ID работы: 8024682

На тебя даже смотреть грустно...

Джен
NC-17
Завершён
75
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
20 страниц, 2 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
75 Нравится 8 Отзывы 12 В сборник Скачать

А я ведь твой сын!

Настройки текста
«Идиот! Тебе не выгодны эти условия!» — первое, что услышал немец, когда после победы СССР над Третьим Рейхом, ему дали право управлять страной самостоятельно. Тогда не верящий в призраков и духов, бедный парень думал, что у него шизофрения. Но, как выяснилось позже, Третий не выполнил свой план по захвату мира, и поэтому его душа осталась не упокоенная. Правда, узнал об этом Германия, когда тот, вдоволь поиздевавшись над его психикой, рассказал, по какой причине здесь и что без победы никуда не уйдёт. — Ты там долго сидеть собрался? — строго спрашивает призрак, видя, что его сын, забившись в угол комнаты, дрожит и крепко сжимает в руках кухонный нож. — Этим ты собираешься перерезать глотку СССР? — Я… У Германии от страха дрожит голос, как и всё его тело. Аккуратно выглаженная утром рубашка сейчас напоминала мешок от картошки. Джинсы испачканы в кофе и земле оттого, что, испугавшись резкого появления отца, бедняга опрокинул на себя всё, что было рядом. А в памяти всплыли воспоминания его жизни во время Второй Мировой, когда ему было одиннадцать. Ночью постоянно не спалось от жутких завываний. Спросить у отца, кто ноет, он не осмеливался, да и сознание подсказывало, кто это мог быть. Всегда одетый в свою чёрную нацистскую форму со свастикой на рукаве, нацист, беспощадно издеваясь, приговаривал: «Я выбью из тебя сочувствие! Сильная страна не знает таких слов!». И сейчас он такой же. Только неживой. «Нет, он не прав!» — твердит себе Германия и слегка улыбается. Он поднимется с колен, но не ценой жертв. У сына Третьего Рейха свой путь — мирный. Во всяком случае он будет стараться ему придерживаться. — Нет, отец! — безапелляционно отказывает немец и встаёт с пола. Страх куда-то пропал, а на смену приходит уверенность. На данный момент он независимая страна и должен иметь честь, в первую очередь, перед собой. Встать перед призраком прошлого и покончить с ним, показать, что он сам выбирает своё будущее. — Что ты сказал? — вмиг голос отца становится похожий на рёв. — Повтори, паршивец! — Я сказал, что не собираюсь никого убивать и вести твою политику! Я не ты! И никогда таким не стану!       Последующие события Германия помнит лишь обрывками. И самый яркий из них был, когда отец, хищно улыбаясь, сказал: «Ах, да! Я же не упомянул, что призраки могут приносить физическую боль. Жаль, что распространяется это только на родственников!». После этого парень лежал с сотрясением мозга в больнице. Больше Германия ни разу не заговорил с отцом, даже когда тот грозился снова избить его до полусмерти. Парень молчал и думал: почему именно он?       После выписки ничего не изменилось, только бумаг стало больше, как и проблем. Хотя куда может быть больше? Отец всё также продолжал над ним издеваться. Заполучив одобрение народа, Третий Рейх на этом не успокоился и начал давить на мозги правительству, так еще и народ начал требовать, чтоб правительство пристушалось к призраку, но армия давала явно понять, что повтора не будет. Все это очень бесило молодого немца, поэтому в один ужасный день, Германия высказал всё, что думает об отце. — Я дал тебе всё, чтобы ты стал великой страной! А что в ответ? — вёл диалог с сыном нацист, зная, что Германия слышит его, но отвечать не будет, лишь прятать виноватый взгляд. — В ответ ты, мерзавец, ведёшь себя, как святой! Разрешаешь устраивать гей-парады для этих мразей! МРАЗИ — они не часть народа! И где главное? В Берлине! Как я сочувствую ему. Ах, бедная Бавария. «Любовь должна быть равной! Нельзя запрещать любить!», — с отвращением проговорил призрак, выплёвывая слова. — Тьфу, мерзость! Жалко на них свинец тратить. Сжечь на костре! Ну чего ты молчишь? Сказать нечего? — Замолчи! — тихо прошипел немец, громко стукнув ручкой по столу. За всё это время Германия заговорил впервые. — Ты ничего не знаешь! — Заголосил всё-таки! Я знаю одно — ты позор! — Единственный позор это ты! — парень стукнул рукой по столу, и с полным ярости взглядом уставился на отца. Терпение его лопнуло. — Ты убивал из-за национальности! Ставил опыты над слабыми и побеждёнными! Теми, кто не мог тебе ответить! А кто мог, тот лежал в земле! Ты даже не проявлял уважения к достойным противникам! Ты и твоя идеология просто отвратительны! Я ненавижу их всем сердцем, поэтому никогда не приму то, что ты пытаешься мне навязать! И ты не представляешь как я рад, что Союз тебя остановил и победил! А всё, что ты мне дал, — ничто!       При упоминании СССР рука Рейха дёрнулась в сторону сына. Призрак опять на грани срыва, но ФРГ будто этого не заметил и продолжал высказывать всё своё отвращение к политике отца. Нацист этого стерпеть не смог, он достал нож, который всегда имел при себе, и метнул в приемника. Холодное оружие вонзилось в стену позади Германии, а сам немец только сейчас почувствовал, что плечо почему-то начинает щипать и гореть. Он перевёл взгляд на больное место и увидел на плече глубокий порез, а кровавое пятно на рубашке быстро росло. К боли Германия давно привык, но вот душевные раны, увы, на протяжение нескольких лет всё никак не заживали. — Я надеюсь, ты понял, что будет с тобой дальше, если ты не заткнёшься?  — спокойно спросил Третий Рейх и уверенно пошёл за оружием. Германия так и остался стоять в ступоре и очнулся, только когда призрак похлопал его по кровавому плечу. ФРГ зашипел и хотел было отскочить в сторону, но фюрер был сильнее и ловчее. Он схватил руки парня и заломил их назад, сжав в запястье своей. А второй взял сына за шею и надавил всей силой, заставляя сына сесть на колени. Из глаз невольно начали появляться слёзы, и страна начал жалеть, что не ответил отцу и опять ушёл в свой внутренний мир. — Повторяю для тупых: Ты понял, что нужно заткнуться про мою политику и не вякать? Понял, мразь?! — орал призрак и отпустил шею немца. Германия тяжело дышал и сдерживался, чтобы не заорать от боли, но и отвечать отцу он не намерен. Не получив ответ, нацист поставил ногу между лопаток Германии и медленно начал надавливать, любуясь, как тот пытается сопротивляться. Фюрер был настойчив и прикладывал силы, отчего тело младшего медленно начало прогибаться к полу. Плечо ныло и ужасно болело, силы сопротивляться кончались, и куда может быть хуже? А вот может, оказывается. — Отвечай, иначе я свой нож об твои кости точить начну! — в ухо сыну рычит нацист и даёт подзатыльник. — Сотни евреев на себе опробовали этот способ, и никто не сказал, что им понравилось!       У Германии началась истерика, которую он пытался подавить. Язык заплетался, но страна пытается внятно говорить, чтобы не разозлить призрака ещё больше. Как в прошлый раз. — Я-я-я понял, отец…пожалуйста, хватит… — Полным предложением!  — требовал Рейх. — И как я тебя учил! Совсем распустился без порки!       Немец сглотнул, а всё тело резко похолодело, и даже слёзы на какое-то время остановились. Зато тело начало крупно дрожать. — Прости, отец, я больше не буду, — как заученным текстом проговорил ФРГ, — при тебе обсуждать…твою политику…я всё понял…       Слова давались с трудом не столько физически, сколько морально. Он прогнулся под отца, он подчинился ему, не так всё должно быть! Не так! Он должен сейчас сидеть в комнате и разгребать бумаги с проблемами. — Можешь, когда хочешь! — настроение у Рейха менялось за доли секунды, и от ярости и гнева осталось лишь ледяное спокойствие. Он ещё при жизни был с неизлечимыми психическими расстройствами, и рождение Германии было сродни чуду. Чудо и то, как республика смог выжить с таким отцом в условиях войны. — Поднимайся и иди за аптечкой. Я буду ждать тебя в гостиной.       Третий Рейх убрал ногу и отпустил сына. Поправив фуражку, он гордо зашагал в комнату, оставив парня одного. — Рассказывай, что с тобой сделали после моей смерти, — услышал Германия, когда, успокоившись, в зале обрабатывал своё плечо. — После твоего суицида, меня разделили на два сектора, — слегка поубавив пыл, рассказывал Германия. — Формально я был независимой страной, но находился под политическим и экономическим влиянием других государств. Мне…мне пришлось отрабатывать за тебя одновременно для Франции, Британии, Америки и СССР, он часть своей оккупационной зоны передал Польше.       Услышав, что Польша тоже имела некую власть над сыном, Третий Рейх искренне засмеялся. Но видя серьёзное выражение лица страны, немец лишь выдохнул, как бы говоря «Продолжай, отродье!» — Мою территорию разделили стеной пополам, — с нервным смехом проговорил республика, смачивая салфетку перекисью. — Всё, что я и города отрабатывали, уходило победителям войны. Неделю я работал на заводе у Британии, затем шёл дорабатывать к США, Франции и СССР. — И поэтому ты хронический трудоголик? — Наверное, — Германия затих, не решаясь говорить дальше, но крик отца «А дальше что?» заставил через силу продолжить. — Из-за тебя все видели во мне нациста, они видели во мне тебя и всячески наказывали, называя это профилактикой от нацизма. Чтобы я не стал, как ты. Впоследствии у меня развилось раздвоение личности. — Что-то по тебе не заметно! — усмехнулся призрак, с интересом наблюдая за сыном. Такой беспомощный и трусливый перед ним он пытался показать себя сильным, но Рейх знал, что в глубине души Германия его боится, до чёртиков боится. Но было одно «НО»! Он знал сына в детстве, но ФРГ вырос, и что-то в нём всё-таки изменилось. Поразмыслив, Рейх заключил, что к характеру сына добавились упрямство и смелость, а также укрепились моральные качества, которые Третий всеми силами пытался выбить, но, видимо, не получилось.       Немец снял рубашку, осторожно протёр кровь возле раны, а затем достал специальный обеззараживающий бинт. Нацист, которого при жизни по ошибке называли фашистом, смотрел на всё это и думал, как так получилось, что из всего рода завоевателей вдруг родился его сын — гуманист! — Я…меня пытались вылечить, но до конца не получилось. — И какой ты — второй?  — в мыслях у отца Германии пронеслась одна идея, но без дополнительной информации рисковать не стоит. — Он…хочет уничтожить всех. Он ненавидит любую нацию и самого себя тоже…он пытался и меня убить, только вот СССР и Великобритания успели меня спасти, — последние слова Германия проговорил с некой досадой, а после зашипел — отец взял руки сына в свои и начал перевязывать рану. Своего тела же нет. — Зря спас! Такому придурку, как ты, только и остаётся сидеть под крылом сильной страны и ныть ему про то, как хреново живётся в мире! — закончив фразу, призрак туго затянул бинт, что заставило молодого немца ещё раз зашипеть уже от боли. Сопротивляться действиям отца бесполезно, если он, конечно, не хочет получить порцию синяков, которыми Рейх щедро его и так одаривает. — А ты наивно полагаешь, что меня все любили?! — рявкнул Германия и посмотрел на полупрозрачного призрака. — Повторюсь, они видели во мне тебя и мстили тебе, но страдал я! Потому что я твой сын! Они все меня ненавидели из-за тебя! — Еще раз наорешь на меня, вырежу на твоей спине свастику,  — ровным тоном пригрозил Рейх и продолжил разговор, как ни в чем не бывало.  — А как же СССР? Он же для вас добренький, никого не обидит и не тронет! Святой! — усмехнулся нацист, а затем чуть тише добавил. — Не он же вместе со мной делил Польшу в 39-м. — СССР, он хорошая страна. Жалко, что развалили…       Нацист не сразу понял суть предложения и посмотрел на сына, как на умственно отсталого, затем переспросил, не ошибается ли тот. Получив отрицательный ответ, немец спросил: «Что осталось от Союза?» Таить было нечего, поэтому Германия и на этот вопрос ответил. — Всё проще, чем есть! — нервно проговорил призрак, потирая ладони, а потом сорвался на истеричный смех. ФРГ стало не по себе от такого и, взяв рубашку, он хотел уйти, но отец остановил. — Мы ещё не закончили! Так что было? —…по началу…первые месяцы СССР…его охватывала месть и ярость, как только он видел меня… издеваясь, он спрашивал тебя, то есть меня: «Зачем ты развязал войну? Был другой способ решать проблемы...». Я не мог ему ответить и за это получал. Со временем его гнев приутих, он даже извинялся…но…опять срывался. И после того случая с неудавшимся суицидом он забрал меня лечить к себе…принял в свою семью! — голос Германии с каждым словом становился мягче, интонация приобретала радостные ноты. — Я познакомился с его детьми…они стали для меня настоящей семьёй, а Союз… — Заткнись! — проорал нацист, вскочив с кресла, и стремительно прошагал к сыну. — Заткнись, если жить охота!       На это Германия злорадно усмехнулся и крикнул то, чего в его положении не стоило: — Он стал для меня настоящим отцом!!! — Мразина!       Теперь Рейх понял, что произошло с его сыном. Его воспитал Союз! Его воспитал тот, кого всем сердцем ненавидит.       С таким остервенением он ещё не издевался над ФРГ. За один день Германия несколько раз просил Рейха убить его и не мучить, но нацисту было плевать. Острый нож аккуратно и не спеша выводил на спине и ключицах глубокие вырезы серпа и молота, свастики и слов на немецком. — К такому тебя Союз готовил? А? А где он сейчас? Он не придет к тебе на помощь! — Рейх знал, что все потеряно. Союз победил его не только на войне. Если хочешь победить врага — воспитай его детей. — Умоляю, хватит! Пожалуйста, отец!       Молодой немец уже сорвал голос от долгих криков и мольб прекратить, но разве был хоть один случай, когда садист внял просьбе жертвы? — Ты — идиот! Какая мне выгода от твоей смерти?! Удары, наносимые Третьим, били точно в раны, а ремень, затянутый на шею и не дававший свободно дышать, на другом конце, как поводок, держал Рейх. ФРГ забился в угол собственной гостиной и, забыв про боль, руками пытался ослабить ремень на шее. Слезы и ком, вставший по среди горла, мешали это сделать, но немец упорно продолжал схватку. Садист, наблюдавший за этим, оскалился широкой и зубастой улыбкой, так как заметил, что стране получилось слегка ослабить хватку ремня. — Ты — отродье! — прорычал Третий Рейх и почему-то вспомнил, что у Германии были очки. А где они? А! Вон там углу валяются, после того, как он вонзил свой нож в ногу сына и хотел посмотреть ему в глаза, а очки мешали. — Знай своё место, собака! А место собаки у ноги хозяина на поводке. А раз ты собака, то должен слушаться беспрекословно! Беспрекословно! Рывок. ФРГ падает к ногам фюрера. Пол под немцем и ногами нациста становится бордовым; слышатся хрип вперемешку с кашлем. — На колени сел, псина! Германия не произносит и звука, когда пытается подняться. Подняться не на колени, а в полный рост. — Придурок! Пинком перевернув сына на спину, садист поставил ногу на грудь Германии и потянул ремень на себя, напевая свой гимн.

***

      Оставшуюся неделю немец лежал в больнице и приходил в себя. Рейх уже не наносил сильных физических травм, и Германия выписался, но на долго ли?       Как-то объявили собрание и, конечно, Германия просто обязан на него явиться раньше остальных. Надо привести мысли в порядок, собрать бумаги и многое другое. И всё ФРГ мог успеть, если бы в этот день нацист с большим упорством с самого утра не давил на нервы молодой стране, говоря, что таким, как он, жить не положено и лучше бы Рейх его пристрелил. Германия лишь молчал и отворачивал голову. Он помнит всё до малейшей детали. Помнит, как им отец прикрывался, когда Союз нашёл его укрытие и грозился взять того в плен, на что нацист ответил: «Раз ты хочешь взять меня, то сначала убей ребёнка, СССР! Видишь, он твоя преграда! Так чего ты стоишь? Убей его! Убей! Или как у вас говорят: кишка тонка?». Помнит, как слезы текли из глаз и тело дрожало от страха. Помнит, как отец толкнул его своему заклятому врагу, чтобы выиграть время и сбежать. Помнит, как его паймал Союз и сразу же вырубил приклатом автомата возле шеи. Помнит, как ждал писем от отца, когда был в плену. Помнит, чёрт возьми, как плакал над трупом отца! Он всё помнит! — Была бы возможность, одними розгами с солью ты не отделался! — от этих слов у парня внутри всё похолодело и ноги слегка задрожали. — Я бы лично устраивал тебе порки за неуважение ко мне и выжигал каждый день на твоём теле свастику и слова моего гимна!. Германия хорошо помнит ужасы войны, и как кричали плененные Польша с Россией, когда на их израненные от плеток спины, отец высыпал целую солонку, а потом с искренним интересом спрашивал, их ощущения.       Поэтому немец пришел одновременно с Россией, то есть на полчаса позже. — ドイツくんばエクスペディアが簡単、便利ではないことが? (Германия-кун, с тобой точно всё в порядке?) — волнуется Япония, видя отвратительное состояние приятеля. Конечно же, нет! Когда весь мир будет у его ног, а то есть моих, только тогда всё будет в порядке!  — срывается на крик Рейх, но, кроме сына, его никто не слышит, что бесило ещё больше. — Ja, mir geht's gut, ich bin einfach nicht leicht geschlafen. (Да, всё нормально, я просто слегка не выспался.)       Ему, конечно, не верят, но больше не пристают…кроме нациста, который не затыкаясь, проклинает сына и в красках описывает, как с огромным удовольствием заживо сжигал людей в печах, наслаждаясь их криками боли и отчаяния; как маленьким деткам, которым «не повезло не родиться немцами», иглой прокалывал пальцы и выковыривал ногти и что-то ещё, но слушать Германия не желал. От этих историй у парня сердце кровью обливалось и он ещё больше ненавидел отца. Но нациста не волновали чувства сына. Его вообще ничего не интересовало, кроме собственной цели. — Geh Weg! Hör auf, bitte! (Уходи! Хватит, пожалуйста!) — забыв, что он на собрании, кричит на отца сын, чем привлекает к себе внимание. «На тебя даже смотреть грустно…» — Sorry, Germany? — переспрашивает Великобритания, не понимая, чем он вызвал такую реакцию у соседа своими речами. —…tut mir Leid, ich bin nicht Ihr, ich habe gerade, fortsetzt. (…прости, я не вам, просто задумался, продолжайте) »…что говорить о тебе, как о державе, язык не поворачивается!»       Великобритания и США с Францией переглянулись. Они хорошо помнили, как вторая личность Германии устроила Союзу и его соседям «небольшие неприятности». «Помолчи!» — шепчет ФРГ отцу и в душе молится, чтобы пришёл Великий СССР и забрал Третьего Рейха с собой, ну или его самого. Он уже устал от всего этого!

***

      За окном медленно падал снег, красиво ложась тонким слоем на поверхность дорог и домов, придавая им некую долю сказочности. — Прошу, исчезни! — умолял Германия, сидя за письменным столом и разгребая бумаги в час ночи. Нервы сдают к чертям. Аппетит пропал. Уже через две недели после появления отца парень стал похож на анарексичку. Синяки под глазами от недосыпа уже не прикрывает окантовка очков. — Уйди, пропади! Перестань! Меня! Мучить! Что я тебе сделал? За что ты так со мной? — слёзы невольно наворачивались на глаза, но немец быстро их стёр. Нет, он не покажет себя слабым при нём. — Наивный идиот, — сладко протягивает старший немец, любуясь погодой за окном, которая невольно заставляла вспомнить прошлое. — Ты всегда был бестолочью.       Парень не ответил, и в кабинете наступила долгожданная тишина. Поняв, что в этот момент, когда отец о чём-то задумался, можно заняться бумагами, Германия прочитал первый попавшийся документ и, взвесив «за» и «против», быстро подписал его. Третий всё также о чём-то думал, пялясь в окно, что не могло не радовать младшего. Поэтому сейчас было отличное время провернуть один трюк. Так как нацист стоял к нему спиной, парень смог незаметно достать из кармана беспроводные наушники и подключить их к телефону. — Но знаешь, даже бестолочь можно исправить! — улыбнулся Рейх и, резко развернувшись, направился к сыну. Но тот почему-то не удосужился даже поднять головы на отца, всё также вчитываясь в бумаги, что заставило удивиться, а затем занервничать. А Германия праздновал свою маленькую победу. Голос отца хоть и был слышен, но если не прислушиваться, то можно сосредоточиться на несчастных бумагах. Мелодия его не отвлекала, а даже наоборот — успокаивала. — И тебя исправлю!

Знал бы он, насколько ошибается!

      В следующую секунду Рейх, не жалея сил, припечатал голову Германии к столу и повторил то, что говорил ему каждый божий день: «Я — твой АД, и только когда мир будет у твоих ног, только тогда твои мучения закончатся! Прими ты наконец мои слова и делай, что тебе велено!».       Нацист был вне себя. Германия, схватившись за голову, медленно встал со стула. К счастью, он недавно сменил стёкла очков на более крепкие, поэтому этот удар они выдержали. Рейх до этого уже как месяц не бил сына, считая, что это бесполезно. Какой толк, если убить не можешь, а от минимальной потери крови это проклятье с больничной койки две недели не встаёт. Но сдержаться оттого, что его игнорируют, игнорирует его сын, он не смог. — Прошу, хватит! Я говорил, что не пойду по твоему пути, — последнее, что произнёс Германия и ушел в другую комнату. На сегодня работа окончена. Голова болела, а мозг отказывался сотрудничать, поэтому сон — единственный способ, чтобы забыть о боли и спокойно отдохнуть. В такие моменты Германия не хочет просыпаться…никогда.

Но как говорит Россия: «Всего хорошего помаленьку!»

Проснулся немец оттого, что сквозь сон услышал русскую песню, которую посоветовала Москва: «Враг навсегда остается врагом, не дели с ним хлеб, не зови его в дом…» и пощёчин, как не удивительно, от отца. — Ты там сдох, что ли? — услышал парень и, с трудом встав с кровати, сонным взглядом посмотрел на время.

06:33

      Вставать совсем не хотелось, ибо опять тянуло в сон, которого организму так не хватает. Но делать нечего, впереди тяжёлый рабочий день. Сняв наушники и выключив песню, немец вяло обратился к нацисту: — Отец, ты хоть по утрам можешь меня не трогать? Видишь же, что и так плохо.       От этих слов призрак оскалился и опять повторил то, что Германия слышит каждый день, но добавил, что сегодня ему пощады не будет, потому что настроение у Рейха ни к черту.       Парень поник и заковылял из комнаты. Он уже не может жить в этом аду, он устал! Каждый день, каждый час, каждую минуту в голове крутится мысль о самоубийстве и долгожданной свободе. Хочется разреветься, как девчонка, чтобы хоть как-то заглушить боль, которая сопровождала его с самого рождения и не оставляет до сих пор. Но в чём он так провинился? Он всего лишь хочет свободы! Свобода! — волшебное слово, которое не каждый может понять. Пока ты не почувствуешь на собственной шкуре, что такое настоящая «клетка», невозможно осознать истинную сущность свободы.       В очередной немой истерике Германия закрылся в ванной и, сев на пол и поджав под себя колени, начал тихо выть. Без слез, их уже не осталось. — Может, хватит отпираться? — немец вздрогнул, услышав голос отца у самого уха. Он хотел встать с холодного пола и уйти от очередного разговора, но крепкая рука Рейха легла на больное плечо, не дав возможности подняться. — Твоё упрямство лишь губит тебя. — Моё упрямство спасает мир от тебя! — за эти слова Германия получил подзатыльник и пощёчину, но это не остановило начавшуюся истерику. — Ты монстр! И хочешь, чтобы я стал таким же! Да лучше смерть!       Парень резко повёл плечом и, воспользовавшись замешательством отца, вскочил и понёсся в свой кабинет. Он знает, что бежать бесполезно. Знает, что Рейх пройдёт через любые преграды. Знает, что ничего сделать не может. Говорят: «Мой дом — моя крепость». Тогда, считайте, у Германии нет дома.       В голове внезапно за несколько секунд зародился план мести отцу, отчего Германия шарахнулся на ровном месте, будто от невидимой стены. Его пугают собственные мысли, но он почему-то им начинает улыбаться. ФРГ отомстит отцу. Он же всё-таки его сын!

***

      Через три недели после этого инцидента вновь собирается собрание, на которое просил всех собраться Германия. У парня есть одна очень важная новость, которую нужно срочно сообщить, поэтому прийти были обязаны все. — Что же ты задумал, мелочь? — следуя за сыном, спрашивает сам себя Рейх. Предчувствие подсказывало ему, что будет что-то глобально ужасное, но нацист не мог понять, что именно. — Hi, Germany! — поздоровался США, отлипая от своего телефона. — Привет брату по несчастью! — поздоровался Россия. Видок у федерации был тот ещё, но по сравнению с ФРГ, русский был на позитиве и счастлив, что не удивительно. РФ славился крепким здоровьем и нервами, поэтому он и вырос сильной странной. Но не это было так важно. Главное, что были братья и сёстры, которые морально не давали русскому духу упасть и подчиниться, хотя их ряды заметно поредели, а тут ещё истерики Украины. — Guten Tag (Добрый день), — с некой долькой радости произносит Германия и садится за стол, осматривая присутствующих. Все лидирующие страны пришли, вот и чудненько! — ФРГ, я надеюсь, ты понимаешь, что с тобой будет, если ты ляпнешь что-то не то? — рыкнул Рейх, стоя возле сына и смотря на него. Во время собраний он его физически не трогал, лишь говорил, что надо делать…хотя прекрасно знал, что молодняк его всё равно не слушает. — Закупайся военными технологиями, сам ты оружие хреново производишь! — Навіщо скликав нас усіх? (Зачем созвал нас всех?) — спросил Украина, складывая руки в замок и с интересом осматривая остальных, особенно Россию и Америку. — Also, heute bin ich, die Bundesrepublik Deutschland, aus der EU (Итак, сегодня я, Федеративная Республика Германия, выхожу из состава ЕС), — от этих слов США замер в шоке. Этого ему ещё не хватало!       Фюрер странно посмотрел на мелочь, размышляя, зачем тому выходить из ЕС и есть ли в этом польза. В свои дела Германия почти не посвящал отца, а когда тот требовал или, ещё хуже, заставлял, преемник сбегал на улицу. Был у них момент, когда сонный Германия подписывал бумаги, а Рейх воспользовался этим и руками сына начал подписывать то, что было выгодно ему. Парень тогда пытался сопротивляться, и все буквы были неразборчивыми, да и почерк с подписями у них разные, поэтому фюрер оставил эту идею.       Когда США осмыслил фразу немца и хотел уже прибегнуть к угрозам, Германия его нагло перебил. — Von diesem Tag an übergibt die Bundesrepublik Deutschland Ihre Territorien sowie die Außenpolitik der Russischen Föderation vollständig und wird zu Ihrer Republik (С этого дня Федеративная Республика Германия полностью передаёт свои территории, а также внешнюю политику Российской Федерации и становится его республикой), — на одном дыхании проговорил парень и, прикрыв глаза, выдохнул.       В кабинете настала гробовая тишина, от которой становилось неуютно. Хотелось сбежать и не возвращаться. «Что…       Телефон в руках США упал на стол, а его хозяин всё не мог опомниться от шока, как и остальные. …ты…       Беларусь забыла, что хотела сказать, и с изумлением глазела на немца. Впрочем, другие страны от неё особо не отличались. Хотя нет. Эстония со своей заторможенностью, ещё осмысливает. Россия подавился картошкой, которую втихаря принесла ему Беларусь, ибо из-за волокиты бумаг он даже не успевал есть, а тут время выдалось. Все равно на таких собраниях они только ругаются, а договариваются лишь при личных встречах. …сказал?! — Германия… — Entschuldige, Russland, aber nicht aussteigen. Denken Sie, dass dies eine Entschuldigung für das Große Inländische ist (Прости, Россия, но отказ не принимается. Считай, что это извинение за Великую Отечественную), — устало улыбнулся Германия. — Alle Dokumente, die ich von mir brauche, werde mache ich und Sie später besprechen (Все нужные от меня документы я сделаю, и обсудим их позже), — врёт. — Die USA, welche Sanktionen du auch immer verhängst und was auch immer du bedroht hast, ich werde die Entscheidungen nicht Abbrechen! Alle Contras zu Russland! (США, какие бы санкции ты не ввёл и как бы не угрожал, я решения не отменю! Все претензии к России!) — U aqldan ozgan! (Он рассудка лишился!) — впол голоса сказал Узбекистан, но его услышали все. И в правду, какая страна в здравом уме, по собственной воле подчинится другой да ещё передаст свои территории? — Құдай, Германия өзін мүлдем жеткізді! (Боже, Германия совсем себя довёл!) — знал бы казах, насколько он прав, то промолчал бы. — Russian, what's all this? I'm going to drop a nuclear bomb on your capital! (Русский, что всё это значит? Я сейчас ядерную бомбу на твою столицу сброшу!) — Твою мать, Германия!       После своей речи немец вышел из кабинета, оставив публику и самого Россию с шоком. Сейчас парень чувствовал себя…свободным! Будто камень, что он нёс на себе всё это время, вдруг «БАЦ!» и свалился. Германия ни о чем не жалеет. Он отомстил отцу, он ведь его сын. Поэтому осталось сделать последний шаг в сторону окна, и чувства вообще больше не будут существовать. — Я убью тебя! — взревел призрак отца, который напоминал бешеного зверя. Он появился из стены комнаты советов и, преодолев расстояние, «приласкал» сына к ближайшей стене со всей своей дури. — Мразина! Ты что творишь? — Отец, — размытым взглядом, прохрипел немец после того, как сознание и способность говорить к нему вернулись. Нацист решил дать сыну выговориться, но кулаки чесались, и сдерживать себя было сложно, — Я просто хотел, чтобы ты познал ад вместе со мной! Это последнее, что сказал парень, а затем он почувствовал, как на его шее сминаются крепкие руки. Рейх определенно убьёт его. "Если хочешь уничтожить врага, начни с того, чем он больше всего дорожит!" — этого придерживался Третий Рейх, когда стремился поработить Союз, теперь настала очередь Германии. Только в отличие от отца, тот не хотел никому вреда и зла. — Ты что творишь, гнида фашистская?! — слышится до боли знакомый голос за спиной отца, от которого тот замер в шоке.       Медленно повернув голову и ашарашенного смотрят за спину, нацист увидел сначало дуло автомата, направленного прямо на него, а затем и самого коммуниста.  — Давно в табло не получал?! — СССР! — проговаривает Третий Рейх, не понимая, что происходит. Перед ним стоит Союз со своей фирменной шапкой-ушанкой с красной звездой и в военной форме с автоматом Калашникова того времени.       В следующую секунду отец отпускает сына и ловко накидывается на давнишнего врага, вытаскивая своё оружие, с которым никогда не расстаётся, нож и пистолет. Сказать, что завязалась драка — ничего не сказать. Скорее это была бойня. И не дай бог к ним кто полезет. Они оба друг друга ненавидят, и теперь на это у них есть целая вечность, ведь оба призраки. Германия, откашливаясь и хрипя, смотрит на это представление с великим ужасом. Его будто обратно в прошлое перенесло. В то ужасное время войны. Туда, где… — Германи… — выйдя из-за угла, начал Россия, но в ту же секунду застыл на месте, наблюдая за дракой нациста и коммуниста. Настало время Российской Федерации удивляться прелестям и резким поворотам жизни. — Папа? Рейх? Какого, извините, х…       Договорить ему не дал Германия, который очухался и, через боль быстро встав, взял русского за руку, и повёл на выход. Нужен кислород! — Ты…ты тоже их видел? — Ja. Und ich werde sofort sagen: ich verstehe nicht bis zum Ende, was vor sich geht! (Да. И скажу сразу: Я сам не понимаю до конца, что происходит!)
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.