Букет неприятностей

*Дзынь* Маленькая серебряная ложечка со звоном ударилась о край чашки. Ты отстраненно помешиваешь чай и довольно морщишься от падающих на твое лицо лучей солнца. А я глаз от тебя не отвожу, наблюдаю, как ты длинными, покрытыми ожогами пальцами убираешь упавшую тебе на лицо прядь. Краем глаза ловлю твою улыбку — попалась. Ты снова поймала меня за подглядыванием, а я начинаю делать вид, что чай интересует меня больше всего на свете. По дну лениво проплывали лепестки и травы, и если приглядеться, то можно даже рассмотреть, что ты добавила туда. Гибискус, розовый перец и… розы? Маленькие засушенные лепестки лениво сталкивались друг с другом. Похоже на нас с тобой, не так ли? Ведь каждый раз я давала слабину, когда вновь целовала твои плечи… Я обжигалась. И все внутри горит от каждого твоего прикосновения. Стыд? Нет, что-то другое. Маска спокойствия медленно трескалась. Ты своим взглядом словно вскрывала старые запылившиеся ящики, закрытые на тысячи замков. Забытые, похороненные под обязательствами и натянутыми улыбками. *Дзынь* Тишина была одновременно моим спасением и моим наказанием. Я не хотела сейчас говорить — обязательно сорвусь и заплачу, зарыдаю как дитя, кроя свою судьбу трехэтажным матом. Ты постучала своей ложкой о край чашки, и стук словно вернул меня обратно на землю. Никогда не любила этот звук. Я рада, что мне удалось убедить тебя снять эти ужасные тикающие часы с кукушкой. Из-за них у любого «кукушка поедет». — Элли, — тихо зовешь меня ты, и твой голос эхом отдается у меня в глубинах сознания. — Элли? Я приоткрыла один глаз и посмотрела на тебя. Это было ошибкой. Фатальной. Не последней. Ты жевала свои губы и заламывала пальцы. Было до боли смешно видеть тебя такой. Растерянной. Смущенной. Ты всегда была в роли доминанта в наших отношениях, когда я послушно кивала на все твои требования и мило-премило, даже отчасти приторно, улыбалась. За время, проведенное вместе, постепенно привыкаешь ко всему, а к чему не привыкаешь — могут решить постоянные ссоры. Иногда даже драки. Но «счастливый конец» всегда имел место. Всегда. Даже сейчас. А я злюсь. Злюсь про себя. Ты не послушала, рванула на войну, а война рванула по тебе. Десятки швов сейчас «украшают» твое тело, а полки в моем доме «украшают» пустые и не очень бутылки. — Прости, задумалась, — откликнулась я. — Ты что-то хотела? — Выглядишь дерьмово, — насмешливо замечает она, и после моего уничижительного взгляда резко сменилась в лице. — Все в порядке? Эти нотки беспокойства. А в порядке ли? Да ничего не в порядке. Я в один момент едва не потеряла тебя, а тебе смешно. Не потеряла все. Все, ради чего я жила столько лет, столько лет унижалась, столько лет…  — Да, все в порядке, если можно так сказать. — Я недовольно морщусь, немного отпивая из чашки. Слишком сладкий. — Ты всегда можешь сказать мне, если вдруг что, ты же знаешь… — Мэв, — раздраженно перебиваю тебя я. — Я знаю. Помолчи. Я ударила о край чашки ложкой и бросила ее на стол. Слишком много заботы в ее словах, настолько слишком, что я словно фарфоровая кукла, которая должна стоять на полке под стеклянной витриной, пока она будет сражаться за наше хрупкое «счастье».  Я снова поднимаю взгляд и скольжу им по твоему лицу. Все ищу, за что зацепится мой взгляд. Ищу то, что я бы могла назвать «родным». Хотя мне даже и смотреть на тебя не надо. Я помню каждую твою родинку, каждый шрам, который я видела до сегодня. И родимое пятно. На шее. Ты была в полном восторге, когда обнаружила у меня похожее в том же месте. Судьба — шутила ты. А я язык прикусывала и улыбалась. Но теперь это пятно наполовину было… не было. Огромный ожог, который не бросился мне сначала в глаза. Он начинался на шее, проходил как раз через середину пятна, уходил дальше к затылку и сползал вниз, к плечу. Видимо, ему уже не первая неделя — вон, корочкой уже покрылся, а по краям даже слегка подгнивал. Заметив мой взгляд там-где-не-надо, ты быстро прикрыла шею волосами. — Мэв, — хрипло зову тебя я, не понимая, что происходит с моим голосом. Меня злит твоя скованность, злит твоя скрытность, злит твоя чрезмерная забота.  Ты закрываешь лицо руками и отворачиваешься. Только не плачь, прошу, иначе сама сорвусь, нырну в этот омут, сдамся и польется-польется все то, что копила столькие годы. Я хочу прильнуть к тебе, прижать тебя ближе и слушать, как ты дышишь: тяжело, рвано, часто. А затем… — Не бери во внимание, уже не болит, -ничего-страшного-не-произошло тоном говоришь ты.  Я тяну к тебе руки, обхватывая лицо, разворачивая к себе. А пальцы жжет. — Майев, — устало выдыхаю я. — Ты можешь играть из себя сильную сколько хочешь, но… — Да знаю я, знаю, — фыркаешь ты, но накрываешь мою ладонь своей. Подушечки твоих пальцев скользят по обратной стороне моей ладони, опускаются ниже, к локтю.  Я слежу за каждым движением. Жду хоть какой-нибудь отклик от своего тела. Но кроме ужасного жжения я не чувствую ничего. — Элли, — едва слышно произносишь ты, придвигаясь ближе. — Я ужасно скучала. — И я, — отвечаю, не думая. — И я не отпущу тебя больше никуда, слышишь? Зарываюсь в твои волосы пальцами, и плечи начинают дергаться в беззвучном плаче. Когда Тиранда сказала мне, что ты серьезно ранена, я словно потеряла последнюю нить, связывающую меня с миром. С моим миром. Но был приказ — не хоронить раньше времени, и Тиранда начала таскать меня на службу. Как-никак в сестринстве Элуны я состояла, а от своих обязанностей жрицы долго отлынивала. Вообще Тиранда всегда была очень требовательна, когда дело касалось богини, но мои мелкие и не очень огрехи были прощены после того, как она увидела меня в состоянии «готова растечься по полу в лужицу отчаяния». Алкоголь, который Тиранда приносила мне по вечерам, тоже неслабо помогал. Я, наверное, буду долго мысленно благодарить её за все это. Ключевое слово — мысленно. Тем временем Майев нежно прижалась ко мне и потерлась своим носом о мой. Я погладила ее по щеке костяшками пальцев и притянула ближе к себе. — Я все еще злюсь, — прошептала я ей, мазнув губами по скуле. — Ты не умеешь на меня злиться, — слегка с хрипотцой засмеялась она. — Но я все равно попрошу у тебя прощения. — А если не прощу, — упрямо протянула я, откидывая волосы за спину. — Что тогда, м? — У меня есть для тебя кое-что, что заставит тебя позабыть обо всех обидах. — Майев смотрела на меня из-под упавшей на ее глаза челки, которую она, внезапно, месяц назад решила отращивать. Сказать честно, без этой «шторки» ей было куда лучше. — Удиви меня. Майев заерзала на месте, пытаясь достать «кое-что» из сумки на колене. Я не успела углядеть, что она там достала и спрятала за спину. — Элли, — серьезным тоном начала она, но краешком губ хитро-прехитро улыбнулась. — Пока я лежала в госпитале, у меня было, ну, много времени подумать, — она сделала длинную паузу, — о многом подумать. Например, о нас с тобой. Она подняла голову и посмотрела прямо мне в глаза. Она тихо всхлипывала и кусала себе губу. На ее глазах наворачивались слезы. — Майев? Что случилось? — Я резко поднялась и принялась вытирать ее слезы. Это стало таким потрясением для меня. Я ни разу до этого не видела, чтоб она плакала. — Не порть момент, а? — Она ткнула меня локтем в ребра и нервно хихикнула. В ее руках появилась небольшая черная коробочка. — И что там? — Я с интересом изучала подозрительный предмет в руках Майев. Я ничего конкретно не могла ожидать, но это что-то заставило ее плакать. А это уже великий подвиг. — Элли, давай поженимся, — на одном дыхании выпалила она, распахивая коробку. Внутри лежало тонкое золотое колечко с тремя розовыми камешками. Кажется, я видела его в одной из соседних ювелирных лавок. Оно стоило намного больше, чем она могла себе позволить. Сказать, что я была потрясена, это ничего не сказать. В голове отчаянно взвыли два внутренних голоса, каждый из которых всегда советовал диаметрально противоположные вещи. Но теперь две внутренние «я» бегали в моей голове, рвали на своих головках волосы и с отчаянием добили по кнопке «паника». Мне жутко хотелось последовать их примеру. Аморально? Да. Неправильно? Да. Больно? Еще бы. Но необходимо. — Мэв, я… это… — Я ужасно старалась построить БОЛЕЕ-МЕНЕЕ адекватное предложение. В голове крутилось лишь одно навязчивое, но такое правильное в данной ситуации слово — «необходимо». — Да. Да, давай. Я улыбнулась, вложив в эту улыбку столько искренности, сколько вообще могла. Майев счастливо повисла на моей шее и звонко-звонко смеялась. Я прижала свою уже невесту к себе ближе и мягко поцеловала ее в висок. «Необходимо».