Похороненные сердца 3. Навсегда.

      Всё складывалось донельзя лучше, чем я мог себе представить днем ранее.       Неутомимая фантазия рисовала мне чертовски чувственные картины одинокого Йонне Аарона, но то было не большей правдой, чем та, где Вилле Вало стал ответственным и уравновешенным человеком.       Не то что бы я был о нем не слишком хорошего мнения, однако не мог противоречить реальному развитию событий, в которых, на минуточку, мой обожаемый «нож» любовных прений давно блуждал где-то в области дыхательных путей.       В конец измученный, я сдернул связку ключей со стола.       Пересекая комнату (сейчас мне казалось будто она состояла из тумана и осколков битого стекла) я выскочил на улицу, «предвкушая» сомнительную вечеринку в компании напыщенного Руаттавары, погруженного с головой в работу Аарона и Джея Сламмера, которого я видел всего один-два раза в жизни, и то — мельком.       Мозг саднила болезненная мысль.       Я не мог перестать думать о Вилле.       Говорят, если долго о чем-то думать, то это, рано или поздно, случится, поэтому я предпочел проворачивать в своей голове ситуацию, где мы с Вало случайно стакаемся, чтобы встретиться взглядами и разойтись в разные стороны, ибо, черт побери, я не знал, что мне с ним делать дальше…       На входе в клуб меня небрежно ощупал охранник.       Не найдя в моих карманах ничего подозрительного или же запретного, он пропустил меня внутрь, кивая в сторону хозяина вечеринки.       Аксия давненько косился в мою сторону. Я даже не пытался понять, с чем были связаны эти неоднозначные взгляды.       Быть может, он знал о нас с Вилле. Ну, или, был просто неравнодушен к моей персоне.       Как ни крути, сколько бы я не скрывался, эту тушу в 64 килограмма хрен спрячешь, особенно когда ее цвет настолько светлый, что видать аж с дальнего конца помещения.       Улыбнувшись про себя, я поравнялся с Йонне, принимая из его рук шот с виски.       — А вот и Дэн. — Аксия вытянулся в струнку, пытаясь казаться внушительным.       Даже в его рукопожатии чувствовалось некоторое желание заполучить власть любой ценой.       Меня всегда «восхищали» такие ужимки.       Нет, вы только посмотрите. Я сейчас лопну от смеха…       — Прости, что выгнал Вало из группы. — Алекс начал с пиковой для нас темы. К черту это нелепое ожидание и демонстрацию беспрецедентного добродушия.       «Мочи меня прямо здесь».       — Разве мы для этого собрались? — Я приподнял брови, делая глоток и разглядывая сцену.       — Дэн, мне кажется, ты ждал нашего разговора.       — Не больше, чем желал прилюдно поковырять в своей заднице.       — Значит, сердишься, все-таки. — Он тяжело вздохнул.       Между нами повисло тягостное молчание.       — Так, — Пробубнил Алекс, — Нам стоит развить эту тему.       Мы переместились во второй зал.       Я распечатал пачку сигарет и метнул неудовлетворенный взгляд на собеседника.       — Вещай.       — Самое жалкое, что я слышал в своей жизни — пение это дрянного музыкантишки, — Не без удовольствия выпалил Алекс, не сводя с меня своих серых глаз.       Пусть говорит всё, что хочет. Я выше этих бесполезных разговоров.       Просто встану и уйду.       Вот сейчас.       Но остался сидеть.       — По твоему, ты смог бы сделать лучше? — Я удивился.       — Я уже это делаю. А ты, Дэн?       — Ты о чем?       — Ты ведь тоже игрок. И тебе это нравится.       — Я пишу. Рассказы, или что-то в этом духе. И делаю это просто ужасно.       — Ты играешь на гитаре. Очень хорошо. Лучше чем те, кого я когда-либо слышал.       — Мне плевать кого ты там слушаешь. — Я развел руками. — Пусть горит синим пламенем весь этот гадюшник. Размалеванные идиоты надевают на себя поношенные тряпки и кривляются, как сраные клоуны ради дешевых наигранных вздохов. Единственное, что их интересует — твое тело. И то — не всегда. Самое главное — выпивка, — Я потряс жидкостью на дне шота, — Чтобы забыть свое существование на несколько долгих часов.       — Это так, — Аксия прикусил губу и задумчиво посмотрел на музыкантов, которые вот уже минуту корпели над техникой. — Но, вместе с тем, эти кривляния приносят большие деньги. Как долго твоя мамочка будет печь тебе крендельки и обхаживать, как сторожевой пес всех твоих знакомых? Указывать тебе, что делать? И вот, ты зарабатываешь бабки, кидаешь ей, как дань, пачку зеленых в обмен на безграничную свободу.       — Здорово же тебя напрягают твои родственники.       — Не то, что бы напрягают, но я устал сидеть на одном месте без движения. Мне нужен союзник, вроде тебя.       Я мягко рассмеялся.       Паук плетет свою нить. Паук умело управляется с паутиной.       — Что тебе нужно прямо сейчас? — Аксия придвинулся ко мне, — Сламмер мог бы тебе это дать.       — У него нет этого. — Я горько улыбнулся, разглядывая оппонента.       — Это что-то невероятно дорогое?       — О, да, пожалуй…       — Нет ничего, чего бы он не смог купить.       — Хорошо. — На моем лице проскользнула тень загадки. — Я сам не знаю, как Это выглядит.       — Ты сумасшедший. — Парень махнул рукой и откинулся на диване, глядя в потолок. — Если ты хочешь, мы бы могли вернуть Вало в группу.       — С этого и надо было начинать. — Я хлопнул по столу, мои глаза загорелись.       — Так ты согласен?       — Нет. С этого надо было начать, чтобы я послал тебя в жопу и занялся по-настоящему важными делами. — Резко встав, я опрокинул в себя остатки виски. — Например, пошел домой. Там меня ждет сторожевой пес и куча подростковых проблем: прыщи, жажда славы и неразделенная любовь.       — Линдстрем, — Аксия схватил меня за руку и повел через толпу.       Я недоуменно поплелся следом.       Скользнув под лестницей в полутемное помещение, парень прислонил меня к стене, пытаясь оправиться от нарастающего возбуждения.       — Только не надо прикидываться, — Умоляющим шепотом попросил он, скользя ладонями под мой ремень и примеряясь к сонному члену. — Строишь из себя черти что. Будто тебе одному известно всё на свете.       — Он не встанет, — Угрюмо ответил я. — Я не хочу трахаться.       — Хорошо. — Акселе убрал вспотевшие волосы с лица. — Тогда какого черта ты за мной поперся?       — Потому что ты не оставил мне выбора, — Безэмоционально ответил я, тяжело вздыхая. — Я сам не знаю, зачем я здесь, а не где-то в другом месте.       — Сечешь, что это такое? Тебе надо быть таким, как все. В этом вся фишка. Если ты попрешь против своей судьбы, жизнь сломает тебя, как спичку.       Я схватил вокалиста за холку, чтобы заглянуть в его зашоренные полупьяные глаза.       — Смотри на меня внимательно, дружище. Смотри, и попытайся понять, что я сейчас чувствую.       Аксия выдавил что-то нечленораздельное.       И я продолжил:       — Здесь, — Я приложил ладонь к сердцу, — Пусто. А здесь, — К голове, — Много чего такого, от чего тебе стало бы неприятно, водрузи я это в твою очаровательную головку.       — Кто ты такой? — Тон Аксии сделался враз кристально чистым и твердым.       — Неважно. — Я отпустил его, потупив взгляд.       Если бы я только знал ответ на этот вопрос, честное слово…       Не знаю, чем бы закончился разговор, но в нашу компанию влился Аарон.       — Вы чего такие загруженные?       — Этот парень сводит меня с ума. — Тихо ответил вокалист, покидая нас со всей стремительностью, на которую был способен.       — Ты чего ему тут наплел? — Йонне сделался крайне подозрительным.       — Ничего. Сам виноват, — Невесело откликнулся я.       Мы покинули бар.       Аарон немного потоптался рядом, но вдруг прочел на моем лице дикую жажду одиночества.       — Если будет совсем худо — ты знаешь, где меня искать, — Прошептал Лииматайнен, исчезая из поля зрения.       Я остался в полном одиночестве.       Затем вернулся в бар, накатив более, чем способен был вывезти на собственной шкуре.       Конечности и язык давно потеряли чувствительность, а я всё продолжал думать, что встречу Вилле где-нибудь здесь, прям напротив стойки.       Он и в самом деле пришел сюда.       Приоткрыв мутные глаза, я с минуту пялился на знакомую спину — чуть сутулую, скованную.       «Возможно, они жили в одном городе, ходили по одним и тем же улицам, но никогда не пересекались» — С легкой издевкой подумал я, снимаясь с места.       — Неужели, я не верю собственным глазам!       Вилле окинул меня вороватым взглядом, но тут же набросил маску безразличия.       Проскрипев бармену название напитка, он пригубил сигарету, рассматривая меня, как причину своего отвратительного настроения.       — Я надеялся на более романтичное место для нашей встречи. — Проворчал я, протягивая Вилле пивную крышку. — Держи.       — Это что еще такое?       — Это ключ от моего бездыханного сердца.       — Час назад ты казался менее страстным. — Подметил Вилле, рассмеявшись, словно пёс.       — Ты следил за мной?       — Меня Йонне пригласил. А потом я просек фишку. Конечно, он хочет нас помирить.       — Мы с тобой не ругались, как друзья.       — Но поругались, как влюбленные. Да, знаю. — Вилле пожал плечами, надув свои пухлые губы и подложив руку под голову. — Верно.       — Иди сюда, — Тихо попросил я, схватив край его шарфа и намотав на кулак, — И слушай…       — И что я должен услышать? — С любопытством поинтересовался Вало, приблизившись в моему лицу.       — Я до сих пор люблю тебя.       — Да?       — Да. — Я сглотнул, — И хочу убить.       — Так чего же ты медлишь?       — Потому что. — Решив, что это особенно веский аргумент, я кивнул на выход. — Прогуляемся?       — А ты что? — Я вышел, глотнув свежего воздуха.       — Что я?       — Не хочешь ничего мне сказать?       — Да, в общем-то, нет, — Безразлично ответил друг, идя рядом.       — Пришел по первому зову. И тогда, в отеле. Сейчас вышагиваешь рядом, как будто это в порядке вещей.       — Я здесь, потому что ты позвал меня на улицу, — Вилле развел руками. — Железная логика.       — Вилле…       — Что?       — Не могут два человека говорить нормально, если они друг друга трахали и им это очень понравилось.       — Извини, что не захватил с собой фейерверки, чтобы взрывать после каждого произнесенного тобой слова.       — Ну и катись ты нахрен, недомерок. Ты — единственный, на кого мне сейчас реально не наплевать.       — Я должен гордиться? — Он взметнул брови, останавливаясь. — Да чего ты хочешь от меня в конце-то концов?       — А то ты сам не знаешь. — Холодно ответил я.       — Кончай говорить шарадами, у меня уже мозг взрывается.       — Да пойми ты, наконец, что… я бы не стал казаться лучше, если бы не хотел тебя нравится. Я сам такой же, ясно тебе?       — Бред сивой кобылы. Я тебя совсем перестал понимать. — Вилле покачал головой.       — Мне очень холодно, хреново и одиноко. — Я откашлялся, занимая губы сигаретой, — И если ты сейчас ничего не сделаешь, завтра я стану другим.       — Нет, не станешь. Ты никогда не изменишься.       — Изменюсь.       — Мы с тобой слишком разные. Ты — правильный, в семье всё на мази. Ботаник, не в обиду будет сказано. — Вилле махнул рукой. — Я же — одна сплошная проблема.       — Мне чертовски нужна эта проблема.       — Линде, иди домой, а? Поверь, завтра ты снова начнешь жалеть, что связался со мной. — Он тяжело вздохнул. — Полагаю, всё дело во мне, в теле, в чем-то ещё…       — Я не могу ни с кем завести отношения. Никогда не мог. — Я не знал, зачем это говорю.       Может, ему и не нужна эта моя правда, однако, я мог бы говорить с ним до утра, только бы не расставаться. Только бы снова не остаться наедине с пустотой, которая увлекала меня в опасные игры с воображением.       В конечном счете, наш разум всегда на шаг впереди реального времени.       Там, глубоко в подсознании, мы давным-давно приняли для себя важное решение. И лишь вопрос времени, как скоро мы найдем в себе смелость реализовать задуманное.       — Я тоже.       — Почему у нас всё так сложно с Этим? Почему мне приходится тратить столько времени, чтобы разобраться со своими чувствами?       — Потому что мы в заднице, чувак. Мы уже влипли в историю, из которой нам так просто не выбраться. Тут всего два выхода: либо мы забываем друг друга, либо продолжаем мучения.       — Я верю, что мучение не единственный взгляд. Есть другая его копия, но менее болезненная.       — Ты ее видишь? — Полюбопытствовал Вилле, — Я — нет. Я просто напуган до смерти, когда у нас что-то не клеится.       — Море перспектив, да? Вот что это такое?       — М?       — Например, когда у тебя столько вариантов стать другим человеком, что у тебя просто-напросто отпадает необходимость им становиться?       — Ты сейчас уснешь, — Вилле схватил меня как раз в тот момент, когда я собирался присесть на землю, в надежде спрятаться от назойливых вертолетов.       — Если ты уйдешь, я навсегда забуду твое имя. И не говори, что я не давал тебе шанса.       — Мне некуда идти. — Вилле перекинул мою руку через плечо, бредя по улице.       Я передвигал ногами, рассматривая снег.       Тяжелое дыхание друга иногда вырывало меня из забвения.       Около моего дома он сбавил обороты.       — Риита спит. — Подметил я, глядя на темные окна. — Ты что-то решил?       Вилле ничего не ответил. Просто открыл подъездную дверь и продолжил наше пьяное шествие.       Попав ко мне домой, мы, обессилевшие и пьяные, рухнули на кровать.       Что было хорошего в алкоголе, так это то, что я его на дух не переносил. Но вместе с тем не мог не подметить, что одеяло под его воздействием становилось мягким и удобным. Лежишь ты на коврике под дверью, или же скрючившись в три погибели, — нет особой разницы. Просто тебе одинаково приятно принять горизонтальное положение заместо бессмысленной беготни по рабочему району.       — Хочешь, я кое-что расскажу тебе? — Спросил Вилле, поджимая ноги под себя и мрачно разглядывая мою комнату, — О нас.       — Попробуй.       — Когда мы были с тобой первый раз… Когда мы с тобой… Черт, не проси меня произносить это вслух.       — Ты сам начал, — Ответил я, устраиваясь по-удобнее. — Когда мы с тобой занимались любовью, да? — Ты знаешь, мне тоже неприятно говорить такие вещи. Только не пойми меня неправильно. Нам было хорошо, но я испытываю стыд перед тобой.       — Да. Именно так я хотел сказать, — Вилле кивнул, — Наши с тобой игры пугают меня. Я слишком суеверный человек.       — Где же развлекается твой Бог, когда ты суешь свою палку каждому встречному? Я думал, религия запрещает Вам такие вещи.       — Вам, — Вилле хмыкнул. — Я не особо верующий, ты уж прости. Но некоторые вещи, вроде стечения обстоятельств и неожиданные встречи заставляют меня всерьез задуматься над собственными поступками.       — Мне кажется, ты слишком много об этом думаешь. — Закрыв лицо руками, я обреченно вздохнул.       Что же с ним, в конце концов, происходит?       — Я не могу об этом не думать. — Опустошенно изрек друг. — Какими бы смешными тебе не казались мои слова.       — Хорошо.       Я немного полежал, предполагая ответ.       — Почему бы тебе не представить меня продолжением собственных мыслей? Почему бы не воплотить свои самые сокровенные мечты? Ты думал об этом когда-нибудь?       — Да. Впрочем, ты будешь против.       — Я такого не говорил. — Я рассмеялся. — Мне одинаково приятны и садизм и нежность. В частности, что мне терять, сам посуди?       — Вот это меня в тебе и напрягает. Этот авантюризм, с тонкими нотками суицида.       — Я не больший эгоист, чем ты.       — Я не эгоист, — Вскричал Вилле. — Кончай делать из меня незрелого подростка, которому невдомек раскинуть мозгами в поисках правильных поступков.       — А по-моему, так и есть. — Я злорадно улыбнулся. — Я боюсь, я не смогу… Только и слышу этот бред сутки напролет.       — Извини, я могу замолчать, чтобы уберечь тебя от моих назойливых причитаний.       — Ладно, поставлю вопрос ребром, — В сердцах заявил я. — Тебя нравится то, что мы сейчас делаем?       — Отчасти.       — Что тогда не так?       — Потому что мне ОЧЕНЬ стыдно за свои желания. — Вилле зажмурился, — Я, правда, совсем, как ребенок. Ты всё верно говоришь.       — Эх. — Я раскурил очередную сигарету и вытянулся на кровати в полный рост.       Грустно наблюдая за струйкой дыма, я безмятежно улыбнулся.       — Да ну. Ты даже не начнешь нравоучать меня, как бесполезное парнокопытное?       — Зачем? Мне тоже приходится большую часть времени быть не тем, кем я являюсь на самом деле. — Не без удовольствия, я растянул улыбку еще шире. — Представь, как сильно мне хочется плакать и быть любимым? Хоть иногда, не из формальности ради повиснуть на шее близкого человека, вместо того, чтобы задавать банальные вопросы и гнуть из себя черти что?       — Вот это меня и пугает. — Вилле вздохнул. — Вдруг я больше не смогу надеть маску?        — Если это произойдет, то тебе придется заново учиться быть собой, не так ли?       — Да. Будь оно проклято…       — В том и кроется вся твоя сущность. Просто не отпускай это чувство необходимости.       — Ты хоть триста повтори, вряд ли от этого что-то изменится. — Друг обреченно повернулся ко мне. — Так чего же ты хочешь? Моей нежности, злости? Или втихомолку направлять меня в нужное русло, чтобы я стал таким же хорошеньким, как ты сам?       — Да хватит мне уже это говорить! Я — не хороший.       — Отлично. Таким же плохим. Я всё правильно сказал?       — Ты просто невыносим.       В стену постучали.       Я соскользнул с кровати, чтобы открыть дверь.       На пороге стояла сонная мама, с чашкой кофе.       — Да сделаете вы уже наконец-то хоть что-нибудь? — Уже час вас тут слушаю.       — Ты это ему скажи, — Я скорчил рожу и ткнул пальцем в Вилле.       Риита погрозила кулаком Вало, и отправилась восвояси.       — Слышал? — Я развел руками, — Дело говорит.       Я вернулся на кровать.       — Эй! Проснись! — Вскричал Вилле.       Я аж подпрыгнул от неожиданности.       Всё это время я сидел в уютной комнате над баром.       Аксия склонился надо мной, чтобы поцеловать.       Я вытаращил глаза.       — Где Вилле?       — Ты уснул, чувак, — Парень отпрянул. — Всё еще думаешь о своем ненаглядном музыкантишке?       — Вот блин…       Фронтмен был очень настойчивым.       Прижав меня всем весом к креслу, он проворно взобрался сверху, пытаясь воспользоваться моим безвольным телом.       В заднем кармане джинсов что-то больно кольнуло меня в спину.       Сложенный в три погибели дневник с моим рассказом напомнил о чрезвычайно важных вещах, которые не давали мне покоя.       Это было так символично, что я чуть не рассмеялся, проваливаясь в полудрему.       Спустя несколько долгих секунд, Аксия аккуратно скользнул ладонью, вытаскивая дневник и пряча его под пальто.       — Хочешь прочесть его? — Спросил я, снова приходя в себя, чтобы отпрянуть от докучливого прихвостня Сламмера. — Любопытно тебе, да?       Откинув от себя Аксию, я преспокойно встал, схватив с прикроватной тумбочки фигурку какого-то индейского божка.       Взвесив ту на руке, я вмазал парню по виску, подходя к окну.       — Высоко здесь…       Рассчитав примерное количество метров отделяющее меня от земли, я открыл створки и прыгнул на покатую крышу.       Не спрашивайте, нахрена я это делал.       Я и сам задавал себе подобный вопрос, когда катился по желобу, собирая своей задницей крупные глыбины мерзлого снега.       Упав на спину, я посмотрел наверх, глядя в розовое небо над дремлющей Валиллой.       Справа доносились приглушенные звуки музыки, в которых мне чудилось что-то невероятно знакомое.       — Наверное, я снова уснул. — Эта мысль была крайне обидной, включая момент встречи с Вилле, с которым я так и не поговорил, чтобы наладить хрупкий мир между нашими враждующими сторонами.       Что ж, на всё были свои причины.       Вопреки этой данности, я бы не смог изменить обстоятельства, даже если бы захотел.       Вряд ли я бы смог вернуть нашу дружбу, если не был уверен в обоюдном желании продолжить ее.       Или мог.       МОГ?!       Знакомые слова увлекли меня обратно в бар.       Всё еще не осознавая в какой из двух своих реальностей я прибываю, я увидел Миге и Гаса.       — Линдстрем? — Гас вытаращил глаза, разглядывая меня, как призрака. — Ты чего здесь забыл?       — У вас выступление, да? — Небрежно поинтересовался я, вытаскивая из волос еловую ветку и, как ни в чем не бывало, пересекая бар, чтобы оказаться за сценой.       Оба два проводили меня подозрительными взглядами.       Если это сон, то чего мне терять?       Спустившись по лестнице, я выбрал первую попавшуюся дверь, следуя никому, даже мне самому, неизвестной логике.       И, какое счастье, мне повезло оказаться именно в той комнате, в которой был Вилле Вало.       — Я не хочу тебя видеть.       — Мне насрать чего ты там хочешь, — Преспокойно ответил я, хватая его за плечо, разворачивая и выкидывая в открытую дверь.       — Тормози! — Заорал он.       — Во сне ты еще более привлекательнее, — Подметил я, в сотый раз понимая до какой кондиции разошелся во мне алкоголь. — Считай, я тебя похитил.       — Линдстрем! — Но куда там.       Я проволок Вилле через весь бар и сунул в первое попавшееся такси.       Водителю не нужно было повторять дважды. Он снялся с места, и повез нас на репетиционную базу, которая вот уже полмесяца пустовала без дела.       Сколько мне понадобилось времени, чтобы понять, что всё происходящее является самой что ни на есть реальностью?       Конечно, не так много времени, чтобы пару раз кончить от мысли, что любовь моей жизни, которую я желаю так же страстно, как и ненавижу всем своим естеством, конвоируемая моей опасной рукой, покорно движется в открытые врата Пандемониума, чтобы утолить нашу совместную жажду.       — И, как ты собираешься объяснить нашим одногруппникам твою выходку? — Поинтересовался Вилле, сидя на полу и расшнуровывая ботинки.       — Они поймут, — Уверенно заявил я. — Сам Миге не прочь оказаться на моем месте.       — Это всё секс.       — Я не думаю, что это такая большая проблема вприкуску с острым чувством боязни потерять тебя.       — Лили, можно было просто попросить меня уйти вместе с тобой.       — Откуда я знал. — Я растерянно развел руками. — Кто знает, что взбредет в твою кудрявую башку?       — Знаешь, Лили, я тут нашел одну девчушку, — Вилле нахмурился, — Она предложила мне неплохой процент от того, что я буду раскручивать студию звукозаписи. В общем, я уже почти понял, что между нами промелькнула какая-то искра. И я от всей души надеялся, что у нас с ней что-то выйдет, но…       — Ты же знаешь, что ничего не получится, не так ли?       — В общем… Дай мне договорить, — Сдержанно ответил Вилле, — Спустя некоторое время она начала меня обвинять в том, что я к ней пристаю, и что-то в этом духе. В общем, я вдруг убедился, что люди воспринимают общение со мной немного неадекватно. Не она ли мне сказала, что своим поведением я демонстрирую очень много сексуального подтекста, будто жду любую возможность затянуть собеседника в постель?..       — Ну, значит, не ей одной так показалось, — Я хмыкнул. — Но что ты хотел сказать мне этим?       — То, что я не знаю, кто бы принял меня таким, какой я есть на самом деле.       — Может, ты перестанешь искать что-то, кроме нас с тобой? Или тебе этого уже недостаточно?       — Дело не в том, что мне чего-то не хватает. Проблема в твоем поведении. Ты всегда сливаешься.       — Я бы не сливался, если бы ты не пошел налево, — Я схватил со стола книгу и кинул ее в друга.       — Я пошел налево из-за тебя. Потому что я не знаю, что между нами происходит.       — ДА! Давай обвинять во всем меня, а не твою склонность шляться в поисках доступных дырок. Ты — лжец.       — Ты сам сказал, будто тебе плевать с кем я сплю, а теперь вдруг меняешь стиль поведения.       — А ты сам подумай, зачем я тебе это сказал?       — Ну, и?       — Чтобы ты считал меня добропорядочным человеком, который может поступиться собственными принципами ради лучшего друга.       — Я так и считал. — Вилле округлил глаза. — Ты мне говоришь «иди налево, чувак». Тогда мне приходит в голову мысль, что я бы мог это сделать, потому что ненужен тебе, ясно?       — А ты бы мог думать чем-то, кроме своего хера?       — А ты?       — Я им не думаю, — Завопил я.       — А сейчас ты нахрена меня сюда притащил?       — Чтобы выяснить то, что пилит меня уже целую неделю…       — Выяснил? Я — говно. Ты доволен? Понятия не имею, о чем нам дальше с тобой говорить.       — Я тоже. — Я обреченно опустился в кресло, не сводя глаз с Вилле.       — Ну и чего ты пялишься? — Пробасил он, бестолково вертя головой в разные стороны. — Или тут еще кто-то есть, кроме меня?       — А мне запрещено на тебя смотреть? Ты понимаешь, что нам еще с тобой работать?       — Это меня и настораживает. — Парень насупился.       Тут я еще масло в огонь подлил.       Лежу и выгляжу так, словно бы желаю содрать с него шкуру и трахнуть каждый миллиметр освежеванной плоти.       — Давай с тобой определимся, чтобы не было недомолвок. — Вилле ткнул в меня пальцем, — Подойдешь ко мне ближе, чем на метр, я заору.       — Прыжок тоже считается? — Я расхохотался. — Ей-богу. Ведешь себя, как маленький ребенок. Кстати, этот закон на тебя тоже распространяется?       — Отвали, — Он злобно поворчал, кутаясь в одеяло. — Больше не проси меня ходить с тобой на сомнительные мероприятия. И не пытайся меня похитить.       — Слушаюсь, мой господин, — Я снял джинсы и брякнулся на кровать.       Ох, черт, как же приятно выпростать тело из тесной одежды.       Развалившись поперек кровати, ничего плохого не подразумевающий, я мечтательно посмотрел в потолок.       — Ты там, случаем, не меня разглядываешь?       — Какого ты высокого мнения о себе. — Я хмыкнул, повернувшись к другу.       — Почему ты в трусах? Я что, неясно выразился?       — Ты тоже можешь лежать в трусах. Я не возражаю.       Вилле покрутился, снимая футболку.       Что ж, вкуса к татуировкам у него никогда не было, но мой член так не думал.       Иногда мне казалось, что он вставал на всё бесформенное и странное.       Я взял безвольную ладонь друга, и направил в нужное место.       То-то же.       Ори не ори, но тут нет спасателей. Об этом я позаботился.       Впрочем, Вилле тоже не слишком держал слово.       — Твердый, — Пробубнил он, — Набух, как черти что.       Я прыснул от смеха.       — Не переживай, я просто подрочу, а ты постарайся уснуть.       — Валяй. — Он убрал руку и повернулся ко мне лицом.       — Стоп. Ты собираешься смотреть?       — Мы не ставили запрет на взгляды.       — Да, точно, — Неуверенно ответил я, запуская пальцы в трусы.       — Мне ничего не видно.       — Пошел в жопу.       — Сам пошел. — Вилле ругнулся. — И ж чего возомнил о себе. Думаешь, что сможешь мне противостоять?       — Да я тебя одной левой!       Вилле набросился на меня, спихивая с кровати.       Я бы расквасил голову об пол, если бы не был настолько пьян, чтобы успеть понять, что произошло.       Схватив меня за волосы, он ожесточенно прижался сзади.       Но я был изворотливее любой долбанной, мать ее, обезьяны.       Спустя минуту эта зеленоглазая тварь расстелилась подо мной, раскидав свои вьющиеся волосы по ковру.       О, да, воистину потрясающее зрелище.       Наши эрекции соприкоснулись.       Я нарочно прижал его еще сильнее, заставляя прикрыть глаза в которых отразилось удовольствие.       — Тебе это нравится, — Алчно подметил я, — Ты весь дрожишь.       — Вздор.       — Что ни говори, а я знаю тебя.       — Вставь его в свою задницу, и мы посмотрим, какой ты злой на самом деле. — Вилле ухмыльнулся.       — Ты же знаешь, что я не позволю тебе трахнуть меня.       — С чего бы это? Из нас двоих ты больше смахиваешь на бабу. Я так с первой нашей встречи подумал. Всё никак не мог прекратить представлять тебя со свои членом во рту.       — Если ты не закроешь свой поганый рот, то я реально разозлюсь.       — Ты ведь хотел правду, так получи ее. — Он провел пальцами по моим бедрам. — Разве есть что-то лучше этого тела, которое ты так старательно прячешь?       — Значит будем делать это по очереди. — Вдруг ответил я. — Не всегда же тебе одному наслаждаться.       — Да у тебя кишка тонка. Ты не сможешь.       — Мерзкое, отвратительное создание.       — Тупорылый свинингус, — Вилле растянул в улыбке свои зубы, напоминающие неотесанные кирпичи. — Чтоб ты в аду горел, гитарюга недоделанный.       — Даже не пытайся после этого вымолить у меня прощение. — Очень серьезно ответил я, сотрясаясь в глубине души от хохота.       — Отлично, — Он воздел руки к небу. — Снова твои перлы, глиста белобрысая.       — Ну, знаешь…       Я разозлился, вцепившись в Вилле.       Но, как оно обычно бывало, не смог ничего сделать, кроме как упоенно разглядывать его ядовитые глаза при свете ночника.       — Нравится?       — Ужасное зрелище. — Я фыркнул.       Черт.       … Зрачки словно выступали над радужкой, и от того его взгляд казался воистину гипнотическим.       Не в силах выдавить из себя нечто вразумительное, я прикоснулся к его губам своими, прошептав почти на выдохе то, что крутилось в моей голове последние несколько секунд:       — Я не могу без тебя.       — Скажешь тоже, — Лениво ответил он, надавив на мой затылок. — Что из фразы про личное пространство тебе оказалось непонятным?       — Обычно я не прислушиваюсь ко всей этой ерунде, которую ты несешь.       — Но ты хотя бы не настолько туп, чтобы понять, какую возможность мы сейчас просираем, объясняя друг другу то, что и так понятно?       — Мне плевать на все эти выступления. Если они лишат меня возможности получать удовольствия от твоего общества, то какой в них смысл?       — Но не ты ли мне говорил, что я обязан сдвинуться с мертвой точки? — Вилле нахмурился. — Черт, я совсем перестал понимать тебя. Ты, видишь ли, живешь своими, не понятными мне, законами.       — Мы можем вернуться в клуб прямо сейчас, если ты об этом.       — Ага. — Вилле сардонически ухмыльнулся, — И что мы «им» всем скажем? Извините, решали тут некоторые важные проблемы. Вы просто обязаны были нас подождать?       — Или сказать им правду. — Я начал замечать, что мне, пожалуй, слишком удобно лежать на полу. Особенно, когда сверху рассуждающий Вилле, словно не с раскрасневшимися губами и безумными глазами, а восседающий в кабинете за кипой важных оповещений.       — Да они и так всё знают, — Парень тяжело вздохнул и слез с меня. — Во что ты превратил мою жизнь…       — Извини, это какая стадия твоего безумия? — Осознание?       Вилле не ответил, но как-то странно при этом ухмыльнулся.       Бог весть знает, что за черт сейчас сплясал в его голове фанданго.       — Поверить не могу, что это ты. — Сознался он, глядя на меня сверху вниз. — Сосед, которому я пытался позвонить, но всё время находил некоторую причину думать, что наш с тобой союз фактически невозможен. Ибо ты отличный, во всех своих проявлениях, музыкант, которому и в голову не придет копаться в каких-то там сложных отношениях.       — Как видишь, я готов прямо сейчас всё бросить, если это не имеет в равной степени никакого смысла, как об этом думаешь ты сам.       — Любишь ты запутанно говорить. — Вилле закатил глаза. — Матерь божья, что же мне теперь делать со своей жизнью?       — Намотать сопли на кулак, встать, и прекратить думать, что это имеет хоть какой-то смысл. — Твердо ответил я.       Вилле встал, побродив по комнате.       Затем искоса глянул на меня.       — Как мне с тобой выступать?       — Со мной что-то не так? — Я удивился.       — Как это сделать так, чтобы никто не заметил, как сильно…       Мой хохот разразил эту гребаную комнату.       Какие мы нежные…       — Как мне думать о музыке?! Крольчатина ты треклятая?! — Заорал он.       — Можешь найти кого-то другого на мою роль. Нам необязательно выступать вместе. К тому же, у меня есть свой взгляд на музыку, которую мне хотелось бы создавать.       — Так мы с тобой конкуренты?       — Как будто ты только сейчас это понял. — Я выпучил глаза.       — Йонне дубль два. Что ж меня вечно тянет на… Хорошо. — Он присел на край кровати, обнял голову руками. — Видно, я слишком сильно напился. Всё же не так плохо, как кажется на первый взгляд, да?       — Конечно.       — И ты знаешь больше обо мне, чем я сам…       — Не понимаю, к чему ты клонишь.       — Я о книге, — Он многозначительно посмотрел в сторону моих джинсов, из кармана которых выглядывали заветные наброски романа.       — Так и знал, что ненужно было давать тебе это читать. — Я ревниво выдернул книгу из кармана, пытаясь отыскать место для ее нового хранения.       Лучше, чем сжечь ее, сожрать, или засунуть в собственную задницу я и придумать не мог.       Но выкидывать ее я не стал бы.       Смеетесь? Это самое искреннее, что я когда-либо делал за всю свою никчемную жизнь…       — Да оставь ты ее в покое, Лили Лазер, — Устало ответил Вилле, укладываясь на спину. — Всё, что мы могли — мы уже сделали.       Я взял гитару и наиграл похоронный марш, стоя в одних трусах и безмятежно глядя в окно на проплывающие по трассе автомобили.       — Только у нас с тобой может быть Так.       — Да, — Протянул Вилле, занимая губы сигаретой. — С Йонне мне было бы скучно. Но, знаешь, — Он вдруг сел, потирая руки, — Почему бы нам не воспользоваться этим вечером?       — Ты хочешь играть?       — Да, я хочу играть. Он достал из кейса свою любимую гитару, которую успел прихватить из магазина месяцем ранее и, перекинув ремень через плечо, прошелся пальцами по струнам. — Иногда мне кажется, что музыка — это единственное, что у меня осталось, — Хрипло ответил он, глядя куда-то сквозь меня. И добавил, — Несмотря на то, как сильно я ее ненавижу.       Немногим позже, мы опустились в ворох исписанных бумаг, носящих стойкий запах никотина.       Я прикрыл глаза, плавно протекая по грифу и прислушиваясь к мерному голосу своего личного Люцифера.       Он говорил что-то о любви, о смерти, о боли, о том, что творилось за тысячи километров от нас.       Но я не вникал в суть его монолога.       Мне казалось, будто вселенная уснула у наших ног.       Будто я мог сделать одно единственное движение, чтобы коснуться этого странного человека.       Чтобы сойти с ума.       Чтобы навсегда проститься с этим миром, который был слишком жесток для моей раненной творческой плоти.       Но, вместе с тем, не был уверен, что смог бы вновь отыскать его среди сущего балагана и ошметков собственной глупости.       — Дэнниэл Лайонай, будь ты проклят, — Услышал я сквозь сон бормотание своего друга.       — Вилле Вало, я люблю тебя, — Тихо ответил я, накрывая его одеялом.