Следы на песке

Ветер по-весеннему теплый, но внутри все еще бродят отголоски холода и боли. Прилетают вместе с легким дуновением и так же легко растворяются. Акира чувствует себя непривычно слабой после ранения: тело кажется ватным, чужим, словно еще не очнулось от забытья и только-только просыпается, когда сама она уже давно бодрствует. Из головы все не идет встреча с Амоном: они как-то неправильно поняли друг друга, и оттого на душе скребут кошки. А теперь еще эти откровения Киришимы. Чего она хочет? Чтобы Акира сию же секунду переоценила свою жизнь и возлюбила гулей? Предала своих родителей? Киришима и Фуегучи такие до тошноты милые, нарочито дружелюбные. А может и не нарочито — просто хотят показать, что не держат зла. Только ее они не спросили: хочет ли она этого, нужна ли ей их доброта и прощение. Где-то под солнечным сплетением жжет раздражение. Но разум останавливает ее, заставляет ждать, когда же одна из них скажет что-то неправильное, неприемлемое, то, что Акира сможет с чистым сердцем отвергнуть. Рядом бегают дети, шумят, зовут Фуегучи играть и вообще ведут себя... как обычные дети. Акира никогда бы не догадалась, что они гули, если бы не знала. Киришима наблюдает за ней. — Хочешь, чтобы твои дети жили так же, как ты? Ответ приходит сам собой помимо желания, и Киришима, будто услышав ее, продолжает: — Не хочешь, я знаю. И я не хочу. Наши родители не выбирали, как им жить: просто делали, что заведено, а мы шли за ними, как слепые детеныши. Но теперь мы выросли и можем выбрать другое. Странно, думает Акира. Она и сейчас не может сомневаться в том, что ее отец жил правильно, но и видеть в этих двух женщинах врагов не может тоже... «Кролик убила твоего отца, — напоминает она себе. — Убила из мести, а теперь призывает отвергнуть месть». В этом странном перевернутом мире гули рисковали ради нее, а теперь просто отпускают на все четыре стороны. А сама она больше не хочет мстить и спорить тоже не хочет. Она слишком устала. Вот бы вернуться назад, в те времена, когда все было просто и понятно. Но что-то говорит ей, что эта дверь закрыта навсегда. Мир стал сложнее. А может, просто она размякла? Папа учил ее, что видимость обманчива, враг всегда скрывается за маской и надо смотреть в самую суть — на то, что он делает. И она смотрит: эти девушки любят потерянных детей и хотят для них мира. Так подсказывает ей интуиция. Акира чувствует себя предательницей. «Простил бы ты меня, папа? И... что, если и вы с мамой желали для меня иной судьбы?» В одном Киришима права точно, Акира знает это: месть не помогает, не спасает, не избавляет от боли. Месть — это вечный круговорот, кто-то когда-то должен остановиться. «Это можем быть мы». Акира сжимает зубы и кулаки, смотрит на бегущие по небу облака, чтобы не смотреть на девчонку перед собой. Она хочет кричать, ненавидеть ее, спорить с ней. Но сил на это нет. Она ни в чем больше не уверена. Кроме того, что ее дети, если им суждено появиться, не будут приходить на кладбище как в единственное место, где их ждут.