Такие государева

1726 год, зима, утро. Ещё не проснулся Пётр Второй в шикарных покоях в Москве. Сегодня не без помощи Ивана Долгорукова назначили охоту на большой территории. И как же на неё не пригласить великого охотника, некогда служивший рядовым Преображенского полка? Звали его соратники Никитич, по отчеству своего отца. Лицо его было немного смуглым, со странными чертами лица, но оно выражало мудрость во всей её обличии. — Наш российский император чёрт знает, что на престоле делает, Наталья! Не хватает возмущения на него, на нашего батюшку. Ты, сестрица, вразуми наконец его, а то буду, когда умру, на останках Руси покоиться, — раздался громкими речами Никитич. В горле пересохло, и охотник взял посудину, набрал из ведра воду и выпил. Она медленно стекала по мелким морщинкам и пышным закрученным усам. — Вольно претензии, Иоанн, вольно. Хотела бы сама его на место поставить, не могу. Но я понимаю братца, мы столько пережили. Я люблю его всем сердцем. Это как у нас пить хочется, — резко бросила последнее выражение Наталья. В глазах Никитича застыл вопрос. — Дай-ка водицы выпить, дорогой — по-доброму прозвучала её просьба с застывшей улыбкой. Охотник подал воду, но до сих пор не понимал, что имелось ввиду. — Я сейчас выпью это, и что будет? На некоторое время я перестану хотеть пить, но толку, если снова эта жажда придёт? Я не задаюсь этим вопросом, ибо всё равно не могу пойти против природы. И знаете ли, Иоанн, так и никто не задаётся таким вопросом. Вот так и с Петром, — закончила говорить Наталья, оставила полную посудину воды и вышла, оставив Никитича в раздумьях