И помощи нам ждать неоткуда

— Возможно, ты плохо меня расслышал. Хорошо... Значит, повторю ещё раз: назови мне имена мятежников, и тогда твоя жизнь, возможно, будет сохранена. Этот спектакль начинал наводить на него тоску. Последовавшее в ответ хриплое «Только через мой труп» вызвало лишь кривую усмешку в сочетании с плохо скрываемым разочарованием. Этот человек оказался так же безнадёжно глуп, как и все его предшественники. Лежавший на полу коридора ничем не примечательного дома, часть комнат которого была попросту разгромлена в процессе схватки, в луже собственной крови, мужчина лет пятидесяти в упор смотрел на него, – если, разумеется, после столь значительной кровопотери он мог ещё фокусировать свой взгляд на чём бы то ни было, – поддерживая уцелевшей рукой повреждённый бок, рана на котором, казалось, при каждом рваном вдохе и выдохе начинала всё более интенсивно кровоточить. Но надо отдать старику должное. Во всяком случае, он оказался оригинальнее и даже сообразительнее тех, кто был до него: мало того, что вторжение в свой дом он воспринял без открытой паники, так ещё и оказал сопротивление своему незадачливому убийце. Кто бы мог подумать, что обычный рабочий, заправляющий суши-баром в торговом квартале, может так рьяно и стойко защищаться. Вот только, с простым разделочным ножом нападать на знатока своего дела – не самый разумный поступок. «Как же это смешно... Слабоумие и отвага, не иначе». — Это можно устроить, – и гораздо легче, чем ты думаешь. Фактически, мой клинок от твоего старческого сердца отделяет лишь одно точное движение, — как бы в подтверждение своих слов мечник направил острие своего клинка на грудь распростёртого по полу японца, который, набравшись сил, – и беспочвенной надежды, если так подумать, – попытался отползти от него, прямо в сторону выхода, опираясь на свободную руку. Но попытка не увенчалась успехом, и в результате он попросту завалился на бок, с глухим стоном ударившись оным об осколок одного из элементов мебели, – должно быть, разбитой об стену деревянной напольной вешалки, которую несчастный швырнул в его сторону, пускай и по итогу не достигнув цели. Довольно жалкое зрелище, но, на удивление, не дававшее почву для какого-либо отвращения. — Но убить тебя сразу же – это контрпродуктивно. Я так не работаю. Поэтому, — пришлось придвинуть стул, чтобы можно было присесть напротив мужчины и не упускать его тем самым из виду. К его же собственному недовольству, этот разговор затягивался, заметно ударяя по графику, и потому продолжать возвышаться над тем, кто истекает кровью и вместе с этим захлёбывается в ней, не было особого желания, — спрашиваю в последний: где находятся повстанцы? ты знаешь их имена? может, тебе знакомы лично некоторые из них? Нам точно известно, что ты скрывал у себя людей, ответственных за распространение слухов, не угодных нашему правителю. Любая информация может помочь в расследовании. От тебя только и нужно, что ответить на заданные вопросы. Но ответа так и не последовало. Тяжело вздохнув, Скуало разочарованным взглядом окинул Тсуёши, ловя себя на мысли, что, действительно, работать со «стариками» – это сущий ад. Ещё один упрямый ублюдок. Раздражённо фыркнув и закатив глаза, альбинос поднялся со своего места и размеренными шагами последовал далее по коридору, в упор к противоположной стене, к которой был приставлен пока ещё уцелевший комод. На последнем ещё при первом обследовании жилища, во время отсутствия его хозяев, обнаружились кое-какие фотографии, как выяснилось теперь – с изображёнными на них членами семьи. «А вот это уже интересно». — Значит, всё-таки семейный человек, — не спрашивая, а лишь констатируя факт, проговорил про себя наёмник, не без любопытства разглядывавший изображённых на клочке бумаги. — Работать с такими – одно удовольствие, по мнению моих коллег. Ведь до вас заметно легче достучаться, в сравнении с теми, кому нечего терять. Но я не разделяю этого восторга. Слишком... бесчестно, как по мне. Взяв в свободную руку одну из треснувших рамок со снимком внутри, тот более детально рассмотрел лица запечатлённых, но, как ни вглядывался, а так и не заметил ничего необычного. Обычная семья, живущая в обычных для их провинциального городка условиях, судя по одеждам – зарабатывавшая, как и многие из них, гораздо ниже среднего, с трудом удерживаясь на плаву, но не переходя черту бедности. Вот только... чрезмерно «счастливая» для сегодняшних реалий. Слабо усмехнувшись, он поставил её на место, решив, что неплохо было бы уже вернуться в прихожую часть дома, из которой доносились звуки глубокого кашля, – возможно, возникшего в результате усилившегося кровотечения из дыхательных путей. Итоги осмотра более чем удовлетворили мечника. У японца не было ни жены, ни мужа, но зато имелся, как минимум, один относительно взрослый ребёнок. Короткие волосы сбивали с толку, но силуэт, сокрытый под мешковатой одеждой, равно как и найденные на верхнем этаже девчачьи вещи, давали понять о половой принадлежности единственного отпрыска этого предателя. Разве это не великолепно? И тем любопытнее было узнать, какой эффект произведёт на старика заявление о том, что его молчание буде чревато потерей родной дочери. Впрочем, которая была не так уж и дурна собой, отчего её даже жаль было трогать. Ей бы не в этой дыре торчать, в одной яме с бунтующим против власти отцом, а быть на службе у нынешнего правителя. Говорят, ему по душе смазливые мордашки в своём окружении. Но, – увы: судьба решила иначе. О чём это он? Ах, да. Видимо, слишком отвлёкся. Но оно и неудивительно было. Напрочь отсутствовало желание выпытывать или выбивать из главы семьи необходимую информацию. Голова безумно болела от любого слишком громкого или резкого звука, вынуждая периодически невольно хвататься за неё, перед глазами порой плыло от редко накатывающей усталости, вызванной отсутствием нормального сна в течение нескольких суток, а раздражение, до сих сопровождавшее Суперби, от самого начала пути в этот захудалый город с обилием бедняцких районов, не желало отступать. А ещё этот старик действовал на нервы своим неуместным для жертвы сложившихся обстоятельств поведением. Слишком много чести для простого сушиста и, предположительно, среднестатистического примерного семьянина. — Со стороны ты кажешься не таким уж и глупым человеком. Поэтому подумай сам, без моих подсказок: представь на мгновение, каково будет твоей семье, если она лишится своего кормильца. В плане не столько добычи пропитания, а, скорее уж, сколько чисто на психологическом уровне. Настали тяжёлые времена, абсолютно для каждого. И гибель близких людей – разве может быть что-то более подавляющим для вас? Неспешно расхаживая перед раненым, Скуало продолжал монотонно причитать. Странно, но даже эти слова не произвели нужного эффекта на его вынужденного собеседника. Истекая кровью на полу собственного дома, находясь под пристальным вниманием вооружённого, он продолжал хранить молчание, лишь прожигая своего возможного убийцу взглядом. Со столь неуместной и не присущей бедному человеку гордыней. Но терпению всё-таки пришёл конец. «Пустая трата драгоценного времени». — Мне это надоело. Молись своим духам, чтобы твоя дочь оказалась сговорчивее, — отчеканил он, прежде чем спешно подойти к своей цели и замахнуться клинком. — Только посмей сделать что-то с Такеши, и я!.. — от показательной отчуждённости и нежелания вести разговор с киллером, казалось, не осталось ни единого следа. Вот она, наиболее болезненная точка любого человека, который имеет семью. Давить на неё – это нечестный приём, но, как говорится, на войне все средства хороши. К возможному для всех сожалению, в самом прямом смысле – на войне. — И ты – что? — не без язвительной усмешки, опустив свой меч, спросил наёмник. — Восстанешь из мёртвых, если твоё тело, в лучшем случае, не будет сожжено? Станешь преследовать меня в бестелесной форме до конца моей жизни? Присоединишься к многочисленным голосам в моей голове? Сведёшь, в конце концов, с ума своим призрачным присутствием? — с каждым следующим словом лицо японца становилось всё мрачнее и мрачнее, – так, будто бы осознание, наконец, достигало его разума. — Всё это я уже слышал. Тебе лучше заткнуться и не заикаться о подобных вещах. Если желаешь себе быстрой и относительно безболезненной смерти. На мгновение, после прозвучавших слов, на лице мужчины отразилось непонимание, вскоре уступившее место апатии. Как будто облили ледяной водой из ведра. Наконец-то до него в полной мере дошло, в каком плачевном положении он находится. Ведь, действительно, от него требуется лишь информация, и ему солгали о возможности сохранения его собственной жизни, и без того висевшей сейчас на волоске. — Значит, даже если бы я знал необходимые имена и назвал их, ты всё равно убил бы меня, верно? На лице не дрогнул ни один мускул. Это было вопросом времени – то, когда до незадачливой жертвы дойдёт осознание того, что обещание помиловать – это обычный блёф, не больше и не меньше. Но стало бы ему легче, узнай он о своей участи сразу? Конечно же, нет. Более того – это могло бы затруднить выполнение им работы. Покачав головой, с трудом сдерживая издевательскую ухмылку, он продолжил говорить всё в той же спокойной и неспешной манере: — Точно. Моя работа не подразумевает мирное завершение каких бы то ни было... хм, переговоров. Никто не должен оставаться в живых, в том числе и свидетели. Будь то хоть женщины, дети или старики. Но, к твоей возможной радости, соседей ликвидировать мне не придётся. Они, в отличие от тебя, знают, что лезть в такие дела значит подписать себе смертный приговор. А местные власти... Какое им, впрочем, дело до этого, если номинальное правосудие вершится от лица их неоспоримого лидера? На минуту в комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь ходом настенных часов, висевших где-то на кухне. Оба понимали, что близилось завершение их недолгой встречи, и оттого уже не имело никакого значения всё то, что будет сказано в последние минуты. Во всяком случае, для будущего мертвеца – точно. — Если тебе интересно, твоей смерти пожелал Бьякуран. Лично. Не думаю, что это для тебя новость. Полагаю, ты уже сам прекрасно понял, в какое дерьмо ввязался, раз к тебе заявился кто-то вроде меня. — Что же, это было лишь вопросом времени. И каково это – работать на этого выродка, убивать ради его прихоти? Я слышал, некоторые из представителей вашей профессии не способны даже спать по ночам, мучимые совестью за совершённые преступления, — японец умерил свой пыл, – возможно, причиной тому стала обильная кровопотеря, из-за которой он мог теперь ощущать внезапно нахлынувшую усталость. Будто бы только сейчас поняв, в каком положении он находится, – ведь не каждый день человек, который должен лишить тебя жизни, поддерживает с тобой диалог, – с его губ слетел тихий смешок, а гнев в его глазах сменился равнодушием и мнимым спокойствием. — Прошу простить мне моё чрезмерное любопытство. Всегда хотелось узнать, правдивы ли эти слухи и бывают ли такие люди. А тут – хах, даже выдалась возможность узнать из первых уст, кто бы могу подумать! — на лице мужчины отчего-то даже появилась улыбка. Удивительно, но даже в таком плачевном состоянии тот не желал выказывать своё отвращение к наёмнику, более того – даже осмелился перевести всё в шуточную форму. И это не осталось незамеченным, вызвав у собеседника слабую полуулыбку. — «Наёмный убийца – оружие. Убивает не оружие, убивает его владелец». Прекрасные слова, не правда ли? Очень точные, дающие ответ на твой банальный, для жертвы сложившихся обстоятельств, вопрос. Проще говоря, это не моя воля, а воля нашего правителя. Только и всего. Я лишь выполняю свою часть работы, зарабатывая себе на жизнь, и получаю за это должную плату, как следствие – обеспечиваю себе свободное и достойное существование в этой проклятой Создателем стране. Ничего личного. Взгляд, последовавший за этими словами, был как никогда знаком Суперби. Немое осуждение вперемешку с осознанием чувства собственного достоинства... Да, именно в такие моменты понимаешь, что человеку перед тобой нечего терять, – по крайней мере, теперь, – и потому можно было простить умирающему этот неодобрительный жест. Ведь, спрашивается, когда ему ещё выпадет возможность так своевольничать с тем, кто стоит заметно выше него по социальному положению. — Мои соболезнования. — Как и мои. Не прошло и нескольких секунд, как из внутреннего кармана был выхвачен пистолет с прикреплённым к нему глушителем, а затем последовал выстрел. Наёмник не промахнулся – хватило одного сквозного выстрела в голову, чтобы отправить свою жертву к праотцам и избавить её от лишних мучений. Старик это заслужил. По крайней мере, он, в отличие от своих предшественников, не терял своё человеческое достоинство и не унижался перед ним, моля о пощаде и прощении. Более того – опять-таки, даже сопротивлялся, в сражении проявив себя смелым человеком, пускай и недостаточно умелым воином. Так или иначе, это всё равно заслуживало его уважения. Убедившись в отсутствии пульса у цели, Скуало сел, закинув ногу на ногу, обратно на стул, иногда поглядывая на бездыханное тело, распластавшееся по полу в месиве из собственной крови и выпущенных из черепной коробки мозгов, и извлёк из кармана своего кителя записную книжку и ручку. Открыв первую, он перечитал список полученных несколько дней назад имён, с указанными рядом с ними адресами проживания, и вычеркнул уже пятое за последние сутки дней имя. Итак, с Ямамото Тсуёши было покончено. Но один вопрос оставался всё ещё открытым: как поступать дальше? Ведь тот не предоставил ему необходимой информации. Можно было бы опросить соседей и знакомых семьи под видом государственного служащего, но – Создатель, ему что, заняться больше нечем, кроме как выполнять чью-то ещё более грязную, чем его собственную, работу и зря тратить время? И именно поэтому на странице книжки аккуратным почерком было выведено следующее, не входившее в его планы, имя. «Ямамото Такеши». Вот только, с чего начать поиски?