Жидкое стекло

— Джек, я должен тебе кое-что рассказать. Хриплое, тяжёлое дыхание в трубке. Джек будто взвешивает, решая, что именно следует ответить, чтобы не спугнуть, но так и не подбирает необходимых слов. — Ты можешь отследить моё месторасположение по звонку? — берёт инициативу Уилл. — Насколько быстро у вас получится быть здесь, если использовать вертолёты? — Уилл, что случилось? — спрашивает Джек в конечном итоге, так и не решив, относиться к Уиллу как к жертве или же как к беглецу. К угрозе. — Где ты находишься? — Это сельский домик в глуши. Всего в паре часов езды от Балтимора, на юге государственного леса Тускарора в Пенсильвании. Временами Уиллу тяжело дышать, но это состояние не похоже на панику. Он поднимает взгляд и встречается со взглядом Ганнибала, желая прочитать в нём униженность. Но Ганнибал смотрит ровно и будто бы равнодушно. Всё ещё влажная, разорванная одежда. Как у него получается сохранять равнодушие после… — Ты знаешь точную локацию? — Отнюдь. Рядом озеро или болото. Тут нет интернета, я не знаю пароль, мобильный самый дешёвый, одноразовый пластик. — Уилл смотрит на руки, и они ощущаются словно чужими. Уже несколько месяцев он живёт за гранью собственной смерти, и только сейчас, перед самой смертью, ощущает себя живым. Все оковы пали. — Ты записываешь разговор? Джек размышляет на секунду дольше, чем требуется. Уилл размышляет, будут ли снимать с Ганнибала все имеющиеся побои, как снимали с него самого в бессознательном состоянии. Ганнибал скорее признается в том, что он Потрошитель, чем в произошедшем только что изнасиловании. Уилл не без удовольствия наблюдает, как тот неуклюже сдвигает поближе колени. — Все звонки на этот аппарат фиксируются автоматически, Уилл. — Покашливание. — Но тебе придётся подождать, пока я дойду до лаборатории и включу трекер. В трубке слышно, как ботинки Джека соприкасаются с равнодушной плиткой, шаг за шагом. Скрип двери. — Ты уверен в своём решении, Уилл? — звучит тихий, сломленный голос. — Возможно, я не смогу тебя спасти… — Если хочешь остаться в живых, тебе полагается помолчать. Ганнибал замолкает. — Трекер включён, — говорит Джек деловым тоном, слышен характерный щелчок. — Что случилось? — тревожный, тихий шёпот, но Уилл способен его различить. Едва слышный женский голос в трубке сливается с тяжёлым дыханием сидящего напротив него Ганнибала. — Здравствуй, Бев. Она всхлипывает. — Что с тобой? — Меня всего лишь похитили, я в каком-то маньячном сарае с горой инструментов и колодцем для стока крови. — Уилл пытается придать своему голосу нотки иронии. — Знаешь, всё так банально, как в дешёвых фильмах ужасов или жёсткой порнухе, только радости не приносит. — Уилл, ты собирался что-то рассказать. Слышны удары пальцев по клавиатуре, быстрые, жёсткие. — Я хотел признаться в том, что убил двоих человек. Ты записываешь? — Он не видит, но чувствует, как меняется выражение Беверли. — Первый Гаррет Хоббс. Я убил его, потому что он угрожал жизни Эбигейл, у меня просто не оставалось выбора. Второй… Уилл делает театральную паузу. — …Второй убитый мной — Мэттью Браун. Браун — ненастоящее имя, он сменил его и прежде сам лечился в психиатрической клинике. Скорее всего, в подростковом возрасте, проверьте списки. Он похитил меня, избивал и держал в плену, убить его был единственный способ выжить. Мне ни капли не жаль. Ганнибал молчит. Какой умный, какой послушный мальчик. Ты знаешь, я успею убить тебя прежде, чем прилетит вертолёт. — Ты кого-то собираешься убить? Джек умён и догадлив, жаль, он не может видеть всей картины, но чуть позже увидит. — Я в сарае, Мэттью в холодильнике, чтобы тебе было удобно искать, — повторяет бесстрастно. Интересно, откуда в Уилле вся эта бесстрастность, неужели ему требовалось просто кого-нибудь выебать? — Уилл! — Джек настойчив. — Ты хочешь спросить, убью ли я Потрошителя? — Уилл знает, что его бывший начальник в эту секунду беззвучно кивает. — В этом нет необходимости, я просто лишу его возможности убивать. — Джек, сигнал! — Ты была моим лучшим другом, Беверли. Кусок пластика с грохотом летит в сток, Уилл даже не обращает внимания, сбросил он трубку, или же в ней будет транслироваться всё представление. Он хочет дожить до момента, когда услышит лопасти вертолёта, но тогда соблазн передумать будет слишком велик. — Как жаль, что у Мэттью нет пистолета, а наше с тобой время подходит к концу. Плавными движениями он следует в сторону развешанных инструментов и оглаживает лезвие топора. Бетон всё ещё мокрый от холодной воды, да и сам пленник дрожит, но смотрит на Уилла внимательно, ведь сейчас от его действий зависит их общая жизнь и свобода. Сколько раз Уилл доверял, отдавал Ганнибалу всё, и теперь наступает время забрать эту власть назад, обрести долгожданный контроль над собственной жизнью в той мере, в которой Уилл способен его обрести. — Ты не смеешь поступать так, Уилл, — произносит Ганнибал, в его голосе слышна боль. Страх. Тоска от грядущей утраты. Он безуспешно пытается сжать тёмно-фиолетовые ладони. — Можешь забрать у меня всё, что пожелаешь, если счёл меня виноватым. Но ты не имеешь права обкрадывать себя. Уилл снимает курточку, достаёт из ножен лезвие и отрезает от неё рукава, затем вспарывает их по длине и скручивает отрезанные куски ткани. Времени остаётся не так уж много — ему не следует спешить, но и растягивать удовольствие не стоит. — Не в твоей компетенции командовать мной, — произносит он вслух, настолько же тихо и спокойно, будто это обычная беседа за бокалом вина у камина. — Знаешь, я даже благодарен тебе, ведь я мог бы никогда и не поймать Потрошителя, мог бы никогда не иметь по-настоящему хорошего секса, мог бы никогда не пережить эйфории от внезапно обретённой свободы. Дверь шаткая, через неё слышен щебет птиц; если Уилл позволит себе упасть, зарыться лицом в зелёную траву, он передумает. Уилл дёргает за рукоять лебёдки, и Ганнибал с грохотом валится на бетонный пол, прижимаясь к нему уже израненной щекой, вытягиваясь на полную длину: верёвка, которой связаны запястья, накручивается на лебёдку, одновременно с этим натягивается цепь, соединяющая оковы на ногах с впаянным в пол железным креплением. Присаживаясь рядом с Ганнибалом, Уилл аккуратно и заботливо обвязывает каждое запястье жгутом. — Тебе понравилось меня насиловать? — спрашивает Ганнибал, едва шевеля губами, кожа на щеке счёсана, бетон измазан кровью. — Это было приятнее, чем убивать Мэттью? Или убийство получше? Уилл замахивается от плеча и бьёт топором ровно ниже жгутов, верёвки соскальзывают, Ганнибал сжимается всем телом и вопит от боли. Ты способен переносить боль, но это ведь слишком. Как громко кричала Максин, когда ты вырезал ей язык? Плакала ли Эбигейл, просила ли у тебя пощады за секунду до того, как ты перерезал ей горло? Кровь потоками льётся из культей, ярко-красная жидкость растекается по слегка наклонённому бетону, но поверхность её настолько же темна, как отражающая плоскость чёрного зеркала. Наполняющий помещение крик вместо сочувствия вызывает только новую волну ярости, и, замахнушись снова, Уилл принимается кромсать такие знакомые и любимые им ладони. Кажется небезопасным просто выбросить отрезанные конечности, словно без присмотра они продолжат источать насилие и творить жуткую, до дрожи пробирающую красоту. Удар, удар, ещё один. Ногой Уилл сбрасывает кроваво-багровые обшметки в воронку стока. — Ты больше никогда ни к кому не сможешь прикоснуться! — Он заливается смехом и выкрикивает свои слова, не обращая внимания на давящегося болевым шоком Ганнибала. — Запомни, я буду последним, к кому ты притронулся! Никакие хирурги, никакие хирурги тебе не помогут! Почему-то эта мелочь кажется сейчас самой важной — чтобы Ганнибал больше не притронулся ни к кому другому. Никогда. Уилл отбрасывает окровавленный топор в сторону холодильной камеры, вслед за обухом тянется кровавая паутина брызг. В это время Ганнибал находит в себе силы поднять обрубки вверх, пытаясь остановить кровопотерю, его лицо грязное, уродливое, залитое слезами и перекошенное от боли. Именно таким я хочу тебя запомнить. — Нет, Уилл, нет! Вот и всё, на что хватает Ганнибала, прежде чем Уилл крепко сжимает рукоять и извлекает охотничий нож. Они смотрят друг другу в глаза, а затем Уилл делает глубокий, быстрый надрез и падает навзничь. Задыхаясь и кашляя собственной кровью, он думает только о том, что всё кончилось. Слышит ли он лопасти вертолётов и звучащий по громкоговорителю голос Джека, да и можно ли его вообще услышать, когда твоё горло превратилось в кашу? Уилл думает, что кровь Ганнибала на полу смешается с его собственной, а ещё — что сегодня Ганнибал не сможет его спасти. Всё же существует мир, в котором он делает правильный выбор.