Я никчемный. Я несчастный. Я жалкий. Я тот, которого надо гнобить. Я ужасный. Я размазня. Я тряпка.Я никого не достоин. Только я. Я высокомерный.
Ненавижу себя, свой характер, свое отражение в зеркале. Почему нельзя запросто измениться? Хочешь изменить мир — измени себя. Как? Скажи, как, Всевышний? Что мне нужно сделать такого, чтобы я перестал так себя ненавидеть? Я сидел за столом и плакал, как никчемный мальчишка. Хотя я такой и есть. Я не нужен миру, я не должен существовать, мое место — не возле неё. Она — ангел. Сам Всевышний подослал её ко мне, чтобы я наконец переступил через себя и изменился. Но нет. Она потратила на меня все: юность, невинность, нервы, деньги, шансы… Когда же я закончу так издеваться над ней? Я знаю, что этот ангел заслуживает лучшего. О боже, когда же все эти мучения закончатся, почему же любить — так больно? И почему всю боль черпает именно она? Я ее люблю. Чертовски сильно! Я даже себя так не любил, а себя я люблю сильно. Черт. Точно. Я люблю себя. Я всю жизнь буду только себя и любить, и мое эго будет только меня любить. Я всю жизнь буду одиноким, черт его возьми. Когда я узнал, что она беременна от меня — я не выдержал. Я не смогу смотреть в его невинные детские глазки, когда знаю, сколько его мать перенесла на себе. Тюрьма, психушка, уроды-родители, ужасный недопарень и наркотики. А если бы он был… нездоровым? О нет. Я всегда бежал от проблем, потому что их всегда много. Даже когда их толком нет — я все равно бегу. Вся моя жизнь в спешке. Мне уже надоела эта суета, скоро я обрету покой. Моя девушка забеременела. Я безумно сильно хотел увидеть это маленькое счастье на моих мужественных руках, но… я не тот папа, который нужен. Я же похуист. Зачем ей такой? Зачем моему ребенку такой? Я ждал аборта все эти чертовы дни, ждал, когда она напишет мне сообщение, что моего ребенка больше нет. Но этого сообщения не было. Вместо этого я узнал, что будущая мать принимает наркоту, пьет и начала курить. Конечно, сам я далеко не ушел. Пришлось скурить один косяк, но что из этого вышло? Ничего. Я перестал видеть границу между реальностью и несуществующим миром, утопией под наркотиками. Всё стало для меня серым после того, как она покинула меня. Я сначала сильно злился, что она просто взяла и ушла от меня. Хоть тогда я достаточно ей наврал, но зачем уходить? Почему она оставила меня? постепенно злость уходила, но пришла ужасная тоска по ней. Я понимаю, что люблю её. И никогда не разлюбливал. Она — все, что есть яркого в моей жизни. А сейчас ничего. Никакой яркости, страсти. Только темнота и пустота, которая так надоела и заполнила меня. Я не могу больше так. Я хочу умереть. Только я. Я. Я. Я. Я закончил писать это письмо, хотя толком не знал, кому оно предназначено. Пусть будет здесь, перед моей смертью. Не понимал людей, которые заканчивали жизнь суицидом. До этого момента. Это была последняя капля. Я уже хотел двинуться за своей веревкой, которую купил сразу же после её ухода. Не буду называть имени. Я не смогу даже подумать о её названии. Оно прекрасно, но придумано ужасными людьми. Мой телефон зазвонил впервые за все эти никчемные дни. Я повернул голову на дисплей и увидел самое прекрасное и мое любимое имя. Она мне звонит. Это точно о ребенке. Я медленно протягивал руку. Я смогу. Я сильный, я мужественный, я богатый. Кому я вру. — Алло? — я сказал это как можно уверенным голосом, — эй? — Ответь быстрее! — Алло… Глеб, это я, Маша! Глеб, нам нужно срочно поговорить, пожалуйста, — протараторила из-за волнения Маша. Я назвал её имя. О господи. Сердце быстро затрепещало. — Маша? Что… — какие разговоры?! Я не выдержу. Подготовившись к такому шагу, мне совсем не хотелось снова делать ей больно перед… смертью? — я… я дома… — я не знаю, зачем я это сказал, но этот ответ был точно как от размазни. — Я могу приехать? — нет, Маша, нет! — Да… можешь… — я хочу увидеть её, но стоит? Посомневавшись еще немного, я просто сбросил трубку, чтобы не мучаться дальше. Все, что произошло со мной дальше — было самым ужасным сном. Я врал ей, плакал, а потом мы просто потрахались. Я снова сквернословлю, когда говорю о ней. Так не должно быть. Она тогда и сказала мне, что между нами любовь. Я и не сомневался в этом.***
Самый мой ужасный день в жизни, ужаснее даже того, когда я писал письмо и хотел покончить жизнь самоубийством. Мы, вместе с моей принцессой, ехали в клинику на аборт. Ужасное слово, особенно, когда относится ко мне. Ничего не должно ко мне относиться таким плохим образом. Маша всю дорогу плакала, а я успокаивал её, подбадривая случайными положительными фактами об аборте, которые когда-то вычитывал. Ну как когда-то. Сразу после её ухода. Нас встретил бородатый мужик, который даже не пытался её уговорить. Конечно. Ему же платят за это деньги. Если он не скажет хоть одну ужасную новость о последствиях после аборта, я запихаю свои деньги ему в промежность под копчиком. Урод. Скажи хоть что-то! Он молчал, будто у него был половой орган во рту. Я обматерил его в мыслях такими словами, которые даже старый моряк не знал. Мою малышку с самым грустным видом забрали в кабинет, а меня выгнали в коридор. Я бы и не смог наблюдать за всем процессом, хотя, честно, я вообще без понятия, как именно он выполняется. Я сидел около двери, даже не на лавочке. Я хотел слышать все, чтобы не упустить её всхлипы. Но была тишина. Полная. Эти богатые придурки постарались сделать хорошую звукоизоляцию. Я не знал, сколько ждал её, но это были самые мучительные минуты для меня. Или часы? Но длилось, будто я весь чертов день сидел около этого кабинета. И вот. Она вышла. Расстроенная, но не заплаканная. Я знал, что она уж лучше себя сильной покажет, чем расплачется у всех на виду. Она медленно подходит ко мне, будто боится. Не нужно бояться меня, малышка. — Я не сделала это, Глеб. Прости меня. Я люблю тебя, — сказала она. Мое сердце хотело выпрыгнуть, обнять меня своими камерами и запрыгнуть обратно. Господи, как же я рад! Я её люблю. Сильно. Очень. И хочу, чтобы у нас был ребенок.