Жизнь после игры

Приключения на Куштаке продолжались. Дело в том, что я решила приобщать к делу студентов-демиургов, чтобы они с самого начала знали, что делать с подобным миром и не пугались, если в их мирах произойдет что-то подобное. С разрешения паренька демиурга, который и унаследовал Куштак, его друзья взялись дорабатывать людей, поскольку именно из-за недоработки бывшего владельца мира люди там были лишены магии, зато приобрели способность поглощать магию других существ. Поскольку дорабатывать уже взрослых людей было невозможно, то студенты взялись дорабатывать людей будущих, еще нерожденных. Смысл ясен — одаренных детей быстрее отдадут в магическую школу или магу-одиночке в ученики, чем будут держать дома. Демиурги не дали людям разрушительную магию. Зато стали рождаться целители, травники, говорящие со зверями, друиды и пророки. Вот пророков почему-то получилось больше всего. Пока что они были новорожденными младенцами и ничего напророчить не могли при всем желании, но года через четыре начнется повальная эпидемия пророчеств и видений, как только эти детишки научатся внятно говорить. Мне это все было по барабану, пока не появилась новость о ребенке, получившем способность воскрешать. Он тоже был совсем младенцем, несколько дней от роду, и понятное дело, о его способности никто не подозревал. Пока что все новорожденные маги казались самыми обычными детьми. Воскресителя было решено изъять, пока его родители ничего не заподозрили. Такой серьезный дар мог сильно подосрать нам в будущем все реформы и изменения этого мира. Вот убьем мы преступника, а его подельники соберут денежки, заплатят магу и пожалуйста, преступник снова жив. Убьют какого-нибудь короля, герцога или барона, нечистого на руку, а его друзья заплатят и снова он жив-здоров, портит нам всю малину. Родители этого пацана бедные, а значит за деньги заставят ребенка сделать все, что им потребуется. В том числе и воскрешать всяких сволочей. Идя на это задание я чувствовала себя секретным агентом. Или человеком в черном. Нарядилась в костюм нищенки — чистый, но драный. Обзавелась внушительной клюкой и сделала довольно страшную рожу. Конечно же, эта семья не отдаст ребенка божествам, так резко и кардинально переделывающим их мир. Они не поверят ни сопливым демиургам, ни драконам, ни магам и эльфам. Поэтому они должны поверить странствующей нищенке, ищущей в их доме ночлег. Синоптики угадали точно — в тот день разразилась шикарная гроза. Вообще, Куштак богат на природные аномалии и всякого рода странности. Гром бухал так, что у меня отключался слух, чтобы не повредить чувствительные сенсоры. Дождь лил мощными упругими струями, сбивающими с ног. Роль нищенки следовало исполнять со всей тщательностью, чтобы ни соседи, ни случайные прохожие потом не докопались к облику. Поэтому я шла медленно, пошатываясь, опиралась на корявую клюку и периодически охала, хватаясь за спину. Драный плащ промок насквозь, как и вся остальная одежда и нижнее белье. В дырявых сапогах смачно хлюпало, даже мелкие камушки закатывались. Настроение было под стать погоде — хотелось создать уютный дом, вымыться в горячем душе и засесть у окна с чашкой горячего чая и толстой интересной книгой. Увы, об этом оставалось только мечтать. Нужный дом нашелся после очередного удара молнии прямо в землю. Хотя бы причина пожаров выяснилась… Выглядело это скромное пристанище не слишком хорошо — покосившаяся маленькая хатка, огороженная забором и крытая то ли соломой, то ли ветками, в темноте и вспышках молний я как-то не старалась подробно рассмотреть. Я постучала в калитку, но раскат грома заглушил стук. Зато проснулся небольшой пес породы дворняга обыкновенная и залился громким лаем. Дождавшись, пока гром отгремит, я снова постучала. В этот раз на шум вышел хозяин домика — невысокий мужичок неопределенного роста с внушительной бородой. Собственно, все, что я запомнила — это его бороду и шатающуюся походку. — Чего надобноть? — пробухтел он, неохотно выходя под дождь и не спеша открывать калитку. — Пустите переночевать… заплутала я на дороге… иду в город Кадев… — я выдала максимально жалостливый чуть охрипший голос, какой смогла сделать. — Дык самим места мало. Жена с дитем малым… — мужичок чесал в макушке. Вид старухи с клюкой его несколько озадачил, а мой мирный настрой вызывал жалость, а не стремление прогнать. — Да мне хоть в сенях, хоть в уголочке, лишь бы в сухом месте… — словно бы в подтверждение моих слов дождь полил с такой силой, что превратился в сплошную стену. Видимость резко упала практически до нуля, пришлось подключать другие спектры зрения, чтобы хоть как-то определять настрой хозяина дома. — Ладно, проходи, старушка, — согласился он, и сам не желая мокнуть под таким ливнем. — Только не взыщи, ужин мы уже съели. — Я не голодна, мил человек. Спасибо за гостеприимство, — я потащилась за ним, фыркая от затекающих за капюшон капель. Толку от того капюшона… В самом доме было темно — горела только одна жалкая свечка, едва освещающая кусок стола, на котором она и стояла. В углу, возле печи зашевелилась какая-то куча, оказавшаяся заспанной хозяйкой дома. — Кто пришел, Ферст? — тихо спросила она жалобным голосом, будто бы эти слова дались ей с большим трудом. — Нищенка искала ночлег. Я впустил… — мужичок посторонился, пропуская меня в другой угол. — Сиди тут и ничего не трогай. Я его поблагодарила на все лады и послушно уселась на указанное место. Мне и не нужно двигаться, чтобы знать, в каком месте находится ребенок — в том же углу вместе с матерью, спит в резной деревянной колыбели. Теперь мне нужно время, чтобы притупить бдительность родителей. Медленно, по крупице, я собирала реагент. Безобидное для взрослых вещество, что-то вроде концентрата пыльцы, оно должно было вызвать легкую форму аллергии у младенца. Самую обыкновенную сыпь. Моя задача была в том, чтобы родители сами отдали ребенка. Отобрать силой я смогу всегда, но тогда мы для этих людей станем злом, похищающим детей. Их вера окрепнет, их убеждения получат практическое подкрепление. Нельзя допустить, чтобы обыкновенное сопротивление новому превратилось в разрушительное противостояние. А значит, пусть будет обычный аллергический дерматит, все дети иногда этим болеют. Но не в этом мире. Ребенок заплакал через два часа, когда все уже уснули. Разбуженная мать устало потянулась к кроватке, приподняла мальца и вдруг заголосила. Согласна, при свете этой полудохлой свечки пацан выглядел неаппетитно. Кожа его покрылась розовой коркой, мальчишка чесался и кричал. Я высунулась из своего угла, с интересом наблюдая пантомиму из двух бегающих и дергающихся родителей. Понимаю, ребенок-первенец, мать еще слаба после родов, отец не знает, что делать. Денег как обычно нет… типичная ситуация. — Я позову знахарку, — вызвался отец и стал шустро собираться на улицу. — Куда ты пойдешь? Там такой дождь, еще зашибет где-то грозой… что мы делать будем? — резкий, ставший более визгливым голос матери звенел у меня в ушах, смешиваясь с детским криком. Как ни странно, я не чувствовала себя чудовищем. Да, я поступала подло, устроив этот спектакль, но по-другому никак. Ферст выметнулся на улицу, позабыв натянуть плащ. Пацан орал. Мать причитала. Я предложила посмотреть, но меня невежливо послали к дьяволу. Впрочем, мне было все равно. Пришедшая еще через какое-то время знахарка вместе с Ферстом продолжили шоу. Моей задачей стало взять под контроль сознание старухи и заставить ее говорить то, что мне нужно. Пока она охала и причитала, рассматривая красного младенца, я преспокойно влезла в ее голову и внушила все, что нужно было сказать. — Это ужасная, смертельная болезнь! Очень заразна! Вы сами можете заболеть и заразить всю деревню! — замогильным голосом причитала знахарка, держа младенца, завернутого в пеленки на вытянутых руках. Выглядела она, надо сказать, не лучше, чем я после блуждания под дождем. — Что нам теперь делать? Мы же не можем убить своего сына! — всхлипывала мать, пытаясь отобрать ребенка у знахарки. — И что, совсем нельзя его вылечить? — отец был более прагматичным. — Никак нельзя. Это не лечится. Это красная ржа! — от слов знахарки родители ребенка побледнели, а я слабо улыбнулась. Да уж, спутать симптомы одного из видов чумы с аллергией можно только благодаря вмешательству в мозги. Сама знахарка была хорошей, и лечила хорошо, вот только лечить сейчас никого не требовалось. Мать рыдала, отец метался из угла в угол. Знахарка подливала масла в огонь: — Вы же не хотите умереть вместе с ним? Нужно избавиться от ребенка как можно скорее! — Ну и куда мы его денем? Не закопаем же во дворе живьем! — психанул Ферст, едва не пришибив старушку. Обо мне все забыли, но знахарка быстро напомнила: — Дайте этой старухе. Ей все равно скоро умирать, пусть унесет младенца и оба упокоятся с миром. — Эй, я на это не подставлялась! — попыталась возмутиться я, но испуганные возможной эпидемией люди уже не слушали. — Так, бабка, забирай ребенка и вон отсюда! Дорога там, — мужик махнул рукой за окно. — В деревню не суйся, узнаю, что пошла в деревню — лично сверну тебе шею. Я мелко закивала, беря дрожащими руками орущего младенца. Шоу удалось. Внушение, влияние и нужные слова возымели действие. Мне отдали этого пацана добровольно и с песней. Некрасиво, скажете вы. А как по мне, то он способен принести больше пользы этому миру, будучи далеко от своего дома в богами забытой деревне. Мне не нужен будущий мессия, пророк, бог и чем там еще его могут назвать. Мне нужен маг-воскрешатель, работающий на нас. Меня вытолкали из домика и заперли дверь. Я прижала младенца к груди и чуть кольнула ногтем, заставляя плакать погромче. И медленно, показушно медленно пошла вокруг дома в сторону полей. Конечно же я не пойду в деревню, мне нечего там делать. Я знала, что отец ребенка стоит во дворе и смотрит на мой уход. Он слушает плачь своего маленького сына, он ненавидит себя за это решение, но знает, что он прав. Вздохнув, я бросила исцеляющее заклинание для его жены. Через год она родит ему здорового сына, не имеющего ни капли магии. И пусть будет так. Студенты еще слишком юные, чтобы полностью управлять всеми процессами этого мира. Малейшее упущение и появляется что-то такое, как, например, этот мальчик. Отойдя так далеко, как только можно, чтобы меня никто не увидел в пелене дождя, я достала шприц с набранным простейшим антигистамином. Всего один укол, и когда я открыла экран на Шаалу, младенец уже замолчал. Краснота сходила с его кожи, он больше не дергался и не пытался чесаться. Паршиво быть спецагентом. И еще паршивее знать, что я только что повернула ход истории этого мира в совершенно другое русло. Я не знаю, будет ли это лучшим выходом или худшим, я не прикрываюсь всеобщим благом. Я честно защищаю нас от всевозможных будущих конкурентов и неприятностей. А муки совести… что ж, как-нибудь переживу, не впервой.