Жидкое стекло

— Джек, я должен тебе кое-что рассказать. Страх накрывает тёмной, тяжёлой волной, осознание сдавливает окружность головы чем-то плотным и жёстким — словно покрытым шипами кожаным ремнём. Этого не может быть, это происходит не с ним, но отрицать очевидное дальше попросту невозможно. — И? Джек возвышается над ним подобно скале, хорошо хоть Уилл не в белой больничной рубашке, одежда создаёт некоторое подобие брони. Он должен это сделать, должен сказать, иначе правда разорвёт его изнутри. Осколки разбитого зеркала склеиваются в голове чересчур быстро, Уилл даже не успевает фиксировать возникающие одна за другой мысли. «Если у Потрошителя был хотя бы малейший повод заинтересоваться мной, — сказал он однажды Ганнибалу. — Тогда пазл складывается». Складывается не просто хорошо, а даже чересчур. — Доктора Сатклиффа убил Чесапикский Потрошитель. Вот теперь лица всех присутствующих обращаются в его сторону. Прайс вытягивает челюсть, будто пытается зевнуть, Зеллер уже наготовил целую речь, и только реакцию Беверли Уилл бы хотел увидеть по-настоящему, заручиться её поддержкой, но Бев стоит у него за спиной. — Никакие органы не изъяты! — протестует Брайан, высказывая общее удивление. — Он никогда так не делал прежде, откуда ты знаешь? Уиллу очень не хочется говорить, откуда он знает. Ещё заранее предчувствует стекающие по лицу плевки. — Он не успел, не посчитал нужным, или вы просто не обнаружили, что именно он забрал, — достаточно прохладно отвечает Уилл. — Причины могут быть разными. — Не так давно ты заикался про Подражателя, — недоверчиво начинает Джек. — Кукольница, Потрошитель, Подражатель, а ещё тот тромбонист — и все они активизируются в одно и то же время. Не слишком ли много переменных? — Я тоже так думаю, это бритва Оккама, — соглашается Уилл, и теперь все в комнате окончательно поворачиваются в их сторону, прекращая фотографировать и снимать пинцетами образцы тканей. Все смотрят на Уилла и на то, как он медленно сгибает пальцы на руке. — Один и тот же человек убил Кесси Бойл, Мариссу Шур… Тобиаса Баджа. Третий палец. Он замолкает, но Джек ловит эту запинку. — …Максин Хиггенс, Сэмюэла Гросса и Дональда Сатклиффа. — Уилл вздыхает, но под укоризненным весом давящего взгляда решается продолжить. — И ещё одного человека, смерть которого мы тоже расследовали, просто никак не связали с Потрошителем. — Не говори, блять, загадками! В образовавшейся тишине слегка повышенный голос Джека звучит разразившимся громом, таким, будто через мгновение хлынет гроза. — Мне нужен врач. — Уилл поднимает взгляд и решительно врезается глазами в жёсткий взгляд Джека. На этот раз он знает, что победит. — Мне нужен врач или хотя бы медсестра, которая умеет пользоваться аппаратом МРТ. Да хоть санитарка, Джек! Уилл чувствует, что ещё немного — и слёзы покатятся из глаз. Нельзя. Нельзя этого допустить, нельзя позволить им увидеть собственную слабость. Джек колеблется, пока на выручку не приходит Беверли. — Джек, я поищу кого-нибудь из персонала. Кого-то из опрошенных. Или позвоню в частную клинику. Она хотела как лучше, но это были неправильные слова. Уилл вдыхает, готовясь к атаке. — Здесь пока я начальник, а не он! — Сейчас в глазах Джека бурлит раскалённая лава, но Уилл уже не боится. Чего ему бояться после полугодового романа с серийным убийцей. — И это я буду ставить условия. Уилл, мы не играем в игрушки: либо ты рассказываешь то, что ты здесь увидел… Либо мы арестовываем тебя. Нет, Джек никогда не скажет такого в присутствии подчинённых. Слишком много лишних ушей, способных донести Фредди Лаундс. Уилл вспоминает перевёрнутую фотографию, лежащую на рабочем столе. — Джек, ты хочешь увидеть Мириам? И вот теперь проливается гроза. Чёрные капли падают и ударяются о пол, они задевают лицо Джека, и на самую долю секунды Уиллу кажется, что тот тоже готов расплакаться. Пусть этот удар был ниже пояса, но он сработал; сейчас важно доказать свою правоту, чего бы этого не стоило. — Мириам мертва. Слова звучат тише, а затем Джек окидывает комнату своим фирменным взглядом, ясно давая понять присутствующим, что цирк закончился и наступило время вернуться к своим должностным обязанностям. Тем не менее тишина до сих пор чувствуется угрожающей — помогает только стоящая за спиной Бев. — Ты ведь не видел её тела. — Уилл складывает руки перед собой, так он выглядит если не угрожающим, то хотя бы полностью уверенным в своих словах. — По какой причине ему менять свою тактику, если Мириам не была для него особенной? — Особенной? — переспрашивает Джек, но уже с интересом. Чувствуется, как он напряжён, но он готов слушать, это ощутимый плюс. — Она нашла его, и Потрошитель сделал всё возможное, чтобы никто другой не вышел на него через ту же лазейку, которой воспользовалась Мириам. — Мириам была для него особенной, — продолжает Уилл, прощупывая почву, — потому что она была ему равной. Охотницей. Именно поэтому простое её убийство не несёт никакого смысла — что стоит физически сильному мужчине справиться с молодой, пусть и тренированной девушкой? Потрошитель прекратил убивать, потому что получил в пользование вкусную игрушку. Просто потому что она в его вкусе, Джек. Как и я. Как Кукольница? Лицо Джека кривится в отвращении, Джимми снова возвращает себе удивлённое выражение. — На жертвах Потрошителя никогда не было следов сексуального насилия, — вставляет он, видимо, предвидя очередную атаку Джека. — Господи, нет, нет, нет! — Уилл отчаянно машет руками. — Она ему просто нравится, за свой ум, за то, что смогла его найти, и любые его издевательства не будут нести сексуальный характер, потому что это низко. Но если Мириам сейчас жива… …она может не помнить своего имени. — …Она может не помнить своего имени. Уничтожить её личность это гораздо важнее, чем убить её тело. Уилл знает, что несёт бред. Всем присутствующим его слова должны казаться бредом. Но они слушают. Слушают и задают вопросы, а это самое главное. Слышен звук застёгивающегося пакета с уликами и растянутые во времени щелчки фотоаппарата. А ещё запах, запах на месте преступления — то, к чему никогда не привыкнуть. — Потрошитель прекратил убивать, потому что получил Мириам, — продолжает его слова Джек. — Но почему он вернулся? Ты сам позвал его, не помнишь? Вдох. Выдох. Вдох. — Он считает себя главным, самым умным и талантливым в своём регионе, поэтому он не позволит кому-либо перетягивать на себя внимание. Хоббс привлёк его, потому что они разделяли единый фетиш — каннибализм. И Потрошитель решил доказать, что умеет делать лучше: убийство Кесси Бойл — более красивое, изящное. — Уилл смотрит на Прайса с Зеллером в поисках поддержки. — Скажите, если бы инсталляция с телом Бойл не была пародией на Хоббса, вы бы признали в ней талант Потрошителя? Зеллер медленно кивает, Джимми повторяет его движение. — Театральность, хирургическая точность, изъятые органы… Наполненный протеинами завтрак — как мило и заботливо с твоей стороны. — Кесси Бойл и Марисса Шур были уроком Хоббсу, — пытается собрать воедино Джек. — Максин Хиггенс уроком уже мёртвому Баджу, а остальные, которых ты ему приписываешь — Сэмюэл Гросс и доктор Сатклифф? И о каком ещё теле ты молчишь? — Хиггенс, Гросс и Сатклифф это попытка подставить меня. — За спиной отчётливо слышен глубокий вздох Беверли. — Конкретно Сатклифф не играл никакой роли, Потрошителю необходимо было стечение обстоятельств, когда я буду наедине с телом жертвы. Чтобы либо я сошёл с ума, приняв себя за убийцу, либо запачкался в крови, и подозрения команды пали на меня. Джек хмурится — он был скептически настроен, когда Уилл впервые заявил, что Потрошитель следит за ним. Сейчас очевидная паранойя разрослась до вселенских масштабов. — Почему он не убил тебя? — подаёт голос Беверли. — По той же причине, по которой не убил Мириам, — произносит Уилл, не оборачиваясь. Он знает, что не выдержит её взгляда. — Ему нужно морально сломать, уничтожить меня, нужно, чтобы я пошёл на электрический стул с чётким осознанием, что меня подставили, и что я ничего не могу с этим сделать. Бред, бред, это всё звучит, как полный бред… — То есть Потрошитель, который до этого купался во внимании публики, пошёл другим путём? — переспрашивает Зеллер, и Уилл прикладывает массу усилий, чтобы пропустить мимо ушей звучащую в его тоне иронию. — Он считает себя главным боссом на районе, но при этом преследует Хоббса, Баджа, Кукольницу, тебя и Фредди? Знаешь, чувак, если бы я попал в такую ситуацию, я бы тоже слегка поехал, но разве это не звучит белибердой? Потрошитель преследует тебя, ждёт, пока ты окажешься наедине с доктором, и выставляет это всё как работу Кукольницы? Где в этом всём хоть какой-то смысл? — По уликам я чист, и я могу пойти домой, нет? — выдаёт Уилл чуть более резко, чем планировал. Затем он поворачивается к Джеку. — Или зачитывай мне обвинения, или я больше не желаю здесь находиться. Джек направляет в сторону Брайана самую пламенную из молний. — Следующей он убьёт Кукольницу? — обращается уже к Уиллу. — Не знаю. Нет. Как Кукольница узнала про Мэри Уорд? — Они общаются. Потрошитель лично был знаком с Баджем, и он лично знаком с Кукольницей, осталось узнать её имя. Проследишь за Потрошителем — выйдешь на неё, проследишь за ней — выйдешь на Потрошителя, проследишь за ним — выйдешь на Мириам. Одна цепочка. — Уилл аж кривится от образовавшейся мысли. От абсолютно неуместной в данной ситуации ревности. — Кукольница шлёт подарки в виде свинок, Потрошитель делает ей салюты из тела Сатклиффа, осталось только разделаться со мной — и они счастливо уедут в кругосветное путешествие. Зеллер аж присвистывает от услышанного — видимо, выпущенная Джеком молния не произвела на него должного впечатления. Со стороны Беверли слышен ещё один тяжёлый вздох. Джек просто закатывает глаза — видимо, количество переменных окончательно перегрузило процессор. — Беверли, ты можешь найти мою карту? — Уилл наконец решает обернуться. — В карте будут одни результаты анализов, сканер покажет другие. Поэтому мне нужен врач. Прайс закатывает глаза вслед за Джеком. — Джимми, ищешь карту, Беверли — звонишь врачу, Робертсон — берёшь Грэма и дуете в кабинет МРТ. Не спускать с него глаз!

***

Строгая доктор в белом халате указывает ручкой на высветившийся на экране результат. Она едва ощутимо дрожит, и Уиллу больно и страшно за неё — совсем немного. Гораздо страшнее ему от осознания собственной правоты. — Вся правая часть головного мозга воспалена, — произносит женщина. Беверли впивается взглядом в чистое заключение в карте, Джек сканирует и так подрагивающую свидетельницу. Она оказалась здесь по чистой случайности и сейчас глубоко шокирована тем, что всего на этаж ниже от её кабинета произошло убийство. — Это может быть энцефалит или менингит. Я вообще занимаюсь другим профилем, просто меня попросили. Её речь прерывает телефонный звонок. Всей своей сущностью Уилл замирает на несколько секунд прежде, чем снять трубку — Ганнибал обычно слишком хорош в распознавании лжи. — Ты знаешь, я очень ценю твою работу, но правда… не стоило приезжать. Джек разговаривает с врачом, Беверли делает вид, что ничего не происходит, и сейчас самый обычный рабочий день, растянувшийся до глубокой ночи. — Давай я просто наберу тебя, когда освобожусь, а потом вызову такси. Да, я обещаю не садиться за руль. Просто сейчас мы должны разобраться с делом. Когда Уилл кладёт трубку и поднимает глаза на Беверли, что-то в его взгляде говорит ей правду. Вот, он не может солгать даже Бев, как он будет лгать Ганнибалу? — Нет! — сердито заявляет Беверли, складывая руки перед собой и упираясь в них грудью. — Да. Уилл произносит это холодно и едва слышно, но Беверли это только раззадоривает. — Нет! — орёт она в ответ. — Да, Беверли, да! Он ловит себя на том, что начинает нервно кивать, будто бы таким образом может доказать правоту своих слов. — Господи, блять, Уилл! — Беверли расцепляет руки и чуть ли не ударяет ими в бока. — Полчаса назад ты не знал, сколько времени пробыл внутри аппарата! Насколько сейчас, в состоянии стресса, ты вообще соображаешь, что несёшь? — Беверли, я на сто грёбаных процентов соображаю, что несу. Шоры упали с моих глаз, и я просто не понимаю, как, как я мог не видеть этого раньше? Профиль подходит идеально, нет? В какой-то момент нервная система должна была не выдержать, как греблю прорывает от одной, последней и самой мелкой капли, и этот момент наступает именно сейчас. Слёзы текут сами собой, и Уилл никаким усилием воли не может заставить себя не рыдать, это настолько же невыполнимая задача, как отозвать только что произнесённые слова. Несколько секунд Беверли стоит, замерев подобно истукану, а потом её естественной реакцией оказывается сделать шаг навстречу, Уилл поднимается с кушетки и просто тонет в её объятьях, заливаясь слезами от собственного горя и чужого предательства. Сейчас не играет роль, скольких человек убил Ганнибал, играет роль только то, что Уилл в его замысле такая же игрушка, как Джек, как Тобиас, как все остальные. Не было никогда между ними близости в том плане, в котором видел её Уилл — он просто выворачивал собственную душу наизнанку, а Ганнибал медленно, аккуратно ел её содержимое, чопорно отрезая кусок ножичком и накалывая на зубчики вилки, а после тщательно-тщательно пережёвывая. А ещё Ганнибал, несомненно, знает про воспаление. — Почему я, Беверли, почему я? — Он повторяет по кругу одно и то же, и заевшие на пластинке слова теряют всякое значение. — Это я больной, это со мной всё не так, я никак не мог знать, что мои слова… Что мои слова будут убивать с особой жестокостью. Когда они всё же отстраняются друг от друга, и Беверли утягивает Уилла снова сесть на кушетку, плотно сжимая его ладони своими, в кабинете вместе с ними остаётся стоять только Джек, и его широкое лицо выражает всю гамму доступного ему недоумения. — Итак, мне вы расскажете? — атакует он, нависая сверху, и от этого его фигура кажется ещё более громоздкой. Опасной. — Уилл, мы найдём самых лучших врачей. При вовремя начатом лечении ты легко справишься с болезнью. Видимо, Джек хочет сказать что-то ещё, про Беллу, но не может придумать, как это сформулировать. Беверли решается ответить за Уилла. — Дело не в этом, Джек. — Она всё ещё держит его руки в своих и говорит его языком. — Сейчас нам нужно поговорить. Здесь, сейчас и втроём, и чтобы услышанное никогда не покинуло стен этой комнаты. Уилл? Невероятно, но Джек слушается, берёт находящийся у стенки стул и садится напротив. В этот момент в проёме двери появляется физиономия Робертсона. — Проваливай! Сейчас же! — рявкает Джек в его сторону и снова обращается к Беверли как к единственному оплоту здравого смысла в этом помещении. — Как ты понял? — обращается Беверли к Уиллу, стараясь особо не смотреть в сторону Джека, его присутствие и так ощущается слишком весомым. — Никто, кроме него, не знал, что я буду здесь. Конечно, можно было следить за мной, день и ночь таская в машине набор из лебёдок и проводов, но убийство Сатклиффа было продуманным. И место, и способ, и мотив — Сатклифф мог угрожать раскрыть мне настоящий диагноз, и тогда манипулировать мной было бы сложнее. Как настойчиво они с Аланой твердят, что галлюцинации и потеря времени относятся к симптомам ПТСР. Алана просто не видит всей ситуации, но Ганнибал… Ганнибал-то знает. — Кто? Тобой? Манипулирует? — чеканит Джек, а Уилл будто и не обращает внимание на его слова. — Ты сказал, что у Потрошителя есть ещё одна жертва, но отказался назвать имя. Кто это? — Тобиас Бадж. — Слова выходят сухими, совсем не так, как планировалось. — Нужно обладать чем-то большим, чем везение, чтобы победить серийного убийцу. Джек сжимает губы и молча сопит, будто бы не решается прийти к какому-то мнению. — Это слишком серьёзное обвинение, Уилл, — ровным голосом продолжает Беверли. — Мне нужны ещё улики, ещё доказательства, пока что твои умозаключения звучат… ты сам знаешь как. — У меня не будет улик, и это самое ужасное, — отвечает он, слегка собравшись и окончательно прекратив рыдать. — Вся информация находится в моей голове, даже если я выложу её как на блюдечке, это будут только мои слова против его слов. Я живу один, никакого алиби. Невозможно представить сценарий, при котором общественность поверит пустым обвинениям. Обвинениям психа, проснувшегося рядом с окровавленным трупом. Как ловко, как синхронно и красиво всё обыграно, Уилл готов прямо сейчас перезвонить Ганнибалу и выразить своё восхищение его талантами. — Вспоминай. Почему-то, когда давит Беверли, это проще, чем когда то же самое делает Джек. Нужно придумать ещё одну версию реальности, версию, в которой Уилл будет выглядеть хоть немного нормальным, а не безумно мастурбирующим на рога и колючую проволоку. Вряд ли сейчас уместно рассказывать, как во время секса они фантазировали о расчленении и свежевании. Или про то, как Уилл жадно наносил себе порезы, а Ганнибал настолько же жадно упивался сочащейся из них кровью. — Убийство Хиггенс. Это случилось сразу после того злополучного интервью Фредди, я был очень расстроен и сказал… — Слов не хватает, дыхание срывается. — Я сказал, как было бы здорово, чтобы эту сучку сцапал какой-нибудь следующий маньяк. Это просто слова, Беверли, просто слова. На лице Джека начинает проступать понимание и пробуждающийся на самом дне ужас. Он шутил, что подвесит меня на крюке для мяса. А ещё как он расстроился, когда я сказал про сканирование мозга, это впервые, когда Ганнибал сорвался на крик. В ответ Уилл, такой смешной, предлагал установить сигнализацию. — Перед убийством Сэмюэла Гросса я рассказывал ему сон. В том сне я был жертвой, и со мной произошло то же самое, что случилось с Гроссом. В моём животе находилось гнездо из лески, колючей проволоки и рыболовных крючков. Я никак не мог вспомнить, откуда, но я знал это раньше, чем Джимми вскрыл тело. — Глаза Беверли расширяются одновременно с тем, как приоткрывается рот Джека. — Перед убийством Мариссы я сказал… сказал, что Подражатель никогда не убьёт так ещё раз. Ты был там тоже. Уилл всё же решается поднять глаза на Джека, и, к собственному удивлению, встречается с пониманием. — А ещё звонок к Хоббсу, который вы не смогли отследить. Звонок ровно за час до нашего визита. Мы носили ящики с документами, и я точно знаю, что Хоббсу я не звонил. — Хорошо, если Ганнибал Потрошитель, зачем ему завязывать с тобой отношения? — скептически переспрашивает Джек. — Если всё действительно так, как ты говоришь, то почему ты признаёшься в этом только сейчас? — А зачем ты обедаешь у него каждую неделю? — огрызается Уилл, и слова его источают яд. Это злоба на Ганнибала, на себя самого, но никак не ревность. — Это ведь так забавно, Джек: выслушивать, как ты винишь себя в смерти Мириам, и при этом держать её взаперти. Помогать вести следствие и при этом скармливать тебе деликатесы из человеческого мяса, ибо зачем ему ещё органы? «Каннибализм редкая и пленительная патология», — прокомментировал Ганнибал дело Хоббса. Уиллу его слова показались странными исключительно из-за возвышенной манеры преподносить материал. Джек отстраняется, и на лице проявляется смешанная с отвращением злоба — настолько опасным Уилл ещё, пожалуй, его не видел. Будто ещё одно слово способно взорвать всё кристально-белое помещение больницы. — Он ведь подкатывал ко мне так же, как и к тебе, Джек. Господи, да он даже не гей! «Уилл, мы друзья, ты всегда можешь прийти ко мне, что бы ни случилось», вся вот эта вот хрень. — Чтобы продолжить, требуется ещё вдох, ещё немного врывающегося в лёгкие воздуха. — Я воспринял это поведение как симпатию исключительно по причине собственной ориентации, а потом ещё долго выслушивал «Нет, не сейчас, потом». Как это всё было просто и очевидно! Он не выдерживает и закрывает руками глаза, только бы не сказать лишнего. Пожалуйста, не смей говорить лишнего. Ты ведь не расскажешь про свои фантазии, про то, как мечтал лежать расчленённым у него на столе. Конечно, умник, нарассказывал такого маньяку, а потом ждал простых человеческих радостей жизни. И сейчас Ганнибал, такой бедный, несчастный и виктимный, носится со своим проблемным и одержимым убийцами бойфрендом, а тот то душит его, то врезает в лицо кулаком. Что он делал с ним, пока Уилл думал, что спал? Сможет ли он уснуть ещё раз рядом, принять из его рук хотя бы одну таблетку? Хочется выдавить глаза или же вдавить их так глубоко в черепную коробку, чтобы не видеть и не слышать. В дверь стучат, но Джек отвечает только громогласным «Нет». — Я тебе не верю, — выносит вердикт его начальник. — Пока что не верю. Но если что-либо из сказанного тобой окажется правдой, я не позволю тебе убить его, я растопчу его сам, смешаю с грязью собственными руками. — Уилл, тебе нужно лечение, — включается в беседу Беверли. — Умереть от менингита или умереть от рук маньяка — большая ли разница? — оскаливается тот в ответ, пусть Беверли на его стороне и не виновата вообще ни в чём. — Если он поймёт, что я лгу, он сбежит, вероятнее, со мной, накачанным наркотиками, и очнусь я в одной клетке с Мириам. — Можем взять тебя под охрану, — предлагает Джек. — Тогда он просто сбежит, ты получишь висяк и утратишь Мириам. Не самый лучший вариант. — Мы обсуждаем всё на полном серьёзе? — Беверли взмыла руки вверх. — Моё воспаление кажется тебе несерьёзным? Или труп доктора в соседнем кабинете? Бев затихает, и некоторое время они трое молчат. Возникшая мысль самая унизительная из возможных — Уилл хочет отправиться домой. Домой к Ганнибалу и заняться с ним сексом, ведь когда ещё он получит возможность потрахаться с настоящим Чесапикским Потрошителем и выйти из этой истории живым? Его жажда секса, жажда самоуничтожения самая настоящая, а утратив Ганнибала, он больше никогда не вернётся к себе. — Ты должен сказать всем, что я под следствием, — нарушает тишину Уилл. — Что они не имеют права сообщать ни мне, ни тем более Ганнибалу никаких деталей любого дела. Я буду получать информацию от тебя или Беверли, и только конфиденциально. А ещё необходимо установить слежку. Поверь мне, ты найдёшь то, что ищешь. «Временами я хочу рассказать тебе всё о себе, но тогда информация затопит тебя, словно вода из прорвавшейся дамбы». И сейчас Уилл ощущает себя под волной этой тёмной воды, плещущейся над ним, не позволяя вынырнуть наружу. Да, он вернётся домой и отдастся Потрошителю, это будет самое грешное удовольствие из всех, которые когда-либо бывали у Уилла. Абсолютно оправданное интересами дела удовольствие. Тот самый сладкий момент, когда ты занимаешься сексом с бывшим, уже зная, что он бывший, но сам он этого ещё не знает. Потом Уилл найдёт Мириам, вылечит воспаление и, возможно, уедет в другой штат без маньяков, в какой-нибудь мелкий городок, где будут только лодочные моторы и собачьи лежанки. Всё же существует мир, в котором он делает правильный выбор.