеств, неудивительно, что теперь я, закрыв глаза, наслаждалась каждой секундой. Чьи-то мягкие руки зарылись в мои волосы, пеня мыло, массируя голову, другая пара рук растирала ступни. Несмотря на приятные ощущения, я всё же слегка поморщилась: подобные прикосновения были мне в новинку, ведь я всю жизнь мылась без чьей-либо помощи и теперь чувствовала себя немного неловко. Нос явственно уловил влажный запах чего-то горьковато-пряного. Со всей осторожностью мне помогли подняться и завернули в огромное полотенце до того, как ванна начала остывать. С волос струилась вода, сочась сквозь ткань на спину. Теперь воздух казался мне прохладным, тело снова покрылось мурашками. Капли застыли на коже, я дрожала, но то была приятная пытка. По-прежнему молча и почтительно Лия проводила меня к камину, пока Элея ненадолго вышла из комнаты, а затем вернулась, неся в руках свёрток тонкой бумаги. Сквозь почти прозрачный слой виднелось что-то зелёное и шёлковое. Элея развернула его и продемонстрировала блузу с широкими рукавами, брюки из тонкого сукна и такого же материала пиджак. — Господин приносит свои глубочайшие извинения, за то, что вынужден предложить вам мужское бельё и костюм. Увы, в этом доме нет ни одной знатной госпожи, которая могла бы одолжить вам своё платье. Это была первая фраза, которую я услышала от одной из горничных за всё время. — Мне бы подошёл любой наряд из тех, что носит прислуга. Не стоило господину Хейдену так утруждать себя. — Хозяин так не считает, — сказала Элея тихо, и, словно бы, вымученно. — Прошу, примерьте. Её, брошенный украдкой, молящий взгляд натолкнул меня на мысль, что Хейден будет крайне недоволен, если я и дальше стану упираться. По правде говоря, костюм был весьма красив и, насколько я могла судить, очень шёл моему лицу. Шёлковая блуза глубокого изумрудного цвета красиво оттеняла каштановые волосы, которые Лия тщательно промокнула и зачесала назад. Широкий треугольный ворот нежно обхватил бледную шею. Рукава пришлось немного подтянуть к локтям — даже застёгнутые на весь ряд перламутровых пуговичек они чересчур свободно болтались вокруг запястий. Как, впрочем, и брюки на талии, которые Элея потуже затянула ремнём и закатала по щиколотку, стараясь не тревожить больную ногу. За обувью, правда, всё же пришлось обратиться к горничной — Хейден носил размер гораздо больше моего. Элея снова выбежала и вернулась, неся пару простых ботинок из мягкой кожи. Покончив со шнуровкой, они с Лией усадили меня в кресло и занялись волосами, нанося на пряди какое-то средство, распутывая ловкими пальцами колтуны и деликатно пробегая по голове гребнем. Всё происходящее напомнило мне моё появление в разведке: одежда с чужого плеча, Ханджи, состригающая прядь за прядью, смердящая жидкость, которой она смазала мне голову, последующие смешки окружающих и невкусная овсянка. Я задумчиво рассматривала фрукты в вазе. Сейчас всё было похоже, но, одновременно, совсем иначе. Когда девушки закончили приводить меня в порядок и подвели к зеркалу, чтобы продемонстрировать результаты трудов, я с трудом удержалась от удивлённого возгласа. На меня смотрела почти прежняя Софи. С лёгким румянцем на щеках, завитушками блестящих, всё ещё влажных волос, обрамляющих высокий лоб и едва заметной полуулыбкой порозовевших губ. И пусть в уголках рта залегли печальные складки, а лицо и тело были исхудавшими, тем не менее, сейчас я, более, чем обычно, напоминала саму себя. Но было в этой старой Софи и что-то новое. В лёгком наклоне головы, прямой, твердой спине, в полуприкрытых веках читались гордость и насмешка. Одежда из струящейся ткани подчеркивала угловатость, остроту фигуры: тонкие, выпирающие ключицы, худые плечи, крепкие, сухие руки, тощие коленки. Тёмные цвета контрастировали со светлой кожей, придавая лицу немного потусторонний вид. Прежняя Софи была мягкой, нежной, «кремовой». Нынешняя казалась колкой и, словно, прозрачной. Я никогда не смотрелась подробно в зеркало, по крайней мере, с тех пор, как очутилась в чужом мире, поэтому в тот день, будто бы знакомилась с новым образом. — Мышление меняется медленней, — пробормотала я, вспоминая свои нелепые выходки в разведке и только теперь окончательно понимая, насколько они противоречили зрелому лицу в отражении. — Неудивительно, что окружающие были обескуражены. Взгляд скользнул в сторону, и я заметила, как Лия украдкой поглядела на напарницу, что-то беззвучно произнеся губами. У Элеи же был такой вид, словно она очень хотела что-то сказать, но ей под страхом смерти запретили открывать рот. Внутри кольнуло неуютное чувство. Сказочный флёр понемногу рассеивался — я стояла посреди чужой комнаты, в чужом доме, облачённая в чужую одежду. С больной ногой и без оружия. Персики. Персики и апельсины. Я подошла к вазе, взяла в руки спелый фрукт, взвешивая на ладони. Круто развернулась и кинула его Лие. Она поймала. — У вас хорошая реакция, — я приветливо улыбнулась. — Возьмите персик. Горничная нахмурилась: — Нельзя. — Ну что вы, я настаиваю, — улыбнулась ещё шире, чувствуя, как напрягаются губы. — Слово гостьи — закон. — Как вам угодно, — пробормотала девушка, наклоняя голову. Я вытащила из вазы апельсин и протянула Элее: — Вы тоже. Это меньшее, что я могу сделать, вы обе так славно потрудились. Фрукты сочные, и выглядят очень вкусными. Ваш хозяин, как я погляжу, любит баловать окружающих. — Господин Хейден весьма гостеприимен. Отъезд гостей всегда доставляет ему невыразимое разочарование, ведь он живёт один, да и поблизости нет соседей, с которым можно бы поддерживать каждодневное общение. Поэтому он тщательно готовился к вашему приезду, и очень надеется, что вам будет комфортно. Лия тихо ахнула. Он…готовился? Я почувствовала, как холодеют кончики пальцев. Как Хейден мог готовиться к моему приезду, если мы встретились случайно, и идея привезти меня сюда была спонтанной? Если он заранее планировал встречу, зачем было делать вид, будто это произошло непреднамеренно? Выходит, он какое-то время следил за мной и выждал удобный момент, чтобы… Заманить к себе. Дурное предчувствие сдавило грудь. Услием воли я заставила себя непринужденно улыбнуться: — Мне крайне лестна такая забота. Подобное поведение характеризует вашего господина с самой лучшей стороны. Лия покосилась на меня, будто оценивая мою реакцию. Должно быть, увиденное ее успокоило, потому что она явно расслабилась и сказала: — Если ваше самочувствие в порядке, можете спускаться. Господин ожидает вас в столовой. — Хорошо, — я пожала плечами, стараясь держаться как можно естественней. О, этот солоноватый, душистый запах запечённой рыбы, который нос уловил сразу же, стоило мне войти в столовую! Хейден поднялся мне навстречу. Он тоже успел принять ванну — волосы, как и мои, были слегка влажными, на щеках не успел остыть румянец. Галантным движением он отодвинул стул — чуть скрипнула о половицу деревянная ножка — и помог мне занять место напротив. — Я решил сегодня отказаться от господских замашек в виде шести приборов на один прием пищи. Поужинаем без помпезности. К тому же, кроме нас здесь никого нет. Можно даже позволить себе облизывать пальцы, — Хейден задумчиво отложил в сторону вилку. Я улыбнулась, как бы давая понять, что оценила его лёгкую шутку. Снаружи сгущались сумерки. Сквозь шторы виднелся бескрайний луг, а по нему бесформенной, серовато-мутной змеёй тянулся туман. Голову начало покалывать — наверное, из-за того, что запах рыбы усилился и смешался с ароматом какого-то десерта. Раздражающее сочетание заползало через ноздри внутрь, прямо в желудок. Мне хотелось встать и задернуть шторы до конца, чтобы не видеть, как туман тянет свои щупальца к окнам, превращаясь из змеи в чудовищеподобное нечто, обволакивающее дом, переваривающее нас в своём холодном брюхе. Рыбный дух витал совсем рядом — принесли блюдо. Затем ещё — с зеленью. И ещё — с чем-то. Потом зажгли свечи. Туман ненадолго отполз, но лишь потому что над столом теперь мерцали злые огоньки. Глаза маленьких демонов. Голова болела все сильнее. Будто зачарованная я смотрела, как Хейден запускает вилку между рыбьих рёбер, приподнимая тонкую, серебристую кожицу и аккуратно снимает белое мясо. А потом так же аккуратно снимает мясо с вилки зубами, тщательно проходясь по пустотам влажным кончиком языка. Еле заметно сжимается глотка, лёгкая дрожь пробегает по горлу. Глаза полуприкрыты, пламя свечей в них не отражается. Напротив, на веки легла тень, и теперь в полумраке мне чудятся пустые, черные глазницы. Туман прижался вплотную к окнам и словно пытался снаружи раздвинуть края штор, чтобы как следует рассмотреть наше застолье. Свечи злобно зыркали на него, но не могли до конца изгнать проникающий в столовую вечерний холод и тьму. Камин стоял пустой — почему же не разожгли огонь? Ещё одна дыра, бездонная пасть, пропасть, глотка. Я опустила взгляд — передо мной лежала рыба. Запустить вилку, нет, пальцы, зубы — и жевать. Ее вид вызвал во мне отвращение. Неразделанная рыбина с головой и торчащим сбоку глазом. Вздувшийся пузырь с болотно-желтой каёмкой и черным зрачком в центре. Из-за игры тени и света чудилось, будто зрачок шевелится, следя за мной. Мёртвая плоть и живой глаз. Желудок скрутило — то ли от голода, то ли от тошноты, то ли от тошноты, вызванной голодом. Но есть нельзя ни в коем случае! Ни при каких условиях не класть в рот куска, не пить из позолоченного кубка, не сметь даже смотреть на остальное изобилие на столе. Голова уже раскалывалась. Держаться. Сидеть прямо и спокойно. Я украдкой осмотрелась — ножей не было. К рыбе всегда полагался нож. Но сегодня — особый случай. Сегодня у меня есть только вилка и, если что, придется орудовать ей. Туман заполнил створки доверху — за густой завесой ничего не различишь. Огоньки забились в конвульсиях. — Софи, вы ничего не едите. В напряжённой тишине голос Хейдена прозвучал, как выстрел. Я подняла глаза и вздрогнула: на меня смотрели те же вздутые рыбьи глаза, но теперь на человеческом лице. Зрачки дёрнулись, я слабо вскрикнула. — Вам нехорошо? Как вы себя чувствуете? Он улыбался. — Мне действительно нездоровится, вы правы, — я из последних сил старалась сохранить невозмутимый вид. — А мне показалось, что вы напуганы. — Чего мне бояться? — Ну не знаю, — усмехнулся Хейден. — Это вы мне скажите. Он замер и уставился на меня. Пристально и выжидающе. Туман за окном тоже застыл. Демоны обернули все глаза ко мне. Внезапно изо рта Хейдена с отвратительным причмокиванием высунулся язык, облизнул губы и спрятался обратно. Я закричала от ужаса, вскочила, хватая вилку: — Задвиньте, наконец, эти чёртовы шторы! — Вот оно как, значит… — Хейден задумчиво переплел пальцы, положив на них подбородок. Глаза, жившие отдельной жизнью на его лице, совершили круг по оси и снова подвисли, глядя на меня. — Я… Я ухожу. Я ухожу! — Ну это вряд ли, — мужчина подорвался из-за стола так, словно его, как куклу, выдернула чья-то невидимая рука и спотыкающимся, дерганным шагом двинулся на меня. — Не смейте! Не приближайтесь! Вилка выскользнула из ослабевших пальцев и звякнула о стол. Я уставилась на деревянную поверхность и, холодея, вдруг поняла, что все это время продолжала сидеть на месте и сейчас не могу даже шевелиться. Рыбная вонь забила нос, горло, желудок. Над ухом раздался вкрадчивый шёпот: — Софи, тебе лучше не дёргаться. — Нет! Нет! — я встрепенулась, снова сделала попытку вскочить — безуспешно. Тело не слушалось. Запястья стянуло. — Не делай резких движений, а то будет больнее, — его голос как будто шел прямо из моей головы. — Отпусти меня, тварь! — И это вся твоя благодарность? — голос Хейдена продолжал гудеть и вибрировать внутри меня. Глаза плавно выехали сбоку, приблизившись к моему лицу, безумно вращая зрачками. Головы коснулось что-то склизкое, раздалось хлюпанье и жадный вдох — он нюхал мои волосы. — М-м-м, — горячий шепот обдал ухо. Рыбный душок, исходящий из его рта, едва не вызвал очередной приступ рвоты. — До чего ядрёная смесь, — с наслаждением протянул Хейден. — Я, конечно, ожидал хоть какого-то эффекта, но представить не мог, насколько сильно он на тебя подействует, Гайдзин. Туман наконец прорывается внутрь, вкрадчиво, но нетерпеливо заползает сквозь узкую щель оконных створок. Тянется щупальцами ко мне. Я чувствую лёгкое, практически невесомое прикосновение к шее. Скользит от подбородка все ниже, к линии ключиц, останавливаясь на каждой сухой, шершавой ссадинке. Течёт плавно, будто капля, и я чувствую лёгкое покалывание под кожей в тех местах. Голова становится очень тяжёлой и очень пустой. В глазах рябит. Все тает, растворяется в мыльной пене. И запах у нее уже не тот, рыбный, а новый, приятный, и почему-то знакомый — пряно-горький. Ванна. Всё дело в ней. Пазл в голове складывается: незажившие до конца раны и свежие царапины, перед глазами — расписной купол, теплая вода, обволакивающая обнаженное тело и что-то, растворенное в ней, оно мгновенно впитывается, проникает под кожу. Не было нужды опасаться еды и питья — все случилось намного раньше. — Зачем?.. — губы еле размыкались. Я почувствовала, как в уголке рта скапливается и течёт по щеке слюна, но не могла заставить себя поднять руки и вытереть её, все сильнее утрачивая контроль над телом. — Потерпи, Гайдзин, — по голосу Хейдена я поняла, что он улыбается. — Всему свое время. Кто же раскрывает детали финала в самом начале? Он достал из кармана носовой платок и мягко промокнул мою щеку. — Ничего не бойся. То, что ты видишь — иллюзия. Всего лишь побочный эффект, он не опасен. Тебе ничего не грозит, верь мне. Его лицо было почти на уровне с моим. Я зажмурилась и лишь почувствовала нежное прикосновение ткани к уголкам глаз — должно быть я плакала, хоть и не заметила этого. — Так-то лучше, — сказал Хейден. Я не открывала глаза. — Не люблю наблюдать что-то некрасивое. Ты очаровательна, Гайдзин, но слёзы тебе не к лицу. Впредь постарайся не давать им волю. Я не для того ждал тебя столько времени, привез сюда и нарядил в одежду, подчеркивающую твои прелести, чтобы ты строила кислую мину в моём присутствии. Я с трудом улавливала смысл сказанного им, практически отключаясь. — Тебе нужно отдохнуть, — это было последнее, что я сумела разобрать из его слов. — Первый этап можно считать пройденным, время у нас ещё есть. Крик подождёт. Чей крик?.. — Видимо, даже слабый свет плохо на тебя действует. Придётся поискать помещение, отвечающее нашим потребностям. В этот же миг я провалилась в темноту.