Сердце во льдах

      В Гиаронде и правда не было снега, а вся столица пестрела зелёным так ярко, что у Наюн иногда рябило в глазах. Тэхён около полугода назад пообещал ей, что она обязательно полюбит его страну. Не уточнил, правда, что та может не полюбить её в ответ — совсем как местная знать, что смотрела на неё сверху вниз, кривя губы и провожая недовольными взглядами. Наюн знала, что за её спиной шептались, улыбаясь, однако, в лицо и желая им с Королём исключительно самого хорошего. Тэхён говорил ей не обращать на подобное внимание, быть выше всех и каждого, потому что именно она — будущая Королева Гиаронда и его жена. Наюн отчего-то продолжала стесняться таких слов, покрывалась румянцем, опуская голову, а потом оказывалась прижатой к ближайшей стене.       Королю до какого-то сумасшедшего и необъяснимого абсолютно безумия нравилось смущение на лице его невесты. Такая красивая, такая настоящая. Тэхён не мог отвести взгляда ещё тогда — едва лишь впервые увидел её, стиснул руки на хрупкой талии и прижал к себе, чтобы девушка не упала. Она была совсем невысокой, безумно красивой, с широко распахнутыми глазами и небольшими красными губами, в которые в ту же секунду захотелось врезаться своими. Только Наюн отвергала его за разом раз, будто бы не понимала и не верила, что он лишь старается обратить на себя внимание, а ещё краснела очаровательно и сбегала снова и снова. Теперь, правда, она была лишь его, и Тэхёну плевать было откровенно и честно на всех тех придворных дам, каких по одной только глупости одаривал вниманием прежде. Те отказывались принимать Наюн в качестве своей будущей Королевы, ревновали, будто имеют на это право, и поэтому Тэхён тихо усмехался себе под нос, когда Наюн отвечала им дерзко и смело, а потом уходила с гордо поднятой головой и румянцем самодовольства на щеках. Такая она нравилась ему больше всего — откровенная, честная, острословная. Наюн смогла растопить его сердце, проникнув в самую суть души, но всячески упиралась, когда он ухмылялся, нависая над ней, и говорил о том, что и сам в ответ смог освободить её от ненужных никому оков наигранного приличия.       «Подозрительно идеальные отношения, похожие на наигранные чувства».       Наюн знала, что о них с Его Величеством Ким Тэхёном говорили именно так. Слышала не один раз разговоры в коридорах Дворца, в саду, где лучшие сплетницы столицы собирались вместе, чтобы в очередной раз обсудить подобное, была иногда их непосредственным участником, а ещё улыбалась и смеялась, отвечая, что в этом нет совсем ничего удивительного — они же, в конце концов, почти супруги. Да, они действительно невероятно дружны. И да, ближе друг друга у них нет никого. Вот только окружающие и понятия не имели, что это всё не ложь и не приукрашивание. Они называли это «идеальные отношения на публику», и только сама Наюн понимала, что ничего идеального в них нет совсем.       Не должен жених целовать свою невесту так глубоко и мокро, языком проезжаясь по её зубам и нёбу. Не должна невеста отвечать на такой поцелуй со страстью ещё большей, пальцами зарываться в волосы на затылке жениха и елозить по его бёдрам под чутким руководством его крупных ладоней.       «Тороплюсь», — думал Тэхён снова и снова, а сам прижимался к Наюн невозможно близко, держал крепко, не позволяя вырваться, и носом утыкался в приятно пахнущие волосы. «Как безответственно», — думала девушка в ответ, а сама прекращала дёргаться в знакомых руках и выдыхала, принимая поцелуи в шею.       Вот только мысли эти не помогли им избежать всего того, к чему они в итоге пришли. Слишком быстро, слишком неправильно. Нарушая все возможные правила, приличия и традиции.       — Ближе, Наюн, — выдохнул хрипло Тэхён, сильнее сжимая её тело в пальцах, ладонями заскользил выше, а она задрожала от одного только его голоса и действительно придвинулась сильнее, цепляясь за крепкие плечи. — Ещё.       Тэхёну всегда было её страшно мало, хотелось больше и сильнее. Он готов был вцепиться в Наюн руками и ногами, сжать в объятиях, заставить слиться с ним в одно целое и не отпускать никогда. Тэхён убеждён, что заболел ею в тот самый момент, когда позволил себе впервые Принцессы коснуться, поймав за ладонь и приобняв за талию, чтобы помочь спешиться с лошади. И болезнь эта стала для него хронической, фатальной и смертельной. Он убеждён ещё, что дышать теперь сможет только ею, вдыхать запах лишь её тела и умирать каждый раз от осознания того, насколько всё это правильно.       Наюн казалась ему идеальной до самых кончиков тонких пальцев, до каждой родинки на коже, до каждого самого маленького шрамика. Он понимал, что отпустить её не сможет никогда, и радовался, подобно глупцу, когда она вот так жалась к нему в ответ, послушно восседала на бёдрах, позволив совершенно неприлично задрать юбку своего платья, и подставляла шею под каждый новый поцелуй-укус. Тэхён вечно строил из себя серьёзного и сосредоточенного, прятал довольные ухмылки, когда Наюн опускала смущённо голову и снова и снова поправляла высокий ворот очередного платья, пряча отметины на шее, которые столь красиво бутонами расцветали на бледной коже, что Король просто не мог отказать себе в подобном удовольствии. Он незаметно для других оглаживал ещё её бедро, скрытое тонкой совсем тканью, радовался, что в Гиаронде не носили таких пышных юбок, как в Каталии, предпочитая плавные и очевидные изгибы женского тела. Тэхён иногда думал, видя, как смущается перед ним Наюн, медленно обнажаясь под его внимательным взглядом, что ревновать к самому себе — то ещё безумие. Только остановиться всё равно никак не мог.       Принцесса же считала, что безумна сама по себе. Иначе как ещё объяснить то, что позволяла себе целовать всего лишь жениха — даже не мужа, сжимать его губы откровенно и сильно, обводить кончиком языка их контур, плавиться под прикосновениями сильных тёплых рук с длинными пальцами, а затем вновь врезаться в его рот с ещё большей страстью. Наюн стыдно было за то, как быстро начинало биться сердце, внизу живота тянуть невероятным возбуждением и становилось влажно между бёдрами, едва только Тэхён бесстыдно её касался. Стыдно за то, что она позволяла ему столько всего, что никогда и ни за что не позволила бы никому другому. Стыдно за то, что он тело её знал наизусть, выучил, кажется, каждый его сантиметр и пользовался этим нагло и беспардонно.       А ещё ей было страшно хорошо.       Тэхён трогал, целовал, кусал, сжимал. Он одним своим видом доводил до самого исступления, когда смотрел своими невозможными глазами из-под длинной мягкой чёлки, когда призывно так облизывал губы, закусывая затем нижнюю из них клыком, когда заставлял падать на свои бёдра, ладонями забирался под атласную юбку платья и сжимал гладкие ноги, сильнее дёргая на себя и давая слишком отчётливо прочувствовать топорщащееся в брюках возбуждение. Тэхён знал наверняка, что сделать, чтобы она задрожала, а ещё знал, что сказать, чтобы Наюн едва сдержалась и не заскулила в ответ, пряча горящее лицо в его шее.       Принцесса надавила на его плечи, чуть отстраняясь и заставляя его спиной опуститься на кровать, а Тэхён только разулыбался слишком довольно в ответ, языком прошёлся по губам и сжал её ягодицы сильнее, чтобы затем вновь заскользить ладонями вверх, профессионально разбираясь с застёжкой узкого платья и сводя этим с ума. Король, откровенно говоря, сам едва удерживал себя в руках. Потому что чёрта с два ли это возможно было, когда Наюн так откровенно касалась его груди подушечками своих пальцев, рисуя что-то лишь ей известное по тонкому шёлку белой рубашки, только дразня и не давая в полной мере насладиться прикосновениями. Когда она губами вела по его шее, зубами цепляла кадык, заставляя шипеть и сильнее впиваться пальцами в её тело, а сама опускалась ниже, оставляя едва ощутимые, будто крылья бабочки, поцелуи. И, тем более, когда слушалась его рук, бёдрами двигала поверх его, не останавливаясь и заставляя член болезненно пульсировать.       Тэхён поэтому поймал её за ягодицы, сжал сильно и крепко, вплоть до слетевшего с алых губ писка, и прижал к себе так плотно, чтобы ни сантиметра не осталось между телами. Наюн вкусно пахла ванилью, будто дни напролёт проводила не во Дворце, рядом с ним, а в маленькой совсем кондитерской на краю столицы, которую очень любил Тэхён в детстве. И он привычно носом зарылся в её волосы, губами коснувшись шеи, а затем подался бёдрами вперёд и вверх, толкнулся ей навстречу и едва не застонал уязвлённо оттого, насколько ему рядом с ней было хорошо.       Он почти выдохнул от облегчения, когда почувствовал маленькие совсем ладони Наюн на ремне своих штанов, и расплылся в совершенно счастливой улыбке, ленивыми поцелуями осыпая шею с едва успевшими зажить красно-фиолетовыми пятнами. У него сил не было даже на то, чтобы раздеться как следует, хотелось спать, хотелось отдохнуть, но куда больше — просто оказаться уже в Наюн, толкнуться почти свободно и почувствовать всю узость и тесноту любимого тела. Тэхён скучал по нему невозможно сильно всё то время, пока был в отъезде, думал не переставая и никак не мог сосредоточиться на деле. А ещё злился по-глупому на собственную влюблённость, думая, что мешает она настолько же, насколько делает отчего-то невыносимо счастливым.       Наюн Короля любила в ответ и не скрывала этого. Любила отчасти неправильной, недоступной для монарших особ любовью, и ничего с этими чувствами поделать не могла ещё с того момента, когда осознала вдруг, почему к нему так сильно тянет. А ещё она Тэхёна — как нравится ему самому заявлять, сверкая ухмылкой, хочет — до дрожи, до боли, до белых пятен перед сомкнутыми судорожно веками и закушенных до боли губ.       Её раздражало ужасно, что приходилось снова и снова тратить время на избавление от сильно мешающей одежды, и она страшно благодарна была Тэхёну, который стянул, наконец, с неё платье, от которого следовало просто избавиться прежде, и избавил от белья, заставляя ненадолго оторваться от его тела. А Наюн в ответ ладонями огладила его по-приятному смуглую кожу под распахнутой рубашкой и сжала в ладони член, едва расправившись с ремнём. Тэхён выдохнул сквозь сжатые зубы, непроизвольно чуть надув щёки, и почувствовал влажные губы на самой скуле. Смелость, которая раз за разом всё сильнее просыпалась в его Принцессе, так нравилась, что улыбки сдержать не получилось и в этот раз, особенно когда сама девушка затем поцеловала его, коротко рукой двинула вверх и вниз по стволу, губами ловя судорожный выдох и чмокнула в самый уголок рта.       — Если ты продолжишь в том же духе, Принцесса, — доверительно прошептал Тэхён, — меня не хватит надолго.       — И не надо, — хмыкнула она в ответ, едва заметно улыбнувшись, но Тэхён лишь подался вперёд, пальцами вплетаясь в волосы на её затылке, и врезался поцелуем, притягивая ближе к себе.       Он языком невероятно приятно мазнул по губам, заставляя шире их раскрыть, заигрывающе зубами поймал нижнюю, несильно совсем оттянув, а затем снова вкусно прижался к ним и языком толкнулся в самый рот. Тэхён свободной рукой обхватил приятно за бедро, заставил придвинуться сильнее к себе, коленями проехавшись по матрацу, и выдохнул:       — Надо, Наюн.       Она губами в ответ коснулась его подбородка, почувствовала, как Король, положив свою ладонь поверх её, толкнулся плавно снизу, и прикрыла в удовольствии глаза, лбом утыкаясь в плечо, потому что скучала по всему этому невозможно сильно. Тэхён выдохнул сипло в самое её ухо, опаляя горячим дыханием, а затем толкнулся ещё раз — на пробу, подхватив под бёдра, что были созданы, на его скромный взгляд, именно для него.       Король прошептал что-то едва ли понятное сквозь зубы, и Наюн, не сдержавшись, промычала в ответ, пряча губы в мужском крепком плече, чтобы не застонать оглушительно громко. Он сжимал её талию, вёл иногда руками вверх, чтобы поймать в ладони небольшую аккуратную грудь, а затем снова касался чуть выделяющихся в приятной худобе рёбер. Наюн отзывчиво двигалась на его бёдрах, а из груди Тэхёна вырывались ласкающие слух хрипы, пока сам он чувствовал себя в невыносимой лихорадке, запрокинув голову и ощущая пот на висках от желания прочувствовать больше и сильнее.       Девушка приподнялась, руками опираясь о твёрдую, до ужаса напряжённую грудь Короля, распрямилась в спине и задвигалась смелее, чувствуя, насколько глубоко проникает его плоть. Тэхён в ответ ладонями заскользил по её телу, пытаясь огладить каждый сантиметр бледной кожи, что так красиво смотрелась на контрасте с его — смуглой, и вновь поймал в ладони грудь, заставляя девушку задышать ещё глубже и чаще. Он большими пальцами коснулся аккуратных сосков, сжал их почти больно, но жутко приятно, и, глянув на Наюн, понял, что никогда не устанет любоваться ею.       Тем, как она двигалась на его члене, насаживаясь почти до самого основания. Тем, как запрокидывала голову, обнажая свою невозможно красивую шею, усыпанную ставшими бледными метками. И тем, как без устали облизывала и кусала красные губы, которые Тэхён, кажется, любил больше всего на свете.       Наюн дышала часто и громко, но и он ей совсем в этом не уступал. Ему хорошо было просто до ужаса, и хрупкое, такое доверчивое тело под его руками казалось просто невероятным. Тэхёну, правда, с каждой секундой становилось всё хуже и лучше одновременно. Королю было недостаточно, хотелось глубже, хотелось чаще, мощнее, сильнее. Чтобы до сорванного высокого голоса Наюн, чтобы до следов его пальцев и губ на любимом теле, чтобы до наигранного недовольства в глазах брата, который в очередной раз начнёт читать нотации о том, что он поторопился и могут возникнуть проблемы, если кто-то во Дворце узнает, насколько Король и Принцесса, не связанные узами брака, близки. Тэхёну не было стыдно за то, что он почти заставил неприступную и опасающуюся всего Наюн стать его от начала и до конца некоторое время назад. Сил уже не было терпеть и держать себя в руках, когда она — вся такая невозможно красивая, желанная и до ужаса привлекательная — находилась рядом, но не могла себе позволить ни одного лишнего прикосновения, хотя — Тэхён видел — очень этого хотела.       Он поймал Принцессу за локоть, едва подумав об этом, и, вновь разозлившись оттого, как долго она не позволяла касаться себя, как ему того хотелось, дёрнул на себя, заставляя упасть на грудь. Наюн вскрикнула почти забавно и очень уязвлённо, а потом застонала — протяжно, высоко, в самое ухо, именно так, как хотелось Королю, — едва только он толкнулся в неё сильно и резко, входя на всю длину и звёзды ловя перед глазами, потому что это было именно тем, что нужно и необходимо.       Тэхён обхватил её руками, прижал ближе к себе, не позволяя двинуться, и толкаться начал в податливое тело вплоть до надрывно срывающихся с губ стонов. Так, как хотелось. Наюн хныкала приятно и красиво, ладонями цеплялась то за его плечи, то за простынь, лепетала что-то неразборчивое и малопонятное, а Тэхён с ума сходил, потому что всё это оказалось для него слишком.       Слишком хорошо, слишком невыносимо, слишком приятно и слишком любимо. Особенно спустя долгие полторы недели с их последней встречи и жарких объятий в одном из укромных уголков Дворца, какие теперь Тэхён знал наизусть.       Он закончил резко и неожиданно даже для самого себя. Просто потому что Наюн сжала его в себе почти отчаянно, задрожав откровенно и приятно, и повторила несколько раз подряд его имя этим своим высоким, тонким и очень сладким голосом. А Тэхён в ответ смог лишь прижать её к себе и задышал тяжело, носом уткнувшись в узкое плечо.       Король знал, что говорят во Дворце обо всём том, что связывает их двоих. Будто бы они лишь на публику притворяются, будто лишь строят из себя тех, кто любит и ценит друг друга невозможно сильно. Тэхёну было на это откровенно плевать. Он думал лишь, что всё это не так плохо — лучше, чем если бы окружающие знали, что происходит между ними на самом деле, когда Дворец прячется в сумерках, а Король ладонью цепляет за талию Принцессу и притягивает к себе, не собираясь выпускать, потому что, если честно, всегда плевал с высокой колокольни на правила и приличия. Они уж точно не были нужны, когда речь шла о любви.       — Я так скучала.       Его Принцесса прошептала это едва слышно, слишком тихо, лёжа рядом, прямо на его руке, и позволяя Тэхёну гладить себя по волосам, пропуская густые пряди сквозь пальцы. Она сама в ответ всё продолжала кружить аккуратными ногтями по его груди, спускаясь иногда заигрывающе к животу, и Король снова и снова ловил её за запястье, вслушиваясь в тихий перезвон смеха. Наюн краснела и робела, пусть и пыталась этого не показывать, и ему это казалось столь привлекательным, что её хотелось сжать в объятиях, уткнуться носом в шею и сделать что-то такое, что навсегда оставило бы их рядом друг с другом.       — Говори это почаще, хорошо? — попросил он, а потом, снова поймав пальцы, дразняще коснувшиеся самого низа живота, положил ладонь на свою грудь и усмехнулся. — И не испытывай моё терпение. Я же знаю, что ты только играешься.       Наюн улыбающимися губами коснулась его скулы, чуть приподнявшись, а Тэхён в ответ поймал её за затылок и поцеловал так, как хотелось лично ему, сжимая тонкие губы своими и чувствуя вкус тех самый сладких ягод, которые она ела после ужина, пачкая в красном пальцы и облизывая их так, что Король просто не смог позволить ей удалиться в свои покои.       — Останься сегодня со мной, — попросил он, мягко огладив щёку. — Не хочу уходить. И не хочу, чтобы уходила ты.       — Если узнают…       — Плевать, — усмехнулся Тэхён. — Церемония состоится буквально через несколько часов. Уже чувствуешь себя моей Королевой? — Наюн вспыхнула снова, а он только рассмеялся, роняя её на кровать и нависая сверху. — Я ждал этого так долго, что, если опять произойдёт что-то, что сместит дату нашей свадьбы ещё раз, я просто взорвусь и прикажу казнить каждого, кто будет в этом виноват.       Принцесса улыбнулась, ладонями прикоснувшись к его обнажённой груди, и произнесла:       — Ты этого не сделаешь.       — Почему это? — чуть нахмурился Тэхён, удобнее располагаясь между её ног и оглаживая внутреннюю сторону бедра. — Я жестокий, но справедливый Правитель. Не слышала, что обо мне говорят?       — Ты добрый, — шепнула в ответ Наюн, обняв его лицо ладонями и притянув к своему лицу. — Очень добрый, милый и ласковый. Ты был тёплым даже в то время, когда твоё сердце не знало чувств. Ты смог полюбить, хотя никто другой, имея в груди один только лёд, не смог бы этого сделать. В тебе так много хорошего, что, когда я думаю о том, что стану твоей женой, правда чувствую себя счастливой. Я редко говорю нечто подобное, так что ты просто…       Тэхён не дал ей договорить, врезаясь в её губы своими, улыбнулся довольно, когда услышал короткий писк удивления, и поцеловал ещё крепче, большим пальцем обводя тазовую косточку, за которую жутко вдруг захотелось укусить.       Наюн никогда не нужно было говорить много. Каждая её эмоция была написана на красивом лице, каждое чувство было заметно в глазах, каждое переживание — в жестах. И Тэхён так сильно любил всё это, что считал себя невозможно и преступно счастливым.