* * *
Был конец ноября, немногим больше месяца после падения Министерства перед Тёмным Лордом, когда Северус обнаружил посылку от дочери Лили, ожидавшую его дома; казалось, та была доставлена совой. Тёмный Лорд передал повседневное управление Министерством Барти Краучу, которому удавалось удерживать своё продолжавшееся существование секретом, заимперив Пия Толстоватого и сделав того марионеточным Министром. Затем Барти скооперировался с Люциусом Малфоем, недавно выпущенным из Азкабана, чтобы тот помог с бумажной работой и привёл министерских работников к подчинению. Северусу было ясно, что Тёмный Лорд был совершенно одержим взятием Хогвартса, что было немного проблематично, поскольку директриса МакГонагалл недавно обновила Школьные Защиты и вновь активировала все ранее скрытые, которые Дамблдор был вынужден снять, когда предложил Северусу место профессора зельеварения. Не то чтобы Северус осознавал, что покойный директор это сделал; вскоре после падения Министерства в Пророке появилось разоблачение по этой теме, ещё одно, за что Дамблдора ругали и что Тёмный Лорд находил невероятно забавным. Пророк был не единственным источником новостей, занимавшийся этим, но он перестал быть самым точным и забавным, как только позорные и скандальные заголовки стали повторяться. Самые увлекательные кусочки, публикуемые на данный момент, принадлежали Придире. На самом деле, настолько увлекательные, что Придире было разрешено продолжать работать, просто чтобы Волдеморт мог продолжать читать следующую статью из серии Ксенофилиуса Лавгуда о «Всеобщем Благе: Как Дамблдор Сформировал Европу». Северус тоже наслаждался теми статьями, впрочем, как бывший учитель, он смог увидеть многое от Блейза Забини в резкой и мрачной бесчувственной прозе. Но мастер зельеварения не стал говорить о чём-нибудь подобном, а подпись означала, что статьи были написаны кем-то ещё. На посылке не было никаких заклинаний и Защит, и она содержала лишь единственный лист бумаги и флакон. Зачарованный, чтобы быть не разбиваемым; согласно письму, флакон содержал в себе яд василиска, и Северуса просили отравить им Нагини. Ему советовали воспользоваться возможностью инсценировать свою смерть; Тёмный Лорд без сомнений будет в ярости после потери своего фамильяра, так что Северусу, вероятно, будет лучше подстроить всё так, будто тот погиб. Ну, если он проделает это лично, естественно. Самый простой способ убить змею будет включать в себя Проклятие Империус. Ему также понадобится расходуемый миньон — тот, который мог правдоподобно забрести куда-нибудь и погибнуть, — чтобы заколдовать и организовать его столкновение с Нагини. Северусу также понадобится находиться в достаточной близости, чтобы Обменять яд с частью крови жертвы, пока Нагини будет того уничтожать, а затем и сама змея будет также мертва. Ещё Северусу понадобится убедить всех, что он официально находился где-то ещё, чтобы не оказаться пойманным в радиус взрыва, когда Тёмный Лорд разразится истерикой из-за кончины своего фамильяра. Он не был уверен, почему Дорея выбрала яд василиска, но, поскольку это было единственным, на чём она настаивала, — даже время оставалось на его усмотрение — он подчинится. Впрочем, он, вероятнее всего, спросит, откуда она взяла яд, и может ли он получить тот ещё, позднее; яд был редким и чрезвычайно дорогим ингредиентом, использовавшимся во всевозможных крайне неприятных зельях из тех, сварить которые он никогда раньше шанса не получал. Самым эффективным способом исчезнуть был хроноворот, но в Отделе Тайн не осталось ни одного нетронутым после того, как Родольфус Лестрейндж столкнулся со шкафами, в которых те хранились. Северус подозревал, что кто-то тихо сбежал с несколькими хроноворотами; вряд ли жёсткое столкновение обязательно бы разрушило их все. Однако, кем могли быть подозреваемые в подобном воровстве, Северус не представлял, так что не имел возможности заполучить хотя бы один. На самом деле, лучшим козлом отпущения в этой маленькой схеме был Рабастан Лестрейндж, который чудом пережил своё столкновение с думосборщиками, но превратился в спотыкающуюся раковину с пустым взглядом, которой едва хватало самосознания, чтобы умываться и одеваться каждым утром. Его домашний эльф поддерживал его жизнь, но Северус мог заметить, какой тревожной Крип находил кататонию своего господина. Смерть будет милосердием, а также сделает Сейфы Лестрейнджей вне доступа Тёмного Лорда, что было дополнительным бонусом.* * *
Когда Барти Крауч находился в школе, то больше всего на свете он хотел завести друзей и заставить своего отца гордиться им. Конечно, его отец был в Министерстве, так что Барти пытался угодить ему, упорно работая над своей учёбой и сходясь поближе со своими товарищами-слизеринцами, в особенности, из хороших семей и с перспективными связями. Он был хорошим слушателем, что сблизило его с товарищами-чистокровками, поскольку каждому из них было что сказать. Барти предпочитал держать свои собственные мысли при себе, опасаясь расстроить своих друзей или сказать что-то, что они высмеют. Он получил двенадцать СОВ и восемь ЖАБА, но его отец, казалось, едва заметил это. Это причиняло боль. Получив свои СОВ, Барти обратил своё внимание на Семейную специальность Краучей, которая была не совсем Семейной Магией, потому что Краучи не были такой уж старой семьёй, но всё ещё было чем-то, что выходило проще для тех, кто принадлежал к линии Краучей. У Краучей было сродство к магическим языкам, например, к русальему или гобледегуку, и они могли изучать маггловские языки с высокой скоростью и лёгкостью при помощи магических средств. Отец Барти знал более двух сотен языков, большинство из которых он выучил ко времени своей женитьбы, чтобы продвигаться по карьере. Барти удалось выучить лишь сорок три языка, прежде чем его бросили в Азкабан, а теперь он был слишком стар, чтобы учение давалось так же легко и просто. Теперь ему потребуется вполовину столько же снова, даже с семейным сродством и доступом к Международному Хранилищу Магических Языков Министерства. Тем не менее, это помогало проводить время, и, с тех пор как Тёмный Лорд захватил Министерство, Барти выучил два новых языка; на каждый потребовалось немногим больше десяти дней, чтобы должным образом устроиться у него в голове, что было печальным результатом в сравнении с тем, когда ему было шестнадцать и он мог выучить язык в неделю и девять языков за два месяца. Барти любил языки, всегда любил: язык позволял общаться. Когда он был ребёнком, то любил языки, потому что те улучшали его способность сближаться с другими. Его навык в разговоре и выслушивании других был причиной, по которой Тёмный Лорд завербовал его: Барти имел доступ в Министерство, и, как сына Главы Магического Правопорядка, никто никогда не сомневался в его праве там находиться. Люди говорили с ним, обменивались своими взглядами и печалями, а Барти передавал информацию своему Господину, чтобы Тёмный Лорд знал, кто симпатизировал Делу, а кому не было дела, так или иначе. Конечно, некоторые противостояли его Лорду по разным идиотским причинам, но Барти передавал и те имена тоже. Изменение было неизбежно, и, если встаёте на пути, будьте готовы к смерти. То, что его бросили в Азкабан, было виной его отца: Барти очнулся утром первого ноября и увидел заголовки, утверждавшие, что Тёмный Лорд мёртв, и не поверил ни единому слову. Его Тёмная Метка померкла, да, но она всё ещё присутствовала. Это значило, что его Господин ещё не исчез. К тому же, разве Тёмный Лорд не сказал, что достиг бессмертия? Так что Барти был осторожен и воспользовался резко ослабленной безопасностью, чтобы посетить других и послушать сплетни. Он был в Министерстве, когда пришли новости об аресте Сириуса Блэка, и был немного в замешательстве — Белла всегда так настаивала, что её кузен был предателем крови худшего сорта — так что на следующее утро он отправился посетить Лестрейнджей, чтобы узнать, что происходило. Домашние эльфы как раз проводили его в гостиную, когда авроры ворвались через переднюю дверь и камин, и Барти обнаружил себя в камере под Министерством едва ли полчаса спустя. Он был в ужасе; он не сделал ничего! Он не хотел отправляться в Азкабан! Кто тогда присмотрит за его матерью? Она была так болезненна, а отца никогда не было дома, когда он ей требовался! Барти надеялся, что само судебное разбирательство освободит его, но не было никакого разбирательства; ни шанса дать показания или предоставить доказательства, чтобы подтвердить его невиновность в пытках Лонгботтомов. Вместо этого его затащили в зал суда с Беллой, Рабастаном и Родольфусом, и его треклятый отец приговорил их всех к жизни в Азкабане, даже не позволив им заговорить! Не то чтобы Беллу заботило, но Барти — да! Тогда он сломался, отчаянно пытаясь привлечь внимание своего отца, но его отец отверг его. Всё время нахождения в Азкабане Барти слышал, как слова его отца эхом раздавались у него в голове: — …у меня нет сына! Азкабан и его дементоры украли у него мать; Барти больше не помнил её, не особенно. Не мог припомнить её улыбок, тепло её объятий или сладость её голоса; едва помнил то, о чём они говорили, и даже тогда оставались лишь слова. Всё, что Азкабан оставил от него, было предательство его отца, его собственная тоска по признанию и признательности, и постоянная горечь к его так называемым друзьям. Согласно документам, Барти провёл в тюрьме год, но это казалось бесконечностью. Это всё ещё казалось бесконечным сейчас, почти десятилетие спустя. Не помогало и то, что, после того, как его вытащили из Азкабана, отец Барти поработил его волю и заключил его в заключение другого рода; на этот раз заперев его в его собственном разуме. Если Барти раньше гневался на своего отца, то, после Империуса, это превратило его злобу и горе в бездонный источник бурлящей ненависти. Он ненавидел своего отца, который публично отрёкся от него, затем вытащил его из тюрьмы, чтобы заключить его в доме, в который он его затащил. Все его самые счастливые воспоминания были связаны с его матерью, но его отец запятнал их все, не обращайте внимания, что, после года с дементорами, Барти едва помнил своё детство. Его ненависть дала ему цель: Барти хотел больше чем чего-либо ещё, чтобы его отец был вынужден признать его, чтобы был вынужден сражаться, чтобы удерживать его взаперти. Потребовались годы, но разум его отца, наконец, рухнул под напряжением, и Барти был свободен. Тогда он, честно говоря, был потерян; что делать? Он решил отправиться на поиски своего Господина, поскольку дело Тёмного Лорда было единственной целью, которой он когда-либо наслаждался. Он чувствовал себя значимым и ценимым в служении своему Лорду. Затем, во время обучения под видом Аластора Муди, он познакомился с Дореей. Барти нравилась Дорея; она ясно видела вещи, не теряла времени зря и хорошо заботилась о своих друзьях. У неё также было фантастическое чувство юмора и внутренний стержень. Она была действительно великолепна на кладбище, и, после того, как она убила Макнэйра и Гойла, а затем бесстрашно объявила войну его господину, та первоначальная нежность усилилась до искреннего восхищения. Вы обязаны были восхищаться подобной девушкой. Барти подозревал, что его Лорд также восхищался внутренним стержнем Дореи, но в Тёмном Лорде это восхищение выражалось в решимости увидеть её мёртвой. Конечно, это пришлось остановить, когда совы спустились и вырезали более половины присутствовавших, но такова была жизнь. То, что Блэки затем устроили кампанию по изолированию и разрушению силовой базы Тёмного Лорда, было чрезвычайно раздражающим, но не менее достойным восхищения: вызов! Барти немало насладился комбинацией, потребовавшейся, чтобы удержать дело на плаву, не выдавая одновременно, кем он в действительности являлся, но, казалось, он был единственным. Некоторые были идиотами, остальные трусами, и все были плохо обучены. Слабаки, много их; его Лорду требовались последователи получше. Однако, к несчастью для его Лорда, Дорея первой получила лучших. Может быть, Тёмному Лорду стоило попытаться завербовать её, а не идти на прямое убийство? В конце концов, она была Блэк, а никто в Волшебном Обществе никогда ничего не достигал без поддержки — открытой или неявной — Семьи Блэк. Противостояние им, как делал его Лорд, было либо действием невероятной уверенности в своих способностях, либо совершенно бездумным идиотизмом. Барти не раздумывал об этом чрезмерно; было слишком поздно для сомнений. Или, по крайней мере, так считал Барти, вплоть до фантастически увлекательной ловушки в Отделе Тайн, где ему удалось проверить владение его бывшим предметом его бывшими студентами, — Милли оказалась весьма восхитительно восторженной в своём выражении важности хорошего нападения — и обнаружил, что Дорея была Наследником его Лорда. Это… Барти не был особенно счастлив по этому поводу. Почему его Лорд делал всё возможное, чтобы убить своего собственного Наследника? Наследники были будущим Семьи! Большая часть того, почему он убил своего собственного отца, заключалась в том, что тот бросил Барти, а затем поработил его, плюнув на семейную связь. Семья должна быть всем, что имело значение, и его Лорд сказал, что Пожиратели Смерти были его семьёй, но, если так, почему Дорее не предоставили возможности вступить? Из неё вышел бы впечатляющий Пожиратель Смерти, и тогда весь тот беспорядок на кладбище и все потери не произошли бы. Если бы Тёмный Лорд признал связь, то всё ещё было бы живо более четырёх Пожирателей Смерти… если Рабастан вообще считался за «живого», учитывая его текущее состояние. Он был не сильно лучше жертвы дементора. Август Руквуд был жив, пока не выбрался из Азкабана, после чего волшебник-идиот сказал Тёмному Лорду, что его лучшей возможностью дожить до конца года было сбежать из страны, и Лорд Волдеморт убил его. У Тёмного Лорда не было места бесхребетному пораженчеству. Барти брёл по коридору дома Лестрейнджей. Палочка, которую он получил у Дореи, вертелась между его пальцами. Она его не особенно любила, эта палочка была из вяза; Барти потребовалось время, чтобы понять, где он видел её раньше, и он, в конце концов, осознал, что раньше она принадлежала Арктуру Блэку, покойному Лорд Блэку и кузену его бабушки. Неудивительно, что она его не особенно любила; палочки Блэков были такими же упрямыми и своенравными, как сами Блэки. Хотя то, что Дорея могла так хорошо работать с палочкой своего прадедушки, многое о ней говорило. Не то чтобы она, по-видимому, нуждалась в палочке, что было даже более впечатляюще, и чем-то, что Барти никогда не видел ранее. Даже его Лорд не мог накладывать заклинания так сильно и так хорошо. Почему Дорея была Наследником его Лорда было совершенно очевидно: она была самой могущественной ведьмой своего поколения. Впрочем, почему его Лорд был так полон решимости убить её, всё ещё оставалось загадкой; может быть, он её проверял? Тридцатичетырёхлетний мужчина с пышными светлыми волосами размышлял о вероятности этого, когда услышал рёв ярости с верхних этажей и решил, что в его интересах лучше было убраться. Его Лорд испытывал негодование — вероятно, один из новых завербованных что-то испортил — и лучше было находиться и быть занятым где-то ещё. Он мог пойти обучить себя новому языку; может быть, кечуа (1) на этот раз?