Две крайности одной сущности

В которой требуется сделать выбор.

***

По классике, сейчас Донован должен начать бесноваться. С истериками, сломанной мебелью, посудой, порываясь кого-нибудь избить и получая в нос сам. Но нет. Мужчина устало, как многолетний старик, просто сел на холодный пол, затягиваясь от сигареты, в один вдох скуривая ее почти до фильтра. — Квентин, — подперев голову рукой, позвал он. — М? — Ты знал? — Да. — Понятно. Кто еще знал? — Я, — это сказал Данте. — Догадывался, — в свою очередь, произнес Коллинз. — Из подслушанного разговора. — Понятно, — повторил Донован, туша окурок о подошву конверса — больше курить не хотелось. Временно. Наверное, все, включая Ренну, замерли в безмолвии, оттого, что не ожидали такой реакции от Донована. Даже те, кто знал его совсем недолго. Информатор обреченно потер глаза, невесело усмехаясь. — Как же я блять задолбался от всех вас, вы не поверите, — информатор сквозь пальцы посмотрел сперва на Ренну, потом на Ван. — Аналогично, рыжий педик, — раздраженно прилетело от шаманки, но лицо девушки тут же сменилось на серьезное выражение. Она залипла в одну точку на столе и крепко задумалась.  — Так это же замечательно! — отмерла Синица, подскакивая к Ренне и с искренней радостью обнимая ее. — Поздравляю-поздравляю! Возможно, Ренна не ожидала, что хоть кто-нибудь так среагирует на такие новости. — Да… э-э-э… спасибо, — неуверенно ответила она, похлопывая девушку по спине, в ответ на объятия. Донован даже выдавил из себя неуверенную, почти искреннюю улыбку. А потом рассмеялся. — Блять, надо Неро отзвониться, — качнувшись назад и вернувшись в ровное положение, сказал рыжий. — Театр абсурда какой-то… Но его смех сошел на нет, потому что он увидел взгляд, который Ван вскинула на Данте. И только сейчас отметил, что лицо полудемона, обычно простое с вечной ухмылкой, в этот момент не выражало никаких эмоций, кроме пронзительной пустоты. — Ван, — полукровка словно мысленно связался с ней, хоть все понимали, что он так не умеет. — Я… я не знать, — шаманка как по взмаху волшебной палочки из ехидной кошки, что бросается оскорблениями направо и налево, превратилась в ту, кто она есть — в юную девушку — неуверенную, испуганную, сомневающуюся. — Подожди… Данте… Думать! И вновь все затихли, в ожидании продолжения «банкета» — что еще повар Ван подкинет на стол? — Я… — вьетнамка икнула и помотала головой, забормотав что-то на своем родном, но осеклась. — Это четвертый кусок души. Его… — Его надо отдать владельцу, — закончил Данте. — Если мы хотим вернуть Вергилия. — Ну, так возьми с собой Ренну, — предложила Синица. — Как сил поднаберется… — тут до нее дошло. — Погоди, ты что, беременная с демонами дралась? Ты ебанутая на голову, Гербон?! — Не начинай, Бога ради, — отмахнулась охотница. — Да как так, в смысле? Квентин, ты как это допустил? — Справедливости ради хочу отметить, что плод с перебором крепкий, — гаваец вознес к потолку указательный перс, сейчас больше походя на ученого. — Возможно, гены папки. Сомневаюсь, что излишние телодвижения Ренны смогли бы выкидыш вызвать, но я уже давно умыл руки — она сама вызвалась участвовать в вылазках и остановить я ее не мог. — Ух, какие вы… всех бы отшлепала, — гнев Синицы выглядел скорее смешно, нежели страшно. — Ладно, ну предположим, пред-по-ло-жим, — вкрадчиво повторила она. — Ребенок крепыш и ничего с ним или Ренной в морозной темнице не случится… Так вот, поднаберется сил и прошу — вытаскивайте своего ненаглядного Вергилия, сам обрадуется, — закончила она наконец-то прошлую мысль. — Это не так работает, — прервал ее Данте. — Да? А как же? — охотница уперла руки в боки и зыркнула в сторону полудемона. Мужчина вновь посмотрел на Ван. «Говори», — приказал он взглядом. — Душа ребенка есть… — кажется, шаманке было сложно подбирать слова. — Есть единство с четвертая часть души Вергилия, — она слепила невидимый снежок. — Одно целое. «Продолжай». Она глубоко вдохнула, собираясь с силами. И сказала на чистейшем английском: — Чтобы вернуть последнюю часть души Вергилия, надо забрать душу ребенка. Ах, вот оно что. Атмосферное давление будто умножилось само на себя и так несколько десятков раз. Когда руки, голова, теряют силы, безжизненно обвисают и очень тяжело держать их в нормальном положении. А чего ты еще ожидала? Цветов и пряничный домик? Все же пришлось опереться о плечо Синицы — «Как же я блять задолбался» — Донован был прав. — Чего, я, кажется, не расслышал? — видимо, рыжий не очень-то хотел воспринимать информацию от Ван. — Донован… — покачал головой Данте. Ирландец внимательно посмотрел на охотника, потом на шаманку. Глубоко, полной грудью, вздохнул, вытащил из кармана пачку и снова закурил. Недолго продержался. — Ну, в таком случае, нахуй идет ваш Вергилий, — пожав плечами, констатировал он. — Чего? — Ренна немного отмерла. — Нахуй. Идет. Ваш. Вергилий, — членораздельно повторил он. — Могу еще сто раз сказать. Послышался смешок Коллинза. — Ямато для победы хватит, стоит немного пораскинуть мозгами, — продолжил он. — Данте умеет им пользоваться. Его предложение встретило гробовое молчание. — Вот от чего я раньше умру: от цирроза печени, рака желудка или рака легких? — с интересом спросил в воздух ирландец, внимательно разглядывая уголек сигареты. Затем он медленно перевел глаза на Ренну. Потом на Данте. Потом еще на других, удерживая зрительный контакт с ними не более пары секунд. — А возможно, я раньше от сердечного приступа ласты склею от вашей глупости. — Полагаю, мы встали перед нравственной дилеммой, — подал голос Коллинз. — О каких дилеммах может идти речь, м-м? — Донован махнул рукой, скривившись. — Думай, что говоришь. Несмотря на внешнее показное спокойствие, Коллинз понимал, что Донован сейчас — озеро с бензином, рядом с которым решили пожечь костер — одна искра, и он взорвется. Загорится, похлеще лесного пожара и потушить будет сложно. Квентин устало поглядел на Ренну. Все еще бледная, уже стократно обессиленная, она слепо смотрела куда-то в район коленок, тем не менее, механик видел, что она усиленно думает. Непростое решение встало перед ней. — Ренна, — окликнул он подругу. Та подняла на него словно помутненный годами взор — глаза, как у старухи. Гаваец обернулся на Данте и подозвал его ближе, то же самое повторил с Вестал. — Ребятушки, вам лучше знать: нам сильно горит возвращать Вергилия? Мы сами не справимся? Вестал усмехнулась — лично ее вся эта ситуация смешила. Хотя, скорее, походило на истерику. — Честно, так весело мне не было с момента, когда он, — она подбородком кивнула в сторону Данте, — прирезал Неван, и среди суккубов начались разборки, кто же теперь будет королевой, — она передернула плечами, хвост задрожал. — А может это на нервах… Черт, — лицо демонессы помрачнело. — Незавидная участь делать подобные выборы. — Донован, конечно, не херню говорит — я действительно могу справится с Ямато, правда, право наследования никто не отменял, — опираясь о койку Ренны, объявил Данте. — Отвратительно, блять. Я ненавижу это место больше, чем Рэд Грейв. Зен постарался, наградите этот город за самое ужасное место на планете Земля. — Спасибо, очень вовремя, — Квентин скрестил руки на груди. — Только на мой вопрос вы так и не ответили. — Честно? — Вестал всплеснула руками. — Я думала, что знаю Пифона. Я думала — он мой друг. Единственный и ближайший, видишь ли, у демонов с искренними отношениями напряг, они все за силой и властью гонятся, Вергилий — прямое тому подтверждение. Я ошиблась, думая, что Пифон не из таких. Я вообще его не знала, — она тяжело выдохнула. — Более скажу, я уверена, что даже Мундус не подозревал о том, что у его создания есть такие амбиции, все же, он был лишь привратником своего Владыки. А теперь… теперь он сам гонится за странными мечтами. Почему демонам вообще есть дело до мира людей? Что тут у вас такого интересного, что всем моим сородичам аж медом намазано? Править слабыми смертными? И зачем? Могущественные артефакты? Да демоны сами создают побрякушки не хуже, даже лучше! Какой смысл вообще во всех этих порабощениях? — Знала бы ты, подруга, сколько раз я задавался этим вопросом, — понимающе протянул Данте. — Я не могу в полную силу описать, на что способен Пифон. Два Блага еще живы, армия демонов никуда не делась, — Вестал почесала у основания одного из рогов. — Но они могущественны. Армия и маги за пределами Зена, про которых говорил Коллинз не придут. Мы должны надеяться на свои силы. Как демон я скажу: Вергилий нам нужен. Но… — она запнулась и покачала головой, — …как женщина скажу: можем попробовать обойтись. Встретив удивленный взгляд Данте, она усмехнулась: — Ты думал, все демоны бесконтрольно размножаются откладыванием яиц, почкованием или просто созданием себе подобных магией? А ты тогда как родился, умник? Справедливо, ничего не скажешь. — Здесь тяжело, — в свою очередь сказал Данте. — Мне тяжело признавать, но он нам нужен. Впрочем… я не знаю. Я считаю, что не я должен принимать подобные решения. Вергилий нужен, но… Блять, Вестал, мы сможем разобраться с Пифоном, а потом вытащить брата? — Я не знаю, но не стала бы рассчитывать на этот план, — покачала головой демонесса. — Я не в курсе, как у Пифона работают его тюрьмы, впрочем, видела, как аналоги работают у Князей. — Говори. — Гиблое дело, — она покачала головой. — Если умрет Князь — тюрьма тоже перестанет существовать. Это демиплан, воплощение разума хозяина. Исчезнет он — исчезнет все, что внутри. Возможно даже из пространства-времени — мы даже не вспомним о Вергилии. — Вот мне весело потом будет осознавать, от кого я беременна, — вяло пошутила Ренна и тут же замолчала. Квентин тяжело, как в последний раз, выдохнул. — Я… — прошептала Гербон. — Я не могу… Сама такое решение принять, — она сжала кулаки. — Я надеюсь на понимание — не могу. Вокруг смолкли голоса — все слушали ее. — Я… Я прошу голосования, — она осмотрела присутствующих, собрав в кулак всю свою волю, чтобы глаза даже не увлажнились — в голосе сталь. Тишина. — Голосование? — Донован наклонился головой к коленям. — Ну, конечно. Правильно. Иди нахер, Гербон. Я не собираюсь голосовать «за» или «против» убийства твоего ребенка — это не просто бесчеловечно, это уже ересь какая-то. — Тем не менее, тебе придется, — отрезала охотница. И опять лишь мерцание ламп. Театр абсурда.  — Я говорю «против», — первая нарушила тишину Синица. — Сами справимся. Это херня какая-то, вообще такое предлагать. Это, блять, ребенок, вы что? Третий месяц уже, я бы еще поняла супер ранний срок, а тут! Ван оперлась на руки и откинулась назад: — Ван слышать, что говорить медиум-бабушка — к победе придем, если вытащить полукровный брат Данте. Ван не мочь рисковать — Ван говорит «за». — Почему мы вообще это обсуждаем? — Триш выразительно изогнула брови, разведя руками. — «За» и дело с концом. Вы хотите покинуть этот проклятый город? Так хватит тут драму разводить, ноги в руки и вытаскивайте Вергилия. Данте выдержал на Ренне долгий взгляд, скрипнул зубами. — Я скорее «против», — наконец озвучил он свои мысли. — Я ничего больше не скажу. Я просто «против». — Мне крайне тяжело принимать такое решение, я говорю честно. Я «за», — сказав это, Леди отвернулась, чтобы не пересекаться взглядом с Ренной. — У меня аналогичное состояние, — Вестал нервно погладила хвост. — Но я тоже «за». — Я «против», — Квентин махнул рукой. — Справимся сами, вдобавок я не буду потом носиться с подорванным здоровьем Ренны, мне итак тут очень весело, — попытался отшутиться он. — Я, блять, конечно же, «против», — Донован все-таки вынес свой вердикт. — Вы совсем из ума выжили, алло? Земля вызывает долбоебов, очнитесь! Лишь он затих, как все, синхронно, повернули головы на Коллинза. Ирландец все еще подпирал стену, опустив голову и прикрыв глаза. Усмехнулся, обреченно. — Я тут слушаю вас, — начал он. — И удивительно. Вы, кажется, кое-что забыли и мне даже смешно от этого. Напоминаю, воины света недоделанные и недоебанные, — он большим пальцем указал себе через плечо, — там — люди. Женщины, мужчины, старики, дети, в том числе такие же не рожденные — я видел пару беременных девушек. У них уже есть жизнь. Сломанная этой катастрофой, но все еще с надеждой, что все образумится. И вы — светоч этой надежды, охотники. И если мне вам надо напоминать, что вы должны головой лечь за тех, кого поклялись защищать, что ж, так тому и быть. А я видел, как Вергилий, всего лишь одолжив тело Ван, смог буквально прорваться внутрь Железного Трона, в то время, как без него мы смогли загасить только парочку из Благ, и то, чуть не откинувшись там. Я говорю «за». Закругляемся. «Ясно». Слово, полное разочарования в исполнение Донована. — Что будет с ребенком, когда извлечем душу? — спросил Квентин.  — Это будет даже не вегетативное состояние, — Ван тщательно подбирала слова, получалось говорить почти без акцента. — После родов у ребенка и рефлексы работать не будут: не будет глотать, самостоятельно дышать. Это… вообще жизнью не назовешь. Ясно. Отходняк от кокаина — вещь дурная. Когда Коллинз озвучил свое решение, когда увидел, как на него смотрел Донован, услышал его голос, и все это помножилось на ощущение эмоциональной опустошенности, вызванной оканчивающимся действием наркотика — он почувствовал себя хуже некуда. Отвратительно. Он ненавидел сам себя. Как будто ему было хорошо от того, что он сказал. Как будто ему просто не хотелось въебать себе же по лицу, от того, каким подавленным взглядом наградила его Синица. Он резко вдохнул кокаин через нос, моментально не оставив на столе ни крупицы. Настолько ювелирно, что даже не запачкался в нем. Упав головой на столешницу, Коллинз резко выдохнул. Ожидал — дерьмовое состояние души плавно растекалось, заменяясь уверенностью, плавно перекручиваясь в осознании собственного величия. Под ребрами перестало тянуть — ирландец понимал, что свернет горы в данный момент, если понадобится. Нужно еще. Еще, блять, без подзарядки в этом городе не выжить. Как и прошлый раз, пятнадцать лет назад, Зен просто швырял в пучину самоуничтожения. Какого хрена это вообще надо было обсуждать? Спектакль устроили, погорелый театр, черт возьми, с нытьем и пафосом. Они выжить хотят? Или в их мирке скачут розовые пони, а войны выигрываются без жертв? За то, что они вообще живы, можно было поблагодарить мироздание. Впрочем, Коллинз ярко отмечал, что все беды тут свалились на Ренну Гербон. За чьи грехи так расплачиваться? Глазом, ногами, собственным ребенком? Возможно, вернут Вергилия, и он получит ответ на свой вопрос. Нужно еще. Еще дорожка, еще прилив сил, эмоциональных и физических. — Какого?.. Надо быть внимательнее и проверять, закрыта ли дверь. Синица в оцепенении от шока смотрела на Коллинза. Это было только пол беды, ведь из-за ее плеча виднелся Донован, закуривший очередную сигарету. — Что… Коллинз… — девушка дар речи потеряла, заикаясь после каждого слова. — Какого черта ты творишь? — Так вот, что он там запирался, — Донован грубо отпихнул охотницу в сторону и, сделав пару шагов, предстал перед брюнетом. — Опять, опять, Коллинз? Или ты и не заканчивал, торчок хренов?! Синица просто не могла поверить своим глазам — дурость какая-то. В смысле Коллинз сейчас снюхал что-то, подозрительно напоминающее кокаин? «Кокосик в курсе», — всплыла в голове фраза Ван. Донован схватил ирландца за шиворот рубашки и подтянул к себе, впрочем, последний и не сопротивлялся, лишь со снисхождением глядя на информатора. — Вот, почему ты такой живенький, — рыжий выдохнул сигаретный дым в лицо мужчине. — Я не знала, блять, какого дьявола! — Синица с силой захлопнула дверь в комнату и, в два шага преодолев расстояние между собой и отцом, яростно сжала кулаки — кажется, вот-вот, и она его ударит. — Ты спрашивала, Птичка, почему я прогнал его пятнадцать лет назад из Зена, — холодно хмыкнул Донован. Впрочем, девушка уже понимала, к чему он идет. — Он торчал на этой дряни, как проклятый. — Правда? — Коллинз с силой сжал руку информатора, которой тот держал его за одежду. — Может, еще расскажешь, почему тебя прозвали «Инкубом»? Что прогнал меня именно потому, что мешал тебе вдоволь ноги раздвигать перед всеми встречными, шлюха уличная? Я любил тебя, а ты пользовался, урод. Как развлекся — выгнал. Рассказать, что было дальше? Рассказать, как я в рехаб загремел? Рассказать, как чуть не убил себя? Донована словно молнией прошибло — он отшатнулся от охотника. — Да я же… — мужчина явно был в шоке от всего, что сказал Коллинз. — Да я же, как тебя встретил, завязал с блядством — ты меня изменил. Я же все ради тебя… Я, блять, в три часа ночи, нарушая все мыслимые и немыслимые правила движения, вез тебя к Квентину, когда ты передознулся, урод! Что, забыл? Забыл, как мы тебя стащить с порошка пытались, сколько денег, сил и времени на это вбухали, а ты все продолжал! Синица просто стояла и вертела головой — вскрылось прошлое, которое Коллинз и Донован пытались все это время задавить «хорошим» отношением друг к другу и добрыми словами. — Я не мог смотреть на тебя, что ты с собой делаешь, — рыжий обреченно, полными горя глазами посмотрел на охотника. — Ничьи слова тебе мозг не вправляли. И мое решение были простым: лучше я не увижу, как ты умрешь. Лучше мне позвонят и расскажут. Замолчал на мгновение. — Если бы я винил себя в твоей смерти — я бы вряд ли дожил до сегодняшнего дня. — Синица, это единичный случай, — Коллинз дернул головой и нахмурился. — С момента, как я удочерил тебя — это первый случай, я тебе клянусь. — Скажи еще, что это Зен на тебя так действует, — Донован, ссутулившись, едва передвигая ногами и, кажется, покачиваясь обессилено, показал ему средний палец. — Не зря я тебя выгнал, лицемер. Лучше б ты сторчался в своей этой Англии. Возможно, и это богомерзкое голосование закончилось с положительным исходом. Хлопнула дверь — Донован покинул комнату.