Десять дней спустя
Автомобиль въехал в ворота, висящие на одной петле, проехал мимо огороженного желтой полицейской лентой пожарища, свернул налево и остановился у ограды семейного кладбища. — Спасибо, здесь я выйду, — сказал старик. — Вас подождать? Оплата по счетчику… — Не нужно. Таксист поднял удивленный взгляд. Старик выглядел не просто дряхлым и слабым: честно говоря, выглядел он попросту умирающим. Он же еле на ногах стоит! Как доберется отсюда домой? — Не нужно, — повторил старик. — Поезжайте. Говорил он с трудом, и тихий, шелестящий голос его был едва слышен; но в голосе этом слышалась такая внутренняя сила, что таксист не решился ему перечить. Он помог старику выйти из машины, получил свою плату и покатил прочь, а старик, тяжело опираясь на трость, заковылял к могилам. Стоял один из последних дней бабьего лета — уже нежарких, но теплых, солнечных и каких-то особенно приветливых дней. Идти без поддержки было тяжело; через каждые три-четыре шага старик останавливался и отдыхал. Временами накатывала слабость и головокружение. И все же после многих дней заточения в пропахшей лекарствами квартире он радовался свежему воздуху, запаху земли и скошенной травы. Хершел Грин наконец вернулся домой. У могилы жены силы его оставили, и он тяжело опустился на землю. Немного отдышавшись, поднял глаза на каменный крест с фотографией Аннет, который поставил здесь своими руками, и на другой, рядом, которого прежде здесь не было. Простой деревянный крест с временной табличкой: «Бетани Грин, любимая сестра. Спи спокойно». И дальше даты жизни — какой короткий срок! Значит, Мэгги все же позаботилась о сестре. С того дня — дня его исповеди — Мэгги больше не появлялась у отца, не звонила и не писала. Но Гленн, добрая душа, иногда сообщал ему короткими СМС-ками о том, что происходит в семье. Еще в тот день Хершел сказал ему, что готов повторить свое признание официально, для полиции. Гленн ответил: «Все потом, давайте дадим Мэгги спокойно родить». Не без труда достав мобильный телефон, Хершел перечитал последнее сообщение Гленна, полученное лишь несколько часов назад. «Мэгги рожает, едем в больницу». Быть может, в эти минуты появляется на свет его внук или внучка, которого Хершел никогда не увидит... Что ж, это будет справедливо. Отложив телефон в сторону, Хершел нащупал на поясе револьвер: старый «кольт», доставшийся ему от отца, а тому от деда. Неторопливо и тщательно проверил патроны, поднес к виску. — Прости меня, Бет! — прошептал он. Но за миг до того, как нажать на курок, Хершел ощутил на своем запрокинутом лице легкое прохладное дуновение, и вместе с ним нежный, едва слышный звук, похожий на отдаленный перезвон колокольчиков. Звук челесты. — Бет! Девочка моя!.. Что-то больно сжало грудь, и мир вокруг расплылся и потемнел. Хершел ничего уже не видел, но ясно ощутил, как маленькая прохладная рука касается его руки и отводит от виска револьвер. И поцелуй в лоб — легкий, почти неощутимый поцелуй. Дальше Хершел уже ничего не чувствовал. Он повалился лицом вниз на могилу жены. Револьвер выпал из его руки и откатился в сторону. На несколько минут на кладбище воцарилась тишина, прерываемая лишь шорохом ветра и щебетом осенних птиц. А затем вдруг пронзительно запищал мобильник, лежащий экраном вверх на траве, рядом с телом Хершела. На экране высветилось новое сообщение от Гленна: «Девочка, семь фунтов, все хорошо. Назовем ее Бет».КОНЕЦ