Вернуться или вернуть?

Снова едем в столицу. По пути я озадачил братьев написанием статьи для журнала. Не всё же мне придумывать темы. Пусть напишут о клинических исследованиях изониазида. Позже я дополню материал небольшой заметкой о бактерицидных свойствах раствора марганца. Сомневаюсь, конечно, что врачи поголовно кинутся её читать, но есть шанс, что, заинтересовавшись противотуберкулёзным лекарством, прочтут и другие сведения. В этот раз встречал меня Склифосовский с пятью мужчинами в штатском, но чувствовалась военная выправка. Противотуберкулёзное средство не просто ждали, а чуть ли не с оркестром встречали. Так-то информацию о том, что Георгий Александрович, сын Александра III, болен туберкулёзом, не доводили до широких масс, но думаю, Склифосовский в курсе. Потому такой конвой был более чем понятен. Я передал лекарства служивым людям, напомнив, что его стоимость — два рубля за грамм. Себе, вернее, Романовскому оставил граммов пятьдесят. Обещал же на исследования. Серёги в столице не было. Он отбыл по делам в Кривой Рог. Но указания на мой счёт оставил. Николай Васильевич предлагал нам с близнецами остановиться у него, но я предпочёл привычный для меня дом. Груша там неплохо управляется со слугами. Серёга выставил требования, которым все следуют безукоризненно. Содержанка Серёги встретила нас радушно. Сообщила, что Сергей Павлович вернётся не раньше начала ноября. Пока же мы можем полностью распоряжаться домом. С обязанностями секретаря Груша справлялась неплохо. Даже иногда отвечала на мои письма, когда Серёге было некогда писать. С утра прибежал Аркашка. Очень уж ему хотелось похвастаться успехами в области киноиндустрии. Пообещал ещё зайти в ближайшее время. У Склифосовского меня ждали знакомые профессоры Афанасьев и Романовский. Чуть позже к нашему обществу присоединился ещё один медик, профессор Григорий Антонович Захарьин. Дедок с первых минут меня позабавил. То, что он лечит Льва Николаевича Толстого, я ещё мог поверить, но при упоминании императора с сомнением посмотрел на Склифосовского. Николай Васильевич кратко пояснил, что императорская семья пользуется услугами профессора, вызывая его из Москвы, когда случаются сложные случаи. — У меня ноги больные, а слуги не понимают, — жаловался Захарьин. — Я им говорю, расставьте по коридору стулья, но непременно венские, чтобы я по пути мог присаживаться и отдыхать. А они насмехаются. Поставили один стул внизу у ступеней и всё. Мне пришлось спускаться и брать стул с собой. Хорошо, действительно, венский. Они лёгкие. О тёплой обуви и валенках я тоже слушал с недоумением. С трудом представлял, как этот профессор гуляет по Гатчинскому дворцу в валенках. На фоне представительного Склифосовского или импозантного Романовского Захарьин смотрелся провинциальным врачом без манер и воспитания. Каким бы забавным ни показался мне старичок, но именно ему предстояло провести испытания изониазида на нескольких пациентах, прежде чем предложить новое лекарство царской семье. — Говорите, уже через месяц будет улучшение? А через два — полное уничтожение палочек Коха? — вернулся к теме туберкулёза Захарьин. — Всенепременно так, — заверил я. — Возможно, излечение не произойдёт полностью, потому курс приёма лекарства лучше повторить. Романовского этот почётный член Императорской академии наук откровенно раздражал, но и сказать он ничего против не мог. Не тот возраст у Дмитрия Леонидовича, не те заслуги. Ему только и оставалось, что нервно теребить свои роскошные усы и выслушивать жалобы Захарьина на дворцовую прислугу. Склифосовский позже рассказал одну байку о Захарьине, мол, тот, придя в дом господ Хлудовых, вначале разбил палкой окна, потому что они не открывались, затем вспорол перины с клопами и напоследок побил посуду на кухне, в которой хранились остатки вчерашней еды. За это всё взял гонорар в тысячу рублей. «Наш человек», — подумал я, оценив поступки профессора. Захарьин это подтвердил, заявив, что победоносно спорить с недугами может только гигиена! Через два дня Склифосовский снова пригласил меня к себе домой. Очередная неформальная встреча медиков. Теперь гостем Николая Васильевича был некий Эрнест Лейден. Он тоже консультировал императорскую семью. Разговаривал Лейден исключительно на немецком языке. Может, и знал русский, но мне свои навыки не стал демонстрировать. Я же напрягся и, собрав все свои знания языка, попытался рассказать о признаках гипертрофии сердца. Дойдёт такой намёк или нет, предсказать сложно. В целом мы друг другу не понравились. Немец не доверял какому-то выскочке из глубинки России, а я не доверял профессору, консультирующему государя именно потому, что он немец. Николай Васильевич тонко прочувствовал обстановку. Предложил более нейтральные темы для разговора и не стал обижаться, когда я вскоре завершил свой визит, сославшись на занятость и обязательства перед компаньоном. Вообще-то проверять завод без Серёги бесполезно. Я мог только своих бывших артельщиков поприветствовать, и не более. Пообнимался с Епишкой, похвалил его парней. Каждый из строителей имел в подчинении бригаду из местных. Помня, что я совладелец предприятия, они отчитались по поводу строительства. Из писем Серёги я был в курсе, что у нас уже имеется директор Антонов Александр Васильевич. Серёга его нахваливал, я своего мнения ещё не имел. Мне больше не понравилось то, что я свободно прошёл на территорию завода через распахнутые ворота. Охрана была, но меня не окликнули, как и ещё нескольких человек, идущих следом. Позже поговорил с Устином. Он у Серёги заведует типографией и магазином. Я предложил Устину напечатать бланки пропусков. И вообще здесь нужна серьёзная служба безопасности. Почему-то на заводе ещё не было типичного для предприятий гудка. Возможно, потому, что запустили только один литейный цех, и то не полностью, но дисциплины я не заметил. Инженеры были заняты своими делами. Мастеров и начальников цехов не хватало. Народ занимался чем-то не очень сложным и без особого рвения. Рабочий день был установлен с семи утра, но на следующее утро я специально проверил, кто во сколько приходит. Опоздание на полчаса, а то и более, было в порядке вещей. Ориентировались рабочие на какие-то свои «приметы». Часов, понятное дело, ни у кого не было. За день я сумел решить этот вопрос. Посёлок у нас отстроен рядом с заводом. Слишком громогласный гудок не требовался. Можно позже поставить помощнее. Перед окончанием рабочего дня я попросил собрать рабочих. Довёл информацию, что по первому гудку они должны пробудиться, а по второму выйти из дома. Работать начнут с третьим гудком. На всех предприятиях Петербурга рабочий день начинался с шести утра. Но я не стал менять установленный здесь порядок, и в шесть раздался только первый гудок. А в семь ворота на завод закрыли. Мастер был заранее предупреждён и через некоторое время вышел переписывать опоздавших. Дисциплина — дело серьёзное. Здесь нельзя давать слабину. Эту тему я ещё раз обсудил с Антоновым. Пусть у нас ещё только один цех и сорок рабочих, но мы сейчас закладываем основу всему комплексу и коллективу. В ответ услышал мнение Александра Васильевича, что производить станки в России вообще дело невыгодное. Дорого по всем показателям. Это я и без него хорошо знал, напомнил, что в первую очередь станки мы будем использовать у себя, а конкурировать с Европой и Англией сможем только качеством и уникальностью оборудования. Насчёт уникальности я не сомневался. Аналога того фрезерного станка для нарезки зубчатых колес, который пока в чертежах, ещё нигде в мире нет. Как нет токарных автоматов и полуавтоматов. Но главное, у нас будет стандартизация. При поломке какой-то детали её можно будет заказать и заменить. Почти сразу перейдём на электродвигатели, которые тоже нужно производить самим. Пока же для изготовления этих супер-станков задействуем оборудование конца XIX века. Паровой молот, паровые машины и так далее. Сталь и чугун тоже покупаем. — Здесь отливают станины для станков, — тем временем вёл меня по цеху директор. — Нам нужен химик на завод, — тут же добавил он. — Я пригласил трёх кандидатов. Только Сергея Павловича сейчас нет. Может, вы пообщаетесь? — Александр Васильевич, вы отберите подходящего кандидата, а я посмотрю. Чем дольше я ходил по заводу, тем больше осознавал, что пора отправлять сюда Артёма. Серёга уже не справляется с объёмом всего, что монтируется. Рабочих начнём набирать всё больше и больше. Нужны ещё мастера, которые будут чётко знать свой участок работ. Эта бездонная финансовая яма тянула денег немерено. Восемнадцать иллюзионов столицы работали только на то, чтобы обеспечивать деньгами комплекс будущих заводов и рабочий посёлок при нём. Отстроены две трёхэтажные «хрущёвки». И ещё будут строиться. Условия в домах самые примитивные. Топят печами, таская дрова на третий этаж. Летом готовят на керосинках. Зато имеются водопровод и водонапорная башня, снабжающая всю территорию завода и дома. Пока потребление воды минимальное. Заселён только один дом. А ещё я сегодня у ворот пригрозил всем опоздавшим, что если их уволят, то с квартир придётся съезжать. Пока я разгребал дела на заводе, нанимал персонал, следил за погрузкой материалов и гонял тех немногих имеющихся рабочих, близнецы увлечённо готовили статью для журнала о вреде никотина. С восторгом описывали своё посещение морга и то, какой Афанасьев отличный специалист в своей области. Патологоанатомом Михаил Иванович был первоклассным. А ещё и хорошим исследователем. Меня удивило, что он раньше не заметил очевидное. Сам же Афанасьев признался, что в последнее время в морге тел здоровых людей наблюдать ему не доводилось. Разве что совсем маленькие дети, но их редко отдают патологоанатому. Горожане этого времени подвержены ряду заболеваний. И влияние никотина на лёгкие не самое серьёзное, что можно обнаружить внутри пациентов морга. Наша совместная статья называлась «Изучение влияния никотина на лёгочную ткань». От себя я тоже немного добавил, что не мог отследить патологоанатом. Указал, что при резком отказе от курения у человека в первое время может усилиться кашель. Делать рисунки тоже пришлось мне самому. А затем ещё размещать этот заказ в мастерских. Только литографией можно было достоверно передать оттенки и изменения в лёгких. Дорогие иллюстрации получились. Но речь шла о здоровье, и я не экономил. Для людей со слабыми лёгкими, живущими в Петербурге с его и без того не самым хорошим климатом, статья в журнале могла что-то изменить к лучшему. Я очень засомневался, что моя пропаганда гигиены и здорового образа жизни доходит до широких масс, когда двадцать первого октября всё же прочитал в газете некролог, извещающий о кончине Петра Ильича Чайковского. Конечно, теперь появился ещё один повод для написания статьи о кипячении сырой воды, но как-то грустно осознавать, что я не пришёл-таки, не постучал в дверь, не предупредил. Рисунок для портрета в журнал взял из той же газеты. В статье высказал соболезнования по поводу утраты, припомнил заслуги композитора и — опять двадцать пять — высказался о холере. Если быть объективным, то не только от холеры спасёт кипячение воды. Сейчас всякой заразы хватает. Чем крупнее город, тем больше вероятность подцепить что-то из кишечных или кожных инфекций. С удивлением я узнал, что в мае Русское общество охранения народного здравия открыло первую Всероссийскую гигиеническую выставку, почётным председателем которой являлся Великий князь Павел Александрович. В октябре выставка ещё продолжала работать, и я её посетил. Как-то моё понимание гигиены всё же значительно отличалось от того, что было представлено на Манежной площади. Общество трезвости (оказывается, есть и такое в XIX веке!) представляла чаеторговая фирма, располагалась она в двухэтажной сборно-разборной даче. Другим сюрпризом было то, что этот домик собрали финны. Всем посетителям сообщали, что эту дачу уже приобрёл Александр III. Отдел Министерства путей сообщения тоже участвовал в выставке, уложив железнодорожные пути, на которых стояли десять вагонов. Имелись и духовой оркестр, и ресторан, и буфеты. Только сама гигиена была освещена слабо. Серёга вернулся из Кривого Рога, как раз когда журнал был напечатан и вышел в продажу. Пользуясь своим знакомством с именитыми врачами, я выпросил несколько адресов и разослал несколько номеров по почте. Не знаю, будет ли их читать герцогиня Екатерина Михайловна, но Захарьин точно прочитает. Он даже спрашивал о новом номере. В бандероль для профессора Захарьина я вложил письмо с пожеланием увидеть его статью в журнале. Не то чтобы я так жаждал её получить. На самом деле я банально и довольно грубо льстил. Мне нужны связи в высших кругах столицы, так почему бы не использовать моё знакомство с профессором? Не самый плохой способ их заиметь. Серёга напомнил мне, что нужно разделить зрительскую аудиторию в иллюзионах. Пока его посещают все подряд. Но уже пора делать фильмы или мультфильмы для детей. Например, сказку «Конёк-горбунок» или «Золотую рыбку». Вот с такими творческими планами я и был отправлен домой. Всю дорогу рисовал раскадровку, развлекая близнецов. Те с удовольствием почитали стихотворную сказку, заверили, что такой мультфильм очень понравится не только взрослым, но и детям. Только нужно подобрать хорошего декламатора для чтения текста. О том, что кино может быть звуковым, я благоразумно промолчал. Вере Степановне и без того забот хватает, она переправляла малыми партиями изониазид в Екатеринодар. В школе охрана получше. Артём собирался всё это забрать в Петербург. Как только получим официальное разрешение, сразу начнём продавать препарат врачам. Какую они запросят цену и каких именно больных выберут в первую очередь, не нам решать. Доучивать начальников цехов Артём планировал уже на заводе. Из первого набора школьников можно было забрать восьмерых, которым исполнилось семнадцать лет. Выбрали тех, кто интересовался техникой. Химикам я тоже пообещал работу в Петербурге, но вначале они должны пройти практику в Крымской. — Делай сейчас упор на электриков, — рекомендовал мне Артём. — Болот, конечно, подтянет ребят в мастерской, но тебе проще перекинуть часть забот на учителя физики. На Ваську я думал вообще всю школу повесить. Именно по этой причине в этом году новых учеников не брали. Я предполагал, что меня вызовут в Петербург, когда изониазид вылечит первых именитых пациентов. Артём собирался сам, собирал мальчишек, упаковывал багаж, а я быстро пробежался по знакомым. Заглянул в первую очередь к Павлине Конкордиевне. Родственница была плоха. Маруська сообщила, что было улучшение. Тётушка даже ходить начала. А потом, по словам доктора, случилась грудная жаба — стенокардия в привычном мне названии. Тот нитроглицерин, что я оставлял, помог, но Маруська не сразу о нём вспомнила. Весь день я провёл в доме на Екатериновской, слушая Маруськины причитания и поглощая то блины, то оладушки. В магазине дела шли неплохо. Ассортимент у нас не сильно менялся. Варьировался только от сезона. Для Петрова стало неожиданностью, когда раскупили вязаные шапки. Стоили они недорого, но в прошлом году их мало кто брал. Зато наши ученики в демисезонный период ходили в таких шапках. И, видимо, повлияли на городскую моду. Молодёжи понравилось носить такие головные уборы, а мастерская вязальщиц быстро сориентировалась на появившихся покупателей. Мария в доходный дом приходила, и не раз. Но меня в городе целый месяц не было, а у Петрова были строгие инструкции. Да и ключи от личных апартаментов я не оставил прислуге. Зачем убираться, если меня не будет? В аптеке тоже проблем не наблюдалось. Много народа спрашивало стрептоцид, но всем сообщалось, что его получает только Общество врачей. От них, кстати, было письмо. Тот самый стрептоцид и просили. Мне срочно требовался секретарь, чтобы отвечал на послания. Или секретарша, как у Серёги Груша. Нужно будет у госпожи Губкиной поинтересоваться на этот счёт. Последним пунктом проверки стоял Зарян с его охранной конторой. Он набрал уже двадцать человек. Молодых и не очень. Бывшие казаки все были возрастом от сорока лет. Но главное, конечно, их навыки и умения. Заряну я рассказал ситуацию на заводе и высказал свои пожелания, как и что можно улучшить. Завод ещё не вызывает ни у кого интереса, но думаю, позже начнётся промышленный шпионаж и, не дай бог, диверсии. Расписал Заряну всё, что может случиться, в духе боевиков XXI века. Казак аж заслушался, попросил ещё чего-нибудь на эту тему. Мне лясы точить было некогда. Велел Заряну свою «олимпийскую сборную» показывать. Где он их таких нашёл, я даже представить не мог. Похоже, выбирал по принципу, кто лобешником верхнюю перекладину дверного проёма зацепит. — Дружбан мой Мишка, старшим в столицу отправлю, — представил Зарян самым первым громилу с переломанным носом. На морду и бицепсы этого Михаила я только глянул и еле проквакал своё «Николай Иванович» в ответ. Будущий начальник СБ завода произвело на меня неизгладимое впечатление. Нужно будет им всем пошить одинаковую форму. Примерно такую, как у ОМОНа. В смысле, удобную. А по цвету подберём из местных аналогов. Выезжал отряд из шестнадцати человек чуть позже, чем ученики. К тому же казаки брали с собой лошадей, так что пассажирский поезд им не подходил, и нужно было решить ряд формальностей. Артём вёз мальчишек первым классом. Мне нужны здоровые, без инфекций парни по прибытии в Петербург. Да и не так это дорого для меня. С утра в день отбытия я выстроил всех учеников — тех, кто оставался и кто уезжал — на площадке перед школой. Будущую службу безопасности тоже построил, чтобы сразу вливались в коллектив к своим подопечным. Начал с поздравлений. Вручил каждому из восьми учеников свидетельство о получении образования в моей школе. Пусть чисто символически, но для ребят это важно. — Вы едете на завод не работать, не применять полученные в школе знания! — ораторствовал я. — Нет! Вы уезжаете менять историю страны! В России нет подобных станкостроительных заводов. Русские промышленники покупают станки в других странах, тем самым оплачивая труд чужих рабочих. В общем, накрутил парней до фанатичного блеска в глазах. Они точно верили, что отправляются менять историю России. И пусть кто мне скажет, что это не так! Лица учеников, остающихся в школе, выражали крайнюю досаду, что они по возрасту ещё не могли отправиться на завод. Ничего, придёт и их время. Процесс прогрессорства уже запущен на полную мощность.