Букет неприятностей

Рутина проглотила меня и выплюнула мои демонические косточки. День сменялся днем, и, честно говоря, я за все это время так и не научилась отличать когда день, а когда ночь. Я почти все время спала — демон продолжал изнурять мое тело и мой разум, и, дабы хоть как-то притупить его влияние на себя и до конца не потерять контроль, я проваливалась в беспокойный сон, полный кошмаров, просыпаясь, лишь чтоб отдышаться или перетерпеть очередную процедуру. Обследования-обследования-обследования. Казалось, они никогда и не планируют останавливаться. Акама тщательно исследовал меня на наличие новых мутаций, постоянно брал новые анализы, опрашивал меня о моем самочувствии как по расписанию. Единственным спасением были регулярные посиделки с Даррианом, который беспечно делился со мной невесть откуда известными ему сплетнями и таскал мне разные сладости, которые, со слов Акамы, были мне противопоказаны. В который раз поймав меня за поеданием шоколада, Акама настрого запретил Дарриану посещать меня, запирая его в его собственной палате. И теперь от скуки и от нехватки сахара хотелось лезть на стены. И я почти этим и убивала свое время, очень стараясь не вслушиваться в навязчивые речи теперь уже моего брата по разуму. Первые деньки я потратила на то, чтоб научиться уверенно держаться на новых ногах, училась держать равновесие, сгибать и разгибать их. От безысходности со временем доучилась и ходить, прыгать, даже бегать — насколько позволяла площадь небольшой палаты. Все равно еще пошатывалась, но прогресс был заметен, и Акама прямо говорил, что гордится мной и обязательно передаст о моих успехах Дарриану. Мне сложно было прикинуть, сколько дней, недель или, может, даже месяцев, прошло с моего пробуждения. С начала моей новой жизни. С тех пор, когда мой свет внезапно погас. Несмотря на уверения всех и каждого, мое зрение и не планировало возвращаться, я продолжала бродить во тьме, даже каких-то пресловутых «огоньков» или «аур» не видела. Меня до чертиков пугала возможность навсегда утонуть в темноте, но меня продолжали настырно убеждать, что все еще будет, лишь стоит проявить терпение. Ведь пока все с моими мутациями было как обычно. Не считая парочки отклоняющихся от нормы аксессуаров. Рога медленно, но верно, росли, изгибаясь в каракулю у моих скул, чешуя, оказывается, может линять и вырастать заново в самых неожиданных местах, клыки еще сильнее удлинились, царапая десна до крови. Я демонела. И почему-то я с каждым днем я все легче принимала эту мысль, несмотря на растущее беспокойство в груди. Иллидан так и не вернулся, и я не знала, по какой конкретно причине я волнуюсь. Я точно боялась его потерять, но потому ли, что я продолжала после всего этого хранить, как единственное уцелевшее сокровище своей эльфийской натуры, свои чувства к нему, или же потому что я хотела собственноручно его придушить за вот эти вот все фокусы и, ах, как же жаль, что кто-то успел это раньше меня. Я засыпала с мыслями о нем и просыпалась с ними же, тревожимая непреодолимым желанием встретиться с ним. Прямо как и сейчас, проснулась в холодном поту от привычных кошмаров, хватая ртом воздух, судорожно шаря рукой по тумбочке в поисках стакана с водой, который я перед сном предусмотрительно туда поставила. Пила я быстро и неаккуратно, вода стекала по подбородку и капала на подобранные к груди колени. Собственная кровь из порванных десен горчила, и никак этот противный, дурманящий разум вкус было не изгнать, он был словно моим вечным спутником каждого «доброго» утра. Стакан на полку, себя к подоконнику, к настежь отворенному окну. Запах Запределья стал уже почти родным, я уж и позабыла каково это: дышать нормальным, свежим воздухом. Но выбирать не приходилось, поэтому я продолжала рвано вдыхать холодный, но в то же время жгучий воздух, полный пыли и золы, которая сушила горло, отчего пить хотелось постоянно. Прохладный ветерок трепал тонкие занавески, путал и так столько времени нечесаные волосы, наполнял комнату какой-никакой, но свежестью. Я никогда не закрывала окна, уж чересчур в палате было душно — мало что ли меня мое положение душит — но каждое утро окно приходилось отворять самой, потому что видите ли, мое состояние не очень стабильно, и я в теории могу простыть. Бред собачий. Тогда бы от Легиона не осталось бы никого живого, все демоны слегли бы с пневмонией после первого же уничтоженного мира, на котором царит вечный мороз. Наверняка такие были, даже на Азероте есть проклятущий Нордскол со своей вечной мерзлячей зимой. Я выдохнула, зачесывая пятерней волосы назад, и отошла от окна. Конечно же в голову полезли мысли о последнем моем визите на столь недружелюбный материк. Именно эти события повлекли за собой все это, но если бы я тогда не оказалась там так удобно, кто знает, что случилось бы с Иллиданом. Жизнь Иллидана или же моя собственная в таком обличии? Глупо сейчас решать, потому что ничего теперь уже не изменить, поэтому не стоит дразнить себя неоправданными надеждами. Я ловко проманеврировала между шкафами, ширмой и моей кроватью прямо к двери, привычно постучалась несколько раз, дабы уведомить, что я проснулась и готова к очередным опросам и обследованиям, и также быстренько шмыгнула на кровать, устраиваясь поудобнее. Я столько времени провела в своей маленькой тюрьме, что не грех было выучить, что и где стоит. Да и чувствительный слух помогал чувствовать всякое, что находится на расстоянии где-то метр от меня. Дарриан говорил, что с тренировками можно увеличить этот диапазон, потому что это бывает полезным, чтобы слышать подкрадывающегося к тебе со спины демона. Также он рассказывал об Алтруисе — учителе Кайна — который умел чувствовать демонов за десяток метров вокруг себя. Неординарные умения этих ребят меня поражали. Неужели и я когда-нибудь смогу уметь хотя бы долю того, что умеют они? Акама вошел как обычно, шелестя бумагой в руках, пробормотав скомканное «с пробуждением». Таблетки в рот, иглу в плечо, руки-ноги в стороны, повернуться спиной — все записать. Ни разу мы еще не отходили от установленного сценария. — Есть новости об Иллидане? — спросила я, как и спрашивала это каждый раз. — Нет, — ответ не менялся ни разу. — Можно мне увидеться с Даррианом? — Нет. — Я от одиночества скоро изголовье грызть начну, — раздраженно фыркнула я. — Я бы позволил, если бы он не был в столь тяжелом состоянии, — выдохнул Акама, продолжая что-то записывать. — Его нескончаемая энергия не особо хорошо сказались на его восстановлении, боюсь, он переоценил себя. Ему будет лучше, если он какое-то время побудет в покое, за ним присматривают, могу тебя заверить. — Как давно он в таком состоянии? — ошарашенно проговорила я, едва двигая губами. — Вчера его швы разошлись прямо при попытке очередного побега из палаты. Это же надо быть таким упертым и совершенно не думать о том, как сильно тебя ранили, — Акама не прекращал негодовать и ворчать себе под нос, совершенно не обращая внимания на то, что он перестал контролировать силу, с которой сжимает мое плечо. — Самоуверенный дурак. Если уж о себе не думает, то подумал бы хотя бы обо мне, которому заново пришлось зашивать его, причем наживую, выслушивая его замогильные стоны. Представив эту картину, начало неистово тошнить. И дело не в том, что я боялась мяса и расчлененки — этого добра в моих снах достаточно, — я боялась представить Дарриана в таком положении. На грани жизни и смерти. Потерять его я боялась. Действительно, дурак самоуверенный. — Ты как себя чувствуешь? — сочувственно, глядя на мою кислую мину, спросил вдруг Акама. — Нормально для того, в чье тело насильно впихали демона, — ответила максимально честно, роняя голову на подушку. Хотелось побыть одной, но говорить Акаме об этом прямо мне было неловко. Он делает многое для меня, стараясь помочь всеми силами, пользуясь развязанными от отсутствия Иллидана руками. И из-за этого обвинения в ударе в спину казались бестолковыми, ибо у Акамы были миллион и одна возможность убить меня, элементарно задушив ночью подушкой. Теплая широкая ладонь коснулась моего лба. Кончиками пальцев я коснулась его руки, силясь уверить его этим жестом, что я в порядке. Насколько могу быть. — Еду принесут скоро, отдыхай. — С этими словами он удалился, и я наконец смогла дать волю своим слабостям. Стукнула матрас кулаком и сжала простыню до хруста нитей, прорывая когтями тонкую ткань. На большее не было сил. Хоть какой-то способ выпустить пар без вреда для других. — Жаль, что ты так считаешь. Иногда вредить другим так приятно, — промурлыкал уже такой родной голос. — Завались, — также нежно промурлыкала я. — Ты никуда не денешься от своей натуры. Убивать теперь в твоей крови. Чем позже в тебе это взыграет, тем разрушительней это окажется для тебя. Ради самой себя — не затягивай. — Пошел нахуй, — пропела я, выполняя дыхательное упражнение. Нельзя позволить давать себе слабину. Вон, Дарриан и другие Охотники уже столько лет держатся, значит, и я смогу. Не слушать собственные мысли куда проще, чем я считала раньше. Словно белый шум где-то там далеко, но в то же время неприлично близко. Дверь тихо отворилась — по моей просьбе смазали петли, и она перестала так жалобно скрипеть — и осторожными, невесомыми шагами служанка прокралась в комнату, поставила поднос на тумбочку и удалилась также быстро и бесшумно, как и пришла. От чистого безделья приподняла крышки, на запах изучая, что мне принесли. Апппетита не было совсем, даже такое до одури ароматное жаркое не могло заставить меня пересилить себя. Эдакая я неблагодарная, а ведь кто-то старался, делал. Стало вдруг интересно, как умудряются прокармливать такую ораву ртов каждый день и кто этим заведует. Мои мысли прервал удар о подоконник, такой глухой и тяжелый, словно уронили на него камень… или же кто-то пытается ко мне пробраться, если уже не пробрался. Я затаилась, благо, меня не должно быть видно за ширмой, и старательно прислушалась, пытаясь уловить чуткими ушами любую вибрацию в воздухе. Присутствие незваного гостя стало вдруг осязаемым, я даже чувствовала, где именно он был. «Демон» — пронеслась внезапная догадка в голове. Иначе все бы мои чувства так не обострялись, и инстинкт охотника не рвался наружу, словно буйный зверь. Я сползла с кровати, ведомая лишь одним желанием — уничтожить. Я впервые чувствовала себя столь комфортно в этом теле, словно оно и не смещало движений и вовсе не было чуждым. Он ведь теперь видит меня, но, судя по ощущениям, нападать не собирается. Может, мои чувства меня обманывают? — Мне не нравится то, как ты смотришь на меня. — Насмешливый голос вдруг заставил вытянуться в струну. — Не самый радушный прием, не считаешь? — Иллидан, — выдохнула я, едва не поперхнувшись воздухом. — Откуда ж мне было знать, что это ты, дурная ты голова. По твоей милости я тут слепая страдаю. И всю злобу и обиду, которые я так долго и старательно копила, вылились в эту никчемную претензию, словно он мне не жизнь сломал, а забыл цветы полить. — Зрение не вернулось? — недовольно хмыкнул он, приближаясь ко мне. — Как давно ты пришла в себя? — Не знаю, как давно, дни не считала. — Несмотря на всю теплоту от его прикосновений к моему лицу, они причиняли мне ощутимый дискомфорт. — А если бы зрение вернулось, я бы с порога накинулась на тебя с кулаками. — Так не рада меня видеть? — Я буквально слышала, как он приподнимает бровь. — Не рада тому, в какое положение я попала, — поправила его я, отходя от него на пару шагов назад, чувствуя себя на таком расстоянии в большей безопасности. Для него, потому что руки тряслись все еще от желания свернуть чью-либо шею. Следует сказать Иллидану об этом, но не сейчас. — Не потрудишься объясниться? — Я жестом обвела свое тело, как бы намекая без слов. — Моя прихоть? — Не убедил. — Не напомнишь, дорогая, почему я обязан объяснять причину своих тех или иных действий? Ответить мне не дали, в палату буквально ворвался Акама, уважительно приветствуя Владыку. Иллидан раздраженно выдохнул на его приветствие, но все же быстро взял себя в руки, завалив Акаму горой вопросов о моей реабилитации. — Снимай одежду, — коротко бросил Иллидан, сразу же возвращаясь к своему разговору. — Прямо сейчас? — Я сжала край больничной рубахи, не находя в себе сил стянуть ее. — Снимай, не трать время впустую. Потом, обещаю, я отвечу на все твои вопросы. Рубаху я сдернула с себя резко, откинув ее куда-то в сторону. Прохладный ветерок из открытого окошка неприятно облизнул кожу, заставил поежиться. И, нет, не потому что я буквально чувствовала, как Иллидан скользит взглядом по моему телу. — В реальности получилось даже лучше, чем на бумаге, — довольно протянул Иллидан. — Как проходят ее мутации? — Почти все идет согласно Вашему плану, все прямо как вы расписали. — Акама суетился, перебирая судорожно бумажки. — Динамика удовлетворительная, не считая одного «но»… — Я слушаю. — Повернись спиной. — Акама обратился ко мне, я молча выполнила просьбу. — Ну надо же… — Искреннее удивление в его голосе заставило меня напрячься. Что с моей спиной не так? — Хоть какой-нибудь прогресс наблюдается? Ответа вслух не последовало, поэтому мне пришлось гадать, кивнул он или помотал головой. — В остальном все в порядке, готов заверить, что она довольно стойкая девочка. — Это мы позже проверим. Все записи периода ее реабилитации ко мне на стол, на этом можешь быть свободен. Акама быстро покинул нас, и я позволила себе наконец ссутулиться, обнимая себя за плечи. Остаться один на один с Иллиданом сейчас оказалось куда труднее, чем я представляла. — Как ты себя чувствуешь? — Никак. Я устала отвечать на этот вопрос каждый день. Устала от того, что меня держат подальше от ответов. — Что с моей спиной? — Я развернулась, сделав пару неуверенных шагов в сторону Иллидана. Волосы настырно лезли в лицо, тело покрывалось мурашками от холода, не мерзли у меня только шерстяные ноги. — Ты смеешься надо мною? — Легкие потоки магии с треском захлопнули окно, оставляя нас в полной тишине. — Ты обещал отвечать на мои вопросы, — скомканно пробормотала я, пытаясь спрятаться от его взгляда, который не видела, но чувствовала. — Ты хочешь сказать, что ты не знаешь? — Его руки легли на мои плечи. — Если бы знала, не спрашивала. — Я запиналась, потому что его ладони мягко скользнули по позвоночнику. — Ты действительно не перестаешь поражать меня. Он огладил лопатки, касаясь аккуратно чего-то. Меня пронзила внезапная догадка. Завела руки за спину, едва дотянулась до прилипшим к спине отросткам. — Крылья? — Это довольно сложно назвать крыльями, — хмыкнул Иллидан. — Они размером с мою ладонь. Ты не пчела, чтоб быть в состоянии на таких малышках удержать свою тушу. Я в шоке щупала перепонки, скелет, не в состоянии поверить, что они часть меня. Что я столько времени не замечала наличия их у себя на спине. Такие крошечные, реально. — Почему я так отличаюсь от других? — задала я наконец тот вопрос, на который все никак не получалось найти ответа ни меня, ни у кого-либо еще. — Я долго размышлял над тем, как сильно лично я отличаюсь от других Иллидари, — после небольшой паузы начал он. — И дело даже не во внешних отличиях. Выносливость, сила, ловкость, куча других деталей, которые делают меня разительно другим. Я думал над тем, как я могу повлиять на демонические мутации, чтобы добиться подобного результата у моих Охотников. Я отклонился от стандартного ритуала, не расколол одну душу надвое, дабы заменить эльфийскую половину души на демоническую, а использовал большое количество осколков душ различных демонов. Выбирал самые удачные и сильные части и из них соорудил такую вот амальгаму, которая позволила множеству качеств проявляться в усиленной и видоизмененной форме. Именно поэтому ты выглядишь так. — Почему именно я, если ты хотел, чтобы эта сила досталась Иллидари? — Я не могу использовать доверие моих Охотников, дабы ставить над ними эксперименты, которые могут лишить жизни. Тебя было не жалко. — Вот как. — Я дернула плечом, скидывая его ладонь. — В этом был еще практичный смысл, — я приподняла в ожидании бровь, — теперь ты больше даже и не посмеешь думать о побеге. — Ты действительно считаешь, что после всего этого я стану тебя меньше ненавидеть? Стану желать быть с тобой рядом после такого…? — У меня так и не удалось выдавить из себя слово «предательства». — Дело не в твоем желании, Кокона. Если ты сунешь нос из Храма в таком виде, тебя убьют раньше, чем ты успеешь сказать «Свобода». И, поверь, мне даже не придется ничего делать — мои враги уничтожат любого, кто хоть как-то похож на Иллидари. Тебя даже спрашивать не будут, кто ты, просто всадят стрелу тебе в лоб. Я жевала губы, отказываясь признавать его очевидную правоту. Иллидан мягко положил свою ладонь на мою щеку. — Нет причин для беспокойства, пока ты здесь. Я в состоянии защитить тебя. Говорил он тихо, будто сообщал мне что-то интимное. Я с нежностью положила свою ладонь на его. И вот черт поймет этого Иллидана. То говорит, что меня не жалко, то говорит, что мне не очень волноваться. Он притянул меня ближе, дыханием обдал мое ухо. — Я так долго ждал этого, ты не представляешь. — О чем ты? — Голос сел, его внезапная близость обезоруживала. — Давняя шальная мысль испытать кого-то с демонической кровью в жилах. — Его пальцы изучали мое новое тело. — А как же Иллидари? — игриво спросила я, прекрасно зная ответ. Не стоит ему знать о том, что я знаю больше, чем показываю. — Брось, они мне как дети родные. — Он поцеловал меня в шею, заставляя всхлипывать. Обостренные чувства бунтовали во всю. Как же, о Элуна, я скучала по нему. — Им очень не повезло с отцом, — всхлипнула я под его короткий смешок. Я руками шарила по его телу, пятясь в сторону кровати. Не видя, но чувствуя каждый его изгиб, каждую мышцу, я просто тонула в том, какой же он идеальный. — А как же демонессы? Готова поспорить, суккубы очень и очень горячи. — Спать с врагом — создавать ненужные привязанности. Но, соглашусь, они чертовски горячи. Хочу заметить, что ты очень похожа на суккуба прямо сейчас, когда так похотливо ухмыляешься. И хрипло засмеялась, падая спиной назад на кровать, утаскивая его за собой. Похоть пульсировала в венах, требовала разрядки. Не даром говорят, что демоны — существа порока. Когда твое либидо так бушует, сложно сдерживать свое желание. Может, именно по этой причине Иллидан завел гарем? Его горячее тело накрыло мое, его губы нашли мои. Никогда наши поцелуи не были такими пошлыми, влажными. Мы терлись друг от друга, прекрасно чувствуя, насколько оба возбуждены, но растягивали удовольствие, дразнили друг друга, предвкушая. Плевать, сколько было до. Плевать, что наложниц сотни, тысячи. Сейчас он со мной. Сейчас он так неистово хочет лишь меня. Если у Акамы, который был прямо за стенкой, и были сомнения о том, что здесь происходит, то мой громкий, протяжный стон после того, как Иллидан вошел в меня, должен был развеять любые сомнения. О Элуна, как же это охуенно. Он двигался рвано, вколачивая меня в изголовье, грубо зарываясь пальцами в волосы. Я раскрывалась ему навстречу, подмахивала бедрами, ловила его губы для короткого смазанного поцелуя. Мы кусали, царапали друг друга, боль лишь сильнее возбуждала, сильнее распаляла. Два толчка, и он останавливается, так и не выйдя из меня. — Знаешь, какое самое слабое место у любого демона? — с отдышкой ехидно спросил он. — Хвост? — попыталась угадать я, несмотря на дымку в голове и неутоленное желание. — Хорошая попытка, но нет. Рога. — Он огладил шершавую поверхность моих рогов. — Если сломаешь, испытаешь такую боль, которая может лишить тебя рассудка. Но все же в их нежности и чувствительности есть один небольшой плюс… Он не стал договаривать, лишь обхватил двумя пальцами кончик рога и несильно его сжал, прокручивая. Из горла вырвался стон, отчаянный, полный радости и похоти. Сложно было найти себе место, я металась в его объятиях, самостоятельно насаживая оттого на член, кайфуя с этого еще больше. Ослабление его хватки сопроводил металлический звон. Я слишком поздно поняла, что опрокинула в этом порыве поднос с обедом. Я тяжело дышала в попытках утихомирить бешено бьющееся в груди сердце, приближающийся оргазм заставлял нервно содрогаться. Иллидан тихо усмехнулся, целуя меня в шею, толкаясь в меня еще два раза. Я вцепилась в его плечи, вгоняя ему под кожу когти. За это он снова сжал кончики рогов, заставляя метаться, кричать, сходить с ума от непреодолимого возбуждения. Пару секунд, и я кончила, срывая голос, разрывая под своими руками его плоть. Он продолжал толкаться в меня, рыча, впиваясь зубами в нежную кожу на шее и ключице. Он кончил вслед за мной, и от его оргазма я чуть не потеряла голову второй раз, когда моя чувствительная после собственного оргазма плоть, обхватила вплотную его пульсирующий член. Нам потребовалось до неприличного много времени, чтобы отлипнуть друг от друга. Отголоски оргазма заставляли нас обжиматься, утопать в новых поцелуях, заливая тела друг друга кровью. Наши прикосновения были грубыми, оставляющими синяки или небольшие раны, но эта боль была лишь крупицей того, что мы чувствовали тогда. Жестокость вперемешку с нежностью. Кровожадность вперемешку с заботой. Ненависть вперемешку с привязанностью. — Я зайду к тебе завтра. — Он поцеловал меня лоб, стоя на подоконнике. Окно снова было открыто, вновь впуская бодрящую прохладу в помещение, где было слишком жарко. Иллидан сказал, что из-за нашего баловства окна даже умудрились запотеть. Я куталась в плед, в который он меня заботливо завернул, чувствуя, как его аура отдаляется от меня. Он улетел. Тихо выдохнув, я плюхнулась голой задницей прямо на пол. Так пусто стало без него.