И помощи нам ждать неоткуда

На самом деле, привыкать к таким вещам поначалу было довольно... сложно. И проблема была не всегда только в своём собственном отношении к «бесчестному» насилию – когда противники погибали унизительной, по его мнению, смертью, до последнего отрицая факт её скорого приближения. Это не благородные поединки, не акты обоснованной кровной мести, что ещё не успела изжить себя, и даже не старая-добрая «плата по счетам». Их род деятельности назван иначе. Так, всё это входило в политику проведения банального «устранения», только и всего. Но отчего-то никому не было никакого дела до того, что является причиной того или иного назначенного приговора, – его коллегам, если так подумать, важен был лишь акт приведения оного в исполнение, бонусом – последующая после этого уборка следов своего присутствия, затем возникающая необходимость незаметно слиться с толпой, где-нибудь скрыться, затаившись на время, чтобы не вызвать подозрений у органов местного самоуправления, и, наконец, дождавшись благоприятного истечения всех событий, какое-то время спустя вернуться домой. Хм, а «домой» ли? Нет, дело было не только в этом. Например, как сейчас: было отчего-то печально наблюдать за уже неподвижным телом, в верхней части которого зияло сквозное пулевое ранение, обагрившее нижнюю часть прилегавшей стены причудливыми, своеобразными узорами и пропитавшее свежей кровью уже набухший паркет. Сколькие заслужили подобной участи, именно такого завершения своей, возможно, недолгой жизни? «Многие, – думается не без усмешки, – но в их число он не входил». Почему же? Он вызвал что-то, не схожее с отвращением. Жалость? Вряд ли. Может, сочувствие? Маловероятно. А если это были те самые «муки совести», о которых этот человек пытался у него узнать? Это немного больше походило на правду. Но, опять же, лишь отчасти. Когда приходится приговаривать к столь бесславной, а вместе с тем и бесчестной и даже, можно сказать, позорной, – для настоящего воина, разумеется, – смерти кого-то, кому чужда трусость, а вместе с этим знакомо чувство собственного достоинства, душу как будто отягощает груз.. вины, наверное. Вины за что? За то, что ты вынужден был пристрелить его, точно бродячего пса? Или за то, что перед этим не дал ему возможность сразиться с собой на равных и уйти в объятия Костлявой в честной схватке, хоть и задолго до этого заметил кричащие о «хобби» своего владельца на стене крепления для холодного оружия, опустевшие лишь сравнительно недавно, но всё равно находившиеся в крайне удовлетворительном, для простого элемента декора, состоянии, – и это не считая попыток «старика» добраться до заветных клинков и заменить ими бесполезный нож, что безуспешно использовался для самообороны? А может, за всё сразу? Но легче от подобного анализирования собственного душевного состояния точно не стало: голова от назойливых мыслей, казалось, готова была вот-вот взорваться, треснув и разойдясь по швам, неприятный осадок, столь внезапно ставший ощущаться, не желал пропадать, а воспоминание о том, что его дело на всём этом ещё не закончено, и вовсе убило всякое желание тяготиться и дальше подобными вопросами, задаваемыми самому себе, сидящему напротив трупа человека, о котором он что-то узнал только благодаря полученному на руки приказанию об устранении и предварительному изучению как местности, так и внутреннего обустройства данного жилища. «Как же это всё-таки нелепо. И до абсурдного смешно». От неуместной и не слишком своевременной рефлексии, а вместе этим и самокопания и анализа, определённо, есть какая-то польза, – но, судя по всему, только тогда, когда они имеют место быть в «нормальной» обстановке, тихой и спокойной, будто бы подталкивающей к размышлениям, настраивающей на них. Но то окружение, в котором он сейчас находился, явно не соответствовало этим критериям. Вместо этого оно так и призывало его покинуть эти стены как можно скорее. Так или иначе, но делать было нечего. Что сделано – то сделано. А значит, не было необходимости продолжать вести этот бесполезный диалог с самим собой, пускай и только в собственных мыслях. Убрав записную книжку во внутренний карман кителя, наёмник, рвано выдохнув, поднялся с места, посудив, что оставаться здесь ему больше положенного крайне нежелательно, – если, конечно, не опасно, так как соседи могли к этому времени уже вызвать представителей органов контроля порядка, обнаружив шум подозрительного происхождения, доносившийся из местного суши-бара, что находился на закрытии с самого утра. В последний раз осмотрев результаты своей работы, он, наконец, приступил к завершающей части своего задания, а именно – к ликвидации очевидных улик, которые могли бы впоследствии вызвать у представителей органа управления излишнее и даже опасное для них самих любопытство, чреватое последствиями для обеих сторон. Сконцентрировавшись и прикрыв глаза, альбинос не без удовольствия ощутил, как в пальцах, постепенно покрываемых голубоватым пламенем, начало так знакомо покалывать, в то время как под ногами едва ли ощущалась твёрдая поверхность. Слёту приняв позу лотоса и ощутив знакомое чувство невесомости, он удовлетворённо улыбнулся, концентрируя свои мысли на том, что именно ему хотелось сделать за счёт своей силы. И результаты не заставили себя долго ждать: предметы в доме, обтекаемые созданным полем, парили в воздухе, перемещаясь в нужном направлении, кое-где даже собирались воедино и тем самым восстанавливали свою целостность. Безусловно, Дар был полезным для его практики дополнением, – порой именно благодаря этой вещи оказывалось возможным устранить все нежелательные последствия прямого столкновения с той или иной целью, впоследствии создав на месте произошедшего действия необходимую обстановку. Пожалуй, в этот раз можно обыграть ограбление. Да, точно. Не понаслышке знавший о том, до каких порой крайних отметок может доходить стоимость даже на самый убитый клинок, – тупой, не сглаженный, в кое-каких местах и вовсе имеющий сколы и выбоины, – он посчитал такой отыгрыш ситуации вполне разумным. Ведь что только люди не сделают сейчас, чтобы обрести защиту. Тем не менее, речь сейчас шла не об этом. Не прошло и нескольких минут, как, согласно продуманному сценарию, захудалое жилище было отреставрировано. Работа была выполнена быстро, точно и в соответствии со всеми стандартами, – разве что, не совсем чисто, но это уже мелочи, – а значит, можно было уходить. Но, ещё даже не успев приземлиться на пол и отозвать пламенную оболочку со своего тела, Суперби напрягся, замерев на месте. «Показалось?» Где-то поблизости, – совсем рядом, буквально в двух шагах, как ему показалось, – произошёл вполне ощутимый мощный скачок энергии, сравнимый с резким выбросом Пламени. Но, спешно перепроверив жильё на наличие в нём посторонних, никаких видимых следов применения Дара мужчина нигде не заметил. Дом был абсолютно пуст, и присутствие в нём кого-то ещё, помимо него самого, было исключено. Снаружи всё было относительно спокойно: аккуратно, стараясь не попадаться на глаза случайным прохожим, он покинул дом японца, но даже тогда не заметил вокруг себя ничего подозрительного или похожего на возможный источник этого скачка. Может, это был просто сохранённый в потоке старый след, но просто слишком поздно замеченный им? А может, это значит, что кто-то в момент убийства находился непозволительно близко по отношению к самому Скуало? Что кто-то всё же оказался свидетелем произошедших событий? — «Хватит. Это просто паранойя. Всё прошло по плану, никакой из пунктов не был нарушен. Сомнений в этом быть не должно». — «Тогда почему где-то под коркой настойчиво щебечет мысль о том, что ощущение, длившееся, казалось бы, всего одно мгновение, тебе вовсе не показалось?» Нет, это всё самообман, ни больше ни меньше. Бред воспалённого разума, пострадавшего от стойкого недуга, приобретённого во время посещений северных провинций. В этой области, – впрочем, как и во многих других, – на применение «особых» врождённых способностей стоит известный каждому запрет, несоблюдение которого строго наказуемо, а значит, только последний кретин воспользовался бы своими силами в столь людном и открытом для наблюдений месте. Да, именно так. Всё встало на свои места: сильный недуг, отсутствие должной практики в использовании Пламени и – та-дам! невольно ощущаются резкие и неконтролируемые перепады энергии, – вероятнее всего, его же собственной. «Тайна раскрыта», как говорится.

* * *

— Правда? И как давно она уехала? — Так ведь буквально на днях! Спросите у Тсуёши, он наверняка должен знать, когда она вернётся домой, — склонившись над своим прилавком, в ответ проговорила пожилая женщина, с любопытством и некоторым интересом рассматривая посетителя, довольно сильно отличавшегося своей колоритной внешностью от всех её многочисленных покупателей. — О, ни в коем случае! Сюрпризы на то и сюрпризы, чтобы быть неожиданными, не правда ли? — блондин с трудом натянул улыбку, стараясь выглядеть как можно более дружелюбно и тем самым расположить к разговору торговку, с которой он уже в течение долгих десяти минут, всячески отгоняя от себя всевозможные подозрения, пытался поговорить, в надежде узнать хоть что-то о семействе Ямамото, рядом с заведением которых и располагалась эта захудалая торговая точка, – впрочем, одна из многочисленных в этом районе. На ходу пришлось создавать легенду о своём прибытии, в которую можно было бы хоть как-то, но поверить: дескать, а как вы думали – откуда у отнюдь не обеспеченной семьи имеется доверенность на отлов рыбы, более того – столь замечательного качества? «Услуга за услугу», «переход от сугубо деловых отношений к тёплым дружеским» – всё это до безобразного банально и попросту неинтересно, но, чёрт возьми, всё-таки действенно, особенно – если учитывать, что данная легенда заучена на зубок, а придраться к ней едва ли представлялось возможным. Как бы то ни было, но всё это время Скуало только и делал, что промывал старушке последние мозги рассказами о том, как он прибыл сюда с целью найти новых торговых партнёров, получив на то разрешение нынешнего правителя, но вместе с этим и, по возможности, навестить семью своего друга, с которым они с горем пополам пытались поддерживать дистанционное общение после устроенного несколько лет назад государственного переворота. Почему бы и нет? По крайней мере, это было первое, что пришло ему в голову. — Я не предупреждал его о своём приезде, и потому надеюсь на его радушный приём. Всё-таки не каждый день приятели, живущие далеко за океаном, приезжают навестить. — Не то слово. Вот у наших друзей и даже некоторых родственников нет никакой совести. Представляете... — но дальше он ничего как будто бы не слышал. Его мысли были заняты совершенно другим: ему показалось неприлично забавным то, что такие доверчивые и не равнодушные к проблемам других люди способны приносить так много неприятностей окружающим. Стоило залить в её уши щепотку умело поданной лжи, с красивой ленточкой на перевязке и на блюдечке с кружевной каёмкой, пустить в действие своё природное обаяние и лишь немного повлиять на её слабый разум, незаметно используя успокаивающий эффект своего Пламени и тем самым огораживая её сознание от мыслей о странности возникшей ситуации, и она тут же предоставила ему необходимую информацию, не удосужившись проверить что-либо из сказанного абсолютно посторонним человеком. Подумать только: значит ли это, что людская доброта может быть чревата негативными последствиями? Очаровательно. — Вы меня слышали? — уже чуть громче сказала она, не без недовольства поглядывая на своего неожиданного собеседника. Встретившись с ней взглядом, он молча покачал головой и развёл руки в стороны. Торговка в ответ на это лишь добродушно усмехнулась, но, решив избавить от длинных речей, молча протянула ему тощей дрожащей рукой, обтянутой морщинистой пигментированной кожей, клочок бумаги с выведенными на нём жирным, незаточенным карандашом числами. — Попробуйте позвонить на этот номер. Связь у нас не очень хорошая, но иногда, особенно – в такую хорошую погоду, можно словить очень даже неплохой сигнал. Но, уверяю, за Таке-тян переживать не стоит: взрослая и ответственная девочка, поэтому я не думаю, что она ушла далеко и надолго. Скорее всего, она сейчас проводит время со своими друзьями. Видела её до отъезда в компании двух миловидных молодых людей, когда те прогуливались по главной площади в выходной день. Хотя в половой принадлежности одного из них я не очень уверена... Он был в капюшоне, да и одежды на нём были какие-то необычные... Но, наверное, у него просто светобоязнь или что-нибудь в этом духе. Моя сестра точно так же расхаживает по городу, даже в такое жаркое время года. Разговор начинал всё больше и больше вызывать в нём неудержимые зевки, и поэтому, с трудом контролируя себя, на все дальнейшие слова Суперби лишь согласно кивал головой, особо не вслушиваясь. Будто бы заметив незаинтересованность своего собеседника в том, чтобы поддерживать диалог и дальше в попытках обсуждать различные истории из её «насыщенной» на события жизни, ограниченной границами этого города, женщина снисходительно улыбнулась. Взглянув на настенные часы, она неодобрительно покачала головой, осознав, сколько времени ушло на их пустое сотрясание воздуха, после чего аккуратно обратилась к стоявшему напротив: — Ладно уж, что-то я заболталась. Мне ведь ещё работать надо. — Премного благодарен. И что бы я делал, если бы Вы не уделили мне немного своего времени. Удачной торговли! — взяв листок и жестом попрощавшись со старушкой, мужчина не без удовольствия, – наконец-то можно было убрать с лица эту маску дружелюбия, радушия и общительности, – направился в сторону выхода, услышав вслед ожидаемое «Приходите к нам ещё». Но не успел он переступить через порог, как прямо в дверях напоролся на очередного посетителя торговки, который, забегая в лавку с девчонкой, заметно уступавшей в росте ведомому, под руку, надеялся проскочить до того, как сам наёмник успеет покинуть данное заведение. Не рассчитав, тот, столкнувшись с ним плечом к плечу и при жёстком ударе не удержав равновесия, попросту полетел на землю, утащив за собой взвизгнувшую спутницу. «Ну что за имбецилы?» — Voi! Смотри, куда прёшь, идиот. — Эй, это ты смотри! — быстро подскочив на ноги, в не менее громкой манере ответил ему мальчишка, из-за чего даже пришлось зажмуриться, так как крик вызвал очередной приступ режущей головной боли. Будто вспомнив о том, что он находится здесь не один, местный поспешно склонился над упавшей, помогая ей тоже подняться и едва ли не через каждое слово прося прощения, не забывая обращаться к Суперби и жаловаться на то, как его удивляет столь некультурное поведение приезжих иностранцев. Безумно краснея за слова своего спутника, японка, осторожно взяв его за перемотанную бинтами кисть, – «Боец, что ли?» – осторожно обратилась к нему: — Нии-сан, пожалуйста, не начинай ругаться... Всё ведь в порядке! Мне даже не больно, честно-честно. Последовавшая за этим картина, будто бы сошедшая с классической мыльной оперы, вызывала лишь отвращение вперемешку с рвотными позывами. Не желая разбираться в сложившейся ситуации и лишь молча фыркнув, не глядя на это зрелище, мечник неспешно прошёл на улицу, игнорируя брошенное ему вслед рьяное и настойчивое «Мы не договорили!» и «Извинись перед ней!», так и провоцировавшее своей наглостью на один точный, неслабый удар промеж глаз этого япошки. Отойдя на достаточное расстояние от прямо-таки к этому времени кишащего людьми рыночного ряда, мужчина остановился за углом, вчитываясь в написанное. Достав пачку сигарет вместе с бензиновой зажигалкой, он незамедлительно извлёк одну палочку и прикурил, не без удовольствия выдыхая табачный дым после глубоких затяжек. Хватило трёх минут, чтобы от неё остался только бумажный фильтр, и поэтому, потушив докуренную сигарету, он, покручивая в свободной руке смятую бумажку, извлёк из кармана брюк мобильный телефон. Наконец, набрав нужный номер и приложив трубку к уху, заговорил, когда на том конце послышалось сонное и монотонное «Чего надо?», дающее ответ на то, чем человек был занят по ту сторону устройства. — Леви? Оторви свою задницу от постели и займись наконец-то дело. Мне нужна помощь. Пробей-ка мне этот номер...