Следствие

Тсунаёши вздыхает и нервно сжимает и разжимает похолодевшие и слегка занемевшие пальцы. Подушечки пальцев совсем чуть-чуть покалывает, словно от лёгких разрядов. Уши горят, и сердце слишком громко стучит, шумно звуча в ушах. Тсунаёши поднимает глаза и сталкивается с ободряющим взглядом Осаму. Губы расползаются в немного жалкую, нервную, но счастливую улыбку. Взгляд падает на белый пиджак, бутоньерку в петлице, и Тсуна поправляет немного покосившуюся розочку в надежде занять чем-то свои руки. Осаму издаёт смешок и мягко убирает её руку самостоятельно поправляя несчастный цветок. Тсунаёши краснеет и вцепляется с силой в небольшой букетик. Сожми она хрупкие, лишённые шипов стебли роз чуть сильнее и те поломаются напополам. —Не бойся, всё будет хорошо, —улыбнулся Дазай и провёл подушечками пальцев по нежной коже бархатистых на ощупь щёк. —Как мне не волноваться? —проворчала в ответ Тсуна, млея от ласковых прикосновений к щекам. —Я выхожу замуж в восемнадцать. Я вообще удивлена тому, что кто-то решит нас обвенчать, мы же не проходили никаких обрядов и разговоров... —Не волнуйся на этот счёт, я уже обо всём договорился, —Савада приподняла в удивлении бровь и посмотрела требовательно на него. Дазай вздохнул. —Человек, который нас обвенчает, был... немного должен Портовой Мафии. Ничего особенного он не сделал, чтобы его нужно было убрать, но Мори взял его на заметку. Сейчас он падре в церкви и активно сотрудничает с мафией, проводя обряды отпевания, крещения и венчания, если того хотят сами мафиози. Ну, и отпускает грехи, куда без этого, —издал смешок он. Тсуна в удивлении округлила глаза и приоткрыла рот. —Я думала, что среди Портовой Мафии нет верующих, —неуверенно протянула она. Подобная новость была немного неожиданной, всё же Япония – это не Италия, где католицизм был главной религией. Представить жертвующего церкви деньги мафиози в Италии было намного проще, чем якудзу, проделывающего то же самое. —Они всегда есть, —пожимает плечами Осаму, —просто кто-то не афиширует, а кто-то боится признаться в своей слабости, что обращается к Богу. Сестрица Коё частенько вытаскивает нас в храмы. Любит она это безобразие, —скривился он, отведя взгляд. —И ты, —тихо начала она, —принял христианство, чтобы нас обвенчали? На последнем слове голос девушки дрогнул. Осаму поднял на неё глаза и замялся. —Можно и так сказать. Тсуна прикрыла глаза. Щёки, уши, всё лицо и шею обдало жаром от прилившей к ним крови. Осаму улыбнулся, взял лицо девушки в ладони и поцеловал её. —Если бы мы просто подали заявление в ЗАГС, то наш брак можно было бы расторгнуть. А венчание – это брак, заключённый на небесах. Тсуна знала это, потому что Реборн и Орегано – женщина из аппарата Емитсу – натаскивали её в плане чужой религии. Как Савада Тсунаёши, она могла оставаться верной синто, но как Донна Вонгола она обязана была стать католичкой. Глупо и по-идиотски, но имидж Семьи был превыше всего. На неё надавили, и она прошла обряд крещения. Расторгнуть их с Осаму венчание будет невозможно. Даже если их брак попытаются аннулировать, по церковным канонам они останутся мужем и женой. Итальянцы придерживались двух правил: первое, семья превыше всего, второе, уважай церковь. Ни один мужчина, если он католик и уважает церковь и её каноны, не будет претендовать на руку уже обвенчанной женщины. Тсуна шмыгнула носом. Медленно разжала занемевшие пальцы и обняла Осаму за шею. Юноша провёл рукой по сгорбившейся спине и притянул её ближе к себе. Двери в костелу слегка заскрипели, открываясь, и Тсуна поспешила отстраниться от Дазая, дав себе мысленную оплеуху. Они же в церкви! —Прошу, проходите, —юноша в рясе позвал их за собой. Дазай переплёл с ней свои пальцы и потянул за собой. Раньше она думала, что к алтарю её поведёт Реборн, на ней будет пышное и дорогое платье, под стать её громкому титулу, длинная фата, множество гостей и выгодный для Семьи жених. Ни о каком браке по любви речи и быть не могло. Выгода-выгода-выгода. Емитсу искал во всём выгоду, даже в её назначении на пост нашёл свою выгоду. Тсуна искренне была рада тому, что побывала в будущем и знала, кто лучше пойдёт на пост главы разведки. Хибари спеленали и вчерашним числом зачислили на пост, а девушка по-тихому сбежала в Японию подавать документы в ВУЗ. У алтаря их ждал падре. Скорее всего, это и был тот самый мужчина, о котором говорил Дазай. Очень даже приметный, хотя бы из-за своего громадного роста и широких плеч, наверное, увидь его в гражданском – и не признаешь в нём служителя церкви. Почему-то именно в эту ответственную и важную секунду, решавшую часть её жизни, пришла глупая мысль выпутать свои пальцы из хватки Дазая, развернуться на каблуках и дать драпака из Йокогамы. Тсуна закусила щёку изнутри и влепила себе вторую мысленную оплеуху. Ну уж нет, я не трусиха, я буду бороться за этого мужчину, зло прошипела она в мыслях. —Можете начинать, падре, —усмехнулся Осаму. Мужчина кивнул и начал зачитывать 127 псалом. Тсунаёши сжала ладонь Осаму, мысленно успокаивая себя и не переставая улыбаться. Когда падре связывает их руки вместе, она лишь сильнее переплетает пальцы с Дазаем. —Я, Осаму Дазай, беру тебя, Тсунаёши Савада, в жёны и обещаю тебе хранить верность в счастии и несчастии, в здравии и болезни, а также любить и уважать тебя во все дни жизни моей. —Я, Тсунаёши Савада, беру тебя, Осаму Дазай, в мужья и обещаю тебе хранить верность в счастии и несчастии, в здравии и болезни, а также любить и уважать тебя во все дни жизни моей. —То Бог сочетал, того человек да не разлучает. И заключённый вами супружеский союз я подтверждаю и благословляю властью Вселенской Церкви во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. —Аминь. Тсуна улыбается и чувствует себя самой счастливой девушкой на свете, когда Осаму одевает ей обручальное кольцо на палец. Самой счастливой и самой влюблённой.