Осколок

      В жизни каждого существа, рано или поздно, но настает переломный момент. И приходится совершать выбор, который переворачивает жизнь. У кого-то тем судьбоносным моментом становится полное радости и света событие. Кого-то жизнь топит во тьме отчаяния. С улыбкой наблюдает, как ты мучаешься, захлебываешься слезами, в панике дрыгаешь ногами и тонешь, тонешь, тонешь… Сука!       Принять решение с холодной головой дано не каждому. Но Инк мог. Он просто перестал пить краску, чтобы обдумать произошедшее и взглянуть на вещи трезво.       Но даже на взгляд бездушного существа, выглядело его положение паршиво.       А ведь еще месяц назад все было как обычно. Тайна сотворения перемежалась с частыми битвами за жизнь миров. Старые враги, верные друзья и целая мультивселенная на ладони: такая хрупкая, такая важная. И он — верный воин за миры, всегда готовый покарать нарушителей покоя. Все так просто и понятно.       А потом случилось ЭТО!       Инк уже узнал причину произошедшего кошмара, но все еще не мог смириться, что позволил случиться подобному. Именно позволил! Если бы он был внимательней, если бы сразу понял, что Эррор слишком долго находится в ЛастТейле (что для него, мягко говоря, нехарактерно), если бы при встрече сразу осознал, что недруг не в себе, то тех роковых событий не произошло бы никогда!       К горлу подкатила тошнота от воспоминаний.       Эррор собирался покуситься на извращенный мир и не ожидал встретить в нем отпор. Многими ненавидимые, жители АндерЛаст привыкли не только любить, но и бить. Они защищали себя в привычной им манере. И лучше бы они изнасиловали неугомонного разрушителя. Черного скелета угостили местным «коктейлем» на основе решительности — дротиком в жопу. Да, тем самым, который изобрел Гастер, когда местные монстры потеряли способность иметь детей. Думал, что повышенная сексуальная активность исправит положение.       Помогло, да не тому.       Получив заряд «активности», Эррор сбежал из ЛастТейла и попытался переждать опасный момент в своей анти-пустоте. Та должна была убрать лишний код из его сущности. Но добраться до дома не успел, натолкнулся на Инка.       Не ведая о состоянии врага, Инк встал на его пути, толкнул привычную речь:       — Эррор, не смей разрушать миры, они — сокровища создателей. Давай будем друзьями! — и получил неожиданный отклик на свои слова.       Наплевав на фобию, Эррор буквально набросился на Инка. Повалил его и впился в него зубами. Не кусая, целуя.       Инк настолько сильно растерялся, что упустил момент, когда еще мог вырваться. Ему не дали времени ужаснуться, не дали права отказаться, просто заставили.       Секс их расы отличался от подвижного акта плотских форм жизни. Конечно, скелеты могли создавать нужные органы, если требовалось соитие с людьми или монстрами из плоти и крови. Доставить им удовольствие и получить немного своего. Привычное и смущающее на человеческий взгляд зрелище. Однако секс двух скелетов — это совершенно неинтересное зрелище. Но для самих участников такой секс — огромное событие. И опасное!       Даже Ласт никогда не вступал в подобную связь, предпочитая человеческую имитацию. Удовольствия в разы меньше, зато и шанса стать пылью мало.       Оголяются души. Они материализуются в реальном мире. Такие хрупкие, ранимые и слабые. Один удар ладонью — и труп гарантирован. У Эррора оказалась черно-синяя душа. Она в ожидании застыла между телами.       Еще можно сбежать. Обратиться чернилами и утечь. Последний шанс не дать случиться непоправимому. Но Инк застыл, словно кролик перед удавом. Он не верил в происходящее, даже когда чужая душа медленно проникла за его ребра в пустую грудную клетку. А Эррор прижался к нему как мог тесно. Казалось, их кости переплелись и впились друг у друга через одежду, будто стремились стать частью единого существа.       Инк глухо охнул, его глазницы опустели, мысли начали путаться с чужими, по телу будто прошлась волна тока, а слова:       — Эррор, остановись! — показались слишком тихими. Неубедительные речи проигравшего бой с любопытством.       Единение с чужой душой далось тяжело. Инка мутило, трясло, в голове билось «это надо остановить», но сил едва хватало на попытки остаться в сознании. Держался из последних сил. Но силы кончились, и он сдался. Когда расслабился, едва не закричал от потока, хлынувшего в него.       Он будто стал Эррором, узнал все его мысли, все страхи, все о его прошлом и о страшном желании закончить свое существование. Эти мысли, эти чувства доверительно, но насильно отдали ему. Заставили захлебнуться в откровениях. Топили в чужом сознании, как котенка в реке. Окунали в факты, били порогами чужой боли и желаний. Под конец Инк потерял сознание, оказавшись не в силах вынести подобного насилия.       Если бы кто заглянул в пустоту в тот момент, то узрел бы двух обнявшихся скелетов, которые спали на полу. Никому бы и в голову не пришла идея, будто он видит изнасилование.       Проснулся Инк в одиночестве. Возможно, Эррор даже не понял, что именно натворил. А может, понял слишком хорошо. Потому не удивился болезненному сну художника в своих объятьях. Решил сбежать подальше от ответственности за совершенную дикость. Удивительно, что не убил.       Инк проснулся опустошенным. Действие красок давно закончилось. Потому он смог трезво оценить произошедшее и пришел к выводу, к которому могло прийти только далекое от моральных принципов бездушное существо — ничего особенно страшного не произошло. Его не пытались унизить, покалечить, убить. Можно сказать, это дорогого стоило — подсмотреть за жизнью Эррора, подслушать его мысли и узнать детали его жизни. Тут скорее обидно должно быть Эррору, который не получил ничего взамен.       Но, несмотря на подобные мысли, следующие недели Инк избегал пить негативно окрашенную краску. Только позитив! Много позитива! И пусть жизнь кажется нескончаемой вечеринкой!       И все бы забылось. В следующую встречу непримиримые враги просто получили бы тему для новых словесных подколов и унижений. Однако так просто отделаться не удалось.       Все началось с мелочи. Одним утром магия перестала слушаться своего владельца.       — Что за дела? — удивлялся Инк, снова и снова взмахивая Бруми. Портал не появлялся. Он взмахнул один, другой раз и только на пятый появился портал.       Инк не придал случившемуся особого значения. Подумаешь, затупил, с кем не бывает. Наверное, забывчивость дошла-таки до такой степени, что он начал забывать, как магией пользоваться. Посмеялся над собой и продолжил день как ни в чем не бывало.       Все повторилось после дружеской посиделки, когда художник собирался открыть новый портал.       Магия вновь не сработала. Инк в раздражении взмахивал кистью под недоуменные взгляды друзей, пока ему вдруг не стало плохо. Не просто плохо, а ПЛОХО!       Вначале его вырвало чернилами, затем закружилась голова, ноги подкосились, и хранитель рухнул наземь, как подкошенный.       И вот он здесь, в лаборатории Саенса, ошарашенный новостью и оглушенный криками радости друзей. «Ведь ребенок — это так прекрасно», — однако, по мере того как они наблюдали мрачнеющее лицо Инка, их радостные вопли медленно затихали. И вот уже трое скелетов мрачно смотрят друг на друга.       Даже Блу понимает: дети не сочетаются с работой Инка. Никак, ни в каком виде, ни в каком количестве и качестве.       — Как поступишь? — спросил он сипло.       — Не знаю. Надо с Саенсом поговорить. Но, вы же понимаете, это проблема, которую я не вытяну.       — Мы поможем! — заверил его Блу.       — Ты не понял, ягодка, — Инк нахмурился еще сильней. — Я даже выносить не смогу. Родить тем более. Видишь же, моя магия отвергает «инородный объект». Да и даже если попытаться, то в первой же битве я получу ранения, которые убьют ребенка. Или магия не вовремя взбунтует, и убьют уже меня. Риск слишком велик.       Дрим оттеснил Блу и поспешил обнять внешне спокойного художника. Понимал: ему нужна поддержка. Однако от вопроса он не удержался:       — Но, звезды, Инк. С кем ты спал? И, извини за вопрос, но как ты додумался до столь опасного шага? Розовой краски переел?       — Я не пил и не ел розовую краску, — почти шепотом сказал Инк и прижался к другу сильнее. — И ни с кем не спал.       — Но тогда как?       — Это случилось не по моей воле, — огрел новостью Инк.       Дрим подавился воздухом и в ужасе вцепился в художника, будто после признания тот в пыль должен превратиться. Его лучшего друга изнасиловали, а он даже не заметил. Весь месяц ничего странного в его поведении не замечал. Друг, называется.       Блу не понял, о чем говорят друзья. В его мире о такой дикости даже не слышали. Секс являлся проявлением чувств и никак не мог быть насильным. Тем более для его вида. Дрим отмахнулся от наивного скелета и пообещал объяснить все позже. А Инк будто выронил внутренний стержень, сгорбился и обессиленно откинулся на подушку.       Когда вернулся Саенс, Инк попросил друзей выйти. Те обменялись понимающими взглядами и покинули палату.       — Как самочувствие? — издалека начал ученый.       — Паршивое, — признался Инк и сразу перешел к делу. — Не юли. Ты тоже понимаешь, что дети мне не нужны.       — Ты уверен, Инк? — Саенс не стал скрывать разочарования.       — Да.       — Твоя беременность — чудо. Ты уверен, что должен от нее отказаться?       — Да.       — Второй попытки может не быть.       — Мне и первой было не нужно. — Хранитель вздохнул и признался. — Меня изнасиловали.       Это поколебало желание Саенса уговорить хранителя оставить ребенка. Его мир был нейтральный — разное случалось. И если бы перед ним был другой скелет, подвергшийся насилию, то он незамедлительно избавился бы от плода невольной любви. Но в случае с Инком, с существом без души, можно было сделать исключение. Он не лгал, когда говорил: его беременность — чудо.       — Инк, — Саенс сел рядом, — у тебя нет души.       — Тоже мне новость.       — Это накладывает на тебя много ограничений, которых нет у других монстров. Например, твой партнер никогда не сможет зачать от тебя. А твой шанс зачать столь же мал, как у миров — вырваться из опостылевшего круга перезапусков. Потому я и хочу уговорить тебя дать этой беременности шанс.       — Саенс! Повторяю, мне не нужны дети! Моя работа слишком важна для всех миров!       — Я понимаю. Ты должен защищать миры и не имеешь право на ошибку, но подумай вот о чем. Твой ребенок не виноват, что получился в результате насилия. И он не виноват, что его отец усердно трудится на всеобщее благо.       — Еще он не виноват, что его второй отец Эррор. — Инк сказал это в надежде отсечь дальнейшие попытки убеждения. И вправду, ученый вздрогнул. Он хорошо помнил, как выглядит и чем славится разрушитель миров. Ребенок от такого индивида не мог являться пределом мечтания кого бы то ни было.       — Мне казалось, ты не ненавидишь его.       — Не ненавижу, — кивнул Инк. — Я вообще никого не могу возненавидеть, пока не выпью краски. И не будь я обязан хранить миры, я бы еще подумал. Ты прав, второго шанса на отцовство может не быть, но… — Инк прикрыл глаза ладонью. — Это слишком большой риск.       — Симптомы можно подавить лекарствами, — ученый не оставлял надежду уговорить Инка выносить ребенка. Плевать кто отец.       — Да, а когда магия вновь взбунтуется и откажет, то меня прибьют вместе с этим нежеланным осколком души! Да даже если я выношу и рожу, то что буду делать с ребенком? Я не могу его полюбить и воспитать!       — Тебе не обязательно заботится о ребенке. Всегда можно найти хорошую семью. И ты навещал бы его временами. Знал бы, что у тебя есть малыш. Может, позже научил бы его своим штукам. Это частичка тебя, понимаешь? Он мог бы стать хранителем, как ты.       — А еще частичка Эррора. И он мог бы стать разрушителем.       Саенс глубоко вздохнул:       — Хорошо, Инк. Я тебя услышал. А теперь я уйду и дам тебе время подумать. Если ты все же решишься на аборт, то я ни слова поперек не скажу. Твое тело — твое дело. К тому же ты прав, риск для тебя неоправданно велик. Однако если решишься рискнуть, то обещаю тебе помощь в чем бы то ни было.       Ученый ушел. Друзья попрощались, тоже решили дать другу собраться с мыслями.       Итак, Инк остался один в палате наедине с тяжелыми мыслями и трудным выбором.       Человеческие женщины кладут руки на живот, где растет их ребенок. Но у скелетов он набирается сил в виде сгустка энергии рядом с душой. Которой у Инка нет. Потому Инк обнял себя руками в попытке почувствовать пока еще живого малыша и попросить у него прощения. За все. За то, что не может подарить ему жизнь, за то, что не имеет душевного тепла и не сможет им поделится. За то, что выбирает жизнь множества миров, а не его.       Захотелось найти Эррора и дать ему в морду! Чтобы он хотя бы немного, но сожалел. Ведь львиная доля вины лежала именно на нем. Не соверши разрушитель того принудительного соития — и не было бы тяжелого выбора. Даже не выбора. Кто даст выбирать хранителю мультивселенной. Ему просто нужно принять тяжелое решение и продолжить жить как раньше.       Сколько он так живет? Защищает миры и пьет краску? Год, два, десять лет, а может сто? В пустоте время не имело значения. В застрявших в цикле перезапусков мирах — тоже. Все, что Инк мог сказать: сколько бы времени не проходило, в его жизни не случалось резких перемен. Однообразное, околобожественное бытие. В котором любое необычное, новое, свежее изменение начинаешь ценить, как глоток воды в пустыне.       Так может быть… рискнуть?       Рука нащупала желтый флакон. Но, нет, не он нужен был Инку. Вернее, не только он. Не глядя, художник смешал «надежду» и выпил.       Может быть, рискнуть.