Осколок

      Инк не спал. Даже приняв решение, он не мог смириться с тем, насколько оно эгоистичное. И потому проворочался всю ночь и наутро выглядел еще более разбитым, чем вчера.       Друзья, когда увидели его, испугались и не сразу решились порог палаты перешагнуть. Они пришли поддержать друга в его нелегком решении. И учитывая хмурый вид друга, они думали, что знают, какое оно будет.       Молча вошли, сели рядом и вместо приветствия натянуто улыбнулись. Они были готовы услышать страшные слова. Понимали, как Инку будет тяжело. Ему и сейчас нелегко. Вот только они не ожидали, что ему тяжело именно из-за того, что он принял решение вопреки всем логическим выводам.       — Знаете, — услышали они тихий голос хранителя миров. — А может попробовать?       Переглянулись и в непонимании воззрились на Инка.       — Попробовать что? — решил уточнить Дрим.       — Дать шанс этому ребенку.       Блу тут же растянулся в искренней улыбке, а Дрим беспокойно заерзал. В отличие от маленького друга, он понимал всю серьезность этого решения и понимал, какую тяжелую ношу и насколько большую ответственность Инк собирался на себя взять. В той же мере ему было жаль нерожденного малыша, хотелось сохранить эту маленькую жизнь. Потому Дрим только кивнул, не напоминая о рисках.       Саенс появился, когда друзья уже перешли на отстраненные темы и улыбались. Вошел, понял, что неприятная операция не состоится, и на радостях обнял хранителя. Повторил:       — Помогу всем, чем смогу, в любое время дня и ночи!       Инк немного приободрился и, наконец, убрал синюю, голубую и фиолетовую краски. Достал желтую. Поверил: все будет хорошо.       Саенс провел полное обследование еще раз. Долго и мучительно допытывался у Инка показать ребенка, но хранитель так и не смог разобраться, как это делается. Загрузил будущего родителя килограммами витаминов и тоннами наставлений и только после отпустил домой.       До дома его провожали друзья.       — Ребята, хватит! Вы бы еще меня на руках понесли… я пошутил!       Они посидели еще немного за чаем и телевизором и ушли, только когда Инк сказал:       — Мне надо еще раз все обдумать. Наедине с собой.       Друзья поняли намек и удалились. И тогда Инк вновь убрал желтую краску. Глотнул белой и освободился от эмоций. Переполненный эмоциями, он не мог спать. Но после белой краски заснул, едва коснувшись подушки.       Снилась ему какая-то муть. Нечто неопределенное. Без формы, запаха и вкуса. Но после пробуждения Инк мог поклясться, что он разговаривал с этой бесформенной сущностью. Однако не мог вспомнить, отвечала ли она ему. Впрочем, сон не вызвал тревоги, так что быстро забылся.       Новый день встретил новыми размышлениями о важности своего дела, себя и будущего миров. Вклинить в цепь этих размышлений ребенка удавалось со скрипом давно проржавевших петель замковой двери.       Знать, что в тебе растет жизнь, — это невообразимо прекрасно и одновременно страшно.       Он не любил этого ребенка. Не мог. Не хотел. Но принял его существование. Принял, что в нем растет часть него самого и его извечного врага. Принял, что этот ребенок вырастет в нем и будет рожден.       Кое-как Инк мог представить все это. Но что будет дальше? Этого Инк представить не мог. Думал воспользоваться предложением Саенса и найти ребенку хорошую приемную семью.       В любом случае до рождения еще нужно дожить. А пока стоило выпить еще белой краски, ибо в голове вновь начинала вариться каша из обрывков мыслей и тревог.       Обход прошел мирно. Знакомые здоровались, враги получали по кумполам, миры радовали красками. Лишь иногда Инк ловил на себе недоуменные взгляды. Например, Рипер смотрел ему вслед, словно удивлялся, почему тот еще жив.       Фреш повел себя странно. Он натолкнулся на Инка в ДансТейле, куда иногда приходил потусить, и после привычной фразы:       — Хей, Бро! — вдруг умолк, улыбка сползла с его лица и на очках вместо надписей воцарилась пустота. Он смотрел на хранителя через темные стекла странным изучающим взглядом. Затем вдруг наклонил голову в бок и улыбнулся. Но не так как обычно. А искренне. А затем сказал. — Вау, не ожидал от тебя!       И ушел. Оставив Инка гадать, как этот ходячий психодел узнал о его состоянии. И надеяться, что он никому не расскажет. Особенно Эррору.       Некоторые другие личности тоже замечали, что с хранителем что-то не так. Но были не столь прозорливы или догадливы.       Дрим предположил:       — Фреш же паразит, он мог учуять, что перед ним не один скелет, а два. Рипер — бог смерти, так что тоже может знать о твоем состоянии. Ведь он бы забрал твоего ребенка, если бы ты… ну, не решился его оставить. И я тоже, думаю, буду ощущать его, но позже. Когда у него появятся свои эмоции.       — То есть кота в мешке не утаить?       — Можно постараться. Но, скорее всего, рано или поздно многие окажутся в курсе. Даже пусть у скелетов не растет большой живот, как у людей, есть некоторые признаки, по которым тебя вычислят.       Новость не радовала. Но ее оставалось принять, как и все остальное, что шло с выбором оставить ребенка.       Помимо этого, были еще беспокоящие его вещи. Помимо «правильно ли он поступает, рискуя ради еще не родившегося ребенка жизнью миров», его волновало «если ребенок будет больше похож на Эррора и выберет темный путь, что ему делать?» Вопросы роились, множились и заполняли собой все и вся. Начали появляться дни, когда Инк ни о чем другом, кроме как о растущей внутри него душе, не мог думать.       Его шатало от «я верно поступаю» до «еще не поздно это прекратить». Пока побеждало первое. И друзья изо всех сил поддерживали это нелегкое решение.       Саенс гонял на осмотры еженедельно, а если Инк забывал, то он ему звонил. Витамины Инк ел банками. Но все равно иногда магия подводила его.       — Сегодня опять не смог открыть портал сразу, — сказал он Саенсу на очередном осмотре. — Это третий раз за этот месяц, Саенс. Почему так происходит, объясни!       — Хм, — протянул в ответ ученый, изучая результаты в трех листах. — Не могу сказать, что понимаю как твое тело, так и то, каким образом в тебе растет душа ребенка. По логике она должна питаться твоей энергией души. Но у тебя нет души. Так что я полагаю, что то, что я вначале принял за отторжение — твоя периодическая пропажа магии, — вовсе не то, чем кажется. Вероятно, твой ребенок просто ее ест. Твою магию. Это нормально, по сути. Но обычно дети начинают питаться магией после, а не до рождения.       Инку пришлось выпить полтюбика зеленого, чтобы в полной мере изобразить объявшее его удивление.       — А такое возможно вообще? — он в разных мирах видал разное. Но беременные скелеты, чьи зародыши едят магию, такого ему видеть не приходилось. — А он меня целиком не съест?       — Не шути так, — вполне серьезно произнес Саенс. — Думаю, придется помимо прочего еще и вливание магии назначить, но… — Он задумался. — Я не знаю, какая тебе подойдет и при этом не травмирует ребенка. И нужно время найти подходящую.       Эти два месяца выдались спокойными. Эррор после случившегося не появлялся. Найтмера держал в узде Дрим. Прочие вредители предпочитали покинуть поле боя, стоило Инку явиться и блеснуть зрачками-прицелами.       Инк стал налегать на ярко-красный флакон по двум причинам. Первая — его раздражала сложившаяся ситуация, вторая — так было безопаснее. Многие знали, как выглядит злой Инк, и ощутили на своей шкуре его агрессивную мощь. Повторить не желали и реже вступали в бой.       Разве что Эррору всегда было плевать, под какой краской его противник. Он его разным видел. Даже под розовой… дайте звезды это забыть. Так что красной его не удивить.       Кстати, да где эта ошибка мультиверса вообще?!       Инк неосознанно искал его. Сам не понимал зачем. Может, красная ударила по голове сильнее обычного и выловила из сознания желание взгреть виновника сложившихся дел? Возможно. Хотя где-то там, за красной, бурлило беспокойство. Во время их соития Эррор тоже пострадал. И неизвестно насколько сильно.       Инк вдохнул, выдохнул, выпил успокаивающей краски и продолжил обход. К черту Эррора, надо еще к ученому заглянуть.       Найти подходящую магию Саенс не смог. Но более-менее подошел искусственный аналог (чью магию скопировал, он не признавался). И помог привести душевное равновесие в норму.       Из усталого и злого скелета Инк преобразился в бодрого и энергичного, чем-то напоминая этим Блу. Даже чувство юмора прорезалось.       — Если бы у меня была душа, то залетел бы Эррор, — вдруг заявил он за чаепитием.       Дрим подавился чаем, а Блу спросил невинно:       — Почему?       Вместо ответа Инк захохотал, и разъяснять шутку пришлось прокашлявшемуся Дриму.       — Он намекает, что его душа была бы сильнее прочих.       Блу почесал затылок и признался:       — Простите, но я не могу понять даже тот момент, что Инк парень, но беременный. В плане секса нашего вида я подкован плохо. Брат уверен, что мне рано знать нечто подобное. Да и скелетов в АндерСвапе кроме меня и брата нет. Наверное, он думает, что такое знание мне не пригодится.       Дрим со вздохом начал объяснять:       — Начну издалека. Блу, ты когда-нибудь видел девушек скелетов?       Блу задумчиво покрутил в руках чайную ложку. Он видел много альтернатив и иногда встречал довольно симпатичных представителей скелетов, но все они выглядели как парни или являли из себя нечто усредненное.       — Не-е-ет, — протянул он, уже чуя подвох.       — Наш вид несколько дефективен в плане разделения на мужчин и женщин. По большей части мы все действуем как парни. Но, — Дрим смутился, — на деле мы ближе к гермафродитам.       Скелет в голубом невольно опустил глаза, куда не следовало — хорошо щупать не пошел. Да даже если бы пощупал, кроме костей там ничего нет.       — И я тоже?       — Хватит, Дрим, — отсмеялся Инк. — Ты нашего милого мальчика сейчас просветишь, а потом нам его брат засветит.       Блу улыбнулся и покачал головой:       — Я не скажу ему, — затем вернулся к интересующему его вопросу. — Так значит я и вы не совсем парни, так что ли?       — И да, и нет, — усмехнулся Инк. — Грубо говоря, у скелетов нет четкого пола, и никто ничего тебе не скажет, если ты, например, платье наденешь.       Вместо себя, Блу в платье представил брата. Вышла развязная, курящая и пьющая девка. Захохотал, едва со стула не упал.       — Не, давайте без платьев. Так почему забеременел именно Инк, не Эррор? В смысле если мы все на равных, то как выбирается, эммм, мать ребенка?       Инк чуть нахмурился, но ответил:       — Моя бездушность сыграла со мной дурную шутку, — признался он. — Когда два скелета занимаются сексом, они обмениваются душами. И это как обменяться сутью, памятью, силами. — Тут его одолели воспоминания о произошедшем и пробила нервная дрожь. Глазницы опустели. В памяти всплыли чужие мысли и желания. Причем самым неприятным было не желание уничтожать миры, а желание убить себя. Эррор не видел радости в своем существовании и не пытался эту радость искать в чем-то позитивном. В уничтожении он ощущал лишь больное удовлетворение. — Если честно, приятного мало. Не знаю, чего в этом другие находят. Бррр! Увольте! Второй раз я на это не пойду! Так вот. — Перед тем, как друзья начали беспокоиться, Инк вновь заулыбался и продолжил: — Когда скелеты обмениваются душами, у обоих скелетов есть равный шанс стать матерью. Но затем обе души переходят в одно тело, как правило, в тело того, у кого душа слабее. И сильная душа оставляет в нем осколок. И он превращается в полноценную душу через примерно девять месяцев вынашивания.       На мгновение все ощутили озноб. Даже представить, что в мире есть процесс помимо страдания, способный оторвать от души кусок, заставил скелетов потирать грудные клетки.       Захотелось найти Эррора и удостовериться, что тот не нуждается в помощи. Наверное, ему жутко больно. Этим мыслям Инк не позволил угнездиться в разуме, лизнул красной краски и решил: он заслужил эти страдания.       От самокопаний его отвлек голос младшего скелета:       — А можешь показать? — попросил Блу у Инка. И бесцеремонно задрал ему кофту, всмотрелся на пустое пространство между тазом и ребрами.       — Блу! Это неприлично! — возмутился Дрим.       Инк не ощущал смущения, как и других эмоций. А лезть за краской ему было лень. Потому он позволил юному другу изучить обычные для скелетов виды и в растерянности вернуться на место.       — Ребят, я не знаю, как вызывать душу. У меня ее нет. Мы с Саенсом уже бились над этим делом — безрезультатно. И, Блу, скелеты хоть и говорят «беременность», «вынашивать» и так далее. На деле не носят в себе материю в виде костей и прочего в животе. Формирование души ребенка происходит там же, где прячется наша душа и формируется магия. В незримой области. А тело формируется вообще в последний момент, за считанные часы.       Блу представил это, и его передернуло. Узнать физиологии своего вида было очень познавательно и страшно. Юный скелет ощутил, будто из-под ног ускользнул пол и он падает куда-то вниз. Дух перехватывает, падение пугает, но его переполняет решимость узнать, что же там, в конце кроличьей норы.       Ощутив смесь его эмоций, Дрим погладил Блу по голове и сказал:       — Все хорошо? Рано или поздно, ты должен был узнать.       — И, конечно, было бы лучше, если бы ты узнал нечто подобное не от друзей, а от брата. И гораздо раньше. Так было бы проще понимать себя.       — Ну, брат просветил меня по поводу обычного секса…. Кстати, а мы что не можем… ну…       Дрим фыркнул и толкнул локтем Инка:       — Еще как можем. Особенно если кое-кто злоупотребит розовой краской.       — Дрим! — змеей зашипел хранитель альтернатив, краснея как рак. — Это было всего раз! Ну, ладно, два. Хорошо, три! С тех пор я очень осторожен!       — Осторожен он, а на цыпочках при твоем появлении Андерласт ходит.       Блу заинтересовано подался вперед, желая узнать пикантные подробности, но Инк закутал голову шарфом и просвещать в интимные подробности тех случаев отказался. Пришлось Дриму вновь брать объяснения в свои руки.       — Можем. Просто для нас такой секс не несет столько смысла, как слияние душ. Зато он безопасен. Надеюсь, на этом урок о половом воспитании можно завершить? — в голос хранителя снов пронзала неприкрытая надежда.       Блу улыбнулся и кивнул. И добавил с ухмылкой.       — Все понял. Все взял во внимание. Но платья все-таки не для меня.       Друзья засмеялись, скидывая напряжение разговора, и вернулись к остывшим кружкам чая.