sodoma et gomora

1. удушение и dirty talk 　Влад на самом деле не знает, как он к этому пришел (докатился), но одержимые идеи и безумная опасность — это его фишка, это то, что делает его живым и настоящим, когда адреналин зашкаливает, поэтому однажды к «трахни меня» и «сильнее» закономерно добавляется увлеченное «можешь придушить». Не слишком часто, чтобы не привыкнуть, потому что весь смысл в том, насколько это разбивает его на мелкие осколки. 　Ян слишком инквизитор, чтобы ему всерьез навредить, поэтому умом Влад понимает, что тот все контролирует, что настоящая смерть ему не грозит, но его все равно перешибает этим беспомощным восторгом, когда перед глазами темнеет, а тело ощущается каким-то далеким и онемелым от недостатка кислорода. Ян смотрит всегда внимательно, ему нравится отслеживать реакции, и Влад устраивает ему представление, выгибаясь и скуля, а потом его накрывает удушением по-настоящему, что он и хрипеть не может, только скалиться, разевая рот. И чувствовать, как жизнь заканчивается. Как будто весь смысл его существования сводится к Яну и его тонкой руке на горле. Там, где под крепко вцепившимися пальцами трепещет пульс. Вообще все ощущения обостренные до боли, а Ян точно знает, когда нужно начинать двигаться. 　Потом, когда его быстро отпускают, Влад много болтает своим невозможно хриплым сорванным голосом, рассказывая Яну, какой он охуенный, как с ним хорошо и что он хочет, чтобы Ян с ним еще сделал, как будто Влад и правда чудом избежал мучительной смерти и теперь ему срочно надо исповедаться. Связки горят огнем, но он все говорит. Ян, как и каждый раз, когда Влад, прижимаясь к нему, нашептывает что-то грязное, чувствует, что у него адски пылают уши, и просто молчит и слушает. И бережно вытирает Владу выступившие слезы. 2. шибари и after care 　Обычно у Влада нет никаких проблем с тем, чтобы довериться Яну, даже если это подразумевает, что Влада чуть не пристрелят на задании, но есть отдельные моменты, когда он всерьез задумывается, насколько много может позволить этому человеку. И вот когда Ян вяжет на нем обжигающе-красные веревки — самое время об этом задуматься. Красные — прямо как магия изнанки, что их связывает. 　Яну хватает нескольких взглядов на нарытую в интернете схему, чтобы запомнить сложные плетения и узлы, поэтому Влад чувствует себя в надежных руках — и от этого накатывает что-то приятно-стыдное, почти головокружительное. Когда Ян подтягивает веревки и те чуть впиваются в кожу, но не настолько, чтобы резать, становится совсем хорошо. Владу надо немного свыкнуться с тем, что ему приятно не чувствовать контроля вообще, но Ян не дает ему времени. 　Влад тихо сходит с ума, потому что ему нравится касаться Яна, даже если движения совсем беспорядочные и оголодавшие — по плечам, ключицам, ребрам. Но сейчас он буквально не может двинуться, а когда несдержанно дергается, то приходит это пылающее натяжение веревок и ломота в мышцах. Руки, надежно стянутые за спиной, дрожат от напряжения. Поэтому все, что он может, это позволять Яну легко касаться его, неспешно и мучительно. Как и обычно, Ян по большей части молчит, гладит совсем легко, прослеживая веревку, обхватывающую ребра. И тогда Влад понимает, что Ян придумал лучшую пытку. 　Когда Ян веревки снимает, оказывается, что они все же впились накрепко в кожу, узлами втерлись, что краснеют заметные отпечатки с этой безумной текстурой веревок — потому что Влад не был бы собой, если б не попытался вывернуться и податься ближе под ласкающие руки. Это не страшно, почти не больно, но Ян очень виновато на него смотрит. 　Потом Ян готовит для него теплый сладкий чай и долго сидит рядом, бережно растирая ему затекшие руки — и Влад ни за что не признается, что уже давно их хорошо чувствует. 3. fire & cold play 　У Влада все еще мертвецки холодные руки, и к этому невозможно привыкнуть. Ни за что. Поэтому, когда он уговаривает Яна отвлечься от работы, снимает с него домашнюю футболку, тот вполне ожидает привычный ненавязчивый массаж (спина немного ноет после долгого сидения за столом), но Влад касается долго, бережно, и Ян трепетно вздрагивает. Пальцы холодные, совсем ледяные; Влад прочерчивает линию. Ведет ниже, вырисовывает. 　Видит Денница, когда Влад был мертвым, Ян пытался его уговорить на что-то безумное. Влад чудом контролировал призрачные прикосновения, проникающие сквозь одежду, сквозь кожу буквально. Но сейчас, когда он ощутимый, настоящий, все еще хуже. Накатывает сильнее. 　Влад выводит узоры, но вдруг отстраняется, и Ян разочарованно выдыхает. А потом Влад прижимается с жаркими поцелуями, проводит горячим обжигающим языком по линии. Рисует поверх сложной колючей фигуры, оплетающей его лопатки. Рукой проскальзывает к ребрам, по старым шрамам, и от контраста холодного и горячего Ян мучительно дергается. 　Влад наклоняется к уху, шепчет почти невинно, мол, выбирай, инквизиторство, что ты сегодня хочешь внутри, пальцы или язык, и Ян напрочь забывает, что такое человеческая речь. 4. bdsm 　Им сразу же становится ясно: кому-то так или иначе придется поддаваться, а это сложно, если ты всю жизнь привык сражаться и готов горло кому-нибудь перерезать за свою свободу. Но, когда вас связывает магический контракт, позволяющий буквально читать мысли, довериться намного проще. Не нужно проговаривать многое вслух: магия разносит обнаженные желания. 　Они просто разные. Влад, которому спокойнее опрокинуть Яна на кровать и влюбленно касаться его, шепча всякие смущающие глупости. Ян, который сразу со вкусом перегибает его через стол, что жесткий край столешницы врезается в кожу. 　Но им обоим нравится немного приятной боли. И иногда — полностью довериться другому, без предела. Боль на работе всегда тревожная и резкая, жуткая, а эта захлестывает сразу, стирает мысли, подчиняет, и единственное, о чем можно думать, — это зубы, крепко вцепившиеся в шею. Пекущие укусы на плечах. Ногти, впившиеся в кожу. Рука, оттягивающая волосы. 　И, наверное, это те редкие моменты, когда вечно непокорный Влад может подчиниться безоговорочно, если Ян рявкнет ему не двигаться и завести руки за голову, — ну, он попытается хотя бы недолго (если его не привязать как следует). А Ян запросто может потерять вечный контроль, который так необходим ему на службе, и просто не думать ни о чем. И в этом для них и весь смысл — знать друг друга такими, какими их никто никогда не увидит. 5. sex toy 　С тем, что Корак на какой-то очередной праздник им дарит купон в секс-шоп, Ян, пожалуй, может смириться — Рак, конечно, ржет как не в себя над их лицами, но рассказывает, что там можно достать очень хорошие свечи для ритуалов, мол, воск качественный, все отлично. Так что подарок не такой уж странный и бесполезный. 　С чем Ян не может смириться, так это с тем, что Влад неиронично идет купон обналичивать — один, пообещав какой-то сюрприз. В контексте Влада «сюрприз» обычно означает кровавую разруху, но сейчас Ян даже не знает, чего ожидать, воображение замыкает… 　Влад, когда возвращается, одаривает его хитрой улыбкой. Он подгадывает как раз к началу их вечерней смены, когда Ян сидит на кухне и мрачно цедит кофе. Сразу начинает расстегивать рубашку, не успевает Ян его остановить — потому что, ради всего несвятого, он пока не понял, хочет ли знать это прямо сейчас. 　— Нравится? — невинно интересуется Влад. 　Ян рассматривает портупею — черная, поблескивает, полосами выделяется на бледной груди Влада. Новая, от нее буквально пахнет свежей кожей; крепления сияют серебром. Перекрещиваясь на груди, портупея складывается в подобие сатанинской звезды, и Яну очень хочется ругаться Денницей, но он забывает все слова и онемело пялится на него. Влад двигается, и полоски чуть впиваются в кожу. Вплотную, если гладить — то по четким линиям портупеи… От мысли, что Влад чувствует каждый сантиметр жестковатой кожи, становится как-то очень жарко. Ян нервно нашаривает рядом пачку сигарет и закуривает. Ему хочется прикоснуться настолько, что почти шатает навстречу. 　Взгляд у Влада темный, голодный и торжествующий. 　— О нет, инквизиторство, — протягивает Влад, — мы, кажется, опаздываем, а Ирма такое не любит! 　Он невозмутимо накидывает обычную черную рубаху прямо на это дьявольское великолепие, зная, что приличный господин инквизитор не сможет его удержать. Им и правда время идти. И Влад тащит за собой в коридор Яна, которому только и остается, что прокручивать в голове эту обжигающе-развратную картинку. 　Весь гребаный вечер. 6. role play 　— Господин инквизитор… — тянет Влад почти умоляюще. 　И понимает, что, да, перед ним скорее не Ян, а то железное и инквизиторское, что тот вытаскивает только в самых диких ситуациях. Взгляд тяжелый и неумолимый; его бы воля — Влада бы растянули на дыбе. Он чеканит слова запросто, словно родился для этой роли — да так оно и есть. Еретик, малефик. Влад знает, что это заслуженно, и не пытается отпираться. 　— Занятия черной магией… — зачитывает обвинения Ян. 　— Я не только ей хорошо занимаюсь, — замечает Влад, шкодливо усмехаясь. 　Наверняка как-то так проходило бы их знакомство, встреться они веков пять назад, но тогда Владу вряд ли хватило бы совести неприкрыто этим наслаждаться. 　В руках Яна проблескивает нож, и он быстро поддевает рукав футболки, взрезая… Ни единой капли крови — только начисто рассеченная ткань. Влад не двигается и почти не дышит, когда лезвие невесомо касается кожи. Пронзительные, обоюдоострые поцелуи ножа. Когда ткани не остается, лезвие невесомо прижимается к коже — холодно и хорошо. 　— У каждого из вашего жуткого рода должна быть дьявольская метка, — важно поясняет Ян. 　— Тогда вам, возможно, стоит посмотреть на мою спину, — ухмыляется Влад. 　Он с позволения инквизитора поворачивается, опершись на стол, призывно выгнувшись. Чувствует, как тяжелый взгляд скользит по безумному переплетению магических узоров. Запутывается в них. 　— Ты ведь понимаешь, что только за это тебя можно отправить на костер. 　— Но я же красивый, а, господин инквизитор? — не к месту вспоминает он старый анекдот. 　Ян тихо хмыкает. 　К плечу снова прижимается нож, несдержаннее, ближе; по предплечью стекает горячая кровь. 　— Что ж, посмотрим, насколько ты готов раскаяться, — вздыхает Ян над ухом. 7. свободный день, поэтому боевой транс (что еще мы могли выбрать) 　Боевой транс — он для бешеной драки и для магии, когда горячка битвы накрывает с головой, и оттого еще непривычнее, если Ян ласково хватает его за руку и целует когтистую кисть, поглаживая жутко почерневшие пальцы. Возможно, Ян пытается показать, что Влад отнюдь не такое чудовище, каким привык себя считать, поэтому целует, режась о клыкастую пасть, поэтому льнет к огненно-горячему телу, несдержанно вытряхивая его из одежды. Влад ему благодарен, правда. Влад даже верит ему, потому что невозможно настолько искренне отдаваться тому, кого считаешь жутким изнаночным монстром. 　А потом Ян учится понемногу выскальзывать в свой боевой транс, и Влад начинает понимать. Насколько это завораживает — от того, что все это нелюдское, чуждое, совершенно дикое и опасное; и как же огревает по голове пришибленным восторгом, когда могущественный Всадник нежно урчит, сидя у него на коленях, вплотную, чтобы совсем вплавиться. Ян не человек, и это очень чувствуется. Острыми костями, пронзительно-холодным мраком, ласками на изнанке — Влад буквально чувствует, как их души дрожат, как его обнимает безбрежный черный океан. 　Влад думает, что давно сошел с ума, целуя его белые кости сквозь расползающийся шелковый мрак, но это что-то очень важное. Нужное им иногда, чтобы не забыть, что они такое. Глубже некуда. Не человеческий секс, а вечная принадлежность, когда контракт обостренно стонет с ними в унисон.