Жизнь после игры

Мысль сводить семейство на море пришлась кстати. И мы очень неплохо отдохнули, выбравшись на один из курортов Приюта. Там как раз было лето в разгаре, пляжный сезон, много отдыхающих и все такое. Не омрачила отдых даже первая трансформация Алеты. Дракошка наконец-то приобрела истинный облик и проснулась уже в виде золотистого драконенка с чуть более темным гребнем и красными точечками на месте будущих рогов. И поскольку возвращаться в облик беспомощного младенца она не пожелает еще долго, то пришлось выкручиваться своими силами, чтобы она не сбежала и не потерялась. Ящерку размером с кота-подростка я запихнула в силовой шар. Честно говоря, вспомнила прикол на счет хомяков и подумала — почему бы и нет? Передвигаться столь странным образом Алета могла спокойно, заодно и потренирует вестибулярный аппарат. Ну и мы все будем спокойны, зная, что она не сожрет лишнее, не провалится в какой-нибудь механизм и не будет задавлена шкафом или полкой. Шустрая юркая дракошка рисковала помереть, чересчур активно исследуя внешний мир. Глядя на эту мелочь в шарике ухохатывалось все семейство. Алета быстро сообразила, что шарик не тонет в воде, и в волю наплавалась в нем. Чтобы силовой шар не унесло далеко, я закрепила его силовой же нитью к ближайшему столбику для зонтов и решила, что все меры безопасности приняты. Старшие драконята утопнуть уже не могли, поэтому брали от данного выходного все, и вылезали из воды только поесть. Взрослые же предпочитали сменять купание загоранием и наоборот, присматривая за этой брызгающейся шайкой. Шеат разрывался между теми и другими, не зная, чему же отдать предпочтение — плаванию или покрикиванию на мелких из шезлонга. И то, и другое чрезвычайно воодушевляло. Увы, как бы ни был хорош день, он закончился, а на смену ему пришла ночь с целой кучей сомнений и нерешенных вопросов. Я бы очень хотела узнать, что это была за параллель с Яримом и чем еще она отличается от привычной реальности. А еще я попыталась вспомнить, проводился ли у нас такой ритуал. И внезапно поняла, что не помню никаких подробностей. Только общие черты: познакомились, пообщались, влюбились, женились. Все. Никаких четких и точных воспоминаний, только скупые выкладки как будто из чужой биографии. И от этого мне стало страшно. А еще стало мерзко. И от того, что я не хозяйка в своей голове, и моя память пропадает, выборочно оставляя мне воспоминания, и потому, что мне казалось, будто я изменила своим супругам. Умом я понимала, что тело то было другим, не моим, что я не получала от этого ни выгодны, ни удовольствия, но… В душе скреблись мерзкие даже не кошки, а копошащиеся слизни. Как будто я взяла и напихала себе в грудину живых червей. Вспоминать и раздумывать обо всем этом было противно, не думать же — невозможно. Глупые мысли все равно сворачивали на заезженную колею: сначала мысли о параллели, мысли о такой странной измене, а после мысли о том, что я ничего не помню, и сама себе не принадлежу. Самое отвратное было то, что высказанные мною сомнения драконы отмели. Для них это был всего лишь очередной кошмар, мало ли что кому приснится, а я, глупое создание, развожу трагедию. Увы, игнорировать настойчивое бурление мыслей в голове мне не удалось, и я пошла к Ольчику лечить срывающуюся крышу. Сверх был единственным, кто выслушал меня спокойно и не говорил, что это бред. Я понимаю драконов, они уже устали от моих психозов, я сама от них устала, но… порой невнимательность к таким глупостям грозит проблемами в дальнейшем. Зато менталист сказал, что я была на грани крупного срыва и пришла очень вовремя. Ласковые успокаивающие касания к вискам постепенно отогнали мои страхи. Я по-прежнему не могла вспомнить подробности трех лет жизни с Твэлом, но частично припомнила, что подобных праздников и ритуалов при мне и с моим участием там не проводилось. Что опять же ничего не означало, только то, что я лично в ритуалах не участвовала. — Ты просто не хочешь помнить, — успокаивал меня Ольчик, указывая на выделенные воспоминания, как на кадры фильма. — Твоих способностей достаточно, чтобы удалить память самой себе. Ты сознательно и бессознательно отмахиваешься от воспоминаний, запихиваешь их в самый дальний угол своей памяти, а после и вовсе стираешь. Это совершенно нормально, учитывая, сколько у тебя в прошлом было… неприятных ситуаций. Неприятных — это еще мягко сказано. Я слушала убаюкивающий голос сверха и думала о том, что он прав. Я не хочу это все помнить. Мне порой кажется, что воспоминания — это еще один персональный ад. Они выскакивают неожиданно, бьют под дых тогда, когда ты меньше всего на свете хочешь что-то помнить. Показывают, что все было так паршиво… и после вытащенных из памяти событий уже ничто не радует. Ничего не хочется, только забыть это все дерьмо, выпавшее в голову. Я знаю, как это больно — помнить. И я не хочу помнить. Но приходится. Глядя на склонившегося надо мной Ольчика, я думала о том, что не зря он был взят в семью. Не зря находится здесь и лечит наши головы. Совсем не зря… Его терапия на самом деле помогает. Я ведь не пошла громить пиратов или уничтожать неугодные моей левой пятке миры. Я пошла к менталисту и добровольно выпотрошила свою голову, раскрыла перед ним душу, показав все, что меня волновало. А это значит, что пусть и крохотный, но шанс на перевоспитание и смену приоритетов у меня есть. Как ни странно.