Mine

Ramin Djawadi — The Night King (https://www.youtube.com/watch?v=k1frgt0D_f4)

Солнце светит ярко, даже ярче чем нужно, хотя на улице февраль. Вокруг столько людей, столько лиц, столько жизней, которые собрались в одном месте в этот день. Никто не смотрит в твои глаза. Никто, ни одна живая душа, если в этом месте хоть одна живая — еще осталась. От лучей солнца становится жарко до такой степени, посему ты ощущаешь холод в области ног и грудной клетки, когда вдыхаешь морозный, влажный воздух. Противное ощущение. Голос звучит где-то вдалеке.       — Мы... Тобирама медленно разворачивает свою голову в сторону проносящейся мимо машины и ощущает, как его сердце стучит дважды в секунду. Такое странное состояние, словно внутри два сердца стучат одновременно, и одному из них — там точно не место. Машина с ужасным, оглушающим скрежетом скользит по дороге прямо вперед на большой скорости, краска уже давно вся слезла, металл распадается на части. Аритмия.       — ...собрались... Машина останавливается примерно через метров триста от альбиноса, тело и разум которого не до конца понимают, что сейчас случилось. Он заторможенно моргает и разворачивается полностью, чтобы посмотреть на машину, а точнее на то, что от нее осталось. Он не чувствует ног, не чувствует рук, не чувствует, как моргают веки, а пышные ресницы прикрывают глаза, он просто поворачивается окончательно и его зрачки расширяются. Сердце болит, мама, Оно сейчас остановится или разорвется на части, и я наконец-то тебя обниму? Твой силуэт вдали, такой легкий и нежный, наконец сделает мне свой первый шаг навстречу и мы с тобой встретимся? Не будет более боли, не будет. Оно настолько сильно стучит, отчего резкая и давящая боль пульсацией разносится по позвоночнику. От машины идет пар и дым, что-то загорелось?       — ...здесь... И наконец он срывается с места, его пальцы сами резко сжимают телефон в руке и, сам того не понимая, он нажимает 911, слышатся гудки, пока зрачок увеличивается будто под воздействием кокаина, и наконец-то он слышит:        — Служба экстренной помощи. Чем я могу вам помочь? — Горло не смачивается слюной, потому что внутри все пересохло, словно ты и вовсе не пил пару часов назад такое количество жидкости. Мандраж. Слышится кряхтение, с болью и кровью, будто ты новорожденный ребенок, который только что появился на свет, и любое попадание воздуха в легкие вызывает у тебя незнакомые ощущения. Эти чувства отдают раздирающей болью по голосовым связкам и голос становится тонким и сиплым, словно это не твой голос вообще.       — Трасса А1, область P55 на юго-запад, координаты 11276 Аведов, — голос звучит чуждо, как озвучка карт в навигаторе их новой машины. — Срочно, здесь авария, два человека разбились, возможно насмерть. Их можно еще спасти. Наверное. — Дальше Тобирама уже не слышал ответа, он лишь молча в конце произнес «спасибо», и нажал кнопку отбоя.       — ..сегодня... И ступни ног отрываются от земли сами, телефон сжимается в руке, до побеления костяшек, но мужчина не чувствует ничего. Он только слышит, как сердце внутри колотится, и начинает бежать в сторону дымящейся машины, которая наконец-то остановилась, будто дикое животное, которое догнало свою жертву. Черный ягуар вцепился косуле в самую глотку своими клыками и наконец празднует свою трапезу, разрывая ее на части, ровным счетом как и душу Сенджу. Он бежит, он старается бежать быстрее чем может, но он не может выжать из себя еще больше сил, чтобы ускориться. Его лицо красное, как и глаза, руки даже во время бега дрожат, и от алкогольного опьянения не осталось и следа. Адреналин. Телефон начинает звенеть и он даже не смотрит на имя входящего абонента, который мигает на экране. Все потом, не сейчас, нельзя отвлекаться, нельзя, нельзя, нельзя. Если он не успеет — он не знает, что будет делать. Вскоре он останавливается, не добежавши до машины, и понимает, что забыл аптечку, глупо предполагать, что данный чемоданчик сейчас поможет хоть чем-то, но он разворачивается обратно и бежит к своей машине. Идиот, идиот, какой с него врач, если он элементарно в период полной прострации забывает взять вспомогательные средства помощи. Его глаза начинает щипать, он резко моргает и ноги несут его в сторону машины. Новой машины, последнему подарку Мадары Учихи. Она должна быть там, аптечка должна быть там, она не может не быть там.       — ...в этот пасмурный, дождливый день... Он добегает до багажника и трясущими руками открывает дверь. Где? Где она? ДА ГДЕ ЖЕ ОНА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ? ГДЕ? Руки трясутся так, будто ты заядлый наркоман, ждущий свою дозу героина, чтобы отправиться в очередной полет в иной мир, в котором нет ни боли, ни скорби, ни печали. Сердце никак не хочет униматься внутри, никак.       — Вот она, мой мальчик. Посмотри, — он медленно, а может, ему просто кажется, что медленно, поворачивает голову в сторону и видит свою мать, которая стоит босиком около него и своим тонким, бледным пальцем указывает в самый угол багажника. Она попросту упала и закатилась в сторону. Мама стоит и спокойно улыбается ему, кладет свою руку на его плечо и Тобирама ощущает странный прилив спокойствия.       — Поспеши, сынок. Мадара все еще живой. Тобирама не может ответить ничего, он даже не вникает в то, что видит сейчас не что иное как призрака рядом, его не смущает этот факт, он лишь выдавливает из себя беззвучное «спасибо,» и хватает аптечку.       — Я буду рядом с тобой, мой милый зайчик. Все в порядке, я с тобой. Ты обещал же, что никто не умрет больше, я верю в тебя, сыночек. Ты же всегда выполняешь свои обещания? Тобирама чувствует, как его обливают с ног до головы ледяной водой, и он, не закрывая багажник, несется к дымящейся машине. Он успеет, он не может не успеть. Пару раз он спотыкается и почти падает вниз, но его за плечи хватает будто невидимая рука и баланс резко возвращается в норму.       — чтобы... <Боковая часть машины дымится и только сейчас, почти до нее добежав, можно беглым взглядом по ней понять, что выжить после такой аварии — сродни чуду. От машины осталась полностью скомканная правая часть, выбитые лобовые стекла, лежащие внутри, а весь салон стал таким темным, будто беспощадный Король Ночи наконец соизволил явиться к ним. Тобирама видит какого-то странного человека, который стоит около машины, он смотрит на нее и что-то отмечает у себя на руке. Кто это? Мужчина одет так необычно, в какую-то длинную вуаль, которая накрывает его плечи, в руках у него книга и перо, в которую он делает записи. Его мать спокойно идет вслед за ним и человек смотрит на нее, кивнув, а она ему — будто они уже знакомы. Тобирама всегда скептически относился к Скандинавским Богам — но почему-то сейчас был готов в них поверить. В периоды агонии начинаешь верить во что угодно.       — Сай Иноджин, — он слышит слова будто извне, но понимает, что голос звучит в его голове. — Приблизительное время смерти 23 февраля. 23 февраля наступит через два дня. Позвоночник сломан.       — ...почтить память... Тобирама наконец-то добегает до машины, с болью падает на колени и, кажется, разбивает их, пытается своими трясущими руками снять дверь с петель, которую попросту заклинило. И он видит, он видит этот кошмар. Его прекрасная мать присаживается на корточки и улыбается ему, гладит его по покрасневшей щеке. Она будто понимает его и поддерживает в этот момент. Секунда на размышление и он просовывает свои руки в разбитое окно, осколки которого разрезают его руку, но он, сжав челюсти крепче, пытается дотянуться до блокировки двери. Еще немного. Мужчина обходит машину и почему-то усмехается, он скидывает свою черную вуаль и наклоняет голову набок, оценивающе проводя взглядом по второму мужчине в машине. Лицо Мадары изуродовано от стекла, осколки которых до сих пор впиваются в его кожу. Одна рука вывернута, но все еще держит руль машины. Черепная часть полностью разбита, и волосы пропитываются этим специфическим запахом. Они слиплись и запутались. Нога полностью зажата машиной, бок которой всмятку. Мадара держал управление до конца. Его лицо повернуто в сторону пассажира рядом, будто он в последний раз хотел на него посмотреть.       — Мадара Учиха, — незнакомец перелистывает свою книгу намного дальше и хмурится, после чего оценивающе проводит взглядом по Тобираме, который пытается сломать дверь. — Как символично, точь-в-точь как Таджима Учиха пару лет назад. Только… — взгляд скользит по альбиносу, который даже не смотрит на него, он пытается и пытается снять дверь, разблокировать ее, достать мужчину.       — Только у твоего отца не было рядом того, кто бы так отчаянно пытался вытащить его из моих лап. — И на его губах медленно появляется улыбка, он закрывает книгу и становится наблюдателем. — Что ж, твое стремление жить и его стремление помочь настолько похвально — что я понаблюдаю за вами обоими. Если ты, человек, действительно сможешь выжить — ты должен быть благодарен этому юноше. Тобирама неистово кричит: — Ну давай, — руки все еще дрожат, мать все так же гладит его, почти невесомо. — Ну же! Ну пожалуйста! Пожалуйста! ПОЖАЛУЙСТА! Мадара открывает свои глаза и видит красивое, летнее поле, такой летний, теплый вечер. Дует приятный холодок, и он смотрит вдаль. Вокруг столько красивых, фиалкового цвета, полевых цветов, птицы поют где-то со стороны леса около их маленького дома и небо абсолютно чистое и ясное. Не жарко и не холодно, в самый раз. Он стоит, почему-то будучи мальчиком, посредине поляны и медленно поворачивает голову назад, видя, как к их дому надвигаются серые тучи, они будто появились из ниоткуда. Он проводит рукой по своим коротко стриженным волосам, которые так в детстве торчали во все в стороны, и поворачивает голову обратно в сторону домика. Голова медленно опускается вниз и он смотрит на свои ладошки, они почему-то все разрезаны. Неужели он опять порезался об колосья?       — Мадара! — он вдруг слышит знакомый, женский голос вдалеке. — Сыночек, иди к нам! Папа тебя ждет дома уже! Он пришел с работы пораньше! — Он моргает пару раз и его губы расплываются в улыбке, такой счастливой и невесомой.       — Мама, — и его рука медленно поднимается вверх, маша ей. — МАМА! Я сейчас приду, — он делает свой первый шаг в сторону дома и начинает бежать по очень мягкому и домашнему полю.       — ...чтобы вспомнить... Что-то щелкает и наконец Тобирама понимает, дверь разблокировалась. Он резко вздрагивает от неожиданности и, не подумав, вырывает свои руки с разбитого окна, из-за чего разрезает свою кожу еще сильнее, кровь хлещет. Плевать. Он открыл эту чертову дверь. Со скрипом откидывает дверь назад, и она с грохотом слетает с петель. Мадара лежит к нему затылком и Тобирама пытается понять, что сделать дальше, что? Хотя бы шейные позвонки вроде не сломаны — это действительно чудо.       — Дай помогу, — его мама кладет свою руку на его и он моргает, разворачивается, смотря на нее.       — Ты же… — голос опять пропадает и наконец он срывается. Срывается в тихую истерику, слезы начинают катиться по щекам и горло сжимает спазмом. Дым разъедает глаза.       — Умерла? — Ее лицо отражает все такой же покой, но она лишь нежно улыбается. — Сыночек, я хоть и умерла, но твой друг все еще жив. Ты должен спасти его, ты не должен дать ему умереть. И если у нас с тобой получится, зайчик, то запомни одну вещь, — она усмехается и переводит взгляд на мужчину рядом, который остался молчаливым наблюдателем. — Это будет ваше новое начало, — она проводит рукой по его волосам, заправляя мокрые пряди за ухо, которые пропитались от пота. — Потому что от смерти мало кому удается уйти. Если… — ее пальцы переходят на подбородок и вскоре скользят по его груди, к области сердца. — Если у тебя получится, начните заново. Никогда не отпускай его, он твоя судьба, и ты — его, вы связаны. Никогда не переставай бороться за того, кого ты любишь, сыночек. Как бы я хотела быть рядом и видеть, как ты будешь счастлив, но, — ее глаза становятся грустны, — находиться сейчас рядом с тобой — это единственное, что я могу.       — Спасибо, — слюна наконец-то смачивает ротовую полость. — Мама. — Тобирама аккуратно обхватывает руками шею и поясницу Мадары и медленно начинает тянуть. Слава богу Мадара не чувствует сейчас ничего, потому что от болевого шока, когда твои ноги, зажатые грудой металла — действительно можно умереть. Сначала Мадара, этот странный мальчишка рядом — не его забота. Он потом. Мадара бежит по полю и почему-то дом становится все дальше и дальше от него, будто он бежит на месте, но темные тучи. Они нагоняют стремительно. Птицы почему-то резко начинают кричать и толпой взлетают в небо. К дождю?       — Сыночек?! — голос звучит все так же ласково. — Ну где ты там? — Мадара останавливается, запыхавшись, он держится о свои колени ладонями, немного приседает и громко дышит. Так странно, у него никогда не было проблем с бегом, но почему так сильно болят руки? Он опять смотрит на свои ладони и разрезы становятся еще больше и глубже, будто появляются сами.       — Я сейчас! — он кричит маме и поднимает голову. Его кулон болтается на груди, неприятно отдавая холодом по коже. — Интересно, а Изуна уже пришел со школы?       — все счастливые... Тобирама задевает рукой кулон Мадары, который, запутавшись, сжимает его шею, и пытается снять. Не получается, цепочка, будто петля, перекрывает кислород. И Тобирама сжав ее пальцами, срывает с шеи вместе с кулоном. Теперь она в его руке, Мадаре будет проще дышать, он же еще дышит?       — Ай, — мальчик шипит от резкой боли и видит, как его кулон с шеи падает вниз куда-то в высокую траву. Будто кто-то его сорвал с него. Он в панике понимает, что потерял ценную вещь и падает на колени, начиная судорожно ковыряться в траве, пытаясь найти его. Он не может его потерять, этот кулон, ему и Изуне, подарил их Папа на их первый день рождения. Он хаотично перебирает колосья, но кулон будто пропал, трава неприятно режет руки еще сильнее — не щадит. Тучи все ближе и ближе, на лоб капает первая теплая капля.       — Сыночек! Ну где ты там? — голос становится еще более тихим, почти безликим.       — Я иду! Мам! Я кулон свой потерял просто! Я сейчас найду и приду! — Мадара виновато улыбается и машет одной рукой, которая почему-то настолько сильно болит, будто он ее вывихнул. Когда успел? Тобирама бросает подвеску в свой карман и, матерясь, вытаскивает Мадару из машины на половину. Дождь? Давно начал идти дождь? Он даже и не заметил, но капли усиливаются и начинают стучать по крыше машины, и дым медленно растворяется. Его мать стоит рядом и поворачивает голову в сторону второго мужчины. Он лишь хмурится и поднимает голову в сторону пасмурного неба. Дождь в феврале, когда вчера был еще снегопад. Интересно. Он прикрывает свои глаза и на губах появляется легкая улыбка. Человеческие судьбы — очень увлекательные песчинки.       — ..и радужные моменты...       — Сыночек! Твой кулон здесь! Вот он! — его мама показывает ему вдалеке цепочку в руках и присаживается на скамейку у крыльца. — Иди же сюда! Я так по тебе соскучилась, сыночек. — Мадара, наконец оставив свои поиски, поднимается и делает еще два шага, он бежит в сторону своей мамы. Он уже видит, как Таджима выходит на крыльцо со стаканом холодной настойки и отпивает глоток, нежно кладя свою ладонь на плечо жены и улыбаясь ему. Дождь усиливается. Тобирама наконец вытаскивает Мадару из машины, глотая слезы, которые душат его, и первым делом пытается нащупать пульс. Его прекрасное и спокойное лицо изуродовано глубокими порезами, от которых становится сложно определить: он ли это вообще. Рука, правая рука, левая нога, если он выживет Тобирама не знает, сколько потребуется времени, чтобы он пошел на поправку. Копчик возможно разбит, если это так — минимум, что их ждет — Мадара окажется инвалидом. Человек, любящий гонки и адреналин всю свою жизнь — возможно никогда не встанет на ноги. Единственное, что радует, шейный отдел — не поврежден. Это чудо. Пальцы пытаются прочувствовать пульс, но его нет.       — Нет. — Тобирама хлопает глазами, выдавливая из себя то ли скулеж, то ли звук. — Неееет.       — И в горечь... Мадара останавливается около порога от сильной отдышки и боли внутри. Так странно, он ведь такой маленький еще — а уже так сильно болит сердце. Из-за чего? У него ноют запястья, будто его кто-то сжимает пальцами и он судорожно трясет рукой, чтобы убрать эти странные-странные ощущения с кожи. Будто его кто-то держит за руку, но Мадара разворачивается на всякий случай назад и не видит никого. Только тучи в небе, из которых падают капли воды. Он хмурится и наконец заходит на крыльцо. Родители улыбаются ему и мама тянет свою руку к нему.       — Подойди сюда, сыночек, я обниму тебя. Мы так давно не виделись.       — Нет, — нарастающей волной начинается истерика, сердце опять бешено стучит внутри. Пульса нет.       — Нет нет нет. — Лицо Мадары даже сквозь неимоверное количество ссадин и порезов белое как полотно. Его глаза, заплывшие от гематом. — Нет, — его губы расплываются в улыбке, сначала блеклой. После улыбка становится шире. — Нееет, — он резко наклоняется ближе и разрывает на Учихе рубашку в клочья, тело все в порезах, в синяках. Его трясет. — ТЫ НЕ МОЖЕШЬ МЕНЯ БРОСИТЬ! — он сжимает рубашку своими пальцами. — ДА ГДЕ эта чертова СКОРАЯ??? — он наклоняется ухом к его губам — ничего. После осторожно к груди, чтобы не надавить — он не понимает, дышит или нет. Но слышит лишь тишину. Сердце не бьется. — Нет нет нет нет нет, — он закусывает губу до крови и не может сдержать слезы, из-за которых практически не видит уже ничего, он не может сдержать смех. — Хааааа-хаааа. Нет, — он резко отстраняется и подминает под себя колени. — Нееет. Ты не можешь умереть. Ты не можешь меня оставить одного. — Телефон опять начинает звенеть и он переводит взгляд на имя на экране — Изуна. До этого звонил Хаширама. Неужели они знают? Он поворачивает голову, может они где-то рядом? А может они следят за ним? Да нет. Это бред. Тобирама, соберись. И он не поднимает трубку.       — Сыночек, сделай что-нибудь, — Мама напоминает о себе и берет в свою руку ладонь Учихи. — Он умирает, зайчик. Таджима за ним пришел.       — Ха, — он пытается закусить губу, но смех рвется наружу. — Хаааа, — он резко встает и несется в другую сторону машины.       — Скажи, Тоби, — маленький мальчик качает ножками, сидя на голубом мосту, и кидает небольшой камушек в воду реки, которая своим плавным потоком несет его по течению.— Если бы два твоих любимых человека тонули, но у тебя была бы возможность кинуть спасательный круг только одному человеку, кого бы ты выбрал? — угольные глаза встречаются с красными и на губах играет виноватая улыбка. Может мне надо вытащить и его? Ты этого хочешь, Мадара? Ты этого хочешь? — его трясет и адреналин кипит в крови, он влазит в машину и пытается вытащить второе тело, Сай не дышит. Слезы катятся по подбородку и он глотает их. Почему скорая не едет? Он разбивает окно и ногами выламывает дверь. Но вытащить тело не получается, ноги раздавило. На пару секунд он застывает в машине, обнимает себя руками и начинает рыдать взахлеб.       — Скажи, если бы тебе нужно было убить человека, который в тебя верит и надеется на тебя, что бы ты сделал? — голос звучал будто за стеной воды.       — Я бы умер сам.       — Кто-нибудь, я прошу вас. Помогите.       — ...и в радость... Объятия матери такие холодные и теплые одновременно? Мадара смущается и немного отстраняется от нее, пока чувствует, как Таджима обнимает их обоих. Так хорошо. И не важно, что за окном дождь, он дома. Он наконец-то дома.Только не хватает...       — Мам. А где Изуна? Тобирама, спотыкаясь, вылазит обратно. Он падает на руки, его бьет мандраж. Этот незнакомец стоит около машины и лишь пристально наблюдает за ним. И Тобирама поднимает свою голову.       — ЧТО ТЫ СТОИШЬ? — слезы не дают даже нормально орать. — ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПОМОГАЕШЬ? Он умирает! — он сжимает рукой свою кофту и ползет к Мадаре. Не дышит. Сколько времени он уже не дышит? — Я умоляю тебя! Помоги мне! Но собеседник молчит. Тобирама вытирает рукавом слезы, пытаясь сфокусироваться, и его мама наконец берет его руки и кладет на грудь Мадары.        — Давай, — она кивает и улыбается. — Я помогу. Нажимай. — Точно. Массаж сердца. Скрестить руки на груди и нажать. Господи, о чем он думал.       — Давай, — он переносит вес своего тела на грудную клетку, даже если он ее сломает — можно будет спасти, нужно завести сердце. Его руки в крови, лицо тоже вперемешку со слезами, которые разъедают кожу. Толчок, ритмичные толчки. Раз-два-пять-десять. — Ну давай. ДАВАЙ! ДАААВААЙ! МАДАРА, ПОЖАЛУЙСТА! — его губы все еще дрожат в широкой улыбке и взгляд пустой. — Я УМОЛЯЮ ТЕБЯ! Я ПРОШУ ТЕБЯ! — сколько в нем слез?       — Я сделаю все, что ты скажешь, только я прошу тебя, пожалуйста, вернись. Вернись ко мне. ВЕРНИСЬ! ВЕРНИСЬ! — толчки становятся глубже, наверное, он точно раздавит ему кости. — ПОЖАЛУЙСТА, НЕ УМИРАЙ!       — Изуна? — мама отстраняется и становится грустна. — А он не пришел с тобой? — она медленно переводит свой взгляд в сторону мужа и тот пожимает плечами. — Видимо Изуна опять играет со своим другом Тобирамой. — Ну ничего, сыночек, Изуна скоро к нам присоединится.       — Да? — маленький Мадара старается не показывать своего волнения, но плохое предчувствие возникает внутри. — Я пойду поищу его. Наверное, — он делает два шага назад к крыльцу.       — Солнышко, побудь с нами, — мама отпивает пару глотков воды, поправляя свою панамку. — Пожалуйста. — Мадара смущенно притупляет свой взгляд. Действительно, куда спешить — тут так спокойно и хорошо. А Изуна скоро вернется, Тобирама всегда его оберегал.       — Ну пожалуйста! — наверное он посадил свой голос, руки ритмично делают массаж сердца, они уже онемели, мужчина перестал их чувствовать. Он не чувствует ни свои ладони, ни кончики пальцев, ни руки ниже локтя. Он будто завороженный, читает молитву, повторяя циклично одно лишь: — Очнись. Пожалуйста. Очнись. Я обещал, что никто больше по моей вине не умрет. Я дал слово, я обещал своей матери, что позабочусь о том, кого люблю. Я не, — он переводит взгляда на свою мать, — не смог спасти ее, но я не могу не спасти тебя. Я не могу потерять кого-либо еще снова. Я не могу. — Слезы льются без остановки, но он все бормочет и бормочет, не останавливаясь. — Циклично. Я не смог спасти того парня, — Тобирама сглатывает и старается унять ком, подходящий к горлу едкой кислотой спирта, который он влил в себя за последние сутки. Только не сейчас. Он смотрит на мать и на этого странного человека и не понимает — это такой эффект от таблеток, что всунул ему Орочимару или же у него действительно окончательно поехала крыша и он переводит взгляд на ноги и руки Мадары, которые все так же лежат и не двигаются. Когда он успел перевязать раны? Он не помнит этого.       — Я позаботилась об этом, — его мать улыбается и она нежно проводит рукой по щеке Мадары. — Он так вырос, сынок, я всегда знала, что он вырастет красивым мужчиной, — она проводит по второй щеке и будто наклоняется к нему ближе, ее волосы спадают на окровавленную одежду Учихи и она прикрывает свои глаза, будто стараясь услышать сердцебиение, которого все еще нет.       — Скажи, сыночек, — ее пышные ресницы дрожат, — этот маленький мальчик вырос хорошим человеком? — и в скорбь.. И Тобирама борется внутри с очередным порывом тихой истерики и слез, он сглатывает громко и отвечает.       — Он замечательный, мама, — его руки останавливаются. Массаж сердца не помог и ему так хочется спать. — Он самый лучший, — его опять начинает бить легкая дрожь, — мама. — Он наклоняется так же, как мать, и его пальцы обхватывают ледяную руку Мадары. — Я его так сильно люблю, мам, ты бы знала. — Он прикрывает свои глаза и выдыхает.       — Настолько сильно я любил разве что тебя. — Он прикасается губами к окровавленной коже и оставляет поцелуй на лбу, после чего свободной рукой сжимает руку своей матери и целует щеки Мадары. Целует его пальцы. Его скулы. Два окровавленных человека лежат на шоссе и один покрывает поцелуями другого и больше нет никого. Один из них рыдает и умоляет, он умоляет не бросать его, он кричит, после переходит на шепот и кричит опять, после смеется и наконец ложится на асфальт рядом. Он сжимает руку Мадары в порыве горечи. Он умрет здесь с ним, он не сможет быть без него.       — Пожалуйста, вернись к нам. Вернись ко мне и Изуне, я умоляю тебя. Ты нужен нам, ты нужен мне. Мадара. Я… — его пальцы сжимают его пальцы сильнее и он закрывает свои глаза, он уже ничего не видит.       — Скажи, если бы тебе нужно было бы предать человека, который в тебя верил и надеялся, который любит тебя, что бы ты сделал? — голос звучал будто за стеной воды.       — Я лучше бы умер. Маленький Мадара чувствует такие странные эмоции, он слышит, что кто-то зовет его, но видит, что его мать наконец встает и отец скрывается за дверью их домика. Напоследок потрепав мальчика по волосам и поцеловав его в макушку.       — Пойдем, сыночек. Пора ужинать. Скоро твоя печаль уйдет, мы же счастливы здесь, — она протягивает свою руку в его сторону и кивает ему.       — Возьми меня за руку, Изуна скоро придет. — И Мадара смотрит на свою маму и резко становится грустным. Он всхлипывает, и еще раз, и еще раз, и рука, тянущаяся к руке его мамы, застывает. Он сжимает ее в кулак и поднимает свою голову к ней и смотрит в ее глаза.       — Но ты же умерла, мама.       — Мы будем сильными и отважно... Женщина удивленно хлопает своими глазами и нежно улыбается. Она присаживается на корточки и смотрит в глаза своему ребенку.       — Таджима, иди сюда! — она резко вскрикивает и мужчина будто сразу оказывается перед ними. — Дорогой, нашему мальчику опять приснился кошмар. — И Мадаре становится так плохо, так гадко, слезы подступают к глазам и наконец-то катятся вниз по щекам.       — Я бы так… — он запинается и вытирает рукавом слезы, — я бы так хотел, чтобы это был сон, и вы были живы, но вы умерли. — Он делает шаг назад. — Я знаю, что это не сон, это мой кошмар наяву. И… — мальчик делает еще два шага назад. — Я так хочу остаться с вами тут, — слезы переходят в рыдания и все тело покрывает дрожь. — Но я не могу. Изуна не придет, мама. И ты это знаешь. Мать меняется в лице и отступает на два шага назад от своего ребенка, ее лицо искажает печаль и злоба.       — НЕ ГОВОРИ ТАК! Изуна придет и мы пойдем ужинать.       — Нет…мама. — голос садится и потухает. — Изуна не придет.       — Дорогой. Наш мальчик такой горячий. У него температура. Принеси воды ему. Мадара не может дышать, он задыхается от боли и все начинает темнеть. Мама хватает его за руку и тянет за собой.       — Пошли с нами, сыночек. Все хорошо, тебе просто приснился кошмар. И Мадару тянут за собой, он чувствует, как его хватает кто-то сзади за руку и сжимает до хруста его локоть. Он медленно поворачивается и вскрикивает от боли. Перед ним стоит Тобирама. Маленький мальчик стоит, смотря в его глаза и:       — Я не отпущу тебя.       — Тоби? — он сглатывает и теряется. — Что ты тут делаешь, Тобирама? — Мальчик смотрит на него с печалью и его слезы льются ручьем. — Мадара, пожалуйста, вернись к нам, вернись к Изуне. Ты нужен мне. Я обещаю тебе, что я все исправлю, я буду очень стараться, Мада. Только пожалуйста… — мальчик всхлипывает еще сильнее, его трясет. — Не умирай.       — Что? — Мадара разворачивается и видит, как красивый их летний домик стал черным, сырым и гниет изнутри. Мамы и папы нет. Льет дождь, холодно и пахнет сыростью. В доме все окна выбиты и дует сильный ветер, создавая сквозняк.       — Пожалуйста, не оставляй меня одного. Я умоляю тебя, — Тобирама тянет его на себя и Мадара делает свой первый шаг навстречу. — Смотри, — маленький Тобирама показывает пальцем в поле, где их ждет Изуна, который машет им. — Пошли домой, Мадара. И Мадара обхватывает своими пальцами его руку, последний раз кидая свой грустный взгляд на прогнивший дом.       — Я люблю тебя, Мадара. Я всегда тебя любил. И где бы ты ни был, что бы с тобой ни случилось, я всегда приду за тобой. Я не отпущу тебя.       — Мы отважно справимся с утратой такого Тобирама смутно помнит, как открыл глаза, но увидел, как рука его матери накрыла его и игла от шприца была воткнута прямо Мадаре в грудную клетку. Адреналин. Он моргает пару раз и мать улыбается ему в ответ.       — Еще не время вам идти к нам, сыночек. Еще не время умирать, ни тебе, ни ему, — она медленно встает, целует в губы своего сына и, последний раз смотря на Мадару, испаряется в воздухе. Тобирама моргает пару раз и слышит первый удар сердца. Он сначала не верит, думает что это очередная галлюцинация из-за пережитого шока, но он видит, как незнакомый мужчина хмыкает и слышит тихое:        — Вот как. Что ж, значит не сегодня. Впервые вижу, чтобы кто-то согласился умереть за другого человека. Я удивлен. Но, у всего своя цена. До встречи. — Он медленно разворачивается и уходит в сторону сирен. Скорую уже слышно. Тобирама вздрагивает и пытается подняться на дрожащих руках, пытается нащупать пульс. Пытается и он чувствует под своими пальцами очень слабое и медленное сердцебиение.       — ...чудесного человека...       — Господин Тобирама! Господи! ГОСПОДИ! ПОМОГИТЕ ЕМУ КТО-НИБУДЬ! ГОСПОДИН ТОБИРАМА! — мужчина не воспринимал уже ни голоса множества людей, ни яркие вспышки света сирен и фар. Он лишь с широкой улыбкой на глазах сидел, сжимая руку Мадары, на котором была кислородная маска. Его сердце бьется, он живой-живой-живой. У них есть шанс. Они выберутся. И он сидит улыбается и смеется. Он плачет от счастья, весь перемазанный в грязи и крови. Его волосы такие же черные, как и у Мадары.       — В реанимацию обоих! — будто за стеной звучит голос Данзо, который просто орет на всех. Много мед персонала, носилки, полиция, Сарутоби надевает кислородную маску черноволосому юноше и разряд. Тобирама все так же сидит и улыбается, смотря в одну точку. Он никогда больше не отпустит эту руку. Никогда. Мадара выбрал его, он услышал его мольбы. Тобирама поверил во всех богов.       — Тобирама, пожалуйста, отпустите его руку, нам нужно ехать в больницу. Пожалуйста, вы слышите меня? Господи, вы весь горячий. Вы поранились? Господи! Он не реагирует! Вколите ему успокоительное! Несите шприц! Тобирама, сейчас подождите.       — Данзо, — свой голос кажется ему чужим. Он медленно переводит взгляд полный счастья и такой улыбки, граничащей с сумасшествием. — Можно с тобой поговорить? — взгляд смотрит в одну точку и он улыбается шире.       — Конечно, мой хороший, только сначала мы сделаем вам укол, вы немного поспите и…       — НЕТ! — Тобирама начинает кричать и опять успокаивается. — Извини. Я должен оперировать его. Он обязан выжить. Ты понимаешь меня?       — Но господин, Тобирама, вы не в состоянии, мы сейчас позвоним родственникам и…       — Это мой родственник, не надо никому звонить, я сам, — взгляд наконец обретает осмысленность и он моргает, смотря на Данзо.       — Скажи, я ведь знаю, как ты ко мне относишься, Данзо. — Тобирама подходит вплотную и бесцеремонно заправляет прядь волос интерна за ухо, отчего тот ловит смущение. — Я могу тебя попросить об одном одолжении? Только между нами? — Данзо задыхается от нахлынувших чувств и восхищения этим человеком. Даже пребывая в полнейшей прострации — он остается самым лучшим для него, недосягаемым и примером для подражания. Хотя Тобирама старше его на каких-то пять лет.       — Конечно, все, что попросите. Тобирама долго всматривается в глаза Данзо, пока Мадару уносят на носилках в машину скорой помощи.       — Отлично, я всегда знал, что на тебя можно рассчитывать. Если мы справимся с тобой, я сделаю тебя замом клиники. Ты согласен? — Данзо соглашается сразу, если это означает, что Тобирама будет снова относиться к нему по-особенному — он сделает для него все.       — ...и товарища... Изуна начал задыхаться как только приехал на семинар и не понимал, что с ним происходит. Его сердце выпрыгивало, выскакивало из груди после этого странного состояния ночью — ему на пару секунд показалось, что он умирает. Его сердце в прямом смысле будто остановилось, этот ужасный скрежет и шум, и когда отпустило, из носа начала фонтаном идти кровь, ноги подкашивались и руки дрожали. Он сразу же позвонил Тобираме, который трубку так и не взял, телефон Мадары и вовсе был отключен, и когда он позвонил Хашираме ему поплохело. Хаширама и сам пытался дозвониться до брата и Мадары уже два часа, но было без толку. Никто не брал трубку уже почти сутки и Изуна уже заказал себе билеты обратно. Плевать на семинар, плевать на все — ему нужно домой. Телефон набирает номер и ему отвечает Хаширама, который говорит нервно и сдержанно дышит.       — Изуна, Тобирама и Мадара в больнице. Они попали в аварию. Меня к ним не пускают.       — Каждый из вас может сказать пару слов об этом человеке. Они доехали до реанимации за двадцать минут, Тобираме все-таки вкололи успокоительные и обработали раны. Так же поставили капельницу, чтобы промыть организм хоть немного. Сарутоби отчаянно боролся за жизни Сая в соседнем кабинете вместе с другим врачем, пока Данзо был все время рядом с Тобирамой. Впервые проводилась операция без сна, не на трезвую голову, но впервые за всю свою жизнь Тобирама ощущал себя настолько трезвым и каждое свое действие осмысленным. Ему дали вести операцию, но работали лучшие врачи клиники. После звонка Хашираме, которого даже не впустили в больницу, половина акций компании была моментально продана и все необходимые финансы переведены на счет для оплаты такой дорогостоящей операции всем присутствующим. А точнее — Тобираме, но знать об этом было необязательно никому, кроме него и Данзо, все это будет фундаментом их новой жизни и нового будущего. Двенадцать часов, десять человек, сильнейшие психотропные стимуляторы, и два человека, жизни которых нужно было спасти. Писк аппаратуры отдавал по перепонкам словно музыка, Тобирама находил в этом свою романтику, вслушиваясь и видя диаграмму сердцебиения Мадары. Смерть в соседней палаты констатировали в 23:39, 23 февраля 2018 года. Забавно, человек в плаще был прав. Сарутоби отважно и до последнего боролся за жизнь юноши, но ничего не смог сделать — костный мозг восстановить уже было никак. Он лишь молча вышел, снял свои окровавленные перчатки и выбросил их в урну. И впервые в жизни закурил.       — Я любил его, — Хаширама заговорил первый, поднимая свои потухшие глаза к толпе, проводя взглядом по лицам, искаженным скорбью. — Я знал его с самого детства, мы всю жизнь провели бок о бок. И я… — он сжимает свои кулаки и его взгляд останавливается на Изуне. — Я сожалею. — На его плече лежит рука Мито, которая впервые за все время не проронила ни слова. Она хотела заполучить его, но не таким путем. Телефон наконец-то зазвонил сам и Изуна, извинившись перед всеми во время семинара, поднимает трубку.       — Тобирама? Почему ты не брал трубку? Что случилось? Где мой брат? С вами все в порядке? Что? — Шок, непонимание услышанных слов. Ноги подкашиваются и на губах эта дебильная улыбка. — Что ты сейчас сказал? Ты сейчас шу…       — Мадара умер, Изуна. Автокатастрофа, — слышится пустой голос с другой стороны провода.       — Я… Что ты… Я… — Ноги подкашиваются, сердце будто под наркотиками ускоряется в десять раз и ноги окончательно не держат его.       — Мне жаль. Мы не смогли его спасти. Прости меня, Изуна.       — Не верю. — Младший Учиха рухнул на пол, так и не успев нажать на кнопку отбоя. Оттуда была лишь тишина, пока абонент на другом конце провода сдержанно улыбался.       — Господи! Врача! Позовите кто-нибудь врача! У него приступ! — какой-то мужчина вскочил с кресла и рванул в коридор офиса, пока другие подбежали к потерявшему сознание Изуне. Обито смотрел в одну точку, пока Какаши держал его за плечо. Даже у Обито наконец появился тот, кто о нем будет заботиться. Обито был не здесь, его выдавали красные глаза от бессонных ночей и пролитых слез. Он потерял родителей, теперь еще и человека, которого любил и уважал. Его ботинки были в грязи, дождь даже не смог смыть прилипшую известь. И он утыкается своей макушкой в плечо Какаши, который сжимает его в охапку и заливается беззвучным всхлипом. Рядом с ним стоит Рин, которая держит свою ладонь у рта, прикрывая глаза, ее плечи содрогаются. Она держит Обито за руку, и вскоре сама утыкается в грудь Какаши рядом. Тобирама выкидывает очередные ватные диски, которые напрочь пропитаны кровью, в урну и устало трет глаза под очками, из-за напряжения и отсутствия сна — зрение начинает садиться. Как же он устал, он вымотался, аппаратура все еще пищит ритмично и напряжение в воздухе растет. Данзо стоит рядом и подает ему нужные приборы. Сенджу оценивающе проводит взглядом по свежим швам на лице, на ногах и руках Мадары. Искусственное дыхание было решено подключить еще до начала операции, общий наркоз мог в любое время перестать действовать. Но у них уже хотя бы есть плавный пульс и ритмичное биение сердца — он будет жить, но очнется ли от наркоза — уже другой вопрос. Он не может не очнуться — он выбрал его, все будет хорошо.       — Господин Тобирама, — стук в дверь и заходят без спроса. — Второй пациент скончался. Тобирама медленно разворачивается к своему третьему интерну и молча смотрит на него. Странно, но он не чувствует ни горечи, ни скорби — ему откровенно все равно. Если еще три дня назад Сенджу пребывал в полнейшей прострации и отказа от реальности из-за того, что на его руках умер мальчишка, то сейчас он почему-то не чувствовал совершенно ничего. Пустота и какая-то странная радость. Значит, так нужно.       — Понятно, — он снимает свои очки и сжимает большими пальцами переносицу. — Я зайду туда позже. Оставьте нас, мы не закончили.       — Слушаюсь, — парень кивает и тихонечко прикрывает за собой дверь. И Тобирама в следующий момент моргает, возвращаясь в беспощадную реальность и осмысленность прошедших событий, но встречается взглядом с Данзо. Им так легко управлять — как он и сказал своему терапевту — люди крайне глупые существа, и он такой же.       — Вы, — Данзо запинается, но сжимает свои кулаки, сдерживая дрожь, — вы точно этого хотите? Тобирама наконец раскрывает свои глаза и Данзо берет настоящая дрожь. Что-то изменилось с Сенджу с той аварии, но он пока не понимает что, однако его взгляд стал чересчур пронзительным, и эта улыбка на губах все еще не сползает. Тобирама не переставал улыбаться с того самого момента, как его оттащили от тела Мадары Учихи. Широкая-широкая улыбка и стеклянный взгляд, будто Тобирама Сенджу которого он знал — уснул.       — Конечно, — Тобирама присоединяет последнюю присоску к груди Мадары и, наклоняясь, бесцеремонно целует того в лоб, как покойника. — Боги сегодня благосклонны к нам, Шимура. Принеси мне документы этого мальчика.       — Люди умирают — и нам остается хранить лишь светлую память о них и пожелать им счастливой дороги в другой мир. Мадара был самым лучшим человеком для всех нас, любимым братом, другом, мужем и партнером. Он навсегда останется в наших сердцах. Почтим же его память минутой молчания. Как только гроб начали выносить, в котором лежал человек, одетый во все белое из льна, глаза которого были прикрыты марлей и на голове красовался пышный, полевой цветок, Тобирама перевёл взгляд на Изуну. Изуна пару раз моргнул и начал смеяться и плакать, кричать. У того опять началась истерика. Он кричал, вырывался, он все еще не верил в то, что его брат умер.       — Это не он! — выкрикивает младший Учиха. — Пустите меня к нему! Отпустите меня! Это мой брат! Пустите! - Изуну держит Шисуи, который пытается его успокоить, но мужчина все эти дни не спал и сидел на сильных успокоительных, которые ему не помогали. Тобирама смотрит на него без каких-либо эмоций, но в глубине души ему хочется смеяться. Такие забавные и глупые. Такие наивные. Изуна вызывает у него отвращение, почему он живой, а Мадару несут в гробу, который сейчас опустится глубоко в землю? Он был рядом с Мадарой тогда — не Изуна, почему тогда плачет тот, а не он? Он опять смотрит на своего брата пристально, прямо в глаза и начинает улыбаться. Как это мерзко, любил говоришь? Ты пришел на похороны Мадары Учихи со своей шлюхой — какой ты любвеобильный. Как у тебя язык поворачивается говорить о любви? Ты не умеешь любить — умею я. Капли дождя бьют по гробу стремительно, и шесть человек идут с непроницаемыми лицами сквозь толпу. Обито не отрывается от груди Какаши и тот сжимает его в ответ. Прижимает к себе так же, как он прижимал холодное тело Мадары на том шоссе и Сенджу встречается взглядом с Хатаке. Ох этот взгляд — одобряю. Мы понимаем друг друга. Тобирама присаживается в кресло с медицинской картой и делает жест рукой, призывая Данзо к себе ближе.       — Подойди, — Тот кивает и подходит ближе.       — Если кто-то узнает… — он начинает издалека, но его перебивают.       — Ты боишься, Шимура? — Тобирама смотрит на него почти с разочарованием.       — Нет, я всегда буду за вас, — он опускает свой взгляд в пол и нервно переступает с ноги на ногу. — Но родственники этого мальчика…       — Он мертв, Данзо. Родственников оповестят, но, — он переводит взгляд на Мадару, которого перевели под купол, — нам нужно сделать это, понимаешь? Он так хотел. Он хотел начать все сначала. — И Мадара Учиха в этом кабинете. Он смотрит на часы и берет ручку. Дата смерти 24 февраля 1:30 ночи. — Подпиши, Данзо. И мужчина трясущейся рукой ставит свою подпись. Отлично. Мы начнем сначала. Тобирама стоит среди людей одетых в черное и непрошеная улыбка появляется на губах, когда тело Мадары помещают в землю, гроб накрывают крышкой, и он слышит, как Микото со своим мужем плачут не сдерживаясь в стороне. Она скоро родит — зачем пришла смотреть на такое. Тобирама наконец переводит свой взгляд на Данзо, который стоит прямо напротив него, сжимая свои руки в кулаки, и он улыбается ему. Мы сделали все правильно.       — Лицо было настолько изуродовано, брат. Что, к сожалению, во время похорон нам придётся накрыть его марлей, волосы мы остригли, они были спутаны в крови и мазуте. Найди подходящий венок и одежду для Мадары в последний путь. Тело может лежать три дня у нас, к церемонии мы подготовим его. До встречи. Прости, это большая утрата, мне тяжело говорить сейчас с тобой. Мне нужно поспать. Не волнуйся, я в полном порядке. Мне правда очень жаль. — Тобирама ставит телефон на блок и переводит взгляд на Мадару, грудь которого плавно опускает вверх и потом вниз. Он подходит ближе к нему и проводит своими пальцами по куполу, который своей совершенной стерильностью ускоряет процесс восстановления организма.       — Мадара, — он выдыхает и сглатывает. — Я так рад, что ты здесь. Я позабочусь о тебе, я обещаю. — Он задумывается и наклоняет голову вбок. — Тебе не нужно будет больше страдать, мы начнем все заново. Я куплю нам дом где-нибудь подальше отсюда, ты очнешься, и мы с тобой будем жить спокойно. Больше не будет боли, не будет лжи и предательств. — Он выдыхает и прикрывает глаза. — Не вини меня в том, что я сделаю, но я просто хочу, чтобы ты видел, как…       — Все легко поверили в твою смерть и даже не боролись за тебя, — Тобирама смотрит, как Хаширама первый кидает кусок сырой земли на крышку гроба. Так просто — похоронить человека, которого знал двадцать лет, так просто отпустить. Вот так вот легко. Если бы ты умер, Мадара, я бы умер вместе с тобой, я бы ни за что не позволил тебе уйти одному. Вот твой Хаширама, которого за руку держит эта женщина даже на твоих похоронах, и стоило ли это того? Стоило тогда поехать к нему и дать ему второй шанс, Мадара? Обито идет вторым, ему помогает Какаши, который придерживает его за плечи. Обито трясет и он уже почти не плачет. Он медленно наклоняется вниз и захватывает пальцами землю так, что та остается под ногтями. Он вытягивает дрожащую руку вперед и пальцы разжимаются.       — Я любил его, — голос дрожит и становится тонким. Он был мне как отец, как брат. Я никогда не мог подумать, что он уйдет так рано от нас, что время так быстро закончится. Мы еще столько не успели сделать. Мы… — он срывается и начинает рыдать. — Мы были семьей.       — Родственников нам не удалось найти. — Данзо говорит спокойно, констатируя факт.       Тобирама поворачивается к нему, отпивая чашку крепкого чая.       — А где Сарутоби? Данзо запинается. Взгляд начинает бегать из стороны в сторону, и он выдавливает из себя:       — Он взял отпуск, не может пережить, вы понимаете, но я…       — Нет-нет, так даже лучше, — Тобирама кивает и отпивает еще глоток. — Он не будет ничего знать и уговаривать его не надо. Ты можешь уволить его — чтобы не мешал нам. — Он кивает рукой так просто и непринужденно, будто говорит о завтраке. — Что? Он не спас человека, Данзо, — он хмыкает. — Нам такие специалисты не нужны, или ты не согласен? — Данзо молчит и кивает. Тобирама переводит взгляд на спящего Мадару. — Я хочу, чтобы его перевели на самый верхний этаж в отдельную палату.       — Да, конечно, — Данзо запинается и моргает. — А когда похороны?       — Завтра, — Тобирама прикрывает глаза в особом удовольствии. — Завтра мы похороним Мадару Учиху. Данзо молча выходит из кабинета, в который раз кинув обеспокоенный взгляд на Сенджу. Ему просто плохо, просто шок, еще не отошел — вскоре все нормализуется и вернется на свои места. Тобирама вытаскивает телефон Мадары, который чудом уцелел в пальто и смотрит на экран его телефона. Блокировку снять не составляло никакого труда. Он любуется фотографиями и почти засыпает, как слышит входящий вызов. Хмурится — Изуна. Ты покойнику звонишь? Похвально. И он скидывает номер, отображая двадцать первый непринятый вызов.       — Абонент недоступен, — он говорит шепотом и улыбка становится шире. — Теперь недоступен для вас навсегда. Прости, Изуна. Я обещал своей матери, что мы с твоим братом начнем наконец сначала. Изуна не идет, он не может. Он смотрит на гроб и не понимает, он не верит, что там лежит его брат. Он звонил ему вчера и он может поклясться кому угодно, его вызов сбросили — как такое может быть, когда Мадара умер? Неужели работники морга забрали его телефон? Но он же был выключен. Он точно помнит, что тот был выключен. Может у него просто едет крыша? Он поднимает голову и встречается со взглядом Тобирамы. Почему он улыбается? Как он смеет стоять на похоронах и улыбаться? Тобирама кивает ему и его лицо резко наполняется скорбью, будто отображая выражение лица Изуны.       — Тоби, — он шепчет одними губами. — Пожалуйста, скажи, что это все шутка. Я не знаю, как мне жить. Мы ведь справимся вместе? — Изуна даже сейчас не может толком понять, что произошло, ему Обито пытался рассказать, что случилось на презентации — но он слышит будто сквозь воду. Смысл слов так и остается не найденным. Он потерял всех — отца, мать и сейчас еще и брата. Брат всегда был рядом — он не умел жить без него. Единственный, кто у него остался — это Тобирама. Но почему он чувствует, будто Сенджу сейчас от него далеко настолько, что до него больше не дотянуться. Но Тобирама лишь переводит взгляд на гроб, на который бросают поочередно сырую землю и наконец выглядывает солнце. Такие яркие и теплые лучи в феврале, наконец-то дождь, который шел как из ведра четвертый день, прекратился.       — Конан. Ты закончила? — Тобирама входит без стука в морг и смотрит на их творение. Мужчина лежит в белом одеянии, в гриме и его глаза прикрыты марлей. Девушка разворачивается и кивает. Она отличный работник, всегда делает свою работу качественно и с особым искусством.       — Осталась только последняя деталь, — девушка отходит в сторону и приносит в руках венок из полевых цветов. — Сами наденете? Тобирама перенимает в руки украшение и аккуратно надевает на голову покойнику, целует его в лоб, и даже слезы выступают на его глазах.       — Покойся с миром, Мадара Учиха. — Девушка без слов подписывает бумаги и передает тело дальше для погребения. Церемония погребения закончена и работники лопатами покрывают дубовый гроб сырой землей. Черви вылазят из своих щелей, но, не успевая скрыться, стремительно летят вниз. Дальше будут поминки, но…Тобирама наклоняет голову и усмехается. И губы дергаются в очередной усмешке — Я думаю, тебе стоило видеть свои похороны Мадара, ведь теперь ты…Он переводит свой взгляд вниз, рядом с ним стоит его щенок, которого он держит на привязи.       — Пошли домой, Майн. — Он достает пачку сигарет Мальборо с ментолом и закуривает одну, выдыхает едкий дым и пробует языком никотин на вкус. Собака поднимает на него свои глаза и виляет хвостом. Он кивает Данзо еще раз и медленно разворачивается в сторону выхода. Больше ему здесь делать нечего, он даже не смотрит на Изуну, которого пытается успокоить Шисуи. Он не смотрит даже на Хашираму, который стыдливо смотрит в пол, пока его обнимает Мито. Он не смотрит ни на кого, Данзо остается там. Тобирама медленно идет по тропинке кладбища прямиком в свою машину, в свой подарок. Подарок от покойника, хах. Собака запрыгивает на сидение рядом и, скручиваясь калачиком, дремлет. Сенджу не спал пятый день и теперь ему действительно можно поспать. Что будут делать все эти люди — не важно, ему нужно домой. В салоне играет классическая музыка и он доезжает до дома за час. Он спокойно поднимается по ступеням своей больницы прямиком в лифт, стягивает по дороге тугой галстук, такой же, как был у Мадары — его любимый, и нажимает в лифте на этаж под номером семь. Лифт пищит, оповещая пассажира о прибытии и собака выбегает первой. Это его этаж и только его. Он проводит ключ-картой по замку и большая стеклянная дверь отворяется. Он идет дальше вдоль коридора, заворачивает за угол и останавливается. Собака лает и стоит рядом.       — Тише, Майн. Мы почти дома, — Тобирама улыбается и вводит код на двери, отчего та с писком открывается. Он заходит внутрь, устало садится на кушетку и смотрит с улыбкой вперед. Перед ним, под куполом, лежит спящий Мадара Учиха. До сих пор не очнулся. Его грудь ритмично поднимается ввысь и аппаратура пищит. На нем множество присосок и прикрепленных трубок. Мадара спит. Кома, без точного прогноза выхода. Собака ложится в ногах Тобирамы и он ласкает ее за ушком. — Мы дома, Майн. Теперь мы дома. Можно наконец поспать, — тело окутывает приятная сонная усталость и воспаленный разум начинает медленно потухать, проваливаться в сон, туда же, где сейчас и Учиха старший. — Тебе бы точно понравились твои похороны, Мадара. Я даже надел на него венок из твоих любимых полевых цветов. Прости, что нельзя было одеть мальчишку в твой любимый черный цвет, пришлось в белый. — Тобирама запинается и отмахивается. — Ой да брось. Но тебе точно понравилось бы. Ведь теперь ты — абсолютно мой. Mine. Тобирама наконец-то засыпает с улыбкой на лице.